скачать книгу бесплатно
– Какого хрена нас вообще понесло через степь? – недовольно пробурчал пестун. – Надо было в Олешье[11 - Олешье – древнерусский порт-эксклав XI – XIII веков, включавший земли в низовьях Днепра от устья Южного Буга до Керкинитского залива.] сесть на лодьи и – морем!
– Я не уверен, что нас пропустили бы херсониты, – бросил Ростислав Владимирич. – И иная мысль есть…
Князь замолк, а пестун не стал переспрашивать. Надо будет – молодой князь сам скажет, что замыслил.
У ворот хутора остановились, когда уже начало светать. Неустрой стукнул в ворота, на дворе отозвались псы. Неустрой свистнул, но псы не послушали и взяли голосом ещё злее, чуя чужаков.
Шепель оглянулся и невольно остолбенел – следом за ними двигалась целая рать, не менее двух сотен. До того впотемнях и не разглядеть было, сколько народу с Ростиславом идёт, а теперь Шепель невольно призадумался: никак, князь всю свою дружину с собой в степь привёл. Перуне вразуми, чего они такое задумали?
А впрочем, не его это дело. Вон, Неустрой всё ещё на Ростиславичей исподлобья глядит, особо на Вышату. А ведь тот, пожалуй, не менее чем самого князя Ростислава пестун… или старшой дружины княжьей.
В груди у Шепеля защемило – ох, как хотелось сейчас в седло, да меч в руки. И скакать вместе с княжьими воями по степи… хоть до самой Тьмуторокани!
Мелькнула какая-то неясная догадка, только Шепель так и не понял, какая. Словно бы что-то Перунова воля хотела им подсказать…
Со двора, меж тем, послышался отцов голос:
– Кто там?! Неустрой, ты, что ли?
– Не только, – угрюмо буркнул брат, косясь на воев. – Гостей тебе привёл, отче.
– Что ещё за гости? – отец подошёл к воротам с жагрой в руке. Тусклое пламя рвалось на ветру, разгоняя сумерки, тени плясали по воротам.
– Гой еси, хозяин, – князь подъехал к воротам вплотную.
Отец поднял голову, глянул князю в лицо, светя жагрой, и отпрянул. Шепелю даже показалось – сейчас зачурается.
– Ты чего, хозяин? – князь тоже удивился.
– К… княже? – справился, наконец, с собой Керкун. – Мстислав Владимирич?
Неустрой глядел на них с раскрытым ртом.
– Не Мстислав, – поправил волынский князь, странно усмехаясь. – Ростиславом меня кличут. А вот что Владимирич – это верно.
Пахло одуряюще вкусно, и князь Ростислав невольно сглотнул слюну.
Вымоченная и жареная на углях дичина, тушёная в конопляном масле капуста, разваренная каша из дроблёной пшеницы, свежеиспечённый ржаной хлеб, уха из речной рыбы, варёные с укропом раки, долблёный жбан с пивом, чашки с маслом и сметаной, жбан кваса, молоко и яблочный взвар, мёд диких пчёл в плошках.
Хозяйка разлила мужикам по чашам пиво и повела рукой, приглашая гостей к выти.
– А я-то… – Керкун смеялся беззвучно, весело щурясь. – А я-то, княже, грешным делом, подумал, что князь Мстислав Владимирич воскрес, чуть не зачурался непутём. Больно уж вы похожи…
– Да… – задумчиво обронил князь. – Мне тоже говорили про то… Многие говорили… Знал, князя-то?
– А чего же, – Керкун отсмеялся. – И знал. Сколько лет-то минуло с того, как он на Чернигов от нас ушёл? Сорок?
– Ну да, – князь кивнул. – Сорок и есть. А то и поболе.
– Ну так вот, – Керкун улыбался чему-то далёкому или давно минувшему. – С ним и я шёл тогда. И при Листвене я тоже бился против деда твоего, против варягов да новогородцев.
Лицо Вышаты при последних словах Керкуна чуть изменилось, он глянул на хозяина внимательнее.
– А эвон, пестуна Вышаты дед у нас тоже при Листвене бился, – мгновенно сказал князь, заметив. – Да и отец. Только на другой стороне, с моим дедом вместях.
– Бывает, – ничуть не смутился Керкун. – Тогда вся Русь на части поделилась, совсем как нынче. А я и до того с Мстиславом-то Владимиричем вместе ратоборствовал против ясов да касогов, мне тогда всего-то лет пятнадцать было.
– А нынче же тебе сколько? – поражённо спросил князь, любуясь могучей статью хозяина.
– А чего, – заухал довольно Керкун. – На седьмой десяток никак поворотило.
– А детям твоим лет по шестнадцать, – князь кивнул в сторону близняков, которые из угла жадно ели взглядами войскую сряду Ростислава и Вышаты – больше никого из Ростиславлей дружины в избе и не было. – Поздно женился, что ли?
– Так это младшие, – пожал плечами невозмутимый хозяин. – Старший в трёх верстах отсюда живёт, вверх по Донцу, второго печенеги убили лет уж тридцать тому как. Дочка замужем, за Донцом живёт, на левом берегу.
– Вон что, – протянул Ростислав. – Большая у тебя семья, Керкуне…
– И род не из последних, – охотно кивнул хозяин. – Слыхал ли про Русь прежнюю, не нынешнюю, а ту, что здесь на нижнем Дону, Кубани да у Тьмуторокани была?
– Давно это было, – задумчиво сказал князь.
– И верно, давно, – подтвердил Керкун. – Лет триста минуло тому. Так мой пращур там боярином был.
– Откуда ведаешь?
– Отец говорил, – Керкун весело щурился. – А ему – его отец, мой дед. Ну а ему…
– Его отец, – понятливо кивнул Ростислав.
– Ну да, – лицо Керкуна построжело. – Так и передавали в роду. Славное, говорят, времечко было. А после козары пришли, а после – печенеги. И рать наша погинула меж Волгой и Доном. А вот Дон мы ещё пять лет держали против печенегов-то… Теперь от державы той осколки только… Белая Вежа город, да станицы с хуторами в степи. Нас теперь козарами зовут – за то, что под хаканом жили столько лет… прилипло. Да ещё бродниками. По степи, дескать, бродим. Не больно-то побродишь – половцы кругом. Только и было полегче, когда дед твой печенегов побил.
– Как вы тут живёте-то в степи? – подавленно спросил Ростислав. Он и ранее слышал про донскую русь, только впервой вот так – от одного из них. И в торческом походе четырёхлетней давности – не довелось, они больше при черниговском князе были.
– Да как? – пожал плечами Керкун. – Так и живём. Тут ведь и лесов хватает, и перелесков. А плавни донские, донецкие да кубанские – природная крепь. Степнякам не вдруг и прорваться. Если много половцев придёт – в плавнях прячемся, тут стотысячную рать скрыть можно. А мелкие загоны – бьём. Да и сами не без греха – половцев, бывает, щиплем.
Помолчали.
– Живём семьи по две-три, а то и по одной, вот как я. А отбежишь в степь вёрст на сорок – пятьдесят, там уже и половцы. А многие в Белой Веже живут сейчас – в городе будто бы спокойнее. Глядишь, так понемногу, держава и воспрянет. Вежа-то Белая, ещё со времён Святослава Игоревича – под тьмутороканскими князьями.
Вновь умолкли, занятые вкусной снедью, но ненадолго – Керкуна разбирало, и долго молчать он не мог.
– Князь Святослав Игоревич сто лет тому почему сначала на Дон пошёл? – витийствовал он, глядя в удивлённо внимающие глаза князя. – Он на нас надежду держал, знал, что в Козарии[12 - Козария – Хазария, Хазарский каганат, одно из крупнейших государств Средневековья, создан хазарами. Контролировало территорию Северного Кавказа, нижнего и среднего Поволжья, северной части Крыма, степи и лесостепи Восточной Европы вплоть до Днепра. В IX веке правящая верхушка Хазарского каганата была иудейской по вере, а возможно и по языку, но среди населения были распространены и христианство, и ислам, и языческие верования. Включал в себя, помимо собственно хазар, представителей ещё многих разных народов: болгар, аланов, славян, различных кочевников. Белая Вежа – древнерусское название хазарского города Шаркил (Саркел), который после разгрома Хазарского каганата Святославом Игоревичем, вошёл в состав Руси. Ясские горы – древнерусское название Кавказа.] руси да словен много. Знал, что за него станем. И стали. И как было не стать – против козар-то. Потому он так легко Белую Вежу и взял. И Тьмуторокань. И Ясские горы – тоже. Ну, там кубанские русины помогли…
Ростислав изумлённо молчал – он и не подозревал, что здесь, далеко на восходе, в степи, столько много руси.
– И дед мой там ратился, – продолжал Керкун, – со Святославом-то вместе.
– Да-а, – протянул Ростислав Владимирич, поражённый развёрстой перед ним бездной.
– А ты, княже… хозяин перевёл дух. – Далеко ли путь-то держишь?
– В Тьмуторокань, – усмехнулся в ответ князь.
Керкун молчал несколько мгновений.
– А ведь там Глеб Святославич, – сузив глаза, медленно проговорил он. – Война, что ли, княже?
– Ну отчего уж так сразу война? – Ростислав поднял глаза на бывалого воя. – Меня там ждут. И бояре… и иные мужи градские.
Князь и вправду проделал большую работу – пересылался с тьмутороканскими вятшими почти два месяца. И сейчас его там и впрямь ждали. Не быть Глебу, брату двоюродному, тьмутороканским князем.
Неустроя и Шепеля так и тянуло наружу – поглядеть на волынских воев. Незаметно для отца, не глядя один на другого, они выбрались сперва на крыльцо, а потом и со двора.
Ростиславичи раскинули стан за Керкуновым двором – жгли костры, треножили коней. От стана дружины вкусно тянуло кашей и жареным мясом.
– Парни! – окликнул близняков какой-то воин, по виду знатный – длинноусый и чубатый, в синем плаще.
– Ну? – остановился Неустрой.
– Вы, верно, всё здесь знаете…
– Ну… – повторил Неустрой. – Чего надо-то?
– Да мне дозоры расставить надо. Подсказали бы, где лучше…
– У Дикой балки надо, да у Сухого ручья, – тут же вмешался Шепель, видя, что брат молчит. – Оттуда вся степь как на ладони, вёрст на сотню.
– А ну-ка, пошли, покажешь, – тут же позвал Шепеля вой.
Неустрой остался один и побрёл по стану, втайне досадуя на себя – ишь, раззявился, как тетеря, даже ответить годно не смог. А вот Шепель и в первый раз не оплошал, князя признал в Ростиславе вмиг, и тут…
Парень сделал несколько шагов, остановясь близ костра, у которого сидели четверо. Они немедленно его окликнули:
– Присядь с нами, хозяин!
Неустрой не стал отнекиваться, сел. Но от чашки густого мясного отвара отказался.
– Не хозяин я, – буркнул он насупленно. – Отец мой хозяин.
– Ну, стало быть, наследник, – заключил вой, улыбаясь в густые усы. – Не так?
– Так, – вздохнул Неустрой.
– А звать тебя как, наследник? – всё так же весело спросил вой.
– Неустроем отец с матерью прозвали.
– Ну а меня Зарубой кличут.
– А чего же ваш князь так мало воев-то ведёт, Зарубе? – вырвалось у Неустроя. Он тут же прикусил язык, но было поздно.
– Отчего – мало? – степенно возразил Заруба. – Три сотни. Нам же не Козарию воевать, как князь-Святославу Игоревичу. Всего-то – Глеба Святославича из Тьмуторокани выгнать.
Неустрой промолчал.
– А глаза-то у тебя горят, Неустрое, – весело сказал вдруг Заруба. – Хочется войской жизни-то хлебнуть, а?
Неустрой в ответ только вздохнул.
– Мечи манят, да кони? – Заруба усмехнулся. – Тяжела войская жизнь-то, Неустрое… Хочешь, так просись у отца. Но уговаривать не буду, а то ещё отец твой обидится – скажет, сманиваю.
– А зачем ваш князь на Тьмуторокань идёт? – вдруг спросил Неустрой, сам неожиданно для себя.
Вой помолчал несколько мгновений.
– А его дядья обидели, – сказал он, наконец. – Стол ему дали малозначимый. Вот он и хочет себе ещё и Тьмуторокань прирезать.
– Разве же Волынь стол малозначимый? – удивился парень.
Но Заруба больше ничего прояснять ему не стал.
– Княжье то дело, Неустрое, не наше. Наше, войское, дело – в бой идти да голову сложить, если князь прикажет.
Шепель воротился из степи сам не свой. Молча ушёл куда-то на сеновал и там затих. Неустрой проводил его удивлённым взглядом, но смолчал. И сам за ним не пошёл – мало ли чего. Надо будет, так сам скажет.
Шепель выбрался с сеновала только часа через два. Всё так же молча. И работу домашнюю всю делал молча. Так ничего и не сказал.
Князь уезжал на другое утро. Дружина его так и ночевала в поле, по старинному русскому войскому навычаю – спали на попонах, седло в изголовье, стойно древлему Святославу Игоревичу. Благо ночь летняя тепла. И только князь да ещё Вышата-новогородец спали в доме Керкуна. Сами хозяева ночевали на сеновале, там, где днём отсиживался Шепель.
Трубили рога, ржали кони – дружина грудилась за воротами Звонкого Ручья, ожидая господина. Князь у крыльца прощался с радушными хозяевами. Тут и показался Шепель – в высоких сапогах и плаще. Подошёл нетвёрдыми шагами, кинул посторонь дикий взгляд и вдруг поклонился в пояс беглому волынскому князю:
– Княже! Ростислав Владимирич!
– Ну! – бросил князь, уже начиная понимать. Да и Керкун побледнел, глядя на одетого в дорожное сына.
– Прими в дружину, княже Ростислав, – выпалил Шепель одним духом. – Возьми с собой!
Пала тишина. И в этой тишине было только слышно, как глухо всхлипнула Керкунова хозяйка.
– Ну… – не враз нашёлся что ответить князь.
– Возьми, княже! – чуть ли не с мольбой выкрикнул Шепель. – Хоть отроком!
Князь покосился через плечо на Вышату, тот чуть повёл головой, словно соглашаясь, подмигнул Шепелю и негромко обронил:
– Гридень Славята говорил, что его и не отроком взять можно бы…
– Ну если так, – князь вздохнул. – У отца спроси дозволения.
