Ануш и Борька

– Пусть в пижаме идет, завтра вернете. А вещи его вот, грязные, стирать, не перестирать! – сварливая санитарка протянула Анне пакет и погрозила Борьке пальцем. – Кыш, отсюда! И чтоб я тебя больше здесь не видела! Ишь, удумал, с окошка сигать! Без тебя тут переломанных хватает!

Анна закутала сына в свое пальто и, подхватив на руки, пошла на выход, где их уже поджидала взволнованная Галина.

– Неужели цел и невредим?

– Что с ним станется? – огрызнулась Анна, со злостью встряхнув Борьку. – Легкий, как пушинка, да в самую грязь угодил. Хорошо, в луже не захлебнулся.

За всю дорогу они не обмолвились больше ни словом, лишь изредка останавливались, чтобы передать друг другу притихшего Борьку.

Оказавшись во дворе, Анна облегченно выдохнула.

– Ну вот и пришли. Хорошо, что рядом с больницей живем, не пришлось через весь город тащиться.

Борька заметно оживился. Вытащил перепачканную мордашку из-под глубокого капюшона и жадно вглядывался в знакомое окно на первом этаже. До последнего момента он ждал, что вот-вот разъедутся в стороны цветастые занавески, и в окошке покажется Ануш. Он даже высвободил руку, чтобы успеть ей помахать.

***

Дома Борьке досталось за все разом: за открученную дверную ручку, прыжок из окна, и даже за сам факт его появления на свет. Накричавшись до хрипоты, Анна наполнила ванну обжигающе горячей водой и отправила сына отмываться.

– Не плескайся! Соседей зальешь, выпорю! – процедила она сквозь зубы.

– Зачем ты так с ним? – вступилась Галина. – Мужиков с самого детства на подвиги тянет. Не крестиком же ему сидеть вышивать?

– Он меня своими подвигами до инфаркта доведет. Ты присмотри за ним, Галь, чтобы еще чего не начудил, а я в соседний магазинчик за тортом, хоть и не заслужил он этого.

Когда за Анной захлопнулась дверь, Галина вошла в ванную комнату, и, присев на бортик перед, плескающимся в мыльной воде, Борькой, взбила пышную пену на его стриженой голове.

– Не сердись, на мать, малыш, трудно ей. Но она тебя любит. Ради тебя, к чёрту на кулички собралась ехать, деньги зарабатывать. Вернется с полным чемоданом подарков. Тебе же нравится подарки получать?

Борька шумно отфыркался от попавшей в рот воды, согласно заморгал белесыми ресницами.

Галина смотрела на хрупкого, беззащитного мальчугана, сына своей лучшей подруги, и внезапно в голове вспыхнула гениальная мысль: «А что, если еще раз его напугать? Может, тогда заговорит? Клин клином вышибают, как говорится». Не дав себе времени на раздумья, она резко схватила Борьку за худенькие плечики и пронзительно закричала прямо ему в ухо:

– Утоплю!

Борька испуганно дернулся, но, не растерявшись, плеснул в лицо Галины пригоршню мыльной воды.

– Ты, что, совсем дурак? Я же пошутила! Посмотри, все платье забрызгал!

– Что там у вас происходит? – в ванную комнату заглянула вернувшаяся из магазина Анна.

– Да, вот… – Галина вытерла лицо полотенцем и демонстративно потрясла мокрым подолом.

– А я тебе, что говорила? Он же у меня дурачок! Сам не ведает, что творит! Оставь его в покое, – укоризненно покачала головой Анна.

Анна поставила на плиту чайник, срезала бумажный шпагат, перевязанный вокруг белой коробки, и аккуратно приподняла крышку, освобождая бисквитный торт с масляными розами.

– Стараюсь, для него, а никакой отдачи взамен. Вот поживет в интернате, сразу поймет, как с мамой хорошо было!

Анна достала из пакета непрезентабельную бутылку красного, и, ввинтив штопор, с хлопком вытащила пробку из горлышка.

– Ну, давай, Галка, за то, чтобы все наши планы воплотились в жизнь!

После пары бокалов вино раскрепостило подруг, и они предались мечтам о безоблачном будущем, которое уже маячило на горизонте.

– А где же Боря? Кажется, он уже должен был выйти из ванной, – вдруг спохватилась Анна. – Отмечаем день рождения, а именинника нет. – Боря, ну где же ты? – позвала она, но, не дождавшись ответа, отправилась на поиски.

Прикусив язык и покряхтывая от усердия, Борька вкручивал последний шуруп в пластину дверной ручки. Оглянувшись на мать, он вернул отвертку в коробку с инструментами и подергал за отремонтированную ручку, ожидая похвалы.

– Починил? Вот видишь, когда захочешь, все можешь, – Анна поцеловала сына в лоб. – Идем, скорее, торт есть!

Дождавшись, когда Борька приблизится к кухонному столу, придвинула коробку с тортом на самый край.

– Ну, какой кусочек приглянулся? Выбирай!

Слегка смутившись, Борька робко ткнул пальцем в самую большую розу.

– Я так и знала, что ты выберешь именно ее! – Анна положила на блюдце вожделенный кусок торта с желтым масляным цветком.

Борька подхватил блюдце двумя руками и немедленно удалился в комнату.

– Борь, ну куда же ты? Посиди с нами! Сегодня твой праздник! Мы ради тебя собрались! – крикнула вдогонку Анна. Не дождавшись никакой реакции со стороны сына, плеснула в бокалы терпкий напиток и процедила сквозь сжатые губы: – Кажется, я ему совсем не нужна. Вечно норовит ускользнуть, лишь бы не видеть меня. То в окно уставится, то в книжку уткнется… Ох, точно, книжка!

– Борька! – позвала она громче. – Смотри, что у меня есть!

Сын возник на пороге бесшумно, как тень. Анна даже вздрогнула от неожиданности.

– Тьфу, ты, напугал. То не дозовешься, то как гриб из-под земли вырастаешь, – проворчала она, притягивая к себе худенькое тельце сына. – Расти счастливым, сынок.

Лицо Борьки озарилось восторгом. Он прижал к себе новенькую книгу с яркой, глянцевой обложкой, коснулся губами нарумяненной щеки матери и уже рвался прочь, в предвкушении захватывающих приключений Гулливера, но Галина удержала его за локоток.

– Стой, маленький проказник, – она вложила в его ладошку сторублевую купюру. – Купи себе шоколадку. И не потеряй!

Крепко сжимая свои сокровища, Борька вернулся в комнату и с разбегу запрыгнул на диван. Затаив дыхание, раскрыл книгу ровно на средине. Разгладил мятую сторублевку и бережно вложил ее между листов с иллюстрацией, где Гулливер со шпагой, отважно сражался с огромной осой. Измученный вихрем впечатлений этого долгого дня, он забылся беспокойным сном.

Когда за окошко забрезжил рассвет, Борьке приснилась Ануш.

Ее голос звучал настойчиво и тревожно:

– «Где же ты, малыш? Уже утро! Пора вставать! Лаваш вот-вот поспеет!»

Борька подскочил как ошпаренный, огляделся по сторонам, не веря, что голос ему причудился. Нащупал под подушкой книгу, перебрался через спящую маму, за что тут же получил недовольный толчок.

– Дай, хотя бы в выходной выспаться! Рано еще! – проворчала Анна, укрываясь одеялом с головой.

Борька оделся и отдернул занавеску. На подоконнике стояло блюдце с нетронутым, со вчерашнего дня, куском торта. Он ткнул пальцем в застывшую желтую розу из крема, слизал сладкую каплю и, бережно на вытянутых руках, понес угощение к двери.

***

Придерживаясь за стену, чтобы не упасть, Ануш медленно добрела до кухни. До самого рассвета беспокоило сердце, и теперь ночная бессонница давала о себе знать слабостью и болезненной пульсацией в висках.

Ануш оперлась ладонью о прохладную столешницу, пытаясь унять дрожь и восстановить сбившееся дыхание. Когда боль немного отступила, Ануш зажгла горелку под чайником и раздвинула легкие ситцевые занавески, надеясь увидеть под окном знакомую мальчишескую фигурку, съежившуюся на скамье. Но, к глубокому ее разочарованию, скамья была пуста.

Легкий стук в дверь заставил Ануш вздрогнуть и насторожиться. «Неужели Артём так рано»? – удивилась она. Сегодня – его день. Второго числа каждого месяца, он справно приезжал, подстраиваясь под приход почтальона с пенсией.

Ануш сунула в карман, заранее составленный список продуктов и лекарств, и поплелась в сторону прихожей как можно громче выкрикивая при каждом шаге:

– Иду, Артёмушка, иду, сынок…

Давно уже Ануш оставила попытки усадить сына за стол, вкусно накормить, просто поговорить ни о чем. Стоило ему задержаться на лишние полчаса, как телефон взрывался трелью звонка от его жены, Виолетты. С невесткой отношения не заладились с того самого злополучного дня, когда Ануш отказалась переписать на нее свою квартиру и переехать в казенную комнатку заводского общежития.

– «Вот как внука дождусь, тогда и потолкуем!» – поставила условие Ануш, чем вызвала бурю негодования со стороны Виолетты, которая о детях пока не помышляла. По прошествии пятнадцати лет, внук так и не родился, а отношения между двумя женщинами и вовсе сошли на нет.

Пока Ануш неспешно ковыляла к двери, настойчивый стук, превратился в требовательный грохот.

– Да что же за нетерпеж? – проворчала она, отпирая замок.

На пороге, в расстегнутой куртке и лихо сдвинутой набок шапке, стоял улыбающийся во весь рот Борька.

Ануш приняла из его рук кусок торта с примятой розой. Рассмеявшись, вытерла краешком фартука, перемазанные маслянисто-желтым кремом губы и остренький подбородок мальчишки.

– Проходи, Боря! Уж как я волновалась, куда пропал мой сорванец?

Борька повесил курточку на вешалку, поставил ботинки носок к носку на низкую деревянную полку, и, взяв Ануш за узкую ладошку, потянул на кухню.

– Не спеши, ишь прыткий какой, не угнаться за тобой! – пряча улыбку, притворно ворчала она. – А я сегодня и хлебушек не пекла! Совсем обленилась бабка. Чем же тебя, мой хороший, потчевать стану?

Борька терпеливо дождался, когда Ануш усядется на табуретку, выключил огонь под засвистевшим чайником и поставил на стол две фарфоровые пиалы. Хозяйничая как у себя дома, залил кипятком сухие цветы ромашки в прозрачном заварочном чайнике и достал из выдвижного ящичка пару чайных ложек.

– Заботливый какой, – похвалила Ануш, наблюдая, как он умело и аккуратно разливает по пиалам чай, и нахмурила брови, когда Борька придвинул к ней блюдце с тортом. – Мне во веки веков такой кусище не осилить! А ну, бери ложку! – прикрикнула она, но в голосе сквозила ласка. – Помогай! Чего сидишь, как на именинах?

Борька не нуждался в долгих уговорах, отправил в рот кособокую розу.

– Боря, да ты никак и впрямь нынче именинник? – Ануш всплеснула руками. – Вот оно что! Потому-то тебя вчера и не дождалась! День рождения отмечал?

Борька согласно кивнул и из-под пояса штанов вытащил подаренную мамой книгу. Ануш поцеловала мальчика в макушку.

– Пей чай, пока не остыл, а после подарочка для тебя поищем.

Когда с тортом было покончено. Ануш пригласила Борьку в комнату. Выдвинув ящик старого, тяжелого стола, она достала синюю жестяную коробочку и, перебирая значки и медали, извлекла оттуда старые наручные часы.

– Держи, Борис! Настоящие, командирские! Сам, Семен Михайлович Будённый моему мужу Серго подарил, за смелость и отвагу. Для внука берегла, да уж какие теперь внуки?.. – Она застегнула на худеньком мальчишеском запястье потертый кожаный ремешок. – Ты теперь мой внук! Самый лучший на свете внук.

У Борьки защипало в носу от слез. Он с силой вжался в Ануш, в ее тепло, пахнущее хлебом и горьковатыми лекарствами. Зажмурил глаза от внезапного, щемящего удовольствия, прислушиваясь к мерному, уверенному тиканью командирских часов.

Отстранив от себя мальчишку, Ануш судорожно вздохнула и вскрикнула от острой боли в подреберье.

– Ничего, Борюшка, пройдет! – проговорила она, оседая на диван и торопливо стараясь успокоить маленького гостя.

– Скоро сынок мой, Артём придёт, принесет лекарство… что-то быстро у меня в этот раз оно закончилось. Выпью таблеточку и буду снова, как новенькая, – поглаживая Борьку по голове, она закусила посиневшие губы. – Не волнуйся, малыш, отпускает уже… кажется.

Борька сорвался с места и бросился на кухню, где на столе оставил новенькую книгу. Наслюнив пальцы, в спешке перелистывал страницы, пока не добрался до самой середины, где отважный Гулливер, размахивая шпагой, охранял измятую сторублевку.

Впихнув ноги в расшнурованные ботинки, не надевая куртки, выскочил на улицу. Торопливо преодолев двор, свернул за угол, и, задыхаясь от волнения, просунул голову в окошко аптечного киоска, встроенного в торец дома.

– Тебе чего, малыш? – женщина-фармацевт оторвалась от чтения брошюры.

Борька жадно хватал ртом воздух и молчал, лишь часто-часто моргал.

– Все понятно! Сейчас поможем! Спасем! – принимая из дрожащих рук мальчишки сторублевую купюру, фармацевт старалась сохранить серьезное выражение лица. – Тебе на все?

Борька отчаянно закивал, и получив пять блистерных упаковок с белыми кругляшками больших таблеток, помчался в обратный путь.

– Стой, пострел! – высунувшись из окошка, окликнула его фармацевт. —Все сразу не ешь, а то пятнами покроешься.

Борька застал Ануш сидящей все там же на диване, только теперь она опиралась спиной на подушку, а ноги покоились на низком пуфике, обшитым ярко-красным шелком.

– Боренька, я думала, ты струсил и убежал! – встретила она его слабой улыбкой и протянула навстречу руки.

Борька с серьезностью взрослого плеснул в высокий стакан воды из прозрачного графина и выдавил на ладошку пару спасительных таблеток.

– Аскорбинка с глюкозой, – Ануш напрягла зрение, читая название лекарства. – Боря, так это же то, что мне нужно! Откуда ты узнал? – сквозь выступившие слёзы она обняла его за худенькие плечи. – Сразу полегчает! Спасибо, мой хороший!

Убедившись, что таблетки проглочены, Борька примостился рядом и ласково провел рукой по серебряным волосам Ануш.

– Давай книгу, почитаем! – как можно бодрее предложила она, незаметно растирая онемевшие губы.

Ануш как раз дочитала до момента, когда Гулливер на своем паруснике пристал к неведомым берегам, как трель дверного звонка грубо прервала его невероятные приключения. Ануш хотела было встать, но Борька, не дав ей и шелохнуться, пулей вылетел в прихожую.

– Это что за новый жилец у вас, Ануш Акоповна? – раздался из прихожей голос почтальонши Серафимы.

– Проходи, Симочка. Это Боренька, внучек мой, моя опора и помощник, – отозвалась Ануш.

– А вы никогда про внука не рассказывали, – Серафима, в сопровождении Борьки, вошла в комнату. – А мальчик и правда на вас похож, сразу видно – кровь родная, – заискивающе улыбнулась почтальонша, стараясь угодить.

Борька замер у стены, терпеливо ожидая, когда женщины закончат свою беседу. Как только Ануш расписалась в карточке и получила стопку аккуратно сложенных купюр, хлопнула входная дверь. Не разуваясь, в комнату вошел незнакомый Борьке мужчина. И Борька ахнул, пораженный его ростом и статью. Ну точь-в-точь великан из его книжки.

– Здравствуйте, Артём Сергеевич, – при виде здоровяка мышкой пискнула Серафима и, наспех попрощавшись с Ануш, юркнула в прихожую. – У вас отличный сынок, Артём Сергеевич, – крикнула оттуда.

– Кто-о? – взревел Артём, но Серафима, поняв, что сболтнула лишнего, втянув голову в плечи, выскользнула в подъезд.

Артём забрал из рук матери стопку купюр и только тогда заметил притаившегося у стены мальчишку.

– Это еще что за чудо-юдо? – он брезгливо задрал пальцами Борькин подбородок.

– Боренька, сосед. Мы с ним очень подружились.

Не дав матери, закончить, Артем толкнул перепуганного мальчишку к выходу из комнаты.

– Кыш отсюда, голота, и чтобы духу твоего здесь не было!

– Артём, не смей выпроваживать моего гостя! – Ануш вспыхнула, возмущенная грубостью сына.

– Совсем, мать, спятила! Нашла с кем водиться! Пригрела беспризорника? Обворует, потом ищи-свищи!

Артём схватил мальчишку за шиворот и, приподняв, как жалкого котенка, потащил к выходу.

– Не трогай мальчика! – Ануш разразилась рыданиями. – Не смей!

Борька вылетел в подъезд, как пробка. Вслед за ним на площадку полетели курточка и ботинки.

Прежде чем захлопнуть дверь, Артём впился взглядом в Борькину руку и, обезумев от ярости, схватил его за локоть.

– Откуда это у тебя? – он пытался содрать с запястья мальчишки старенькие отцовские часы. – Так и знал, что мать воришку прикормила! Что ты еще стащил? Колись! Выворачивай карманы!

Борька чудом вырвался из его хватки, но, получив удар в спину, кубарем покатился вниз по ступенькам.

– Артём, сынок, – рыдала Ануш, мечась у порога, – это я подарила ему часы. Боря хороший мальчик. Он не вор!

– Я поймаю тебя, мерзкий щенок! – не слушая мать, бушевал Артём. – Убью! Убью!

***

Борька вырвался на улицу и юркнул за створку подъездных дверей. Сглатывая ком обиды, он мерно покачивался из стороны в сторону, как маятник старых часов. Ушибленный бок отзывался ноющей болью, а шишка, набрякшая на лбу, пульсировала, отравляя каждый вздох.

«Ничего, прорвемся. Не впервой» – успокаивал себя Борька. «Дядя Коля, мамин ухажер, куда больнее лупил. И дуршлагом по темени прилетало, и шлангом по спине. А тут подумаешь, кубарем с пяти ступенек? Плёвое дело».

Борька решил переждать, пока утихнет гнев Артёма, вернуть Ануш злосчастные часы, и тогда всё непременно образуется, как по волшебству.

Но Артём всё не появлялся, и Борька успел продрогнуть до костей. Он уже подумывал о возвращении домой, но тут к подъезду подкатила белая машина с мигалкой и красным крестом на боку. Точь-в-точь такая же, на какой его, неудачно выпорхнувшего из окна, увозили в больницу. Вот бы ещё разок прокатиться! Какому-то счастливчику сейчас повезёт! Помчится сейчас с ветерком, да с сиреной: «уи-уи-и-уииии». Борька вынырнул из своего укрытия, и настолько живо представил себе мчащуюся по дороге скорую, с воющей сиреной, что едва не угодил под ноги санитарам, выкатывающим из подъезда тяжёлые носилки.

– Эй, мальчишка, прочь с дороги! – прорычал один из них.

В ту же секунду на улицу, в распахнутом пальто, выскочил встревоженный Артём. В два шага добежав до машины, широко распахнул задние двери, и санитары затолкнули носилки в салон.

Сердце Борьки затрепыхалось испуганной птичкой, когда он рассмотрел на зеленом брезенте Ануш. Ее лицо, искаженное болью, было мертвенно-бледным.

– Ануш… бабушка Ануш… – прошептал Борька, и словно подхваченный неведомой силой, рванул следом за уносящейся машиной. Добежав до угла дома, он, задыхаясь, смотрел, как тает вдали белый силуэт, и сорвал голос в отчаянном крике: – Ану-у-уш!

***

– Ты, где шлялся? – Анна кинулась на сына, едва он переступил порог квартиры.

Взгляд её тут же зацепился за багровую шишку, вздувшуюся над бровью Борьки. Она ахнула, прикрыв рот ладонью. – Откуда «красота» такая? Ты на себя посмотри! Весь в пыли! Господи, за какие грехи мне это наказание? Раздевайся!

– А это откуда? – Анна схватила руку сына, на которой красовались старенькие механические часы на потемневшем кожаном ремешке.

Борька дернулся и спрятал руку за спину.

– Та-ак! – подозрительно протянула она. – А где твоя новая книжка?

Заметив, как Борька потупил взгляд, расплакалась.

– Все? Профукал подарок? Ты хоть знаешь, сколько я за книгу отвалила? Знаешь? Я пашу, как проклятая, с утра до ночи, а ты… Дурачок неблагодарный! Неужели ты думаешь, я не догадалась, что ты свою новую, дорогую книгу выменял на этот старый хлам? Да что же ты за бестолочь такая?

Резким движением распахнув дверь, Анна вытолкнула Борьку в подъезд.

– Проваливай! И без книги домой не возвращайся!

На шум, из квартиры напротив выглянула Ольга Петровна, соседка с вечно недовольным лицом.

– Анечка, ты бы присмотрела за своим-то! Совсем распоясался. Не ровен час, в психушку загремит.

– Сами разберемся! – огрызнулась Анна, втягивая сына обратно в квартиру.

– И нечего на меня злиться! – не унималась соседка. – Лучше прислушайся! Нормальный ребенок не будет за машиной скорой помощи носиться и орать, как очумелый.

– Орать? – Аня подавила смешок. – В следующий раз, Ольга Петровна, очки лучше протирайте, когда в окно пялитесь. Борька и орать? Ну и сказанули!

– Да-да! Орать! Так орать, что голуби с проводов чуть не попадали, – обидевшаяся на грубость Анны соседка с грохотом захлопнула дверь.

– Слышал, Борька, опять соседи жалуются! – Анна замахнулась кухонным полотенцем. – Вот что прикажешь с тобой делать, а? Ни дома, ни на улице от тебя покоя нет, – она замолчала на мгновение, что-то, обдумывая, и спросила: – Борь, а ты и правда кричал?

Не дождавшись ответа, отхлестала сына полотенцем и усевшись на пол, разревелась в голос.

– Сил моих больше нет! Брошу все к чертям собачьим и уеду куда глаза глядят!

– Мамочка, не уезжай, – Борька прижался к ней и зарылся носом в ее светлые кудри. – Я больше не буду за машиной бегать и кричать не буду.

Перестав плакать, Анна подняла на сына глаза, боясь поверить тому, что слышит его голос.

– Повтори, что сказал! – попросила она.

– Мамочка, я больше не буду кричать, – осипшим голосом выдавил из себя Борька.

– Кричи, Борька, всегда кричи! – Анна плакала и смеялась одновременно. – А голос-то почему такой охрипший? Деньги, что Галина дала, на мороженое спустил? Точно, знаю я тебя как облупленного.

Не выпуская руки сына, она схватила телефон и, набрав номер подруги, разревелась в трубку:

– Галка, не поверишь, Борька заговорил!

***

Анна резко прихлопнула ладонью трезвонивший будильник.

– Скоро выброшу тебя к чертям собачьим, – проворчала она потягиваясь.

Но одна лишь мысль о скором избавлении от ненавистных ранних подъемов и восьмичасовых смен на заводе прогнала остатки хмурости. Анна позволила себе еще немного понежиться в постели, с головой окунаясь в грезы о далекой стране, где ее ждут богатства и любовь. Намечтавшись, она погладила по голове спящего сына.

– Ты будешь гордиться своей мамой, малыш. Обещаю.

Закончив водные процедуры, Анна вошла на кухню, где уже дымился чай в чашках, а Борька, сосредоточенно хмуря лоб, старательно размазывал маргарин по толстому ломтю батона.

– Ты чего так рано подорвался? Спал бы еще! Не нужно тебе больше на улице маяться, вон, глянь в окно, снег срывается.

Борька протянул матери бутерброд, тут же ловко отрезал новый ломоть и, собрав ножом остатки маргарина с помятой вощеной бумаги, принялся усердно размазывать бледное месиво по крошащейся поверхности батона.

– Сынок, поговори со мной! – Анна наклонила голову, пытаясь поймать взгляд сына.

Борька набрал полную грудь воздуха, но вместо того, чтобы заговорить, подул в кружку с кипятком.

– Опять собрался в молчанку играть? – Анна бросила взгляд на настенные часы и сдвинула чашку с недопитым чаем. – Твое счастье, что на работу опаздываю. Вернусь – всю душу выверну наизнанку. Не отмолчишься!

Борька облизал масляные пальцы, побежал к вешалке. Анна перехватила руку сына, когда он потянулся за курточкой.