Трёхочковый в сердце

Они не могли испортить ему настроение, больше, чем он сам был способен себе его испортить, поэтому Ник, не обращая внимания, сосредоточился на окружающей среде, а не окружающих людях. Звуки улицы казались такими естественными, весь этот рокот двигателей, стоящих в пробках, скрип хрустящего снега, стрекотание замёрзших луж, даже брань дворников, и, тем не менее, всё это было, далёким пятном, тем утерянным кусочком мозаики его старой, прежней жизни. Ему было почти приятно окунуться в эти ностальгические переживания. Морозный воздух, с каждым вдохом наполнял лёгкие, вентилируя оттуда затхлость, старой родительской квартиры. Ветер гулял в волосах, заставляя коченеть отдельные, собравшиеся вместе погреться, клочки бороды и усов, забираясь под одежду. Нику казалось, что он мог бы, как в детском мультике отломать кусочек замороженного себя. Жаль, так нельзя было поступить с сердцем. Настроение быстро улетучивалось, склоняя его скорее к ближайшему вино-водочному и аптеке, чем фруктовому салату из продуктового магазина. Ник уже хотел было повернуть обратно, на таком морозе даже согревающая выпивка выглядела не достаточно манящей, ведь он не так уж и отдалился от своего дома. Можно было быть честным перед собой – попытка обернулась пыткой. Ему почти удалось себя в этом убедить, когда на улице его окликнули: «Никита?!».

В этом голосе было столько знакомого сомнения, удивления, даже волнения, последнее вполне могло ему почудиться. Когда он думал, что сегодня, кроме самого себя, вряд ли кто-то способен больше омрачить его существование, Ник не подумал лишь про одного человека, встреча с которым была издевательским вселенским плевком.

Кира стояла всего в паре метров от пролегающей вытоптанной тропинки, кутаясь в свои излюбленные меха, с безупречно холодным, как весь сегодняшний день, макияжем, погода, будто, её не касалась, подчиняясь своей снежной королеве. Ник наверняка развернулся бы обратно, намеренно избегая этой встречи, если бы она первой не догнала, остановив его.

– Это же ты, правда? – она вцепилась в рукав его старого пуховика, – Да постой же!

– А у тебя есть ещё знакомые Никиты, запущенно слоняющиеся в этом районе. Я бы не удивился.

– Прекрати, я хочу поговорить, пойдем к тебе.

– Говорят – кровососущие твари, не могут войти в твоё жилище без приглашения, не знаю, что сейчас сосёшь ты, но почти уверен куча чеснока и святой воды, развеют тебя по ветру ещё на подступах. – желчная злоба, хронически поселившаяся в нём, начинала выходить в свет, Ник даже не собирался это контролировать.

– Мне холодно, я почти полтора часа прождала тебя у подъезда, боялась звонить в домофон, думала, мы разминулись. – Кира вовсе не замечала холода, сквозившего в их разговоре, наверное, сбивала с толку температура снаружи.

– Может – стыдилась? Я бы не открыл, ни при каких обстоятельствах. Как ты меня нашла?

– Мы бывали здесь раньше, помнишь? Прошу, пойдём в дом, не могу стоять на холоде. – она переминалась с ноги на ногу, дула в кулачки, спрятанные под бархатом подобранных аксессуарных перчаток, пытаясь согреться.

– Я мог быть где угодно, у врача, в доме родителей, в магазине, куда мне, кстати, в любом случае надо попасть, так что извини чаем не напою, даже если бы он у меня был.

– Твоя мама сказала, что ты не проснешься раньше полудня, и будешь прогуливаться как раз в это время.

– Так вот, что это был за спектакль. – Ник не сильно удивился, в конце концов, любые попытки навестить его бывшими друзьями или знакомыми, в той или иной мере агитировались и контролировались родителями, – Спасибо за справку, не рад был поболтать!

Ника вполне устраивало двигаться в противоположную от Киры сторону, но она пристала банным листом, что злило ещё больше. Он не признавался себе, но болезненный мазохист внутри него упивался подаренными переживаниями и хотел страдать, каждой брошенной фразой, вспарывая, так и не затянувшиеся шрамы. Ник чувствовал и слышал её присутствие, короткие шаги позади него, угнетающее молчание, давление которого, первой не выдержала Кира:

– Можно проводить тебя до магазина, это не займёт много времени, потом я сразу уйду. – она пыталась касаться Ника, одёргивала руку, и снова тянулась, не умея находиться порознь от него.

– Мне не стоит надеяться, что ты заткнёшься, и я спокойно смогу прогуляться по своим делам.

– Прости, я должна с тобой поговорить. Это важно для меня. – Кира бормотала себе под нос, но он всё равно слышал, ненавидел и слушал.

– А мне вот, насрать. Но я же не спешу нести свою правду в массы, тем более туда, где мне не рады. Улавливаешь иронию?

– Ты отвратителен! – она сорвалась, слёзы предательски катились по щекам, слизывая дорогие румяна.

– По крайней мере, снаружи, я такой же, как и внутри!

Ник не смотрел на неё, стоял, отвернувшись спиной, подставляя лицо холодному зимнему ветру, впуская его, в бессмысленной попытке побрататься с ним во всеобщем безразличии. Он слышал как Кира давила рыдания, промокая сбегавшие слёзы. Она продолжала стоять за его спиной, не решаясь заговорить, потратив все своё самообладание на эту встречу, и не оставив сил, для гордого ухода.

– Зачем ты пришла? – Ник, наверное, впервые взглянул на неё намеренно, а не случайно выцепив из толпы.

– Чтобы поговорить, прошу.

– Магазин в паре сотен метров отсюда, пойдем, поможешь мне с покупками, но после, сразу уйдёшь. – он одновременно презирал и восхищался собою, его тешила мысль, что возможно, ей почти так же плохо и неловко сейчас, как и ему, но обратная сторона медали его не радовала.

– Хорошо, спасибо.

Они продолжали молчать всю дорогу до дверей продуктового. Кира, скорее всего, репетировала, заготовленные фразы, может даже монолог, Ника это не заботило, он решительно спешил надраться, окончательно выбросив из головы дурацкий салат.

– Как у тебя дела? – Кира попыталась взять его руку, но тут же спохватилась, так и замерев на середине.

– Ты этот вопрос всю дорогу готовила, или вытащила из карточек с подсказками?

– Просто пытаюсь завязать диалог.

– Тогда не стоило даже начинать. – Ник не хотел переборщить, чтобы не повторился уличный инцидент, но сарказм отравляющей желчью прорастал, прочно укоренившись в нём, – Давай отбросим все эти формальные заготовки, и перейдем сразу к основной части, где нашим разбитым сердцам больше не найти утешения друг в друге.

– Зачем ты так себя ведёшь? – в её глазах больше не было того ледяного блеска, лишь грусть затуманенного морского горизонта.

– Потому что, уже не могу по-другому. – они двигались через винные ряды и Ник методично пополнял растраченные запасы.

Больше ему не смаковать выдержку «Глена Маккененна», или разводить джин с тоником, для аперитива. На Руси душу всегда лечили водкой и лучше всего палённой, в таком сочетании ты всегда знал, почему так погано поутру.

– Ты слишком много пьёшь. – Кира не осуждала, но предостерегала, не зная насколько опоздала.

– Будь вы хоть трижды подружками с моей мамой, ты не она и тем более не жена мне, что бы тыкать меня в очевидные вещи. Я и притащился сюда, только для того, чтобы напиться, после, как следует.

– Нет, не жена, но могла бы ею стать? – резко схватив Ника, она перегородила ему путь, заглядывая в глаза.

– Боже упаси, меня от этой участи! Методы у него, конечно, нестандартные, но не мне учить Господа нашего, как забивать гвозди ядерной боеголовкой. – он пытался иронично улыбнуться, но не получалось, даже в нём оставались живые струны, до которых она смогла докопаться, – Послушай, Кира, зачем тебе всё это, я не нужен был тебе тогда, а сейчас моя компания и того хуже. Или тебе напомнить с какими воплями ты сбежала от меня?

– Ты сам меня бросил! – её лицо преобразилось, губы сжались в узкую полоску, издавая змеиное шипение, о выточенные скулы можно было порезаться, а глаза наливались яростью.

– Словесная эквилибристика, разве у меня был выбор?

– Мы могли бы постараться всё вернуть, дать нам шанс! – она не обращала внимания, что уже кричала на весь магазин, редкие покупатели обходили их стороной. Это было, пожалуй, самое странное зрелище, потому что со стороны их разборки походили на ссору графини и конюха.

– Кира, пойми, ты говоришь фразами из популярных мыльных сериалов. В жизни так не бывает. Нельзя построить счастье на руинах собственных отношений, как нет второго шанса там, где и первый-то был лишним.

– Как по мне так это ты сейчас говоришь давно заезженными фразами. – Она продолжала злиться, потому, как не знала способов вернуть разговор в нужное ей русло.

– Я черпаю свою мудрость в интернете, а там любая мало-мальски здравая мысль, умирает, не успев донести всей сути. Мой архаичный французский, приносит вам свои извинения. – Ник попытался изобразить реверанс руками, но бросил эту затею на подходе к расчётным кассам.

Каждому было, что сказать, но взяв тайм-аут, приходилось лишь кидать гневные взгляды, на сторону оппонента. Упаковав не хитрый скарб, они вышли из магазина. Мороз снова ударил в лицо, может и к лучшему, остужая горячие головы.

– Я спрошу ещё раз – зачем ты пришла? – Кира молчала, как Ник не мог признать перед собой очевидную правду о своём алкоголизме и зависимости, скверном отталкивающем характере, причинах сжигающей его ненависти, так и ей не хватало смелости сообщить об истинных намерениях своего появления, – Пойми, нам не стать прежними, больше нет, слишком многое мы потеряли, каждый из нас.

– Я потеряла больше, ты хотя бы жив!

– Как скажешь. – Ник лишь смотрел вперёд и вдаль, где за перекрёстком, виднелся спасительный уют его подгулявшего, видавшего лучшие деньки подъезда.

– Ты все ещё мне не веришь. – её кулаки сжались в бессильной злобе.

– Это не имеет значения, больше никакого… – Ник посмотрел на Киру, ожидая пощёчины, которую давно заслужил.

– Имеет, и всегда имело! Я выхожу замуж! – она вытряхнула это со всей злобой и накопившейся обидой, ненавистью и любовью, пепел прежних обид, требовавший отмщения.

– Поздравляю, наверное. – он почти не удивился, с начала разговора её метания наталкивали его на подобные мысли, – Но ты так и не ответила на мой вопрос.

– Точнее, мне сделали предложение, я согласилась, но мы пока не афишировали, он действительно хороший. – продолжая говорить, Кира пустилась в сбивчивые, ничего не значащие описания, пыталась убедить себя в правильности собственного решения. Ник не слушал, в голове роились гаденькие мысли, озвучивать, которые он хотел, но не был готов.

– Ты опять проигнорировала мой вопрос. Чего ты от меня хочешь, разрешения, благословения? Так это к отцу и матери, они живы здоровы, и будут только счастливы. Или ты ждешь моего прощения? Сама знаешь, виноваты оба, мне не в чем тебя винить. Упрекнуть – да, но отношения вообще штука дерьмовая, из них редко выбираешься не испачкавшись. А может ты настолько обезумела в своей предсвадебной лихорадке, что решила отыграть всё назад, рисуя для нас счастливый конец? Чего молчишь, ну?! – Ник взглянул на Киру, которая не моргала, лишь сложив ручки на коленях, примерной ученицей или собачонкой, смотрела на него. Она не произнесла ни слова, но её глаза полные благоговейной надежды, на волнах голубого сияния, словно транслировали в его голову правильный ответ, – Твою мать! Женщина, ты обезумела? Ты понимаешь, что там, в твоём зашоренном розовыми очками мирке, тебя ждет реальный человек, с реальными чувствами, перед которым у тебя, теперь, есть реальные обязательства. А ты припёрлась сюда, ожидая чего?! Посмотри на меня, я больше не принц на белом коне, даже оседлать того не смогу. Ты ничего мне не обещала, ничего не должна! Ответь уже хоть что-нибудь!

– Прошло почти три года, как мы разошлись в той палате. Я не железная, я честно пыталась всё забыть и жить дальше, но это преследует меня постоянно. Я думаю о тебе, о нас, мы могли бы все исправить, вместе, просто забыть, или забыться друг в друге. – она комкала, перебирая собственные перчатки, складывала их, раскатывала и трепала, но не поднимала больше глаз на Ника.

– Ты не смогла успокоиться и забыть всё это вдали от меня, думаешь, что у тебя получится, имея живое напоминание под боком? А твой жених, как его там? – он знал ответ, потому что постоянно истязал себя просматривая километровые ленты их фотографий с различных курортов и совместного времяпрепровождения в социальных сетях.

– Артур.

– Это полный финиш! – Ник, сказал совсем не это, но если описывать вкратце и не матерясь, то он вообще смолчал, – Что ты сделаешь, если я не поверю в твои извинения, не приму тебя обратно, не из праздного самобичевания, а просто, потому что мыслю сейчас, после многомесячного запоя, трезвее тебя. Что ты сделаешь тогда?

Ника колотило изнутри, он догадывался об истинной причине, а тут ещё и Кира нервы треплет, как свои перчатки, а ведь уже давно мог опрокинуть стаканчик, запивая таблетки и спать, абстрагировавшись от всех людских горестей.

– Наверное, вернусь к Артуру, разве у меня есть выбор? – она ждала от него какого-то решения или совета.

– Ты можешь не быть дворняжной шлюхой, пристраиваясь там, где свободно, если прогнали оттуда, где теплее. – Ник был абсолютно уверен, что как раз не являлся тем самым уютным вариантом в этой истории, но объяснить это Кире он никак не успел бы. Короткое рассекающее движение, и холодная пощёчина, горячечным отпечатком миниатюрной ладошки, заиграла на его лице, – Пошла вон!

Ник не обиделся, на таком морозе ему даже больно не было. Это должно было случится, он не подбирал выражения, не щадил чувств, говорил как есть, даже если, глубоко внутри, был с чем-то не согласен. Провоцировал Киру, чтобы та, убедившись в его чудовищности, наконец, сбежала и никогда не возвращалась. У него почти получилось, с другой моралью, но исход, один и тот же.

Он провожал её взглядом, вздрагивающие плечи, испорченный макияж, растерзанные аксессуары, и парфюм, перемешавшийся с ароматами дешёвых чебуреков и заготовленных салатов, незримым шлейфом следующий за ней до первого, остановившегося, такси, или собственной припаркованной машины. Нику стало даже слегка любопытно, если бы он пошёл у неё на поводу, узнал бы он сегодня, какого цвета она подобрала комплект нижнего белья, и каково бы это было, заняться с ней сексом после такого длительного разрыва. Хотя, скорее всего, они потратили бы весь день и всю ночь, сбривая его заросли на голове, лице и прочих местах. Больше он не тянул со временем, ушедшим на досужие рассуждения. Ломота пронизывала всё тело от головы до ног, справляясь с приносимым дискомфортом, лучше зимней стужи, невыносимым покалыванием отзывались конечности. Действие обезболивающих таблеток, пролонгированное постоянными попойками, закончилось, Надо было спешить к дому. Ник мчался изо-всех сил, теперь уже он не замечал прохожих, прорываясь к заветной цели. Тут-то его и подловил перекрёсток.

Любой автомобилист знает, что зимой в гололедицу, лучше всего притормозить заранее, выполнить манёвр, аккуратно без резких движений, и продолжить свой путь. Но что делать, если каждые пять секунд у тебя разрывается телефон, другие, менее добропорядочные водители, заставив машинами всю обочину, перекрыли обзор пешеходного перехода, а тут ещё жёлтый моргает, так и манит, зовя за собой. Ты только чуть-чуть подтапливаешь добавляя газку, плавно вжимая педаль в пол, очередная подружка рассказывает архиважные сплетни по телефону. И вдруг, откуда не возьмись, перед капотом твоей машины материализуется человек, даже не пешеход, скорее фантом, мерещащийся, из-за постоянных недосыпаний. Звучит визг тормозов, запах стёртой резины на асфальте, и небольшой занос, этакий последний шанс, достаточный, чтобы не снести переходящего дорогу бедолагу на всех порах, разворачивая корпус автомобиля и принимая, глухим ударом, срикошетившее тело, пострадавшего.

Ника отбросило в сторону, через разрисованные полоски пешеходной зебры. Самого столкновения с машиной он не почувствовал или не помнил, просто его словно поводком одёрнули назад, протащив кувыркающееся тело по асфальту. Больно стало потом, когда начали гореть содранные руки, раскалывалась голова, встретившаяся с боковой дверцей автомобиля и чудом не расколовшаяся, казалось из неё вытекали остатки того омлета, что в последнее время заменял ему мозг. Ник не мог встать, тело ломало и ломило, во всей красе демонстрируя разницу между этими понятиями. Он почти не чувствовал левую руку, которая шевелилась нехотя, разжигая новые адские приступы. Сознание медленно покидало его, так ему должно было стать легче. Ник почти был готов отключится, если бы не слепящее солнце, проникающее сквозь веки. Стало темнее, почти комфортно чтобы отлёживаться на своих полу отбитых боках, он уже было понадеялся, что так наступает закат его жизни, слегка приоткрыв глаза. Наступило затмение, нечто заслонило собой солнце, окрасив небо в кроваво огненные тона. Ник немного погодя понял, что «затмение» пытается с ним разговаривать. Оно коснулось лица, довольно приятными тёплыми ощущениями, затем обернулось вокруг плеч, отрывая от земли. Пронзившее его вспышки боли, рычащим криком вырвались из груди, что только вызвало облегчение у «огненного затмения»: «Живой, хорошо, а то одна я бы от твоего тела не избавилась, скоро доставим тебя в больницу». Нику сложно было понять шутят над ним, или нет, мысли путались, затихая в зародыше. Его спрашивали о чем-то ещё, но он уже отключился.

Когда говорят, что во время комы или потери сознания душа способна покидать тело, как бы оценивая происходящее со стороны, они, вполне возможно преувеличивают. Нику казалось, что он заперт внутри своей собственной головы, каждый раз трясясь и ударяясь о стенки черепной коробки, когда его куда-то перетаскивали или ворочали с боку на бок. Было темно, глаза не открывались, словно зашитые невидимыми нитками. Вокруг звучали голоса, набором знакомых звуков и обрывков слов, но вычленить хотя бы общий смысл, не получалось. Внезапно его будто выдернули на поверхность, протащив за руку со дна, сквозь всю эту толщу воды. За левую руку. Ник очнулся от собственного крика, как реакции на болевые ощущения. Отовсюду бил свет, вокруг всё сияло белизной: стены, потолки, люди, спрятавшиеся в такую же белую одежду. Это походило на комедийную пародию с похищением инопланетянами, конечно, таковым не являвшимся. Его держали, не позволяя хотя бы приподняться, что-то все время спрашивая, в ушах звенело, но он разобрал слова «аллергия» и «есть», отрицательно помотав головой. Затем кто-то серьёзным голосом сказал: «Выключайте его», и Ник вырубился, тем самым любимым ванильно – карамельным сном, тягучую сладость которого могли подарить только сильные обезболивающие. Было довольно странно осознавать себя в роли лампочки, сдвигая переключатель которой, тебя то загорали, то снова заглушали. Он был не против, барахтаясь в сладкой вате морфийного забытья. Возвращаться в реальный мир не хотелось совершенно. Но небеса довольно скоро закрыли краник, фонтанирующий «Bounty» с райским наслаждением.

Ник открыл, тяжело разлипающиеся глаза. И чуда не произошло, мир не наполнился красками, жизнь не стала той лучшей версией самой себя. Больничный воздух пропитанный очищающими средствами, спиртом, и разнообразной смесью ароматов лекарств, ударил в нос. Его жутко тошнило, во рту стоял привкус ваты и антисептиков, как после посещения зубного врача. Он попытался перевернуться, но боль в левой руке и её непривычная тяжесть вернули его на место. На границе зрения что-то зашевелилось, над его головой загорелась ночная лампа, аккуратным светом заливая пространство. Обычная больничная палата, четыре кровати и прикроватных тумбочки, раковина, большие зашторенные на ночь окна, недорогой, выделенный государством под ремонт линолеум, и такие же обои. Кроме Ника и неведомого «нечто» повелевавшего светом, в палате больше не было пациентов.

– Тебе надо поспать, следующий укол будет ближе к утру перед обходом, позвать медсестру? – Ник повернул голову на голос. Возле его кровати стояла молодая девушка, миниатюрная, но недостаточно, чтобы назвать её невысокой, хотя это могло быть обманчивым впечатлением из-за копны вьющихся, огненно-рыжих волос, которые добавляли ей добрый десяток сантиметров, безудержным пламенем разлетаясь по сторонам.

– Так вот ты какое – «затмение». – ему было сложно говорить, губы и рот пересохли, поэтому звуки выходили приглушённым треском старого патефона.

– Что прости? Видно головой ты ударился сильнее, чем сказали врачи. – она уже двинулась к выходу из палаты, то ли исполнив свой долг, то ли за медсестрой.

– Пить.

– Что ты сказал, а? – девушка замерла так же резко и неожиданно как подскочила с места.

– Воды.

– Ой, прости, точно-точно, сейчас! – Рыжее Затмение бросилось к раковине, какое-то время, лихорадочно осматривая водонапорный кран, или что-то возле него. Ник услышал короткие всплески и шум воды, и спустя мгновение она оказалась снова рядом с ним, перемещаясь по палате рывками электрических зарядов. – Вот, пей!

– Это что мыльница? – Ник смотрел на сосуд с водой из которого ему предложили испить.

– Ну, знаете, мистер, когда вы сюда поступили стакана при себе у вас не было, поэтому бери, что дают. – девушку словно обижало, что Ник не разделял её находчивости при данных обстоятельствах.

– Я вроде пока не умираю, попроси кружку у сестры на посте, они частенько пьют чай, там должна найтись.

– Блин, точно! – она разве что по лбу себя не стукнула, этот картинный жест мог бы вполне сочетаться с румянцем, вспыхнувших щёк. – Ты просто застал меня врасплох с этим своим «поднимите мне веки», в смысле «подайте воды», но звучало жутко, думала тебе плохо, вот и растерялась.

– Кружку, оправдания потом, хорошо? – Ник не иронизировал, ему действительно было паршиво, девушка была не виновата, но и извергаемый ею словесный поток, пользы не приносил.

– Поняла, секундочку. – исчезла она так же как и появилась внезапными рывками, словно кто-то вырезал отдельные кадры, монтируя ленту, создавая необычный эффект её рапидных движений.

Ник залпом осушил гранёный стакан, ему всегда казалось, что те исчезли вместе с советскими алкоголиками, и проводницами вагонов-ресторанов, забывая, что давно не встречал никого из представителей этих видов, закрывшись в четырёх стенах собственной квартиры. Сразу после, к ним заглянула медсестра, поинтересовалась самочувствием, предложила сделать укол, чтобы он смог заснуть. Ник, почему-то, отказался. «Затмение» помогла ему устроиться поудобнее, подперев подушками и развернув левую руку так, чтоб та не затекала, после сама устроилась на стуле рядом.

– Спасибо, конечно, но я не нуждаюсь в круглосуточной няньке. Тебе не обязательно сидеть со мной всю ночь.

– Вот ты вроде и поблагодарил, и нахамил, и посочувствовал. – собеседницу явно забавляла сложившаяся ситуация, в отличии от Ника.

– Я серьёзно, иди к подружкам, или домой, если твоя смена закончилась.

– Ты что решил, что я тут работаю, по-твоему, я похожа не медицинского сотрудника. – Ник действительно сглупил, она сидела в высоких угах, облегающих синих джинсах и свободной, на подобии вязанного покроя, кофте. Ни халата, ни бейджика, или стетоскопа.

– Тогда кто ты и что тут делаешь, не из альтруизма же ты ко мне в няньки набилась!? – Нику не нравился этот странный разговор.

– Меня Надя зовут, я тебя, вроде как, спасла, когда ты под машину попал. – было похоже, что она скромничала, как-то неуверенно говоря о своём подвиге.

– Спасибо, за помощь, не знаю как тебя отблагодарить. – Ему стало неловко за выбранный тон, на секунду.

– Правда, сначала, я тебя этой машиной и переехала… – Надя спрятала лицо в кофту, виднелись только багровеющие уши.

– Ты нормальная вообще, какого чёрта здесь происходит!!! – если бы Ник мог, то бросился бы на неё в ярости.

– Я же говорю, тебя сбили на машине, я подобрала и привезла в больницу.

– Так ты же меня и сбила – Шерлок хренов, что тебе оставалось?

– Эээ, я могла продолжить движение, переехать тебя и оставить на дороге, людей поблизости было немного, вряд ли хоть кто-то запомнил бы мой автомобильный номер. – она вдруг заговорила слегка отстранённой интонацией, намекая, что это не единственное очевидное решение, пришедшее ей в голову.

– Да ты чокнутая, катись от сюда, или я позову медсестру, чтобы она тебя выдворила!

– Вряд ли это поможет, они думают, что я твоя невеста и убеждены, что после аварии тебе нужен уход. – Надя смотрела на него как на идиота, который пытается прошибить головой стену, вместо того чтобы выйти в дверь.

– Сумасшествие какое-то. – Ник прикрыл глаза, разминая пульсирующие виски свободной правой рукой.

– А чего ты разорался, нормально же общались. Если бы не начал на меня кричать, я бы не огрызалась, и не наговорила бы всякой жуткой ерунды. – она вроде и признавала свою вину, но почему-то Ник чувствовал себя виноватым, непонятно с чего, но чувствовал.