скачать книгу бесплатно
– Так вот отчего ты такой энергичный.
– Он давно тебя ждёт. Ты его не провоцируй, пожалуйста, я и так весь извёлся!
– Ему не понравилось? – изобразил удивление Разуто.
– Ну вот только не начинай, ладно? Пойдём, он уже несколько раз про тебя спрашивал.
* * *
Калюжный сидел за дальним столиком золотого зала, окружённый разной наполненности бокалами. Несмотря на это, он был собран и обошёлся без размягчающих собеседника вступлений.
– У вас скоро выборы, – твёрдо перешёл он сразу к делу после коротких приветствий. – Познакомь меня с кандидатами.
– Барий, да я понятия не имею, кто собирается выдвигаться, – честно признался Разуто, слегка оторопевший от такого натиска. – Ещё вроде рановато объявляться…
– В самый раз, – непререкаемо произнес Барий. – Сейчас они команду добирают, финансы ищут. Мне нужны оппоненты вашего мэра. Желательно все, кто намерен бороться, а не в поддавки играть. Это первое. Затем, мне нужен местный контент определённого формата. Готов заключиться с твоим филиалом на подборку и трансляцию. Это второе. Профили избирателей мы предоставим – соцопросы и статистика согласия у нас имеются.
– Ты теперь занимаешься политикой? – немного удивленно спросил редактор.
– В пень политику, – решительно тряхнул головой Калюжный. – У вас здесь небо закрыто, а это юрисдикция местной власти. Нам нужно его открыть.
Как выяснилось, Калюжный представлял интересы компаний интеграторов малых летательных аппаратов в инфраструктуру городов. Компании объединялись и пытались частично отыграть результаты цифровой контрреволюции, снимая некоторые запреты в регионах, где это было отдано на усмотрение администрации. Для этого был создан фонд «Малое небо, безопасность и занятость», представители которого вели переговоры с руководителями администраций и при отсутствии результата поддерживали альтернативных кандидатов, согласных рассмотреть возращение технологий. Параллельно фонд финансировал создание информационного фона, объясняющего, насколько его инициативы чудесны и как скверно жить без их реализации.
– Сейчас нам вступать самое время, – жестко щурился Калюжный. – У вас тут чёрт знает что происходит. Статистику происшествий видели? Одни аварии чего стоят!
– Да, я слышал, – задумчиво протянул Разуто. – И даже фирму из-за этого оплатил. Юридическую.
– Это правильно, следишь, значит, за обстановкой. Следовательно, про рост правонарушений тоже знаешь. Как взбеленился городок – везде снижение, а у вас наоборот. Но это нам только на руку – при применении дронов уровень безопасности вырастает на пять-семь процентов! Это если в лоб оценивать, без сопутствующих изменений. Так что всем выгодно, наша позиция беспроигрышная.
Редактор хотел уточнить, как именно дрон мог бы помешать стукнуть Бария в челюсть, но не стал. Разуто не хотел участвовать в его беспроигрышном проекте. Нет, контракт плёвое дело – филиал с удовольствием подпишет и выполнит все обязательства, но узнавать, кто собирается баллотироваться, и знакомить с ними Калюжного никакого желания не было. Редактору не хотелось объяснять, что он далёк от политики, что его должность не требует участия в светских тусовках и как его это радует. Поэтому он ограничился тем, что передал Барию контакты Фуллера и юридического отдела и пообещал содействие в подписании договора.
– А за кандидатами – это к Тори, – кивнул он на растерявшегося Грабова. – Это он у нас в политике дока – и фондам помогает, и митинги устраивает. Очень активная позиция у человека.
– Тори мы подключим, – не отвлекся Калюжный, – но нам здесь сейчас любые связи нужны. Ситуация смотри какая…
И Калюжный снова пустился в описание «окна возможностей» и важности быстрых действий. Таким упорным и решительным Барий нравился редактору ещё меньше. Разуто повторно выслушал его агитацию и пообещал подумать. Но Калюжный не успокоился и явно готовился представить свои аргументы по третьему кругу. Его нужно было отвлечь.
Редактор огляделся. Через стол от них чинно трапезничал Грумник, на этот раз в одиночестве, без учениц. Это не мешало ему довольно щуриться и аккуратно поглощать маленькими порциями приготовленную на пару рыбу. Правильное питание стояло у Грумника на втором месте сразу после феминизма.
– Вот, кстати, кто вам нужен, – вклинился Разуто в короткую паузу из монолога Бария.
– Кто? – сбился Калюжный.
– Вот, видишь, через стол от нас? С рыбкой. Это Грумник. Бог, – очень серьёзно кивнул Карл. – Ну, Тори в курсе, – снова апеллировал он к Грабову. – Лучше его ваши инициативы никто не представит. Тори, познакомь их. Если Грумник возьмётся, то за сетевое продвижение твой фонд может быть спокоен.
И, сославшись на другую встречу, редактор встал, пожелал Калюжному успехов и отправился в большой зал.
* * *
В большом веселье шло полным ходом. Площадка перед сценой была заполнена и колыхалась под песни Дарвика, освещаемая переливами медиастен и яркими прожекторами сцены. Студенты, начавшие кутить достаточно рано, уже знакомым текстам подвывали. Средний возраст пока переваривал переход из рабочего агрегатного состояния в режим покорения вершин, но уже подёргивался в такт. Скованные опытом прожитых лет толпились в сторонке, вдалеке от динамиков, и рассматривали маслеными глазами дородность женщин эпохи изобилия, отводя глаза от молодёжного гротеска – смысл пялиться на недостижимое? Опыт сужал диапазон возможных неудач.
Редактор остановился рядом с «опытными», здесь не расплескать коктейль было значительно проще.
– Дарвик в ударе, – ввели его в курс происходящего периферийные ценители.
– Про судороги уже исполнял? – уточнил Разуто.
– Нет, но «Печаль» и «Я обращу» уже были. Подпевают.
– Судороги вообще примут на ура! – замечтался один из дедуль, провожая взглядом двух женщин, направляющихся в сторону сцены.
– Ждём, – закивали остальные завсегдатаи. Они знали: «Судороги» заставляли подпрыгивать даже случайно заглянувших в клуб. А сегодня пятница, и пенсионеры надеялись на абсолютно безумное колыхание их средневозрастных тщетных надежд, затянутых в искусственный шёлк.
Вот только Дарвик не оправдал ожиданий. Закончив «Дни суровей ночей», он смахнул пот с лица и кивнул бас-гитаристу. Тот подпрыгнул, тряхнул головой и начал выводить ритмичную руладу, пока без поддержки остальных музыкантов. В такт пританцовывая, гитарист вывел мелодию на максимальную высоту и резко оборвал, организовав захватывающую паузу.
– Эй вы, там, в углу! – вклинился в паузу Дарвик. – Вам, старички, посвящается.
Пока музыканты организовывали музыкальную подоснову посвящения, а Дарвик, резко подцепив микрофон, встраивался в ритм, весь зал обернулся и внимательно осмотрел «посвящаемый» угол. Старички зарделись. Разуто усмехнулся и отсалютовал своим бокалом в такт вступлению. И Дарвик запел.
Когда старый друг вдруг действительно стар,
Когда – и внезапно – все звёзды тусклы,
Когда нет терпенья дослушать себя,
Не каждый пройдёт испытанье тоски.
Надежды – в утиль, одиночеству в плен,
В оценках лютует максимализм.
Все краски протухли, на радуге тлен…
Ну что, дряхлый пень, где же твой оптимизм?
Припев не подкачал:
Где грани познания, где опыт нам на?
Где мудрость твоя, седины апокриф?
Забудь, престарелый, твоя седина —
Бессилия гриф, древний выцветший миф!
Песня у Дарвика получилась очень динамичной. Студенты, ловившие, по обыкновению, лишь ритм, не вдумываясь, подхватили уже на втором припеве и «гриф», и «выцветший миф», согласно подпрыгивая и утвердительно кивая головами. На третьем куплете танцевал весь зал.
Ненужных дней опыт не нужен, пойми.
Не можешь смириться – ползи отдохни.
Беззубую челюсть на полку сложи.
Своё откусал, что осталось – лижи.
И долгий твой век – лишь прогресса каприз.
Найди себе ямку – и вниз, вниз, вниз, вниз.
И пусть не узнаем мы тайн бытия
И где твое «где». Нам оно на…
Последнее слово зал угадал и выдохнул за исполнителя. Припев встречали овацией и поголовными скачками.
Редактор оглядел своё окружение.
– Это же… Эйджизм! – прошипел рядом стоящий дедуля. – Публичный! Куда смотрит Тори?!
Глаза его слезились от обиды. Его негодование разделял солидный дородный мужчина, пообещавший разгромить дискриминантов в сети. ещё несколько сконфуженно улыбались. А остальные… Остальным было всё равно. Лишь бы тётки прыгали.
– И это правильно, – оценил Разуто реакцию большинства.
– Таких необходимо обличать! Циничность какая! – ещё сильней забухтел общественник, приняв вывод Карла за поддержку его инициативы.
– Только будьте предельно точны в формулировках, – строго кивнул Разуто. – И не упустите, что ритм сочинения также является дискриминацией.
– То есть? – озаботился неравнодушный мужчина.
– Да по тому же возрастному признаку. Мы же не можем так энергично танцевать.
Общественник, обманутый серьёзностью Разуто, слегка потерянно кивнул и отвернулся.
– Я с вами согласен, – печально произнесли за спиной шеф-редактора. – Нам пляски противопоказаны.
Разуто обернулся. Старенький преподаватель экономики в местном колледже, посещавший «Глянец» из-за неувядающего азарта к карточным играм, смущённо улыбался Карлу, смотря на него снизу вверх.
– Профессор Занзимир! – обрадовался редактор. – Вы сегодня в плюсе?
– Увы, господин Разуто, – мило развел сухонькими ручками собеседник. – И всё ещё не профессор, и не в плюсе. Такие вот два удара в один день.
Они перешли в малый зал, где музыка была не так оглушительна, и пристроились за маленьким столиком в углу. Редактор, невзирая на слабое сопротивление проигравшегося «профессора», заказал ему «травник-гид» – сорокоградусную смесь полезных трав. Как по Карлу, полезность эта была весьма сомнительной, но местные пенсионеры подобные сомнения считали святотатством.
Еще раз поблагодарив за угощение, Занзимир кивнул в сторону зала, где продолжала буянить пятница.
– Дарвик ухватил суть. Хотя, конечно, неожиданно.
– Вы про новый шлягер? – уточнил Разуто. – По-моему, он пел исключительно для дяди.
– Это неважно. Я давно это понял. Хотя был уверен, что хотя бы мое преподавание не потеряет актуальности.
– Так вроде и не теряет.
– Нет, что вы. Это инерция, всё классическое образование – это инерция. И они бы давно всё перестроили, если бы знали, как от нас избавиться. И наверное, это правильно. Хотя очень обидно.
Занзимир сделал маленький глоток, благодарно кивнул Карлу и смущённо улыбнулся.
– Они? – переспросил Разуто.
– Да, они. Учить их должны они сами, просто лучшие из них. Гибкие, умом подвижные, не обременённые догмами прошлых веков и опытом других условий. И они это чувствуют.
– Вы про кого, Занзимир? Про раньше всех пьяных студентов? Про тех, кто обучение считает самой большой проблемой своего возраста?
– Это потому, что учим их мы. Такие, как мы. А им нужно другое. Им нужно научиться выживать завтра, и не вчерашними примерами. Время ускорилось, и знания очень быстро теряют актуальность. Я это понял, но, вы знаете, тянет к молодёжи. И хочется выделиться среди них чем-то, знаете, таким мудрым, взвешенным, с высоты знаний, подкреплённых опытом. А не получается. И мало того, понимаю, что не получится. Потому что нас разделяет главное. Я вижу силу их убеждений. Веру в то, что вот это белое, это другое, это хорошо, это правильно… А у меня таких убеждений нет. Уже нет. И были ли когда-то, я уже не помню…
– Все серенькое, Занзимир? Все склизкое?
– Все кривда, Карл. Оценки потеряли опору.
– А вы молодцом, стабильны, – похвалил собеседника Разуто. – Начали за упокой, им и закончили. Может, вам уменьшать ставки? В «Пороке», вы наверняка смотрели, советуют оставаться пусть не при деньгах, так хотя бы при эмоциях. Или у вас размер на настроение не влияет?
– Дело не в проигрышах, – улыбнулся Занзимир. – Вы знаете, я отвратительный игрок и не надеюсь преуспеть. То есть раньше меня ещё терзали надежды, я искал свою игру, ту, в которой я могу хотя бы сохранить свою ставку. А потом мне выдалось управлять одними курсами, и мне открыли глаза. Невозможно играть на страхе потерь. И вообще на страхе. Страх всё портит, всё… Но избавиться от него… Поэтому я смирился и оцениваю игру как интересное времяпровождение. Иногда это стоит даже крупного проигрыша.
– То есть вы платите за общение? Этакий Бланк Шифт из «Теней прошлого господина дьявола»?
– Можно сказать и так. Если не играю с Вальзоватом, конечно.
– Да, платить за общение с Вальзоватом – кощунство, – рассмеялся Разуто. – Истинные ценности должны оставаться бесплатными.
– Ценности… Да-а… Извините, Карл, скажите, пожалуйста, – Занзимир замялся. – Вы… Вы в последнее время ничего странного не замечаете?
– Два – ноль, – не раздумывая ответил редактор.
– То есть, извините?
– Второй вопрос за день и ни одного наблюдения странного. И это, конечно, странно.
Карл покрутил бокалом, рассматривая собеседника. Занзимир был ему в принципе симпатичен, и поэтому Разуто продолжил диалог.
– Я, наверное… – начал Занзимир.
– Не сумели сформулировать, но переформулировать не будем. И что же вас… хм… удивило в это самое последнее время?
– Удивило? – переспросил Занзимир. – Скорее обескуражило. Поведение близких, Карл, поведение самых близких… Просто я не одинок в своём недоумении, многие рассказывали, и я подумал, что, возможно, вас тоже коснулось…
– Не коснулось. Возможно, оттого что у меня нет близких. И что с ними? Отбирают жилплощадь, напевая песенку Дарвика?
– Нет, мои хорошо устроены. Для них экономика не наука, это я застрял в определениях.
– Да, я слышал, что деньги приносит только нарушение правил.
– Приносит – да, но сохранение возможно, только если им следовать. Но дело не в деньгах.
– Надо же. Любопытно.
– Да, наверное. Понимаете, как бы это… Понимаете, Карл, до последнего времени я всегда мог предсказать реакцию близких на то или другое событие. На своё мнение, свои слова и поступки… Ведь если разобраться, все наши слова и поступки зависят от знания реакции окружения, не так ли?
– Ну так ли, – пожал плечами Карл. – Иначе кто бы нам объяснил, что такое хорошо, а иное плохо.
– Вот именно! – закивал Занзимир. – И невозможность предсказать реакцию убирает основу оценки собственных действий. И это обескураживает.
– А конкретней, профессор? Что именно вас… хм… обескуражило?
– Понимаете, у нас традиция. Уже много лет по субботам мы собираемся на субботний семейный завтрак. У меня брат и сестра, младше меня, трое детей, внуки, дети и внуки брата и сестры… Это было как подведение итогов, своеобразный метроном, отсчитывающий короткие этапы жизни семьи. И всем был дорог этот момент, мы чувствовали, как бы это… что не одиноки в этом мире, что есть близкие, и опора в них не зависит от внешних передряг. Да, было всякое – и ссоры, и недопонимание, и не всегда этот завтрак проходил весело и счастливо. Но это у всех случается, в целом это было очень здорово. До последнего времени.
