скачать книгу бесплатно
И он пришёл. Стал копать. А раз уж к нам перелез, мы обратно ему уйти не дали. И сами, конечно, тоже работали. Яма делалась глубже и глубже. Пинчер, наш пёс, тоже над ней трудился. По части копания у него настоящий талант. Иногда он копается в мусорном баке, ищет там крыс. Чище от этого он не делается, но мы всё равно его любим, даже если приходится мыть ему морду.
– Полагаю, что без туннеля мы до несметных сокровищ не доберёмся, – объявил Освальд.
Он спрыгнул на дно ямы и принялся копать вбок, а следом за ним и мы. По очереди. И Пинчер очень нам пригодился. Он выкидывал из туннеля землю задними лапами, как обычно и делает, стоит только сказать ему: «Крыса!» Передними лапами копает, задними выкидывает, а к тому же умеет рыть носом.
Нашими общими усилиями туннель достиг длины почти в ярд, и мы, конечно, смогли бы по нему добраться до сокровища, сделайся он ещё немного длиннее. Настала очередь соседского Альберта залезть внутрь и потрудиться с лопатой, но он отказался.
– Давай, давай! Внеси по-мужски свою долю в общее дело, – призвал его Освальд, которого точно никто бы не смог упрекнуть, что он не вносит по-мужски своей доли в общее дело.
Но соседский Альберт упёрся. А мы должны были его заставить, иначе бы получилось несправедливо.
– Это очень просто, – уговаривала Элис, – тебе надо заползти внутрь и рыть руками. А как нароешь достаточно, мы выгребем то, что ты накопал, лопатами. Давай! Будь мужчиной! В туннеле, конечно, темно, но если закроешь глаза, не заметишь. Мы все уже там побывали, кроме Доры, потому что она не любит червей!
– Я тоже не люблю червей, – нагло соврал соседский Альберт. А то мы не помнили, как он всего лишь вчера спокойно себе подцепил пальцами толстого красно-чёрного червячину и запулил им в Дору.
Пришлось нам соседского Альберта в туннель запихнуть. Только он не захотел внедриться туда правильным манером, головой вперёд, и прокапываться руками, как делали мы. И Освальд хоть и разозлился в тот момент на его малодушие, позже признал, что, может, всё вышло и к лучшему. Никогда не бойтесь признать собственную ошибку, если на все сто процентов уверены, что ошибались. Но если такой уверенности у вас нет, говорить, что не правы, просто трусость.
– Нет уж, я лучше залезу ногами вперёд, – канючил соседский Альберт, – и буду копать ботинками. Правда буду. Честью клянусь.
Ладно, решили мы. И он полез туда, медленно-медленно, пока наконец не исчез под землёй целиком, за исключением головы, которая торчала наружу.
– Давай! Рой ботинками, – велел ему Освальд. – А ты, Элис, подержи, пожалуйста, Пинчера. Иначе он тоже начнёт копать. Альберту будет неудобно, если ему в глаза полетит земля.
Надо всегда предусматривать подобные мелочи. Забота о комфорте ближних располагает их к вам.
Элис держала Пинчера, а мы все кричали:
– Пинай! Копай! Сил не жалей!
И соседский Альберт вовсю работал ногами, а мы, стоя наверху, прямиком над ним, ждали. Не знаю, прошла ли минута, когда земля под нами вдруг провалилась. Мы все кучей упали. А когда поднялись, увидели там, где совсем недавно стояли, впадину, под которой лежал капитально застрявший соседский Альберт. Какой-то он невезучий. Ведь потолок туннеля рухнул точнёхонько на него.
Он, правда, вынужден был признаться, что ему не больно, а только лишь тяжело и двигаться он не может, но всё равно кошмарно орал и визжал. Мы бы, конечно, могли бы сами его выкопать, но из-за этих жутких воплей побоялись, что полиция подоспеет прежде, чем мы это сделаем. Поэтому Дикки перелез через стену с просьбой к тамошней кухарке объяснить дяде соседского Альберта, что племянник его оказался случайно погребён под землёй и теперь надо срочно его откапывать.
Дикки долго не возвращался, даже чересчур. Мы гадали, что с ним могло там произойти, а вопли снизу тем временем все неслись и неслись, даже гораздо громче прежнего. Мы ведь счистили землю с лица недотёпы, и теперь ему ничего не мешало орать во всю глотку.
Наконец появился Дикки, а с ним дядя соседского Альберта. У этого дяди длинные ноги и светлые волосы, а лицо загорелое. Раньше он был моряком, а теперь пишет книги, и мне он нравится.
Первым делом он велел племяннику утихнуть. Соседский Альберт послушался, и тогда дядя спросил, не больно ли ему. Альберт с большой неохотой ответил, что нет. Потому что хоть он трус и совсем невезучий, но отнюдь не лжец.
Дядя соседского Альберта поглядел, потирая руки, на яму с башкой племянника и бодро так произнёс:
– Задача хоть и не лишена приятности, однако потребует некоторых усилий и времени. Схожу-ка я, пожалуй, за другой лопатой!
Он направился в свой сарай, откуда принёс большую лопату, которой и начал откапывать родного племянника.
– Главное, не вздумай пошевелиться, – наставлял он его. – Иначе могу по случайности отхватить от тебя кусочек лопатой.
Сперва он откапывал соседского Альберта молча. Но через некоторое время проговорил:
– Ситуация представляется мне не совсем обычной. Признаться, я даже несколько заинтригован. Если быть до конца откровенным, то моё жгучее любопытство жаждет разгадки тайны. Каким образом мой племянник оказался столь основательно погребён? Впрочем, если не хочется, можете не отвечать. Сила, надеюсь, не применялась?
– Исключительно моральное давление, – успокоила его Элис.
В средней школе, где она училась, много говорили о моральном давлении. Если вам неизвестно, что это такое, объясняю. Вы заставляете человека сделать то, что хотите, а он не хочет, без применения физической силы, а воздействуя исключительно словом. Либо ругаете его, либо дразните, либо даёте взамен какое-нибудь обещание, которое выполните, если он вас послушается.
– Неужели всего лишь моральное давление? – удивился дядя соседского Альберта. – Ну…
– Ну, – подхватила Дора. – Мне очень жалко, что это случилось с Альбертом. Лучше бы уж с кем-то из нас. Лезть-то в туннель должна была я. Но я не люблю червей, и мне позволили пропустить свою очередь. Понимаете, мы искали сокровище.
– Да, – подтвердила Элис. – И когда туннель обвалился на Альберта, мы, по-моему, почти достигли подземного хода, который ведёт к тайнику. Альберт такой невезунчик! – И она тяжело вздохнула.
Не успела Элис договорить, как соседский Альберт опять зашёлся от воплей. А его дядя вытер лицо (своё собственное лицо, а не племянника) шёлковым носовым платком, который потом убрал в карман брюк. Вообще-то, такие вещи носят, как правило, в пиджаке. Но пиджак и жилетку дядя соседского Альберта перед копанием снял, а платок предпочёл держать под рукой. Работа с лопатой всегда ведь упаривает.
Он приказал Альберту прекратить, иначе не станет его дооткапывать. Альберт стих, и тогда дядя ещё через некоторое время его окончательно откопал. Альберт был сам на себя не похож. Волосы грязные. Бархатный костюмчик облеплен землёй. Лицо тоже в земле, смешавшейся со слезами.
Мы все сказали, что нам очень жаль. А он в ответ ничего не сказал. Ему, ясное дело, было противно думать, что это случилось с ним, когда с таким же успехом могло случиться с кем-нибудь из нас. Такая вот ситуация. Напряжённость её остро чувствовалась.
– Значит, вы копали в поисках сокровищ? – уточнил дядя соседского Альберта и снова вытер лицо носовым платком. – Ну, боюсь, шансы ваши на успех не велики. Признаться, вопрос о зарытых сокровищах мной изучен столь основательно, что вне моей компетенции осталось лишь, может быть, несколько не стоящих внимания фактов. Так вот, мой богатый опыт подсказывает: в отдельно взятом саду больше одной монетки не обнаруживается. Эй! А вот, кажется, и оно!
И дядя соседского Альберта ткнул пальцем в яму, из которой недавно вытащил своего племянника. На дне что-то блестело, и когда Освальд это достал, оно оказалось монеткой в полкроны[6 - Полкроны – монета достоинством в два с половиной шиллинга. – Примеч. перев.]. Мы, онемев от радости и изумления, как пишут обычно в книгах, уставились друг на друга.
– Выходит, вам повезло, – сказал дядя соседского Альберта. – Получается по пять пенсов каждому.
– Нет, по четыре с чем-то, – возразил ему Дикки. – Точней подсчитать не могу, я ещё не освоил дроби. Видите ли, нас семеро.
– То есть Альберт в доле? – мигом сообразил дядя.
– Ну да, – подтвердила Элис. – А ещё мы должны учесть, что его засыпало. Поэтому вот давайте оставим себе по четыре пенса, а все эти дроби отдадим ему.
Мы с ней согласились и пообещали соседскому Альберту вручить его долю сразу же, как разменяем монетку. Он вмиг повеселел, а дядя его опять вытер себе лицо. Откапывание племянника его, видать, изрядно утомило, но он всё равно надел жилетку и пиджак.
А когда это всё уже было на нём, он вдруг наклонился, что-то поднял с земли и (вы, может, и не поверите, но это чистая правда) на ладони его заблестела ещё одна монета в полкроны.
– Подумать только! Целых две! – удивлённо воскликнул он. – Я всё знаю о закопанных сокровищах, но никогда о таком не слышал!
А мне тогда подумалось: вот бы дядя соседского Альберта всегда находился поблизости, когда мы ищем сокровища. У него, вероятно, на редкость острое зрение. Дора ведь после нам рассказала, что всего за какую-нибудь минуту до дяди соседского Альберта очень пристально вглядывалась в то самое место, где он нашёл полкроны, но ничего не увидела.
Глава 3
Теперь детективы
А потом с нами произошло кое-что очень интересное, и это было совсем не игрой и случилось не понарошку, а по-настоящему, как с теми двумя монетками в полкроны. И рассказать об этом я постараюсь по-настоящему, как в настоящих книгах. Мы ведь читали про мистера Шерлока Холмса, а ещё – книжки в жёлтых обложках со слепыми картинками, которые распродают по четыре с половиной пенса за штуку, после того как люди в ожидании поезда берут их с круглого стеллажа-этажерки, листают, смотрят, чем история кончилась, и, не купив, возвращают обратно. В результате книжки засаливаются, уголки страниц загибаются. Ужасная несправедливость, я считаю, по отношению к мальчику-продавцу. Книги эти написаны джентльменом из Франции по фамилии Габорио[7 - Эмиль Габорио (1832–1873) – один из основателей детективного жанра.]. Дядя соседского Альберта говорит, что перевели их у нас наихудшим образом, хуже просто некуда, что английский язык там ужасен. Ну да, конечно, до Киплинга им далеко, но истории всё-таки хорошие. Другое дело – книга Дика Диддлингтона, которую мы недавно прочли. Вообще-то, автора зовут по-другому, но как – не скажу. Я ведь знаю об ответственности за клевету, а он может запросто меня в ней обвинить, если до него дойдёт моё мнение, что вот он-то пишет и впрямь ужасно.
Тем не менее именно эта книга и навела нас на мысль сделать то, о чём вы сейчас узнаете.
Наступил сентябрь. На море, однако, нас не везли, потому что нам теперь был не по карману даже Ширнесс с его грязным пляжем, где валяются пустые жестянки из-под консервов и старые башмаки, а песка вообще никакого нет. Остальные на море ехали, даже наши соседи – не те, у которых Альберт, а с другой стороны. Их служанка сказала Элизе, что они собираются в Скарборо. И действительно, на другой день мы увидели, что все окна у них забраны жалюзи, а ставни закрыты. И молока им больше не привозили. Между их садом и нашим растёт высокий конский каштан. Очень полезное дерево. Плоды у него замечательные. Из них можно даже делать мазь против цыпок на руках. Но в тот день дерево нам мешало, не давая разглядеть, опущены ли жалюзи у этих соседей на окнах с задней стороны дома. Пришлось Дикки вскарабкаться на верхушку. Оттуда он наконец разглядел, что задние окна тоже основательно закрыты.
Погода стояла очень жаркая. Дома была ужасная духота, и мы большей частью играли в саду. Принесли из кухни сушилку для белья, сняли со своих кроватей простыни и соорудили палатку. В ней оказалось не менее жарко, чем дома, но это была другая жара. Дядя соседского Альберта сказал, что наша палатка совсем как турецкая баня. Жаль, конечно, что мы не попали к морю, но всё равно нам грех жаловаться. Несчастным детишкам, которые ходят босые, в жалких лохмотьях, а живут в тесном проулке, куда даже в летний полдень с трудом пробивается солнечный свет, вот им действительно тяжело. Впрочем, я лично не обращаю особенного внимания на дырки в одежде. А походить босиком в такое-то пекло, по-моему, даже приятно. Да мы иногда так и ходим, особенно если игра к этому располагает. Что и случилось, кстати, в тот день, о котором я вам рассказываю. Мы играли в потерпевших кораблекрушение и все сидели в палатке. Только что утолили голод провизией, которую с риском для жизни спасли со стремительно тонущего корабля. Весьма вкусной провизией. Кокосовыми леденцами, приобретёнными в Гринвиче на два пенни (четыре унции[8 - Унция – мера веса, равная 28, 3 г.] их стоят пенни). Макаронами – такими прямыми, с дырками, через которые удобно что-нибудь пить. Небольшим количеством сырого риса и большим куском пудинга, который Элис свистнула из кладовой, когда ходила туда за рисом и макаронами.
Когда мы всё доели, кто-то сказал:
– Хотел бы я быть детективом.
Увы, не могу уточнить, кому именно принадлежали эти слова. Освальд считает, что ему, Дора уверена, что Дикки, ну а Освальд слишком уж джентльмен, чтобы ссориться с ней из-за такой ерунды.
– Хотел бы я быть детективом, – сказал, возможно, Дикки, но мне всё же кажется, что не он. – И раскрывать разные странные и хитроумные преступления, – добавил тот самый, кто это сказал.
– Тогда тебе стоит набраться побольше ума, – заметил Г. О.
– Не преувеличивай, – заспорила Элис. – Ведь если ты прочитал нужные книги, то быстро примечаешь, что к чему. Ну там рыжий волос на рукоятке ножа или гранулы белого порошка на бархатном воротнике пальто у преступника. Полагаю, у нас получится.
– Но мне совсем не хотелось бы иметь дело с убийствами. Как-то это небезопасно, – покачала головой Дора.
– И всегда кончается тем, что бедных убийц вешают, – проговорила с сочувствием Элис.
Мы ей объяснили, зачем убийц нужно вешать.
– А мне всё равно, – ответила нам она. – Зачем их вешать, когда, я уверена, никто и без всякой виселицы второй раз убивать не захочет. Только представьте себе эту кровь и другие ужасы. Как потом спать по ночам? Нет, я не прочь стать детективом, но только таким, который сидит и следит из засады за бандой фальшивомонетчиков, а потом захватывает их врасплох и берёт под арест либо совсем один, либо вместе с верной собакой-ищейкой. – И она почесала за ухом нашего Пинчера, но он даже не проснулся. Зачем? Пудинг с почками-то уже доели. Очень разумный пёс.
– Ты вечно подходишь ко всем задачам не с той стороны, – упрекнул её Освальд. – Нельзя выбирать преступления, которые будешь расследовать. Начинается-то с чего? Сначала подмечают некие настораживающие обстоятельства. Дальше ищут улики. Затем приступают к слежке. А находишь ли в результате убийцу или фальшивое завещание, тут уж как повезёт.
– Это один способ, – вмешался Дикки. – А можно и по-другому. Попадается нам в газете среди объявлений или новостей сообщение, что исчезла некая молодая леди. Дальше описана одежда, в которой она пропала, золотой медальон, цвет её волос и всё такое прочее. Ну вот. А потом мы читаем: «Найден золотой медальон». И понеслось.
Мы тут же послали Г. О. за газетой, но вдохновляющих совпадений она нам не принесла. Нашлись там, правда, две заметки. В первой рассказывалось про парочку грабителей из Холлоуэя[9 - Холлоуэй – район в центре Лондона.], которые ворвались на фабрику, где делали консервированные языки и прочие деликатесы для больных, и бо`льшую часть продукции унесли. А во второй, на другой странице, нас привлёк заголовок «Таинственные смерти в Холлоуэе».
Освальду показалось, что тут есть над чем поразмыслить, и дядя соседского Альберта, когда мы его спросили, предположил то же самое, но остальные не согласились, и Освальд решил отказаться от этого варианта. Да и Холлоуэй от нас далековато.
Пока мы обсуждали газетную хронику происшествий, Элис, похоже, обдумывала что-то своё. И действительно, стоило нам замолчать, как она сказала:
– Мы, конечно, можем стать детективами, вот только мне не хотелось бы, чтобы кто-то попал из-за нас в беду.
– Даже убийца или грабитель? – уточнил Дикки.
– Нет, не убийца или грабитель, – ответила она. – Понимаете, я на самом деле подметила одну странность, но это меня немного пугает. Давайте сперва посоветуемся с дядей Альберта.
Элис чересчур любит советоваться по любому поводу со взрослыми. Но мы ей сказали, что это чушь собачья и она просто должна выложить всё нам без утайки.
– Ну, если дадите честное слово ничего не делать без меня, – тут же выдвинула она условие.
Мы дали.
Тогда она сказала:
– Это серьёзный секрет. И если кто-то из вас считает, что ему лучше не ввязываться в раскрытие преступлений, то пусть прямо сейчас и скажет, пока не поздно.
Доре немедленно, по её словам, надоело сидеть в палатке, зато очень захотелось прогуляться по магазинам. Г. О. увязался за ней, решил потратить свои два пенса. Оба они, по-видимому, сочли тайну Элис невзаправдашней, а вот Освальду сразу же стало ясно, что дело и впрямь серьёзное. Он такое почти всегда чувствует. По глазам человека способен понять, правдивы его слова или нет, однако своей прозорливостью не кичится. Потому что неправильно задирать нос, если ты от рождения гораздо умнее других.
Г. О. с Дорой ушли, а остальные сгрудились потесней:
– Теперь выкладывай!
– Ну, – начала Элис, – я про тот соседний дом, где хозяева отбыли в Скарборо. Он сейчас заперт, внутри никого. И всё-таки я вчера ночью видела в тамошних окнах свет!
Мы спросили, как ей удалось. Ведь окна её спальни выходят в садик перед нашим домом, и соседний из них не виден.
– Думаю, что могу довериться вам, мальчики, если дадите честное слово больше ни разу не ходить без меня на рыбалку.
Пришлось пообещать.
И тогда она приступила к рассказу:
– Это произошло прошлой ночью. Я вдруг проснулась, неожиданно вспомнила, что забыла покормить своих кроликов, и мне стало страшно. Ведь они могли умереть от голода, как у Освальда.
– Голод тут ни при чём, – возразил ей Освальд. – Я их кормил регулярно и по всем правилам. С ними случилось что-то другое.
Элис, отмахнувшись (она не о том), продолжила:
– Спустилась я в сад и вот оттуда-то и увидела: окна дома освещены, а за ними двигаются какие-то тёмные фигуры. Мне показалось, что это воры, но отец ещё не вернулся, а Элиза уже легла спать. В общем, я ничего не могла поделать. Просто решила, что утром, наверное, всем расскажу.
– Почему же не рассказала? – упрекнул Ноэль.
А Элис ответила, что ей, видите ли, не хотелось никому доставлять неприятности. Даже жуликам.
– Но мы можем сегодня ночь понаблюдать, – предложила она. – Вдруг опять увидим там свет?
– Не удивлюсь, если это и впрямь были жулики, – сказал Ноэль, досасывая остаток своей макаронины. – Соседи-то эти наши, знаете ли… На нас смотрят как на пустое место. Ездят в отличном собственном экипаже. Для визитов у них отведён специальный день, когда к ним съезжаются гости в кебах. Полагаю, у них полно посуды, драгоценностей, дорогих тканей, ценных мехов и всего такого прочего. Давайте-ка мы и вправду сегодня ночью покараулим.
– Обыкновенные жулики по второму разу не сунутся, – заявил Дикки. – Если это, конечно, были обыкновенные жулики. Но ведь в домах, где никто не живёт, свет иногда зажигают совсем другие личности. – И он глубокомысленно воззрился на нас.
– Это ты про фальшивомонетчиков? – сообразил Освальд, который почти всегда ловит мысль на лету. – А вот интересно, хорошая ли полагается награда тем, кто навёл полицию на след такой банды?
Дикки сказал, что награда уж точно должна быть солидной. Фальшивомонетчики – публика отчаянная. И приспособления для отливки фальшивых монет увесистые, врежут такой штуковиной по башке детективу – на ногах не удержится.
Между тем подошло время пить чай. Дора с Г. О., объединив свои капиталы, наскребли на дыню – довольно большую, хотя и слегка подмякшую с одного бока, но очень вкусную. Мы её быстренько уплели, а семечки собрали и промыли. Потому что из них, если взять булавки и вату, получаются разные интересные штуки, которые мы и принялись мастерить. И никто больше ни словом не заикнулся про слежку за соседним домом.
Только уже перед самым сном Дикки, сняв куртку и жилет, но не добравшись ещё до штанов с подтяжками, поинтересовался:
– А что насчёт фальшивомонетчиков?
Освальд, успевший освободиться от галстука и пристежного воротничка рубашки, проговорил (поскольку на языке у него вертелся тот же вопрос):
– Конечно же, я собирался понаблюдать. А воротничок отстегнул, потому что он мне туговат.
Возможно, дело это опасное, рассудил Дикки, а потому девчонок втягивать в него не стоит, но Освальд мигом напомнил ему про честное слово, которое мы дали Элис, добавив, что честное слово свято – даже в тех случаях, когда кажется самым удобным о нём забыть.
Но заводить разговор с Элис в присутствии Доры было никак нельзя. Поэтому Освальд, войдя в спальню девочек, объявил, что принёс показать им гусеницу. Дора, которая их на дух не переносит, с визгом бросилась вон. Тут Освальд и предупредил Элис. Она ответила, что пойдёт, как только сможет улизнуть, а улизнуть она сможет не раньше, чем заснёт Дора. Вот и пришлось нам ждать. А потом красться тихонько на цыпочках, чтобы пол где-нибудь случайно не скрипнул и не разбудил Дору. Девочки-то ведь, опасаясь жуликов, спали с открытой дверью. В итоге выйти нам удалось куда позже, чем мы смогли бы без Элис. Хорошо ещё, ей не пришлось канителиться с одеванием. Сообразила по секрету от Доры напялить ночную рубашку прямо поверх всего.
Мы прокрались мимо кабинета отца, выбрались через стеклянные двери веранды наружу, спустились по железным ступенькам в сад, очень тихо прошли к каштану и вскарабкались на него. Сперва я было подумал, что мы просто играем в свою любимую карточную игру, как говорит дядя соседского Альберта, когда нам случается в очередной раз свалять дурака. Окна дома-то были темнее некуда. Но потом мы услышали звук. Он доносился со стороны калитки в дальнем конце сада.
