banner banner banner
Лоскутное одеяло (сборник)
Лоскутное одеяло (сборник)
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Лоскутное одеяло (сборник)

скачать книгу бесплатно


Чудо

Как-то я потерял украинский паспорт. Всё бы ничего, если бы это не случилось за месяц до отъезда в Израиль и в паспорте не была проставлена израильская въездная виза.

Выдали мне бумагу, которую должен был подписать какой-то большой чин в ОВИРе. Но меня сразу предупредили. Этот большой чин – большая сволочь. Денег, чтобы купить его, у меня не хватит, а нервов он мне испортит – мало не покажется. На вопрос – что делать? – усмехнулись.

– Во-первых, не надо было терять паспорт. Во-вторых, расслабиться и сдать билеты. В-третьих, надеяться на чудо.

Я позвонил. Назначил время приёма, взял эту форму и пошёл надеяться на чудо.

Захожу в его кабинет, сажусь, объясняю ситуацию. Чин смотрит на меня гаденьким взглядом, открывает рот… и не может ничего сказать. Сам этому удивился… Снова открыл рот и… снова ничего сказать не смог. По лицу видно, испугался, быстро подмахнул форму и показал рукой: «идите, идите…»

Выхожу, дверь за собой закрываю. Секретарше говорю: «Там вашему шефу плохо. Говорить не может». Секретарша рукой машет и характерным жестом показывает мне: напился человек… Видать, не рассчитал.

Так выпьем же за алкоголизм, который иногда творит самые настоящие чудеса.

Таможня даёт добро

В Израиль из Одессы уезжали в 1998 году. Так как своих вещей почти не взяли – согласились перевезти вещи родственников и друзей. Упаковали ящики и поехали в порт. Нас сгрузили среди других отъезжавших, и мы стали ждать «злобных таможенников», для которых у меня было приготовлено пятьдесят баксов.

Пришёл хмурый усатый человек в форме и стал перетряхивать вещички наших соседей. Что-то отставлял в сторону, ругался, махал руками. Когда соседи были сломлены и уничтожены – таможенник решительным шагом направился в мою сторону и, обогнув меня, нырнул в первый раскрытый ящик. И тут же вынырнул с выражением растерянности на лице.

– Что это? – спросил он, морщась.

Дело в том, что первый из двух огромных, в человеческий рост, ящиков доверху был забит книгами тёти жены.

– Это, – говорю я ему, – музыкальная библиотека. Ценных книг нет – ноты, биографии композиторов, учебники по композиции…

Подозрительно на меня посмотрев, таможенник аккуратно заглянул во второй ящик.

– Это, – опередил я его, – художественный архив моего отца. Вот справки, что архив можно вывезти.

Таможенник, скорее по привычке, затравленно заглянул в дальний угол ящика. Но я уже поймал фишку и начал импровизировать (прятать мне было нечего, действовал я из чистой любви к искусству).

– Там моя пишущая машинка, – важно сказал я, – и рукописи.

Я соврал. Там лежали тарелки, ножи, что-то ещё, сброшенное из кухонных ящиков и завёрнутое в скатерть, но эта фраза вконец добила таможенника. Можете мне не верить, но глаза его увлажнились. Он подошёл ко мне вплотную, несколько секунд изучал моё лицо, после чего, с ужасом в голосе, спросил:

– Ребята! Куда вы едете?

Когда мы через несколько дней проходили на теплоход, я, простояв дикую очередь, наконец добрался до стойки регистрации. За столом сидел… мой знакомый таможенник. Приняв мои паспорта и билеты, он задумался на секунду, после чего чётко произнёс, тыча в меня пальцем:

– Библиотека, архив, рукописи… – и, шлёпнув печатью, добавил: – Проходи!

* * *

Посидев вчера с одесситами, я вдруг вспомнил, что всё детство проговорил на нормальном одесском жаргоне с соответствующим акцентом. Смягчал буквы: «Пеця, цятр». «Жи-ши» произносил как пишется, а не как в советском телевизоре. Но вот в четырнадцать лет мама отвела меня за руку в одесский театральный класс на улице Короленко, а там предмет был такой: «сценическая речь»…

В общем, сломали нормальному одесскому хлопчику жизнь. Ещё и читать заставили. И вот уже вместо «Ой, ви мене тут будете рассказывать!», я, ломая язык, произношу: «Пожалуйста, перестаньте молоть чушь…» Тьфу. И не выговоришь такое…

Ещё удивляются, почему я такой сосредоточенный и говорю медленно. Я же в голове перевожу постоянно. И сказав, снова перевожу обратно, чтобы понять, что я только что сказал.

Иерусалимская смесь

Язык национального общения

Когда мы перебрались в Иерусалим, мой отец заявил:

– Я в Израиле без иврита не пропаду. Буду искать на улице людей постарше и обращаться к ним на идиш…

Через несколько дней рассказывает. Зашёл в магазин. На кассе человек примерно его возраста, солидный, в кипе. Папа обращается на идиш. Человек не понимает, отвечает на иврите.

– Он восточный, не видишь, что ли? Они на нашем не понимают, – говорит на идиш старушка, стоящая за папой в очереди. – Ничего, я ему сейчас переведу…

Говорит с продавцом на иврите, тот кивает, отворачивается к прилавку и ищет то, что нужно отцу.

– Недавно в стране? Откуда приехал? – спрашивает у отца старушка.

– Из Одессы, – отвечает отец.

– Ты из Украины? – обрадовалась старушка, переходя на русский. – А я тридцать лет в Израиле. Из Риги приехала.

Продавец оборачивается, протягивает товар отцу. Говорит:

– Я, кстати, из Ташкента приехал…

Ошибка

Месяц в Израиле. Приходим познакомиться с дальними родственниками. Родство примерно такое: троюродного брата племянницы отчим по второй жене со стороны приёмного зятя из Кишинёва.

Собралось человек двадцать. Хозяин дома, поморщившись, говорит мне два слова, после чего сбегает в другой конец стола. И весь вечер нервно косится в мою сторону. Когда уходим, говорю жене: «Ты как хочешь, я к ним больше ни ногой». Проходит месяц – опять зовут в гости. Мы отнекиваемся, но родственники уговаривают: «Ну что вы! Хозяин дома очень вас приглашает, передаёт, что будет рад вас видеть». Даже любопытно стало. Ладно, придём.

Хозяин дома ждёт у дверей. Радостно разводит руками, обнимает, проводит к столу, садится рядом и тараторит:

– Ты извини, пожалуйста, я тебя за другого принял. Есть тут один родственничек – бандит и алкоголик. Я думал, что это его позвали… Ладно, не обижайся на старика… Лучше расскажи, как там поживает мой старинный друг Яков Эмильевич? Процветает его бизнес?

Я говорю:

– Яков Эмильевич, к сожалению, мне неизвестен..

И чтобы как-то заполнить затянувшуюся паузу – предлагаю:

– Возвращаемся к варианту с бандитом и алкоголиком?

Реферат

Попросили меня реферат написать. «Гамлет» Шекспира. За двести шекелей. Кто ж, в гордыне своей, не мечтает о Гамлете написать. За двести шекелей. Я и взялся. Через несколько дней встречаемся мы с девушкой в Старом городе Иерусалима. Говорю: «Перечитай. Вдруг что не так…» Отсела на ступеньки, а я по арабским лавкам стал ходить, прицениваться, на что двести шекелей можно с умом потратить. Вдруг она ко мне летит с перекошенным от злобы лицом.

– Ты чего написал? Ты нормальный? Мне это сдавать, между прочим!

– Так… – говорю, – обидеть ремесленника может каждый! Ты, пожалуйста, конкретней, с цитатами.

– Ах, с цитатами?! – у неё румянец даже выступил. – Я реферат тебе заказывала. Ре-фе-рат! А не литературное произведение. Это что вообще? – она перелистнула несколько страниц и зачитала: «А Гамлет меж тем в анатомичке сидит, Йорика на части разбирает: “Не нахожу я души в нём, – в тоске говорит он самому себе, – стало быть, верно говорил русский физиолог Павлов, что жизнь прикладной характер имеет…”»

– Там дальше хорошо, – вдруг включаюсь я. – Когда Гамлет по карманам Йорика пробил и ничего, кроме медных денег, не нашёл. И решил: «Бедный Йорик…»

У неё даже шея раскраснелась…

– Нет. Я не спорю, концовка у тебя просто ударная: «Плюнул Гамлет, не стал с ними больше разговаривать. Снарядил багаж и уехал в Череповец. К жене своей и сыну малолетнему…»

Я пожимаю плечами: «Что, с запятыми что-то не так?»

Посмотрела она на меня и совсем уж потерянным голосом: «Ты сумасшедший, да?» Подумав, достаёт двести шекелей и мне протягивает. Говорит: «Ладно, ты же работал! Вот, возьми. А я… я сама напишу».

Стыдно мне стало. И грустно как-то. Говорю:

– Ладно. Давай так. Эту бесценную рукопись я тебе дарю…

Полез в сумку. Достал стопку, страниц на десять, в файлике.

– Держи. Вот он – нормальный реферат. Как раз на двести шекелей…

Потерял

Зашли со знакомой в иерусалимский религиозный район. Она пропадает в магазине, я стою на улице, курю. Подходит какой-то религиозный человек, лицо доброе, но сразу видно, нездоровый человек. Смотрит на меня, потом начинает осматривать асфальт вокруг, как будто что-то ищет. Я его спрашиваю: «Что случилось? Потерял что-то?» Он кивает, мычит. Идёт в сторону магазина, начинает перебирать сложенные у входа пустые коробки, смотрит на меня, тычет мне в лоб пальцем, мычит. Жалко человека, говорю: «Попробуй объяснить, что ты потерял, может быть, я могу помочь…» Тут моя знакомая выходит. Объясняю ситуацию, говорю, «бедолага, потерял что-то, а что – объяснить не может». А человек не унимается, тычет мне в лоб пальцем, прикладывает ладони к щекам, головой качает и опять начинает пустые ящики перебирать. Знакомая за ним наблюдает и вдруг говорит:

– Да ничего он не потерял. Он же объясняет: подошёл к тебе, увидел, что у тебя кипы на голове нет, решил, что слетела, вот её-то он и ищет…

Семейные воспоминания

Дети нашли в своём плотном учебном графике несколько часов, чтобы посмотреть с нами старые семейные фотографии. Требовали комментариев: что здесь, когда это было? Наконец дошли до фотографий, связанных с рождением старшей, я запел соловьём, стал рассказывать, припоминая тысячи забавных подробностей. Дети смеялись, катались по кровати, не могли успокоиться.

– Слушай, – шёпотом сказала мне жена, смеявшаяся вместе с детьми, – а разве это так было?

– Тссс! – заговорщически прошептал ей в ответ, – теперь уже так.

Забастовка

На днях работники автобусного кооператива «Эгед» объявили однодневную предупредительную забастовку. Назначили её на вчера. Накануне созваниваюсь с приятелем, чтобы сообщить. Он говорит:

– Паршиво… Придётся такси брать. Туда и обратно…

Попрощались. Через десять минут перезванивает:

– Слушай, как ты думаешь? А если на велосипеде? У меня до сих пор «Старт-шоссе» на антресолях валяется. Конечно, горки, да и мне уже не двадцать. Но жалко денег на такси.

– Всего один день. Можно раскошелиться, – вроде как уговариваю.

– Ладно, – мрачно так, – ты прав…

Ещё через час звонит:

– Нет, поеду на велосипеде. Если вдуматься – сколько преимуществ. И деньги на такси сэкономлю, и спортом займусь, и лишний вес сброшу… И вообще, представь: утро, свежий воздух… Нет. Мне положительно нравится…

Он ещё раз перезвонил. Оказывается, достал с антресолей велосипед, сидит, приводит его в порядок. Сын помогает. «Давно так хорошо с ним не разговаривал…» – признаётся.

А вчера в семь утра звоню ему, чтобы предупредить:

– В новостях пишут, что забастовку отменили…

– В смысле? – не понимает он.

– Автобусы выйдут на маршрут. Так что откладывай свой велосипед, бери постоянный – и вперёд в переполненный автобус.

Пауза. И вдруг решительно так:

– Слушай. Ты мне не звонил. Я тебя не слышал. У «Эгеда» забастовка. Некогда мне – надо ещё камеры на колёсах накачать…

Мысли

Иду в банк по делу – срочно. Спешу, потому что, как обычно, вышел к закрытию. И вдруг замечаю боковым зрением… Останавливаюсь.

На видном месте стоят пять бутылок дорогих виски. Все открытые, но с пробками и далеко не пустые. Вероятно, кто-то обновил домашний бар, а старые бутылки выставил, вдруг кому-нибудь понадобится.

Ладно, времени нет – бегу в банк, там провожу примерно полчаса и возвращаюсь. Стоят родимые на том же месте. Даже на мгновение приютить их захотелось, дать кров, так сказать. Но у меня дурацкое чистоплюйство в крови вкупе с богатым воображением. Не люблю на улице ничего поднимать.

А сейчас сижу, думаю: стоят они там, солнцем палимые, а ведь кому-то могли составить счастье.

Берегись автомобиля

Однажды у нас в иерусалимском лесу чуть не угнали машину.

Мы в тот раз решили забраться куда-нибудь подальше от цивилизации, выбрали самое уединённое место и припарковали наш старенький, потёртый «Форд Фокус» у обочины. Когда через несколько часов возвращались, жена вдруг сказала:

– А кто это там трётся у нашей машины?

Смотрю… действительно, стоит мужик возле нашего «Форда» и подбирает ключ к замку. Один ключ не подошёл, взял другой. Проверяет.

– Эй, – кричу, – а ну, проваливай от машины!

Мужик услышал, на нас посмотрел и испугался. Стал активнее в замке ковыряться. Между нами метров тридцать. В горку. Я прибавил шаг.

– Проваливай! – кричу. – А то хуже будет!

Жена кричит:

– Генрих!

Это мужик дверь открыл.