скачать книгу бесплатно
– Крайне приятно такое слышать, – заметила леди. – Рада встрече с людьми, которые хорошо знают великолепную «Книгу джунглей». Ну и куда же вы направляетесь? В зоологический сад поискать Багиру?
Нам тоже было приятно встретить кого-то, кто хорошо знал «Книгу джунглей».
– Мы должны восстановить утраченное состояние дома Бэстейблов. Придумали много способов и собираемся испытать их все. Ноэль надеется на стихи. Полагаю, ведь всем великим поэтам за них платят?
Наша спутница рассмеялась. Очень весёлая леди. И поведала нам, что тоже не чужда поэзии, а длинные полоски бумаги – гранки с её новыми рассказами. Прежде чем книга обретёт окончательный облик стопки страниц в обложке, её печатают вот таким образом, чтобы автор мог писать на полях свои поправки и замечания. Пусть издатели увидят, какие они дураки: вместо хорошего текста сотворили какую-то чушь.
Тут мы рассказали ей, как пытались откопать клад, и поделились другими планами. А она попросила у Ноэля разрешения посмотреть его стихи, но он сказал, что ему этого не хотелось бы. И тогда она предложила:
– Слушай, давай-ка ты мне покажешь свои стихи, а потом я тебе – свои.
Тогда он согласился.
Весёлая леди прочитала стихи Ноэля и оценила их очень высоко. Изображение «Малабара» тоже произвело на неё весьма сильное впечатление. А потом она сказала:
– Я, как и ты, пишу серьёзные стихотворения. И есть среди них одно, про мальчика, которое, полагаю, должно оказаться вам близким.
Она нам его подарила, поэтому я могу поместить его здесь. Считаю, оно прекрасно доказывает, что встречаются в мире неглупые леди, не чета остальным. Мне оно понравилось больше стихов Ноэля, но я ему об этом не сказал. У него и без того был такой вид, будто он вот-вот заплачет. Правду скрывать, конечно, неправильно. Её всегда следует говорить, как бы она ни расстраивала людей. Просто мне не хотелось, чтобы он плакал в вагоне.
Вот стихи этой леди:
Пузатый красный солнца шар
Приносит новый день мне в дар.
А значит, уж пора вставать
И начинать скорей играть.
Ох, сколько планов у меня,
Хватило бы сегодня дня.
Жаль только, взрослым не понять,
Во что мне следует играть.
На месте их я б не кричал
Или с опаской не ворчал: —
Надеюсь, этот обормот
Опять с ума нас не сведёт, —
А догадался: сын, играя,
Мужской характер закаляет.
Вы в детстве сами неужели
Всегда тихонями сидели?
И делали, что говорят, —
Такой вот паинек отряд?
Советуют – ах, не стерпеть! —
Мне на полу юлу вертеть.
Или, что уж совсем никчёмно,
Заняться кубиками скромно…
Им словно бы позволить жалко
Мне жить насыщенно и ярко!
С огнём вообще нельзя играть,
Нельзя сестрёнку подсекать.
Как в барабан, в поднос стучишь,
И снова им не угодишь.
Капкан устроишь на гостей —
«Марш к себе в комнату, злодей!»
И рыбу мне нельзя удить,
Чтобы костюм не промочить.
И фейерверк им не хорош,
Хотя воды в нём ни на грош.
Самим им явно невдомёк,
Как в радости прожить денёк.
Мои желания и нужды
Им всем, определённо, чужды.
Просить поесть, когда хочу, —
Об этом я вообще молчу. —
Есть нужно, когда все едят, —
Они в ответ мне говорят.
Счастливыми их наблюдать
Могу, когда ложусь я спать.
И слышу, говорит отец: —
Сегодня шалостям конец.
Что возмущает разум мой:
Они невежливы со мной!
Она прочитала нам и другие свои стихи. Много. Но я как-то их не запомнил. И разговаривала она с нами всё время. А когда мы уже почти добрались до Кеннон-стрит, она сказала:
– У меня тут есть два новых шиллинга. Как думаете, они помогут проложить дорогу к славе?
Ноэль сказал «большое спасибо» и уже хотел взять свой шиллинг, когда Освальд, который не забывает данных ему по какому-то поводу наставлений, быстро вмешался:
– Огромное вам спасибо, но отец наш считает, что мы не должны ничего брать у незнакомцев.
– Досадная закавыка, – покачала головой наша попутчица. Должен отметить, что разговаривала она не как настоящая леди, а почти как сорванец, который для смеху нарядился в платье и шляпку. – Очень досадная, – повторила она. – Но не кажется ли тебе, что мы с Ноэлем почти родня, раз оба сочиняем стихи? Ты, наверное, слышал о братстве поэтов? Чем мы не тётка с племянником или кто-то в этом роде, а?
Я терялся с ответом, а она продолжала:
– Вообще-то, ты молодец, что помнишь наставления отца. Но послушай: возьми эти шиллинги, и вот тебе моя визитная карточка. Дома расскажешь обо всём отцу. Если он будет недоволен, вернёшь мне мои шиллинги.
Ну и мы взяли монетки, а она пожала нам руки и говорит:
– До свидания. Доброй охоты!
Когда дома мы рассказали о ней отцу, он успокоил: всё в порядке. А потом посмотрел визитку и добавил, что нам оказали великую честь. Эта леди пишет стихи лучше любой другой из ныне живущих. Но мы-то никогда раньше о ней не слышали. И вообще, для поэта она оказалась слишком весёлой. А старине Киплингу честь и слава! Благодаря ему мы не только могли наслаждаться «Книгой джунглей», но и получили два шиллинга.
Глава 5
Поэт и редактор
Было здорово оказаться в Лондоне без взрослых. Мы справились, как попасть на Флит-стрит, где, по словам отца, находятся редакции всех газет. Нам объяснили: идите прямо по Ладгейт-Хилл. Хорошо, что мы не сразу туда отправились. Оказалось, идти следовало в другом направ- лении.
Когда на пути нам встретился собор Святого Павла, Ноэля так и потянуло внутрь, и мы увидели, где похоронен Гордон[11 - Генерал Чарльз Джордж Гордон (1833–1885) пал смертью храбрых, обороняя город Хартум (в Судане) от восставших религиозных фанатиков, махдитов, хотя предводитель их, Мухаммад Ахмад, предлагал генералу уйти невредимым, сменив веру. В правление королевы Виктории он почитался как национальный герой и «человек рыцарской чести». – Примеч. перев.], то есть посмотрели на его надгробие. Как-то оно простовато, если вспомнить, что это был за человек.
Потом мы вышли на улицу и долго ещё шагали, пока не спросили у полицейского, далеко ли ещё до Флит-стрит. Он ответил, что лучше бы нам вернуться через Смитфилд назад. Мы так и сделали. Смитфилд-то теперь вполне мирное место, даже, пожалуй, какое-то скучноватое. Там ведь уже уйму лет никого не казнят и не сжигают на кострах.
Ноэль от долгой ходьбы устал. Он вообще у нас хилый. Полагаю, из-за того, что поэт. Пришлось время от времени восстанавливать его силы булочками, которые мы покупали в лавках, потратив на это часть денег от леди из поезда.
Из-за таких остановок мы добрались до Флит-стрит только к концу рабочего дня, когда на улицах уже зажгли газ и электричество и нам очень весело подмигивала разноцветными яркими лампочками реклама «Боврила»[12 - «Боврил» – продукт традиционной британской кулинарии, концентрированная мясная паста, которую либо разводят водой до состояния бульона, либо добавляют в рагу. – Примеч. перев.].
Мы вошли в офис «Дейли рекордер» и попросили встречи с редактором. Офис у них оказался большой. Очень яркий. Отделанный красным деревом и начищенной медью. И освещался он весь электрическими лампочками.
Нам сказали, что редактор принимает в другом здании, куда мы и направились по очень грязной улице. Внутри этого здания, очень скучного, в стеклянной выгородке сидел мужчина, словно бы выставленный на обозрение, как экспонат в музее. Он нам велел написать свои имена и сообщить о цели визита. И Освальд старательно вывел:
Освальд Бэстейбл,
Ноэль Бэстейбл.
По очень важному делу.
Потом мы сидели на ступеньке каменной лестницы и ждали. Там сильно сквозило, а человек из стеклянной будки таращился на нас так, будто бы это не он, а мы музейные экспонаты. Ждать пришлось долго. Наконец сверху спустился мальчик.
– Редактор принять вас не может. Изложите, пожалуйста, письменно, что вам надо, – сказал он нам и усмехнулся.
Мне захотелось врезать ему по башке, но Ноэль смиренно изрёк:
– Хорошо. Изложу, если дадите мне ручку, бумагу и конверт.
Мальчик ответил, что лучше послать бумагу по почте. Однако у Ноэля есть одно скверное качество: он малость упрям. И он твёрдо так произнёс:
– Нет уж, я изложу всё сейчас.
Тут и я его поддержал:
– Между прочим, почтовые марки последнее время сильно подорожали.
Мальчик широко улыбнулся. А человек из стеклянной будки снабдил нас листком бумаги и ручкой. Ноэль принялся излагать. Освальд пишет лучше, но Ноэль захотел сам. Трудился он очень долго, очень чернильно и кляксово.
Дорогой мистер редактор!
Я хочу, чтобы Вы напечатали мои стихи и заплатили за них. Между прочим, я дружен с миссис Лесли, которая тоже поэт.
Ваш преданный друг
Ноэль Бэстейбл
Он облизал хорошенько клеевую полоску на конверте, чтобы мальчик, пока поднимается, не смог прочитать послание, а снаружи ещё написал: «Очень личное».
Зря старается, подумалось мне, однако через минуту ухмыляющийся мальчишка снова возник перед нами и уважительно произнёс:
– Редактор пригласил вас подняться.
И мы двинулись наверх. Миновали множество ступеней, коридоров, странного гула, непонятного буханья и необычного запаха. Мальчик, который стал теперь жутко вежливым, объяснил нам, что запах распространяет типографская краска, а бухают и гудят печатные машины.
После хитросплетения шумных коридоров мы оказались у двери, возле которой мальчик остановился, чтобы открыть её и пропустить нас внутрь.
Это была большая комната. На полу лежал сине-красный ковёр. В камине ревел огонь, словно в зимнюю стужу, хотя стоял лишь октябрь. Огромный письменный стол с множеством ящиков был завален бумагами, совсем как в кабинете отца.
За столом мы увидели джентльмена, светлоглазого и светловолосого. Слишком молодого для должности редактора, куда моложе нашего отца. Похоже, он сильно устал и выглядел таким сонным, будто поднялся в жуткую рань, однако лицо у него было доброе и нам понравилось.
Освальд решил, что они попали к умному человеку. А Освальд обычно умеет распознавать характер людей по их лицам.
– Итак, – начал редактор, – вы друзья миссис Лесли?
– Полагаю, что вправе считаться ими. Она ведь дала нам по шиллингу и пожелала доброй охоты, – ответил Ноэль.
– «Доброй охоты»? – внимательно оглядел нас редактор. – Ну а поэт из вас кто?
Теряюсь в догадках, какие вообще у него могли быть сомнения на сей счёт? Освальд ведь выглядит достаточно взрослым и мужественным для своих лет. Но не показывать же, что обиделся. И я просто ответил:
– Вот он. Видите моего брата Ноэля? Он поэт.
Ноэль побледнел. Иногда он до ужаса похож на испуганную девчонку. Редактор велел нам сесть, взял у Ноэля его стихи и углубился в чтение.
Ноэль делался всё бледней и бледней. Я уже испугался. Не хватало ещё, чтобы он сейчас грохнулся в обморок. Однажды именно так и случилось, когда я держал его руку под холодной водой, после того как случайно засадил в неё стамеской.
Ознакомившись с первым стихотворением (про жука), редактор вскочил из кресла и встал к нам спиной. Не очень-то вежливо, на мой взгляд, однако, по мнению Ноэля, он повёл себя точь-в-точь как герои книг, когда хотят скрыть охвативший их шквал эмоций.
В результате он прочитал все стихи, а потом сказал:
– Мне очень нравятся ваши опусы, юноша, и я предлагаю вам за них… Дайте-ка подумать, сколько мне заплатить…
– Сколько можете, и побольше, – прорезался голос у бледного Ноэля. – Дело в том, что мне нужно ужасно много. Мы ведь должны восстановить утраченное состояние дома Бэстейблов.
Редактор нацепил очки, пристально нас оглядел и снова устроился за столом.
– Превосходный замысел, – похвалил он. – Расскажи мне, как он у тебя зародился. Кстати, вы чай уже пили? А то я как раз послал за ним.
И он позвонил в колокольчик. Тут же явился давешний мальчишка с подносом, на котором стояли чайник, толстостенная чашка, блюдце и всё такое прочее, что полагается к чаю.
Редактор велел принести ещё один поднос нам. И мы стали пить чай с редактором «Дейли рекордера». Полагаю, Ноэль очень гордился собой, но это мне пришло в голову только потом. Редактор нас много о чём расспрашивал, и мы ему многое рассказали, но, конечно, я предпочёл умолчать о некоторых обстоятельствах, наведших нас на мысль, что состояние семьи требуется восстановить. Как-никак мы были с ним не настолько знакомы.
Спустя полчаса, когда мы собрались уходить, он объявил:
– Дорогой мой поэт, я напечатаю все твои стихи. А теперь ответь мне, сколько, по-твоему, они стоят?
