скачать книгу бесплатно
Из-за всей этой возни мы припозднились, ведь Элис пришлось ждать, пока Дора успокоится, а потом идти очень медленно, чтобы не заскрипели половицы. Девочки спят, не закрывая дверь своей комнаты, чтобы выскочить, если грабители заберутся через окно. Когда Дора отвернулась, Элис ухитрилась надеть ночную рубашку прямо поверх одежды.
Наконец мы сошли вниз, прокрались на цыпочках мимо кабинета отца, потом через стеклянную дверь вышли на веранду, а оттуда по железным ступенькам очень тихо спустились в сад и залезли на каштан.
Тут я почувствовал, что мы всего лишь занимаемся тем, что дядя Альберта называет нашим любимым делом, в смысле – валяем дурака. Потому что в соседнем доме было темно, как в погребе.
И вдруг мы услышали какой-то звук со стороны соседской калитки в конце сада. Во всех садах есть такие задние калитки, через них очень удобно выходить, если вы не хотите говорить, куда именно направляетесь. Когда щелкнул замок калитки, Дикки так толкнул Элис, что та свалилась бы с дерева, если бы Освальд, проявив необычайное присутствие духа и расторопность, не ухватил ее крепко за руку.
Мы принялись наблюдать. Честно говоря, мы слегка испугались, ведь на самом деле не ожидали увидеть ничего необычного, кроме, разве что, света в окне. Но по дорожке соседнего сада быстро зашагала закутанная в темный плащ личность, скрывая под плащом таинственную ношу. Личность смахивала на женщину, но в матросской шляпе.
Мы затаили дыхание, когда некто прошел под деревом, на котором мы сидели. Потом некто очень тихо постучал в заднюю дверь, его впустили, и в окне столовой внизу загорелся свет. Ставни были закрыты, но в их верхней части имелись отверстия в форме сердечек, и желтый свет сочился через них и через щели.
– Ничего себе! – воскликнул Дикки. – Вот остальные огорчатся, что их здесь не было!
Но Элис происходящее вовсе не нравилось, и я ее не виню, она ведь девочка. Честно говоря, у меня мелькнула мысль – не удалиться ли на время, чтобы вернуться позже с вооруженным до зубов подкреплением.
– Это не грабители, – прошептала Элис. – Таинственный незнакомец принес что-то, но ничего не уносил. Должно быть, фальшивомонетчики, и… Ох, Освальд! Давай не будем с ними связываться! Штуками, с помощью которых они чеканят монеты, можно очень больно побить. Пойдемте лучше спать!
Но Дикки сказал, что собирается наблюдать и дальше: если за раскрытие таких дел полагается награда, он хочет ее получить.
– Они заперли заднюю дверь, – прошептал он. – Я слышал, как щелкнул замок. Я могу заглянуть внутрь через дырки в ставнях и перелезть через стену задолго до того, как они отопрут дверь, даже если они начнут делать это сразу.
Освальд заявил, что если Дикки пойдет, он тоже должен пойти, ведь он старший, а Элис сказала:
– Если кто и пойдет, так это я, потому что я все затеяла.
– Ну так иди! – предложил Освальд.
А Элис ответила:
– Ни за что!
И стала умолять, чтобы и мы тоже не ходили.
Мы препирались, сидя на дереве, пока совсем не осипли от шепота, и, наконец, определились с планом действий. Элис должна остаться на дереве и в случае чего вопить: «Убивают!», а мы с Дикки спустимся в соседний сад и будем по очереди подглядывать в окно.
Итак, мы как можно осторожнее слезли с каштана, но дерево скрипело гораздо громче, чем днем, и несколько раз мы замирали, боясь, что нас обнаружат. Этого не случилось.
Под окном стояла груда красных цветочных кадок, а одна очень большая кадка – на подоконнике. Казалось, сама рука судьбы поместила ее туда. Герань в ней засохла, и ничто не мешало встать на кадку, что и проделал Освальд. Он забрался первым, ведь он старший, и Дикки напрасно пытался его остановить, считая, что лезть надо ему, раз он это предложил. Как он мог что-то предложить, если разговаривать под окном было опасно?
Итак, Освальд встал на цветочную кадку и попытался заглянуть в одно из отверстий. На самом деле он не ожидал увидеть фальшивомонетчиков за работой, хоть и делал вид, что верит в них, когда мы разговаривали на дереве. Но если бы он узрел, как фальшивомонетчики заливают расплавленный металл в оловянные формы-полукроны, он не был бы так поражен, как сейчас.
Дырка, к несчастью, находилась слишком высоко, и сперва глаз детектива смог разглядеть только картину «Возвращение блудного сына» в блестящей рамке на противоположной стене. Но Освальд ухватился за оконную раму, привстал на цыпочки – и какое же зрелище предстало его взору?
Ни печи, ни низкопробного металла, ни бородатых мужчин в кожаных фартуках со щипцами и прочими инструментами; только стол, накрытый скатертью, а на нем – банка лосося, салат и пиво в бутылках. На стуле лежали плащ и шляпа таинственного незнакомца, а за столом сидели две младшие взрослые дочери соседа, и одна из них говорила:
– Знаешь, я купила лосося на три с половиной пенса дешевле, а салат-латук стоит на Бродвее всего шесть пенсов, представь себе! Мы должны как можно больше экономить на домашних расходах, если хотим в следующем году тоже поехать отдыхать в какое-нибудь приличное место.
Вторая девушка сказала:
– А мне бы хотелось, чтобы мы каждый год ездили отдыхать все вместе, пусть даже не в Скар…
Все время, пока Освальд смотрел, Дикки дергал брата за куртку, чтобы заставить уступить место и дать и ему тоже взглянуть. И как только девушка сказала: «Не в Скар», Дикки дернул слишком сильно, и Освальд почувствовал, что падает на кошмарную кучу больших цветочных кадок. Напрягая все силы, наш герой старался восстановить балансиров… Или как ее там – но она была безвозвратно утрачена.
– Добился своего! – сказал он Дикки и тяжело рухнул на кадки внизу.
Он слышал, как кадки трещат, грохочут и ломаются, а потом ударился головой о железный столб, поддерживавший крышу веранды, и ничего больше не помнил.
Вы, возможно, решите, что в этот миг Элис закричала: «Убивают!»
Если вы так думаете, вы мало знаете девчонок. Едва оставшись в одиночестве на дереве, она слезла и бросилась к дяде Альберта, чтобы обо всем ему рассказать и привести на помощь: вдруг банда фальшивомонетчиков окажется отчаянной и опасной! И как раз в тот момент, когда я упал, дядя Альберта перебирался через стену.
Элис не завопила, когда Освальд рухнул, но Дикки послышалось, что дядя Альберта сказал:
– Черт бы побрал эту ребятню!
Говорить так было бы нелюбезно и невежливо, поэтому надеюсь, что Дикки просто послышалось.
Соседи даже не вышли посмотреть, что там за шум, и дядя Альберта не стал дожидаться, пока они выйдут.
Он поднял Освальда, отнес бесчувственное тело юного доблестного детектива к стене, водрузил его сверху, затем перелез через стену, перенес безжизненную ношу в наш дом и положил на диван в отцовском кабинете. Отца дома не было, поэтому зря мы крались на цыпочках, выбираясь в сад. Освальда привели в сознание, перевязали ему голову и отправили спать, а назавтра на его молодом лбу красовалась шишка величиной с индюшачье яйцо, которая очень болела.
На следующий день дядя Альберта пришел и побеседовал с каждым из нас по отдельности. Освальду он наговорил много неприятного о том, что не по-джентльменски шпионить за дамами и лезть не в свое дело, а когда я начал рассказывать о том, что слышал, он велел мне заткнуться. Это было еще больнее шишки.
Освальд никому ничего не сказал, но, когда уже сгущались сумерки, тихонько улизнул, написал на клочке бумаги: «Мне нужно с вами поговорить» – и просунул бумажку в отверстие в виде сердечка в ставнях соседнего дома. Самая юная барышня приложила глаз к отверстию, потом открыла ставень и очень сердито спросила:
– Ну?
– Мне очень жаль, и я прошу прощения, – сказал Освальд. – Мы хотели быть детективами и подумали, что ваш дом наводнила банда фальшивомонетчиков, поэтому прошлой ночью подсматривали в ваше окно. Я видел салат, слышал, как вы говорили про лосося на три с половиной пенса дешевле, и я знаю, что совать нос в чужие тайны, особенно женские, очень бессовестно, и никогда больше не буду, если на этот раз вы меня простите.
Дама нахмурилась, потом засмеялась и сказала:
– Значит, это ты вчера вечером упал на цветочные кадки? Мы ужасно испугались, решив, что в дом хотят забраться грабители. Ну и шишка на твоей бедовой головушке!
Она еще немного со мной поговорила и сказала, что они с сестрой не хотели, чтобы люди знали, что они дома, потому что… Тут она замолчала и сильно покраснела.
– Я думал, вы все в Скарборо, ваша служанка так и сказала нашей Элизе. Почему вы не хотели, чтобы люди знали, что вы дома? – спросил я.
Дама покраснела еще больше, потом рассмеялась и сказала:
– Неважно, почему. Надеюсь, у тебя не очень болит голова. Спасибо за милую, мужественную речь. Во всяком случае, тебе нечего стыдиться.
Потом она меня поцеловала, и я не стал сопротивляться.
– А теперь беги, милый, – сказала она. – Я собираюсь… собираюсь поднять жалюзи и открыть ставни, пока не стемнело, чтобы все видели, что мы дома, а не в Скарборо.
Глава четвертая. Доброй охоты
После того как мы получили четыре шиллинга, выкапывая сокровища, нам по чести полагалось бы испробовать идею Дикки и ответить на объявление о леди и джентльменах, которые зарабатывают в свободное время по два фунта в неделю. Только сперва нам захотелось купить несколько очень нужных вещей. Доре нужны были новые ножницы, и она сказала, что потратит на них свои восемь пенсов. Но Элис возразила:
– Их должен купить Освальд, потому что это он сломал кончики ножниц, выковыривая шарик из медного наперстка.
Так все и было, хотя я почти забыл о сломанных ножницах. Но, с другой стороны, шарик в наперсток сунул Эйч-Оу.
Поэтому я сказал:
– Эйч-Оу виноват не меньше меня, почему бы ему не потратиться?
Не то чтобы Освальду так сильно не хотелось платить за паршивые ножницы, но он терпеть не может несправедливости.
– Эйч-Оу еще маленький, – заметил Дикки, а Эйч-Оу, конечно, возразил, что он вовсе не маленький, и дело чуть не дошло до ссоры.
Но Освальд знает, когда проявить великодушие, поэтому предложил:
– Давайте, я внесу шесть пенсов, а остальное пусть заплатит Эйч-Оу, это научит его аккуратности.
Эйч-Оу согласился: он не такой уж плохой мальчуган… Но после я узнал, что за него заплатила Элис.
Еще нам понадобились новые краски, а Ноэлю – карандаш и блокнот за полпенни, чтобы писать стихи. К тому же очень трудно удержаться от покупки яблок. В общем, мы истратили почти все деньги и решили ответить на объявление чуть позже.
– Надеюсь только, что там не наймут всех нужных леди и джентльменов, прежде чем мы раздобудем деньги на образцы и инструкции, – сказала Элис.
Я и сам опасался упустить такой прекрасный шанс, но мы каждый день просматривали газету, а объявление продолжали публиковать, поэтому мы решили не волноваться.
Когда все деньги кончились, кроме моих полпенни, двух пенсов Ноэля, трех пенсов Дикки и нескольких пенсов, сэкономленных девочками, мы устроили еще один совет.
Дора пришивала пуговицы к воскресной одежде Эйч-Оу. На свои деньги он купил ножик и срезал все пуговицы со своих лучших вещей. Вы просто не представляете, сколько пуговиц на одном только костюме! А Дора их пересчитала, и оказалось, что их двадцать четыре, в том числе маленькие не расстёгивающиеся на рукавах.
Элис пыталась научить Пинчера просить милостыню, но у него слишком много здравого смысла и он знает, когда у тебя в руке ничего нет.
Остальные пекли в камине картошку. Мы специально развели камин, хотя было довольно тепло. Печеная картошка очень вкусная, если срезать обгоревшие куски, но сначала ее нужно помыть, иначе весь перепачкаешься.
– Ну, и что мы можем предпринять? – спросил Дикки. – Вы все любите говорить: «Давайте что-нибудь предпримем», но никогда не говорите, что именно.
– Сейчас у нас нет денег, чтобы откликнуться на объявление. Может, попробуем кого-нибудь спасти? – предложил Освальд.
Он с самого начала это предлагал, но не настаивал, хотя в семье он все равно что главный (если не считать отца). Освальд знает, что это дурной тон – заставлять людей тебя слушаться, когда они того не хотят.
– А какой план был у Ноэля? – спросила Элис.
– Принцесса или сборник стихов, – сонно ответил Ноэль. Он лежал на спине на диване, болтая ногами. – Только я сам подыщу себе принцессу. Но я позволю тебе на нее взглянуть, когда мы поженимся.
– А у тебя хватит стихов для сборника? – поинтересовался Дикки.
И правильно сделал, что поинтересовался, потому что когда Ноэль проверил, оказалось, что у него только семь стихотворений, которые мы смогли разобрать, в том числе «Крушение „Малабара“» и стих, написанный после того, как Элиза сводила нас на воскресную проповедь. В церкви все плакали, и отец сказал, что все дело в красноречии проповедника. Поэтому Ноэль написал:
– О красноречие, что ты?
Или кто ты?
Рыдали из-за тебя все мы,
Глаза наши были красны,
А сердца чисты,
И папа сказал –
Это все ты.
Но Ноэль признался Элис, что первые две строчки он списал у мальчика в школе – тот собирался на досуге сочинить книгу. Еще у Ноэля нашлось стихотворение «Строки на смерть отравленного таракана»:
– О, таракан, оплачу я тебя!
Лежишь ты, бедный, на спине.
Гляжу я на тебя, скорбя,
О длинноногий, как печально мне!
Я так хочу, чтоб снова ползал ты по свету,
Хоть все твердят, что в этом смысла нету.
Отрава для тараканов была что надо, они дохли сотнями, но Ноэль написал стихи только для одного. Он сказал, что у него нет времени, чтобы писать для всех. Но самое худшее – он не знал, которому из отравленных тараканов посвятил свое стихотворение, поэтому Элис не смогла похоронить нужного и возложить строки на его могилу, хотя ей очень хотелось.
Что ж, было совершенно ясно, что поэзии Ноэля на сборник не хватит.
– Можно подождать год-другой, – сказал он. – Когда-нибудь я обязательно напишу еще. Сегодня утром я как раз думал про муху, которая узнала, что сгущенка липкая.
– Но деньги нам нужны сейчас, а не через год-другой, – возразил Дикки. – И все-таки продолжай писать. Сборник когда-нибудь да выйдет.
– Стихи публикуют и в газетах, – сказала Элис. – Лежать, Пинчер! Ты никогда не станешь умной собакой, не стоит даже пытаться тебя дрессировать.
– А газеты платят за стихи? – задумчиво спросил Дикки: он часто думает о важных вещах, даже если они скучноваты.
– Не знаю. Но вряд ли кто-нибудь позволил бы публиковать свои стихи бесплатно, – сказала Дора.
Ноэль заявил, что не будет возражать, если ему не заплатят, лишь бы увидеть свои стихи в газете и свое имя под ними.
– Во всяком случае, можно попытаться, – сказал Освальд. Он всегда готов по справедливости оценить чужие идеи.
Итак, мы переписали «Крушение „Малабара“» и остальные шесть стихотворений в альбом для рисования – это сделала Дора, у нее самый лучший почерк, а Освальд нарисовал картинку, как «Малабар» идет ко дну со всем своим экипажем. Это была шхуна с полным парусным вооружением, и все канаты и паруса были нарисованы правильно, потому что мой двоюродный брат служит во флоте и рассказал, как они должны выглядеть.
Мы долго думали, не послать ли стихи по почте, приложив к ним письмо. Дора считала, что так будет лучше всего. Но Ноэль сказал, что не выдержит, если не узнает сразу, примут его стихи или нет, поэтому решил отвезти их сам.
Я отправился с Ноэлем, потому что я старший, а он еще недостаточно взрослый, чтобы ехать в Лондон в одиночку. Дикки сказал:
– Поэзия – это чушь. Я рад, что не мне придется валять там дурака.
На самом деле ему просто не хватило денег, чтобы отправиться с нами. Эйч-Оу тоже не мог поехать, но пришел на станцию, чтобы нас проводить, и, когда поезд тронулся, помахал фуражкой и крикнул:
– Доброй охоты!
В углу купе сидела дама в очках и писала карандашом на длинных полосках бумаги, на которых было что-то напечатано.
– Что сказал тот мальчик? – спросила она.
– «Доброй охоты», – ответил Освальд. – Это из «Маугли».
– Приятно слышать, – сказала дама. – Я очень рада познакомиться с людьми, которые читали «Маугли». И куда вы направляетесь – в зоологический сад, чтобы посмотреть на Багиру?
