скачать книгу бесплатно
– Конечно, фрекен Стробе.
И Гальваниус припустил по коридору странными длинными прыжками.
Когда Лисе и Булле вернулись в класс и урок начался, Лисе увидела, что Беатрис и девочки шепчутся, фыркают и злорадно поглядывают на нее с Булле. И Лисе подумала, что Булле прав. Кому надо петь в хоре, когда можно играть в оркестре? Сегодня вечером будет репетиция.
Глава 4
Хор и оркестр
Вся Норвегия, за исключением нескольких человек, сидела перед телевизорами, когда Калле Паппс, ведущий конкурса «Кон-ХОР-с», воскликнул, что пришло время финала и первым будет выступать…
Калле Паппс перешел на фальцет, показав рукой на сцену за собой:
– …Халлвар Теноресен и хор «Фанни войсиз»![2 - «Веселые голоса» (англ.).]
«Фанни войсиз» стояли в стильных черных облегающих костюмах. А перед ними, в еще более стильном, еще более черном и еще более облегающем костюме, – Халлвар Теноресен. С широкой улыбкой на лице он поднял обе руки, соединил большие и указательные пальцы так, словно держал в них что-то очень грязное, несколько раз странно качнул головой, как будто его дернуло током, и хор запел:
Мани, мани, мани,
Масс би фанни
Иннерич менс вё-ё-ёл[3 - Начало одной из самых известных песен группы «АББА». Герои этой книги, мягко выражаясь, не очень хорошо говорят по-английски.].
Во время исполнения третьего куплета Теноресен повернулся, улыбнулся в камеру и стал дирижировать так, словно все телезрители, сидевшие во многих тысячах домов, пели с ним.
По правде говоря, так оно и было. Все они сидели со своими чашками кофе, или бутылками шампанского, или с соской во рту и пели о том, что работать скучно, а быть богатым гораздо веселее.
Когда Теноресен закончил, на экране появился Калле Паппс и воскликнул:
– Восхитительно! Если вы хотите проголосовать за «Фанни войсиз», позвоните по номеру, который видите на экране!
И тут же в домах от Линдеснеса до Киркенеса люди бросились к своим телефонам и стали звонить. А пока другие хоры пели, стараясь показать лучшее, на что способны, люди в домах поглощали чипсы, попкорн, сырные шарики и все такое, громко восхищаясь потрясающим Халлваром Теноресеном.
В парикмахерском салоне в Хёнефоссе одна парикмахерша хихикнула:
– Хотела бы я сходить на сеанс массажа у этого Теноресена, м-да!
В кафетерии во Френе шофер-дальнобойщик прорычал:
– Я, понимашь, слышал, что он может победить сразу трех взрослых мужиков в армрестлинге, одновременно меняя колесо, играя на балалайке и вытирая посуду.
А в доме для престарелых в Рауфоссе самый старый пациент сказал дребезжащим голосом:
– В газете писали, что он поцеловал в губы шестьсот шестьдесят двух девушек и женщин. И еще нескольких мужчин, похожих на женщин. И еще одну женщину, про которую он подумал, что она мужчина, который думает, что он женщина.
Когда все хоры отпели свое и уже было без одной минуты семь, лицо Калле Паппса опять заполнило собой весь экран.
– Продолжайте голосовать, дамы и господа. Все наши линии будут принимать звонки до восьми часов. И тогда решится, кто станет победителем…
Он подал знак публике в зале, и все подхватили:
– «Кон-ХОР-са»!
Ровно в семь вечера Мадсен поправил свои летчицкие темные очки, откашлялся и поднял палочку. В спортзале перед ним сидели мальчики и девочки, трубы, кларнеты, малые барабаны, валторны, саксофоны, большой барабан и туба, то есть оркестр школы «Укромный уголок» в полном составе. Минувшим летом оркестр был особо отмечен на фестивале хоров в «Стампеслетта»[4 - «Стампеслетта» – многофункциональный спорткомплекс в городе Лиллехаммер, в котором проходили зимние Олимпийские игры 1994 года.]. Судьи уверенно заявили, что это худший музыкальный коллектив, какой им доводилось слышать, что, не считая нескольких талантливых музыкантов (в первую очередь рыжеволосого коротышки-трубача), это сборище абсолютно немузыкальных детей и надо быть настоящим энтузиастом, чтобы дирижировать им на протяжении длительного времени. И вручили Мадсену премию: немецкие ушные заглушки из натуральной кожи. Мадсен выбросил заглушки и назначил лишнюю репетицию в неделю.
А в эту минуту он вел предстартовый отсчет перед началом исполнения «Очень старого марша корпуса егерей», написанного уже после «Старого марша корпуса егерей», но прежде «Нового марша корпуса егерей». Он всегда вел обратный отсчет, как будто перед ним собиралась взорваться бомба:
– Четыре, три, два… – Мадсен мысленно вознес последнюю молитву, весь напрягся, крикнул: – Один! – и взмахнул палочкой.
Спустя три минуты он этой же палочкой нарисовал в воздухе крест. Это означало завершение «Очень старого марша корпуса егерей». И если не считать последнего запоздалого блеяния саксофона, все музыканты закончили его более или менее одновременно.
– Гм, – хмыкнул Мадсен, когда наступила полная тишина.
Он задумался, что же сказать музыкантам об этом исполнении. Штука была в том, что вышло не так уж и плохо. Кое-какие помарки, конечно, были: занервничавший кларнет в какой-то момент сорвался в фальцет, парочку фальшивых нот издала валторна, разок неудачно бухнул большой барабан, да еще, похоже, кто-то из духовых от чрезмерного усердия пукнул. Но в общем и целом было хорошо. И даже очень хорошо.
Мадсен откашлялся, оркестр в напряжении смотрел на него.
– Ну, в общем, не так уж и плохо, – сказал Мадсен.
Мадсен всегда выражался очень сдержанно. Отсюда – «не так уж и плохо». Но если подумать, то «не так уж и плохо» было недостаточно высокой оценкой. Поэтому он откашлялся еще раз:
– Ну, в общем, совсем не так уж и плохо.
Несомненно, оркестр школы «Укромный уголок» значительно продвинулся вперед после летнего провала на фестивале в «Стампеслетта». В душе Мадсена забрезжила – впервые за все то время, что он был дирижером, – робкая надежда. В результате с ним случилось небывалое: он растрогался. Даже глаза под очками увлажнились. Он поправил очки, чтобы этого никто не увидел.
– Еще раз, – сказал он и вспомнил, что сначала надо откашляться.
Оркестр школы «Укромный уголок» сыграл еще раз. И еще раз. И каждый раз звучало все лучше и лучше.
– Еще разок, и сделаем перерыв, – сказал Мадсен.
Он поднял палочку. Но опустил ее, даже не начав обратный отсчет.
– Трульс и Трюм, вы куда?
Трульс и Трюм уложили в чехлы свои малые барабаны, застегнули на молнии толстые куртки-пуховики, отчего стали похожи на комплект автомобильных покрышек, и направились к двери.
– Домой, голосовать за Теноресена, – ответил Трульс. – Через полчаса звонки перестанут принимать.
– Но репетиция еще не закончилась, – возразил Мадсен.
– Чихать мы на это хотели, – заявил Трульс. – Мы вообще уходим из оркестра.
– Ух-ходите? – Мадсен поправлял и поправлял очки, но никаких сомнений в том, что он видел и слышал, не было.
Эти два лоботряса решили уйти из его оркестра!
– Не можете же вы уйти сейчас! – крикнула Лисе. – Сейчас, когда мы наконец стали звучать как нормальный оркестр.
– Закрой пасть, вонючка, – сказал Трульс. – И от вашего оркестра воняет.
– Воняет за километр, – подхватил Трюм и открыл дверь.
– Подождите! – крикнул Мадсен – А что вы будете делать?
– Мы переходим в хор.
– В хор? – Мадсен не поверил своим профессионально чутким ушам. – Кому надо петь в хоре, если можно играть в оркестре?
– Нам, – сказал Трульс. – И им.
Он показал на Беатрис и двух ее подружек, которые тоже прятали инструменты.
– И им, – сказал Трюм и показал на всех троих валторнистов, которые уже защелкивали замки на футлярах инструментов.
– Что происходит? – закричал Мадсен и постучал палочкой по краю пюпитра.
Но это не помогло. Напротив, все больше музыкантов укладывали свои инструменты в футляры.
– Бунт на корабле! – крикнул Булле и запрыгнул на стул.
Но никто его не слышал. Все торжественно удалились, а Беатрис, уходившая последней, показала Булле язык и хлопнула дверью.
Когда вновь воцарилась тишина, Лисе окинула взглядом спортзал. Кроме нее, Булле и Мадсена, в зале осталась только Янне, игравшая на тубе. Янне никогда ни с кем не разговаривала. Стекла ее очков были частично заклеены пластырем, чтобы январский снег не слепил ей глаза.
Мадсен стоял перед ними, руки его висели как плети, нижняя губа дрожала. Он долго стоял так, пока губа не перестала дрожать. Потом поправил очки, поднял палочку и обратил взор к трем оставшимся музыкантам:
– Все готовы исполнять «Очень старый марш корпуса егерей»? Четыре, три, два, один…
Вернувшись домой, Лисе расстегнула сапоги, сняла их и поставила в шкаф.
Вошла в гостиную. Мама и папа сидели в креслах перед телевизором, на экране Теноресен с охапкой цветов сиял на все стороны улыбкой.
– Привет, какие новости? – спросила Лисе.
– Теноресен и «Фанни войсиз» только что победили на конкурсе! – со счастливой улыбкой сообщил папа. – Ты тоже рада?
– Привет, дружок, – сказала мама, не оборачиваясь. – Бутерброды в схолодильнике.
– Все музыканты оркестра ушли, чтобы петь в хоре, и…
– Тсс! – шикнула мама. – Теноресен будет дирижировать еще раз.
Мама и папа наклонились вперед, поближе к телевизору.
Лисе вздохнула, вышла на кухню и взяла два холодных бутерброда с белым сыром. Из гостиной до нее доносилось пение, родители подпевали:
– Любовь… Спрекрасней слова нет на земле…
Выпив молока и почистив зубы, Лисе вошла к родителям. «Кон-ХОР-с» завершился, и диктор сообщил, что после выпуска новостей Халлвар Теноресен расскажет нации в большом интервью о своей победе на конкурсе.
– Спокойной ночи, – сказала Лисе и обняла маму и папу.
– Вот что я забыла, – спохватилась мама. – На родительском собрании позавчера фрекен Стробе сказала, что ты могла бы почаще поднимать руку. Ведь ты всегда знаешь правильный ответ.
– Хорошо, – согласилась Лисе.
Не могла же она объяснить, что Булле всегда успевает ответить прежде, чем она поднимет руку. Хотя его ответы обычно не очень-то связаны с вопросом.
– Между прочим, мы тут познакомились с вашим новым учителем струда и художественного воспитания, – сказал папа. – Господином Гальваниусом, кажется…
– Мне он показался жутковатым. – Мама поежилась. – Когда мы обменивались рукопожатием, его рука показалась мне какой-то студенистой. Спальцы тоже странные, как будто между ними рыбьи сплавники.
Папа-комендант засмеялся, услышав слова мамы-комендантши.
– Ха-ха. Ты спреувеличиваешь, дорогая. Или это правда, Лисе?
– Мм, – протянула Лисе.
Она не слышала вопроса. Потому что в это время диктор по телевизору сообщил маленькую новость, которая потрясла ее. Новость была такой незначительной, что ее можно было пропустить мимо ушей, она и спряталась между новостью об ужасном землетрясении где-то на другом конце планеты и прогнозом погоды. Фактически новость состояла из одного предложения. И все же волосы у Лисе встали дыбом. В точности так, как когда она в спортзале смотрела на штандарт оркестра.
– Спокойной ночи, золотко мое, – сказал папа и поцеловал Лисе в лоб.
Но когда Лисе легла и попробовала заснуть, в голове ее закрутилось все то же короткое предложение. Новость была такой маленькой, что диктор прочитал ее с улыбкой: «Полиция сообщает о волне краж носков».
Глава 5
Ледяные снежки и высасывание мозга
Проснувшись на следующее утро, Булле сразу почувствовал: что-то изменилось. Он не знал, что именно, почти все было в точности как всегда. Например, его старшая сестра Ева заперлась в ванной и предложила ему убираться и не мешать наводить красоту.
– Хочешь сказать, ты там прыщи давишь? – спросил Булле из коридора.
– Заткнись, чучело огородное! – заорала она. – Я ж тебя не прашиваю, чем ты занимаешь в ванной.
Булле спустился на кухню. Сделал четыре бутерброда. Один съел, два завернул в бумагу, чтобы съесть в школе. Последний бутерброд положил на тарелку и вместе со стаканом апельсинового сока и утренней газетой понес к маме в спальню.
Он положил все это на столик у кровати и осторожно потряс маму:
– Проснись, о мать всех матерей. Сияющий день уже спешит нам навстречу.
Мама повернулась в постели, подозрительно посмотрела на него одним глазом, в котором лопнул сосудик, пару раз причмокнула со сна и пробормотала:
– Ты, как всегда, дуришь, Булле.
– «Ожидаются восемь градусов мороза и солнце», – прочитал в газете Булле.
– Перестань дурить и прочитай мне заголовки. – Мама закрыла глаза и снова отвернулась к стенке.
– «Триумф Халлвара Теноресена!» – читал Булле. – «В большом интервью победитель конкурса заявил, что Норвегией управляют неправильно, ничто не работает как надо, король и премьер-министр никуда не годятся и гордому норвежскому народу необходимо как можно скорее избрать вождя, который знает, что делать. Такого, который знает, как заставить людей трудиться сообща. Как это происходит в любом хоре».
