У студёной реки

– Я же кричал – бойся! Вы что не слышали? – пытался оправдаться Гриша.

– Что-то слышали, но не подумали, что это про взрыв, – нелепо пожал плечами Миха.

Студент, пережив уже дважды за маршрут смертельную опасность и сняв по дороге с себя нескольких клещей, пара из которых все же успела попробовать его крови, понял – со здешними ребятами нужно держать ухо востро, иначе с практики в институт можно и вовсе не вернуться. Но эти тревожные мысли легко покинули его голову, так как всё его внимание было теперь направлено на юную особу, которая уже выбралась с помощью Игнатича, подавшего ей галантно руку, из канавы. Девушка стояла теперь возле рабочих, продолжая распекать их за то, что взрывом они повредили много поделочного камня, который теперь не годится для изготовления крупных изделий.

Оглядев вновь прибывших, девушка вновь обратилась к взрывнику:

− Как так? Ведь существует система сигналов при взрывных работах, и нужно было оцепить район взрывных работ. Ведь мог случиться несчастный случай!

− Блин! В тайге за сотню километров от ближайшего поселения ставить ограждения, флажки, делать предупредительные сигналы?! – неподдельно искренне возмутился Гриша, давая понять, что нелепость услышанного от геолога просто не укладывается ни в какие смысловые понятия.

− И, тем не менее, существуют правила! Вот, например, и блиндаж для проведения взрыва у вас плохо оборудован, − снова «уколола» Григория девушка.

Григорий сник. Да, он отлично понимал, что допустил нарушения и последний случай показал, что он был в шаге от серьёзных последствий из-за своих плохо исполненных обязанностей.

Девушка была невелика росточком, но крепенькая и ладная. Круглое загорелое лицо Наташи дышало свежестью, носик дерзко вздернут, а прекрасные губы были готовы мгновенно расцвести в обворожительную улыбку, обнажая белые ровные зубки. Глаза у Наташи то же не подкачали – голубые, открытые миру глаза ещё сияли полные надежд на ожидавшее её счастье. Полевая одежда на Наташе сидела очень элегантно, но среди взрослых дяденек, и это было заметно, она чувствовала неловкость.

– Ладно, Наташа, пойдемте уже обедать. Мы все поняли, ‒ ответил геологу бригадир горняков Степан Ильич, пытаясь сгладить неприятную тему.

– Всё будет в полном порядке, – закончил бригадир, придавая голосу интонации вкрадчивые и успокаивающие, как бы адресованные ребёнку, почувствовав, что Наташа пытается вновь возразить и вернуться к волнующему её вопросу качества выполняемой горняками работы.

Наташа, мельком оглядела Стаса, кивнула Мишке, и пошла вниз по тропе, а студент стал выспрашивать напарника о девушке.

– Наташа − геолог: зокончила техникум в прошлом году. Видимо приехала после нашего отъезда и сразу пришла на объект.

– Старается, – деловито оценил усилия Наташи Михаил, не замечая повышенного интереса Стаса к Наташе.

В лагерь они вернулись втроем – Наташа, Михаил и Студент, выпив по кружке чая на бивуаке у горняков. Говорили в основном Михаил и Наташа: обсуждали новости в экспедиции, что базировалась в городе и вела работы в разных районах сибирского региона. Выяснилось, что Наташа приехала вчера к вечеру, и Виктор определил её работать с горняками, наказав ускорить работу и добиться качественного опробования.

Наташа за работу взялась неистово, как может только молодой, начинающий свой трудовой путь специалист:

– Столько брака в работе, почему рабочих никто не контролирует? Совершенно не знают они основ своей работы. А безопасность? Вы вот сами чуть не погибли, – сокрушалась девушка и, оглядев Стаса и Мишу, даже немного всхлипнула от избытка досады.

– Эта работа числится за Виктором. А ему видимо некогда, другими занят делами, ‒ ответил ей Михаил, стараясь снисходительно и миролюбиво унять претензии молодого геолога.

Так за разговорами дошли до лагеря по узкой натоптанной тропе. И потекли деньки, наполненные хлопотами, на берегу студеной реки. С утра или маршрут, или работа на «горе» ‒ так называли работу с горняками у скалы с жадеитом, а вечером купание в быстром Кантегире и рыбалка. Купанием, впрочем, отчаянное погружение в ледяную воду и бестолковое против течения взмахивание руками, назвать можно было только условно, если под купанием понимать отдых на пляже. Но бодрило замечательно, силы нарастали снова горой, и казалось, что после такого занятия можно снова в маршрут по тайге, по буреломам и горным кручам.

Вместе с Наташей в партию прибыл еще один студент − Пашка. Пашка учился в техникуме и приехал на первую свою геологическую практику. К удовольствию Стаса вновь прибывший был приставлен к нему в качестве маршрутного рабочего, и теперь они бегали по горам вместе, выискивая спрятанные под завалами деревьев, травой и мхом неведомые пока им гипербазиты. Вечерами у костра за чаем велись долгие беседы, и казалось, ‒ лучше этих вечеров и быть ничего не может на белом свете. Особенно, бывало, интересно, когда на огонёк к берегу причаливали гости. Это могли быть лесники и охотники, рыбаки. Гостей угощали и расспрашивали дотошно, пытаясь утолить информационный голод малочисленного и уже давно заброшенного в тайгу коллектива. За этими беседами Стасу удалось услышать много различных забавных и поучительных историй, познакомиться со многими самобытными людьми таёжного края.

Между тем жизнь кипела и на реке. Оказалось, что Кантегир река сплавная высокой категории и иногда по ней вниз проплывали спортсмены и туристы на надувных плотах, отчаянно орудуя вёслами, преодолевая пороги и отмели стремительной реки. Мимо геологов проносилась на плотах совершенно иная жизнь, казалось, яркая и отчаянная. Риска действительно хватало, хватало и работы на реке. Савич, прибыв в очередной раз в партию, поведал, что было уже дважды – пройдя всю реку и измотавшись, спортсмены на плотах устало засыпали при выходе на относительно спокойные воды Енисея и, не заметив в темноте плотины, оказывались втянутыми в стремительный поток сбрасываемой через плотину воды. Тела находили уже за плотиной в нескольких километрах по течению – искромсанные и перемолотые диким потоком. Вот так порой гибли самые активные и отчаянные, совершенно без какой-либо всякой на то необходимости и веской причины, преодолев пороги сноровистой реки и потеряв боевой настрой.

Стас и Наташа познакомились ближе, ощутили они вдруг тонкую ниточку, которая связывала их неведомой силою. Теперь расставаясь, когда каждый уходил на свой участок работы, скучали и спешили в лагерь, чтобы увидеться и спросить: «Как дела? Что нового и интересного было сегодня?». Если было время, то уходили вверх по течению реки и на берегу, на огромном удобном камне, просиживали часами и говорили, говорили. Разговоры сменились робкими касаниями, за тем объятиями, поцелуями. Голова летела по кругу, и мир вокруг казался добрым, правильным и очень понятным.

Июль закончил свой счет дней, наступил август, и выяснилось, что лагерь расположен в огромном малиннике. Об этом, конечно, знали и раньше, но не подумали о возможных проблемах. Как только поспела ягода, а её здесь нынче оказалось огромное количество, в малинник стали захаживать медведи.

Бедная кобыла Дарья, приставленная к взрывнику Грише для перевозки взрывчатки на «гору», чуяла присутствие зверя, исходилась в нервическом ржании, дыбилась, пучила глаза и ноздри, выдыхая с шумом горячий и влажный воздух, всем видом выказывая своё возмущение и страх.

Теперь стали аккуратно ходить в туалет, по тропам к реке, на «гору» и к складу, с оглядкой и в отчаянии порой махнув рукой на собственную судьбу, если нужно было выходить из палатки ночью. Кто-то постоянно замечал следы, кто-то видел самого хозяина. На тропе, ведущей на гору, были отмечены развороченные муравейники, ободранные стволы и свеженькое медвежье «наследство» ‒ какашки, оставленные людям как документ с печатью, утверждавший факт присутствия хозяина здешних мест.

В один из дней ожидался приезд крупной делегации, которую сопровождал начальник партии. Ждали по воде, но ясным днём вдруг застрекотало и металлическая стрекоза, отчаянно вращая винтами, зависла над рекой, выискивая место для посадки. Винтокрылая машина, наконец, села, винты уже провисли, делая последние вялые обороты, когда из кабины высунулся пилот Серёга Санин. Сергей, – молодой, весёлый парень, огляделся, отмечая встречающих, а затем, спрыгнув на землю, потянулся, и с криком:

– Здорово, пехота! Форма одежды номер пять – трусы, ботинки – марш строится! – лётчик подскочил к Виктору и, обхватив, стал мять и тормошить инженера от избытка чувств, разминая затекшее в полете молодое тело.

На Серёге были действительно ботинки, форменная рубаха пилота с узким черным галстуком и свободного покроя синие «семейные» трусы.

Следуя за пилотом, из вертолёта вышел начальник партии, а затем, в высшей степени степенно и осторожно ступая, спустился по лесенке грузный крупный мужик с красным лицом, коротко стриженный под «ёжика». Тяжёлый взгляд из-подо лба огромного черепа выдавал в нем человека тяжелого характера и что называется «себе на уме». За ними вышли ещё двое, как оказалось, помощников и выволокли пару крупных мешков и картонный ящик, в котором предательски и призывно позвякивало.

Крупного мужика представил Сергей Николаевич:

– Знакомьтесь – секретарь местного райисполкома Николай Петрович! Интересуется, что мы здесь нашли и главное, что ещё хотим найти. Так, Николай Петрович? – в голосе начальник партии прозвучали заискивающие нотки.

Но секретарь ответить не соизволил, а критически оглядев разношерстную компанию, и видимо уже сделав определенные, и неутешительные для присутствующих выводы, многозначительно изрек:

– Ну, поглядим, какие вы тут богатства роете. Или закапываете?

Последнюю часть фразы Секретарь произнёс, искоса критически осмотрев Игнатича.

Игнатич выглядел живописно: в армейском выцветшем галифе, начищенных кирзачах, меховой безрукавке на голом теле и в широкополой шляпе экзотического покроя рабочий чем-то походил на «гарного хлопца» из «вильной» армии анархистов батьки Махно.

Другие, подошедшие встретить гостей, – горняки и геологи, также выглядели достаточно неформально. Сергей с огромной копной вьющихся рыжих волос на голове и лихими усами очень походил на зарубежного исполнителя популярной музыки, а Пашка, со своей до плеч прической «свободного кроя» и редкой бороденкой юнца − на хиппи.

Прошли в лагерь, и смущенный Сергей Николаевич, мужик тоже не мелкого телосложения с порядочным животиком, тем не менее шустренько нырнул в свою командирскую палатку, выделяющуюся из общего ряда наличием высокой радиоантенны и ладно сколоченного основания из досок. Из палатки начальник партии извлёк огромный камень и направился к секретарю, который по-хозяйски уже расселся за столом, дул в кружку с чаем и поедал великолепную отборную малину, выставленную на стол для гостей поварихой Валентиной.

Сергей Николаевич стал показывать секретарю принесённый образец.

– Вот смотрите, это контакт нефрита и гипербазита. Этот образец уникальный. Здесь видно, в каких породах и как формируется нефрит. По этому образцу мы и будем искать коренное месторождение этого ценного поделочного камня. Это знаете, как отпечатки пальцев у криминалистов. Скоро все станет ясно: где залегает нефрит, – волнуясь, увлеченно и несколько подобострастно излагал Сергей Николаевич.

Вслед за образцом начальник партии стал раскладывать обширную геологическую карту, пытаясь с ходу показать наиболее перспективные для поиска места.

Но секретарь был непрост. Он отстранил карту и осадил напиравшего начальника партии вопросом:

– Ну и почему до сей поры не нашли, коли такой «вещьдок» уникальный имеется?

– Да знаете, Николай Петрович, участок работ огромный и других забот полно. И горные работы, и нефрит нужно вывозить, а то затопят русло реки – всё останется под водой. Это очень отвлекает. Я попросил прислать геологов дополнительно – вот прислали двоих из экспедиции, ещё студенты помогают, – оправдывался Сергей Николаевич.

– Эти-то, лоботрясы − студенты, что-то хоть понимают? А то учит их, учит государство – всё без толку, – пробурчал секретарь, оглядев критически обросшего за месяц редкой и пушистой бороденкой Студента, стоявшего рядом Пашку и давая понять, что разговор пора прекращать и заняться более достойными делами.

Вскоре выяснилось, что гости привезли новость: у инженера Виктора – зама Сергея Николаевича, родилась дочь.

К вечеру два великих события – приезд высокого гостя и пополнение семьи инженера, решено было отметить. Виктор выставил на стол несколько бутылок водки, выдав, таким образом, валюту своего тайного промысла и разрешая горнякам отступить от правила «сухого» полевого сезона.

Секретарь, уже изрядно отметив приезд в компании начальника партии и своих помощников, раскрепощенный мыслями и готовый раскрепощаться дальше, присоединился к горнякам и геологам, демонстрируя своё глубоко пролетарское происхождение и выросшее на должности самомнение. Теперь, несколько освоившись, он сыпал достаточно грубыми шутками, недвусмысленно поглядывал на женщин: то на повариху Валентину – жену бригадира горняков, то на Наташу, то на прибывшую в партию на днях москвичку Эльвиру, собирающую материал о месторождениях поделочных камней в свою кандидатскую диссертацию.

Под водочку заговорили о медведях. Тема не сходила с уст: собравшиеся у костра горняки травили байки из жизни местных охотников.

Сергей Николаевич, продолжая играть роль гостеприимного хозяина, одарил рассказчика огромной шкурой убитого ещё весной по прибытии на место медведя. В разговорах мужчины взялись обсуждать качества зверя и невероятные случаи из практики охоты. В рассказах, то медведя не брала пуля, если попадала в лоб и рикошетила, то медведь-подранок мстил охотнику и караулил чуть ли не у бани каждую ночь, то вдруг вспомнили о медведях-шатунах и медведях-людоедах, а один долго объяснял, что самый опасный медведь – сороковой по счёту, многократно повторяя для убедительности:

– Cороковой, – значит роковой. Коли тридцать девять взял, − остынь, достаточно: cороковой тебя сломает.

Вспомнили в разговорах и о том, что было время, ходили наши предки на медведя с рогатиной и ножом, а ещё со специальным ершом и обязательно с собаками.

Но водка, как известно, пьянит, и компания скоро стала распадаться: кто-то преклонил голову на стол, а женщины дружно отправились отдыхать, чувствуя, что мужчины нынче разошлись не на шутку. Разговоры пошли теперь более открытые. За пьяными разговорами как-то не приметили, что из-за стола исчез секретарь.

Вдруг тишину ночи разорвал звонкий хлопок выстрела, и все сразу зашумели, и кинулись на звук. Стреляли в палатке Наташи и когда прибежавшие на выстрел вошли, то увидели испуганную девушку с наганом в руке и секретаря практически в невменяемом состоянии и со спущенными штанами, сидящего на топчане-кровати из досок. Секретарь улыбался глуповатой улыбкой глубоко пьяного и совершенно не соображающего человека и нелепо разводил руки, как бы объясняя:

– Ну, вышло неловко, конечно, но всё нормалёк, − щас всё уладим.

Наташу бил озноб, она рыдала, прикрываясь от взглядов мужчин руками и штормовкой, которую накинули на девушку. Сорочка на груди была порвана, а на шее виднелась легкая ссадина. Повариха Валя успокаивала девушку, а Эльвира принесла какие-то капли.

– Он, он пришёл и на меня…, приставал, – рыдала, содрогаясь всем телом, Наташа.

Ситуация была препротивной: секретарь, притащившись к девушке и не добившись взаимности от Наташи, видимо пытался требовать от девушки ласк, не учтя, что каждый геолог для работы в тайге имеет штатное оружие.

Студент порывался было разобраться с насильником, но был аккуратно отодвинут в сторонку крепкими руками горняков и помощников секретаря.

Сергей Николаевич взял высокого гостя под руку и собрался вести его спать, но высокий гость требовал вести его назад к общему столу и предлагал выпить мировую. Решили – пусть выпьет, может быстрее уснет. И, правда, секретарь выпил и как будто пошёл спать, уведя и помощников.

За столом у догорающего костра сидели горняки, Стас и Пашка, Сергей Николаевич и проснувшийся от выстрела, быстро захмелевший ещё вечером, Виктор. Обсудили случившееся, заспорили о том, что же делать. Кто-то требовал пожаловаться на секретаря, но все понимали – самое правильное побыстрее, прямо завтра, отправить его из партии, а о происшествии забыть.

– А то греха не оберёсся, – подытожил Виктор, сузив до предела свои немного раскосые глаза и с некоторым наслаждением вытягивая до внушительного размера фразу.

Вдруг в кустах малины кто-то зашевелился, раздался то ли рык, то ли хриплое покашливание, кусты заходили ходуном и из темноты на слабо освещённое отблесками костра место выбрался некто лохматый, огромный и неказистый на четырех лапах. Шкура на пришельце поблескивала рыжиной, и честная компания было решила, что это видимо медведь, но раздался явно поддельный с фальцетом рык и в «звере» сразу распознали секретаря, укрывшегося с головой подаренной накануне медвежьей шкурой.

Горняки дружно повыскакивали из-за стола с криками:

– Медведь!

Но от чего-то горняки кинулись не в рассыпную, как ожидал, видимо шутник, а к нему – выползшему из кустов секретарю. На копошившегося под шкурой Николая Петровича посыпались удары кулаков, ног, а Игнатич, вооружившись поленом, раз за разом взялся лупить по бокам нешуточно взвывающего гостя. Секретарь уже выл во весь голос, катался по траве, а затем попытался уползти в малинник, но был настигнут. Наконец все успокоились, а Игнатич, вдруг деланно хлопнув себя по бокам руками, прокричал:

– Ребята, так это же Николай Петрович! Секретарь наш дорогой! Перестаньте! Он хотел нас напугать! Он просто пошутил!

На крики прибежали помощники секретаря, и несколько опешив от новой, но не менее дикой сцены, организованной их начальником, подняли его и оказали помощь. Досталось секретарю основательно: он охал, держался за бок одной рукой, а другой размазывал по лицу кровь, как будто несколько посветлевшую от выпитой водки. Постанывая, хватался то за шею, то за затылок, то начинал вдруг скулить и плакать, горестно размазывая слёзы по лицу.

Горняки и геологи стояли вокруг и молча наблюдали сцену без малейшего сочувствия к большому и такому нелепому человеку, чьи способы самовыражения непременно затрагивали не только самолюбие, но и честь других людей.

Но, тем не менее, утро пришло, и солнце осветило место ночного ристалища, но не у многих были силы выйти этим утром из палаток. Выпитое накануне и высокогорье сделали свое дело: подташнивало, и болела голова.

Горняки дружно собрались у костра, слегка поправили здоровье водочкой и теперь с тревогой ожидали развития событий.

– Сейчас встанет, потребует вызвать наряд милиции, и ту-ту – как пить дать отправит нас в каталажку, на холодный полок, на скудный паек, лет этак на пяток, − нервно прогнозировал Игнатич, в то же время, не проявляя признаков раскаяния.

– Да уж, чего от него ждать, всю жизнь людей поди закладывал и сажал, – поддакнул Степан Ильич, нервно потягивая папироску, так, что, выгорая табак потрескивал и давал искру. Похоже он то же не жалел о случившемся.

– Да, что он сделает? Будем стоять на своём, что в темноте не разобрали. Ведь он рычал, был в шкуре, мы и подумали – медведь. Темно было. Ерунда, мужики, – всё будет нормально. Главное самим не расколоться и стоять на своем, – успокаивал всех Гриша-взрывник.

Как-то полегчало на душе, то ли после опохмелки, то ли после этих слов, сказанных разумным Григорием.

Наконец показалось на свет божий и начальство.

Сергей Николаевич сторонился горняков, подчеркивая своим поведением, что он здесь ни при чем, и не поддерживает действий своих подчиненных. Попив чаю, начальник партии отправился в палатку к секретарю.

Николай Петрович храпел, демонстрируя миру отменное здоровье, не столь серьезно, как показалось накануне, подорванное ночными событиями. Более того, проснувшись и опрокинув с ходу стопку с водкой в огромный и изрядно щербатый рот, секретарь заговорил о том, что пора и честь знать – радируй, мол, Сергей Николаевич, пусть шлют вертолёт. Затем секретарь долго ощупывал себя и рассматривал в осколок зеркала несколько деформированное лицо, а оглядев, взялся сокрушаться и вздыхать. Но скоро стало ясно, что он совершенно не помнит вчерашних событий, а ответ Сергея Николаевича на вопрос:

– Что это с моей мордой? Какое ощущение, как будто ею кедр околачивали всю ночь?

– Упали, вчера с обрыва, когда ходили на речку, Николай Петрович, – успокоил незадачливого человека начальник партии и привёл в благодушное состояние, поскольку больше всего после пьянок секретарь боялся новостей о своих хмельных необузданных и порой просто диких поступках.

Усаживаясь уже в вертолёт, секретарь мутными очами оглядел тайгу, реку и, возвращаясь в образ рачительного хозяина, изрёк с теплотой и заботой в голосе в адрес провожающих его Сергея Николаевича и Виктора:

– Как ещё много нужно нам сделать, товарищи.

После отъезда гостей горняки и геологи с трудом приходили в себя, переживая свершившееся прошлым вечером. Но всё наладилось, как только с утра принялись за работу.

Стас с Пашкой по-прежнему вместе ходили в однодневные маршруты. Но потребовалось осмотреть геологические обнажения у реки на отдаленном участке и в партии решились отправить молодежь в двухдневный маршрут. Получив инструкции, ребята ходко ушли в направлении Борусского хребта, монументально возвышавшегося над отрогами Западного Саяна. Маршрут был не сложным и, пройдя путь в один конец и сделав необходимую работу, молодые люди с утра отправились назад.

Стремясь не петлять по руслу речушки, которая вела извилистым маршрутом к Кантегиру, решили укоротить путь, перевалив через пару хребтов напрямую через тайгу без тропы. Прошли уже изрядно, и вскоре обнаружилась тропа, которая точно совпадала с направлением маршрута и подтвердила истинность того, что если идешь верной дорогой, то непременно найдешь тореные тропы.

Тропа увела молодых людей под гору в распадок, и вскоре было замечено впереди зимовье и люди рядом. Решили для начала приглядеться, ибо мало ли кто может быть в тайге. Как говаривал знакомый охотник, что в тайге самый опасный зверь, это человек. Оглядевшись и осторожно приблизившись, отметили, что зимовьё обжито основательно, вокруг трава вытоптана, много валяется во дворе всякого скарба. Рассмотрели и людей – все незнакомые мужики, видно по одеянию, что таёжники. Из зимовья вышел еще один обитатель лесной «хижины» и в нём Стас и Пашка сразу узнали Виктора – инженера их партии. После этого было решили сразу выйти к зимовью, обрадовавшись встрече, но что-то удержало ребят и, продолжая наблюдать, вспомнили про тёмные делишки Виктора и задумали разузнать – что же он выгадывает своими махинациями и скрытными «побегами» из полевого лагеря. Но подойти близко не удалось – на поляну перед домом выскочила собака и звонко обругала любопытствующих. Пришлось ретироваться и наблюдать за зимовьём и его обитателями издали.

А в зимовье в это время шел нешуточный разговор.

Виктор, прибежав к зимовью после очередного отъезда начальника партии, задумал вновь разжиться толикой золотишка. В прошлый раз он выменял на водку, тушенку и патроны небольшой, размером и по форме напоминающий желтую осу самородок. Но нынче был сильно огорчён, так как мужики сказали, что фарта долго уже нет и они пустые, но водку и харч забрали и раздражённые тут же сели выпивать.

Мужики, собранные в зимовье, действительно были охотниками и промышляли в тайге тем, чем можно было разжиться. Надоумились как-то летом, пока охоты на пушного зверя нет, помыть золотишко. Попробовали – получилось неплохо. В старом брошенном шурфе и отвалах породы было добыто оставленное промысловиками золото и удалось тогда окупить затраты на весь охотничий сезон. Но нынче удачи не было.

– Не покатило что-то, ‒ выдавливал из себя слова Силантий, по прозвищу Сила – заводила и лидер добытчиков тяжёлого, но так легко уплывающего из рук металла. С Силой на заимке «тусовались» Грек и Мороз – молодые еще парни, в жизни толком после армии пока не определившиеся. Занимались то охотой, то вдруг уходили на стройку ГЭС, то увольнялись, гуляли, пропивая заработанное, хулиганили в посёлке и снова сбегали от накопившихся проблем в тайгу. Сила был тёртым малым. Охотником толковым он не стал, но ходку в лагерную зону за браконьерство и сопротивление властям имел. Был случай: прибили они в заповеднике сохатого и были пойманы с поличным, прямо при разделке туши. Сила «закусил удила» и пытался, отстреливаясь уйти, и ведь ушёл уже, но был опознан знакомым егерем и сдался после недолгой отсидки в подвале у свояка, понимая, что всю жизнь в подполе не просидишь, а коли узнали – лучше сдаться.

Теперь разговор между Силой и Виктором шел напряжённый. Сила предложил Виктору поучаствовать в деле гораздо более опасном и дерзком, чем нелегальное мытье золота. Придумал Сила, просиживая долгими вечерами в зимовье, взять машину инкассаторов. Эту операцию он решил провернуть в тот момент, когда повезут зарплату на ГЭС и будут рядом с плотиной, а значит и воды, по которой можно на лодке быстро уйти по Енисею и скрыться в одном из притоков великой реки. А отсидевшись в ближней и скрытной землянке, подняться вверх по течению Кантегира на столько, насколько это будет возможно подняться через пороги. А далее тайгой и горными тропами можно податься в Горную Шорию, и далее к границе с Монголией, – ищи потом лихих ребят, как волка в тайге или как ветра в поле. В качестве проводника-лодочника по Кантегиру планировался Савич, как самый «ходовой» лодочник. Договорились, что Виктор уговорит Савича ждать в условленный день мужиков у первого порога Кантегира с тем, чтобы поднять их выше по течению в места уже малодоступные, как по воде, так и по суше.