Мир твоими глазами

– Что ж, – начал Михаил Леонович, опешив от его запутанного признания. – Разумеется, с пробуждением связи жизнь человека меняется, и к этому нужно привыкнуть. Вам обоим нужно время, чтобы узнать друг друга, и я понимаю, что условия неидеальные…

– Я не х-хочу привыкать, – резко перебил его Саша. – Хочу, чтобы все было как раньше. Чтобы меня не т-трогали, не тыкали иголками. Чтобы не шла кровь из носа, как у психа. Чтобы я мог сам дойти до чертового т-туалета!

– Ты уже можешь. С чего ты вообще… Ангелина говорила на эту тему? – недоверчиво поднял брови Михаил Леонович. При нем и медсестрах девушка ни разу не давала понять, что ее беспокоят катетеры, видневшиеся из-под простыней, или что-то другое. – Или сделала что-то?

– Ей и не нужно г-говорить. Все ясно.

– Ясно? Хочешь сказать, будь у вас все наоборот, ты бы в первую очередь думал о крови и всем остальном?

Оставив ворчливый тон, Саша ошпарил его взглядом.

– Конечно, нет.

– Тогда с чего ты решил, что знаешь, о чем думает она? Боже мой, а говорят, это у меня профдеформация. – Он покачал головой. – Саша, ты слишком строг к себе. Ты не компьютер, в котором проблему можно решить перезагрузкой или нажав что-то на клавиатуре. Человеческий организм работает иначе. Хочешь ты того или нет, тебе нужно время. И, если сосредоточишься на мыслях о своей родственной душе, уверяю, оно пролетит незаметно. Судя по наблюдениям моих коллег, – добавил Михаил Леонович, – Ангелина все понимает и точно не видит в тебе психа. Не стоит быть таким категоричным.

Это, казалось, расстроило Сашу еще больше.

– Она з-заблуждается насчет меня. И б-быстро поймет это, когда вы… К-когда…

Он стукнул кулаком по матрасу и грубо выругался, не в состоянии закончить предложение.

– Скоро начнешь заниматься с логопедом, – сказал Михаил Леонович, сочувственно глядя на него. – Это все последствия травмы.

– Еще рука. Она п-пока плохо слушается. – Саша хлопнул себя по правому локтю. До аварии он одинаково хорошо владел обеими руками, что очень помогало и в учебе, и на работе.

– Возможно, со временем ты восстановишь все навыки. Но…

– Что? – насторожился он.

– Ты должен быть готов к тому, что останешься левшой. Есть и такая вероятность. Я обязан тебя предупредить.

Воцарилось молчание. Взгляд Саши опустел, и он отвернулся, бессильно комкая простыню.

– Только вероятность, – повторил Михаил Леонович. Он ждал новой вспышки гнева, обиды, злости – но не тишины, тревожившей его тем сильнее, чем дольше молчал Саша. – Пока что точно сказать…

– Я хочу остаться один. П-пожалуйста, – настойчиво добавил Саша, когда дядя не сдвинулся с места. Тот неохотно поднялся на ноги.

– Это нечестный прием, но я все же кое-что скажу. В ночь аварии ты оказался вот на столько сантиметров от смерти, – он слегка развел указательный и большой пальцы. – Но ты выжил, пришел в себя и смог познакомиться со своей родственной душой. Не думаешь, что тебе в буквальном смысле дали шанс на что-то новое? Не принимай поспешных решений, о которых можешь потом пожалеть. Хорошо?

– Да, – после длинной паузы ответил Саша, но было ощущение, что только для того, чтобы его наконец оставили в покое. Затем его голос стал тише. Серьезнее. – С-спасибо за все. Я ценю, что ты п-приходишь ко мне и сейчас. Т-только, прошу, не говори никому, что я сегодня сказал. Ни матери, ни…

Саша сглотнул, так и не сумев сказать вслух имя Эли. Его глаза оторвались от точки на бледно-желтой стене и встретились со взглядом другого мужчины.

– Я не справился с собой и в-вывалил все на тебя. Ты прав, это т-только мое дело. Я все решу.

– Я и не собирался ничего никому говорить, – ответил Михаил Леонович. Подобные намеки должны были оскорбить его, но вместо этого он почувствовал только горечь. В какой момент он потерял доверие племянника?

Эля почувствовала неладное, как только они с Софьей зашли в палату. Улыбка, которую Саша послал им после приветствия, выглядела вымученной, между его бровями пролегла складка. Софья, впрочем, обратилась к нему как ни в чем не бывало.

– Саша, как твое самочувствие?

– Без изменений. – Он покосился на Элю и отвел взгляд. – Скажи, о ч-чем вы говорили с К-колесниковым?

– Как ты?.. Миша. – Софья устало покачала головой, отвечая на свой же вопрос. – Колесников несколько раз звонил и спрашивал про твое самочувствие. Я сказала, что ты в больнице и не сможешь приступить к работе в ближайшее время. Он пообещал, что это не проблема и вы все обсудите позже. Тебе не о чем волноваться.

– Есть о чем. У Альды остались галлюц-цинации.

– Ты про то, что иногда она ошибается, отвечая даже на простые вопросы? – с любопытством спросила Эля, вспомнив прочитанные статьи. Саша кивнул.

– Ерунда. В «Иниго» пятнадцать этажей, так что сами справятся, – отрезала Софья. – Хватит переживать за Колесникова, он разберется. Ты заслужил передышку.

– Т-тебя бы эти слова успокоили?

Мать и сын уставились друг на друга с одинаковыми упрямыми выражениями на лицах. Уж кто-кто, не без удивления подумала Эля, а Софья с ее любовью к работе должна была понимать беспокойство Саши. В прошлом декабре она неделю работала из дома с ангиной и высокой температурой.

– Сейчас ты должен слушаться врачей, а не думать о своем начальнике, – настойчиво повторила она.

– Но я не могу н-ничего не делать! – воскликнул Саша едва ли не с отчаянием. – Это с-сводит с ума.

Эля шагнула к нему, Софья не сдвинулась с места, но повысила голос.

– Это называется отдыхом. Ты знаешь, что врачи нашли у тебя сильнейшее переутомление?!

– Оно у к-каждого второго.

– Это тоже тебе сказал Колесников? – продолжала женщина едва ли не со злостью, и Элю посетило безумное желание закрыть собой Сашу. Ее пугало, когда люди начинали кричать.

– Софья, пожалуйста, – с нажимом произнесла она, переключая на себя внимание начальницы. Та сделала глубокий вдох и сказала уже спокойнее:

– Это плохой аргумент, Саша.

В палате воцарилась звенящая тишина. Он отвел взгляд первым, уставившись на увлажнитель воздуха и сложив руки на груди. Софья покачала головой и направилась к двери.

– Пойду поищу Арину Юрьевну. Уточню насчет реабилитации.

– Отлично, – мрачно пробормотал Саша себе под нос, когда их оставили одних.

Эля собиралась сказать, что мать не хотела его обидеть, но прикусила язык; здесь она не была секретарем, отвечающим вместо руководителя, и ее вмешательство скорее расстроило бы его еще больше. Подвинув стул на обычное место у кровати, она села и протянула руку. Саша остался сидеть неподвижно, глядя на нее во все глаза.

– Что такое?

– Ты с ней не с-согласна? – неверяще спросил он. При мысли о том, что он ждал новых упреков, в груди у нее что-то болезненно сжалось.

– В чем конкретно? Что тебе необходим отдых? – уточнила Эля. – Нам всем он не помешал бы. Но, мне кажется, долго ничего не делать и правда невозможно. А про Альду я вчера читала в новостях: число пользователей и объем продаж колонок растут. Несмотря на периодические советы съесть подорожник или выпить йод, чтобы не болело горло. В вашей пресс-службе заявили, что работа над ошибками продолжается. Я знаю, тебе виднее, но со стороны все выглядит неплохо.

Эля ободряюще улыбнулась. Взгляд Саши пробежал по ее лицу, будто оценивая искренность ответа, и наконец смягчился. Он опустил руки и обхватил ее ладонь.

– С ней всегда т-так было, – признался он, откинув голову на подушку. – Если нам все же удается п-поговорить, она просто уходит, когда надоедает или звонят с работы, и разговор зак-канчивается. А потом делает вид, что ничего не случилось, а мне следует п-просто все забыть. Уверен, на работе она ведет себя так же.

– Со мной Софья всегда вежлива, – честно ответила Эля. – На встречах ее слово обычно является решающим…

Он закатил глаза.

– Ясное дело.

– …Но иногда Эмилия может настоять на своем. Она вице-президент по маркетингу и начальница Зои.

– Я ее знаю, – заметил Саша. – Они же подруги, вместе создавали к-компанию. Она всегда красила губы красной помадой и носила кольцо с голубым топазом.

– Да, совсем не изменилась. Зоя говорит, кольцо – это ее талисман.

– Оно помогло ей найти мужа. Эмилия потеряла к-кольцо на пляже в Гаграх, а он подобрал и узнал по своим видениям. Поженились ч-через месяц.

– Я этого не знала, – сказала Эля. – Какая милая история. Неудивительно, что она так настаивала, чтобы в гиде подарков к Восьмому марта была новая коллекция с топазами.

– Восьмое марта? – повторил Саша и задумался. – Попроси дядю… Или лучше скажи матери, чтобы дала тебе мой т-телефон.

– Зачем?

– К нему привязаны мои к-карты. Выбери себе подарок и оплати.

От неожиданности Эля не сразу нашлась с ответом. Саша говорил так, будто это был абсолютно естественный поступок для родственной души, и в какой-то степени так и было. Но ей совсем не понравилась идея брать у него деньги таким образом.

– Саша, это лишнее. Я не намекала тебе на подарок. Я никогда не праздновала этот день.

Он нахмурился.

– Почему?

– Дома это было не принято, а мы с ребятами можем дарить что-то друг другу без повода. Правда, не стоит.

Саша не выглядел удовлетворенным ее ответом, и, набравшись смелости, Эля сказала:

– Вообще-то есть одна вещь, которую я бы хотела. Может быть, мы выберем парные украшения в честь пробуждения связи?

Теперь он казался ей едва ли не испуганным. Она поспешила добавить:

– Только если ты не против. Я знаю, что многие пары выбирают татуировки. А некоторые считают, что можно обойтись и без того, и без другого, потому что эти традиции придумали хитрые бизнесмены.

Сеня и Яна носили кулоны, где была выгравирована дата их встречи. На средних пальцах левых рук Зои и Андрея со дня пробуждения связи красовались платиновые кольца (у Зои – с сердечком из рубина), а после свадьбы они собирались сделать парные татуировки. У матери Эли тоже было кольцо, из розового кварца, и потому она всегда склонялась к идее купить собственное – если, конечно, ее поиск завершится. Татуировок у нее не было, но идея сделать первую вместе с Сашей не казалась такой уж плохой.

– Что думаешь?

Саша не поднимал глаз от простыни, и Эля почувствовала, как первоначальная радость затихает. Похожа, она уже знала ответ.

– Я бы предпочел обойтись без украшений и т-татуировок. Прости. Дело не в д-деньгах.

Ее голос, к счастью, прозвучал абсолютно ровно.

– Тогда в чем?

– Хитрые б-бизнесмены. Всегда считал, что это лишнее.

Саша прикусил нижнюю губу и, будто опомнившись, быстро провел рукой по лицу.

Эля хотела спросить, точно ли это была единственная причина, но остановила себя. Он бы захотел узнать, что она имеет в виду. А она не была готова признаться, что боялась: вдруг втайне он был разочарован, узнав, кем оказалась его родственная душа. Когда тетя злилась на нее сильнее всего, то говорила, что так и будет. До сих пор Эля не позволяла себе верить ей, но по какой-то злой иронии после пробуждения связи ее слова то и дело всплывали в памяти. Она отогнала неприятное чувство прочь и сказала:

– Хорошо.

Он быстро вскинул голову.

– Х-хорошо?

– Обойдемся без них. Ничего страшного. – И Эля добавила, понимая, что это была правда: – Того, что я теперь вижу цвет твоих глаз в моих, мне достаточно.

Он недоуменно склонил голову набок, словно все это время ждал начала нового спора. Когда же до него дошло, что Эля не собирается настаивать, на лице появилось искреннее облегчение. Хотя часть ее чувствовала себя уязвленной, она послала ему улыбку.

– У нас есть еще пять минут. Вопросы или музыка?

Медсестра, приходившая в палату к Саше, явно думала, что его плохое настроение объясняется тоской по Эле. Зачем еще она вдруг напомнила о праве на запрос доступа к базе данных родственных душ? Он знал, что мог в любой момент посмотреть список его собственных видений об Эле, но теперь ему также был открыт ее архив за почти двадцать лет. Многие пары, заметила медсестра, в первые дни после знакомства любят вместе изучать архивы или дневники видений – как старые фотоальбомы, погружаясь в воспоминания и ища сходство в историях своих жизней. Это должно было сблизить их еще больше и усилить радость от долгожданной встречи.

Он же считал, что в его случае читать о видениях Эли было сродни самоубийству – долгому и мучительному. Днем Михаил Леонович понял все правильно: Саша не был уверен, станет ли развивать отношения со своей родственной душой. Несколько лет назад он бы не хотел ничего больше, чем обсуждать с ней их видения и совместную покупку украшений. Но те мечты остались в прошлом, и на их место пришли планы по развитию Альды. Так он говорил себе до аварии.

Если бы ее не случилось, но их поиски все равно бы завершились, он смог бы сразу объясниться с Элей. Его план заключался в том, чтобы первым делом сообщить ей несколько вещей.

Первое: после пробуждения связи его образ жизни должен оставаться прежним. Ничто не должно отвлекать его внимание от работы.

Второе: после положенных регулярных встреч он может предложить остаться друзьями (и видеться раз в несколько месяцев) или вовсе прекратить контакты, если она захочет.

Третье: это решение никак не связано с ней лично, и он принял бы его в любом случае. Многие считали Сашу бессердечным и жестоким, но он действительно не хотел причинять Эле боль или заставлять сомневаться в себе. Если бы ко времени встречи у нее уже была своя семья или жених, все оказалось бы еще проще.

У этого плана был один большой изъян: Саша никого не посвятил в него, наивно полагая, что в этом нет необходимости. Создавая алгоритмы, полностью контролирующие деятельность Альды, он наивно начал верить, что точно так же может контролировать и свою жизнь. Он не обсуждал личные дела с коллегами и не писал подробности в чатах поиска, как некоторые. Даже Эсмеральда, если бы кому-то пришло в голову спрашивать ее, не смогла бы дать точный ответ. По просьбе Саши она озвучивала статистику поиска и данные о парах, решивших разделиться после пробуждения связи, но он никогда не говорил вслух, для чего ему это нужно. И, разумеется, он даже не представлял, что может обрести родственную душу, пока лежит в реанимации.

К тому моменту он уже приходил в себя и слышал голоса врачей, говоривших про кому и травму головы. Их голоса казались до ужаса громкими, свет над головой резал глаза, и ощущение тонких шершавых простыней на коже раздражало не меньше, чем слабость, охватившая все тело.

Иногда он слышал голос матери, но это определенно были галлюцинации. Она редко заглядывала к нему в комнату, даже когда он болел, будучи еще ребенком. Он и не хотел этого – только не после того, что услышал однажды в детстве, когда родители ссорились на кухне, полагая, что он уже уснул. Слова вонзились прямо в сердце, как лазеры из мультсериалов, заставив его замереть на месте, пока внутри все кричало от боли, а затем вернуться обратно в комнату. Он переживал этот момент снова и снова, пока не нашел путь к бегству. В новом месте его ожидали те же самые картины, которые внезапно появились из темноты несколько дней назад – а может, часов или минут.

Это было похоже на путешествие по когда-то знакомым местам. Он видел настольную лампу, украшенную маленькими плюшевыми цветами, и шкаф с книгами. Затем перед его глазами вставало старое колесо обозрения из Парка Горького, а следующий шаг переносил в комнату с пианино, где чужая рука переворачивала ноты. В аквариуме рядом плавали незнакомые ему рыбы с перламутровыми боками, похожие на солнечных зайчиков. На его глазах к ним присоединились пухлые рыбы-попугаи. Он видел комнатные цветы, школьные учебники и хохочущую рыжеволосую девочку с ведром попкорна на коленях. Ее и его видения сменяли друг друга хаотичным потоком, который в тот момент казался ему абсолютно логичным. Однако рядом с Сашей всегда оставалось знакомое лицо в обрамлении густых черных кудрей. В первый раз он увидел свою родственную душу худым подростком, с огромными серьезными глазами и тонкой морщинкой между бровями, которую ему хотелось разгладить. Сейчас она, выглядя чуть старше, широко улыбалась, и он чувствовал такую радость, словно стал тому причиной. Он хотел делать ее счастливой, потому что тогда был счастлив и сам.

Он не любил, когда его заставляли покидать ее, и потому отказался открывать глаза, когда все внутри него требовало вернуться в реальный мир. Когда же он наконец смог заглушить эти протесты, то понял, что девушка скрылась в ослепительном белом пламени, оставив после себя только темноту сна. А после того, как исчезла и она, он осознал, что держит за руку свою родственную душу во плоти – повзрослевшую и куда более прекрасную, чем в видениях, с его отпечатком в темных глазах и застенчивой улыбкой на губах.

Писатель, про романы которого его заставляли писать сочинения в школе, оказался прав: прикосновение родственной души навсегда отпечатывалось на коже невидимым следом и проникало в ритм двух сердец, заставляя их биться в унисон. Ничем иным нельзя было объяснить это новое ощущение в груди.

Но, словно Вселенная решила жестко пошутить, одновременно с радостью от ее присутствия в нем начали просыпаться воспоминания о жизни до аварии. Игнорировать их он не мог и со временем понял: то нетерпение узнать ее, желание быть рядом и чувствовать любовь, отличную от той, что могли подарить любые другие люди, принадлежали Саше, которого он не вспоминал, пока не оказался в коме. У того человека не было ответственности, обязанностей и тревог, которыми он жил последние годы. Тот человек не делал того, что приходилось делать ему ради Альды и чего он никогда не сможет забыть. Он знал, что не вынесет, если увидит в глазах Эли то же разочарование и бессилие, которое видел у своих родителей и тех, с кем сближался в прошлом. Точнее, не «если», а «когда» – потому что обычно этим все и заканчивалось. Единственным постоянным человеком в его жизни был Никита Колесников – тот, кто когда-то разглядел его потенциал и поощрял новые идеи, превращая их в прибыль для «Иниго». Кто всегда был и руководителем, и наставником по всем вопросам.

Поэтому теперь, оставаясь один, Саша проклинал собственную слабость и жадность до того тепла, которое Эля дарила так охотно. Пробудившаяся связь была слишком сильна, и он отчаянно пытался с ней бороться. Убеждал себя, что Элей двигала только ненавистная ему жалость, но не смог отыскать ее во взгляде и голосе. Хотел доказать, что способен контролировать собственные чувства в ее присутствии, но с треском провалился. Накануне, сгорая от стыда, Саша впервые прикинулся спящим на время ее прихода, надеясь и в то же время боясь, что она сразу уйдет. Но она осталась на все десять минут, и, чувствуя на себе пристальный взгляд, он прилагал все усилия, чтобы держать глаза закрытыми. Его предавало слабое после аварии тело, жаждущее ее прикосновений, и душа, стремившаяся к ее. Он должен был быть сильнее и прекратить все это. Он должен был сказать ей «нет», когда была возможность.

Но пока он снова держал ее за руку и ругал себя за то, что начал разговор о подарке. Это было импульсивное решение, в принятии которого не участвовал разум. Саша настолько свыкся с мыслью, что однажды Эля оставит его, что даже не вспомнил о существующей традиции. С другой стороны, соглашаться на покупку украшений было бы лицемерно.

«Ты хочешь делать то же самое, что и вчера, – настаивал предательский голос в душе. – Помнишь, как она на тебя смотрела и что ты чувствовал? Ты никогда ни к кому так не прикасался, но тебе понравилось. Она притягивает тебя. Ты хочешь сблизиться. Скажи об этом».

– Что вы с д-друзьями обычно дарите? – коротко спросил он, заставив голос замолчать.

– Да что угодно. Стикеры, брелоки с факультетами из «Гарри Поттера», сладости. На прошлой неделе я нашла для Сени переводные татуировки с совами – он был почти так же счастлив, как когда узнал, что ты любишь пиццу с ананасами.

– А они, полагаю, покупают тебе к-круассаны. – Саша с трудом удержался, чтобы не закатить глаза: до того странной казалась такая причина для счастья.

Эля рассмеялась, и этот звук отозвался приятным звоном в его ушах.

– Иногда. Но чаще всего мы ходим в кафе, где они самые вкусные. Я нашла его случайно пару лет назад, когда искала работу. Открытых вакансий там не было, но мне понравился интерьер. Когда мне было девятнадцать, я работала в похожем заведении. А потом, – теперь ее улыбка стала не такой веселой, – уснула за компьютером прямо в кабинете, и меня уволили.

Саша посмотрел на нее с невольным сочувствием. Сколько раз, работая до глубокой ночи, он сам просыпался от боли в затекшей шее, сложив руки поверх крышки ноутбука? Он давно сбился со счета и по этой причине не носил фитнес-браслет, который показал бы, насколько ужасен его режим сна. Как недавно сказала Эля, грусти в жизни уже и так было достаточно.

– Много было р-работы?

– Да. К тому же я училась на заочном, а тогда как раз наступила сессия. Спать и есть было некогда.

С тем, что она уже знала историю его семьи с точки зрения матери и дяди, оставалось смириться. Но Саша не мог не гадать, почему за все время она ни разу не упомянула свою семью. В его видениях о ней не было мужчины или женщины, которых он мог бы с уверенностью назвать ее родителями. Неужели они были такими же, как его, – вечно занятыми своими делами, предоставив ее самой себе? Поэтому она всегда говорила только о своих друзьях? Или с ними случилось что-то плохое? Он очень хотел узнать ответы на эти вопросы, но не решался задавать их; это было слишком личным, а он уже сблизился со своей родственной душой куда сильнее, чем рассчитывал.

– П-почему педагогический? – спросил он, уводя разговор в сторону от кафе.

– Учителя всегда нужны. Я думала, так у меня будет стабильный источник дохода, но к моменту окончания учебы поняла, что это не мое. Зато оказалось, что секретари, ассистенты или помощники руководителей не менее востребованы, а эту работу я уже отлично знала. Жаль только, что никак не получалось найти работу в IT-компании. Я надеялась, что могла бы встретить тебя в офисе.

– Ты не хотела выступать на сцене?

С его точки зрения это был невинный вопрос, но Эля напряглась. Ее глаза метнулись в сторону, и, когда она снова посмотрела на Сашу, в них была незнакомая ему осторожность.

– Я не хотела, чтобы музыка становилась моей профессией. Мне нравилось играть то, что я хочу, а не что хотят слушать другие.

Изменился и ее тон – ровный и спокойный, однако лишенный прежней легкости. Саша, никогда не считавший себя чутким человеком, был удивлен, что заметил подобные детали, – а затем встревожился. Голос в душе требовал поддержать ее, пусть он и понятия не имел, в чем заключалась проблема. Разум советовал оставить все как есть и не лезть не в свое дело.

– Но ты играла для меня, – заметил он, не скрывая вопросительной интонации. Эля быстро покачала головой, и ей на лицо упало несколько прядей. Усилием воли Саша заставил себя не обращать на них внимание – и не думать о том, как однажды хотел прикоснуться к ее густым блестящим локонам.

– Я говорила о посторонних людях. Ты же не посторонний.

Его сердце пропустило удар, почувствовав болезненный укол от ее слов. Сейчас было самое время открыть ей правду и исправить ситуацию, в которой они оба оказались из-за его семьи. Он открыл было рот, надеясь, что найдет нужные слова, но Эля его опередила.

– Я всегда буду рада поиграть для тебя вживую. После выписки.

Она коротко побарабанила пальцами по тыльной стороне его ладони, и Саша пожалел, что на нем была лишь футболка: на коже выступили мурашки. Ученые называли это естественной реакцией. Он – еще одним актом предательства со стороны собственного тела, помимо проблем с правой рукой и заикания. Все эти трудности он предпочитал считать временными.

– Я не уверен, к-когда это случится, – предупредил он, сделав крохотный шаг в направлении своего плана.

– Скорее всего, в ближайшие пару недель?

– Я не хочу причинять тебе неуд-добство.

Эля подняла брови.

– О чем ты? Я же сама предложила.

– Ну… – Он поспешно старался подобрать слова, чтобы не выглядеть еще большим дураком. – Я не очень люблю принимать гостей. И редко хожу к к-кому-то.

– Я тоже. Но если бы ты знал, сколько раз я представляла тебя у себя дома, то очень бы удивился.

Она тут же опустила глаза, будто сама не ожидала от себя подобного признания. При взгляде на ее покрасневшие щеки лицо Саши тоже запылало. От его решимости сохранять хладнокровие не осталось и следа. Она говорила о… Или нет? Или все же да? Ответ интересовал его гораздо больше, чем он был готов признать. Неожиданно Саша снова вспомнил того молодого человека, который мечтал о покупке украшений и встречах с родственной душой каждый день, но вместо стыда ощутил лишь сожаление.