Хенкан. Последний эксперимент

Кристоф? Фрэд? Эскиль?

Имена кружились в голове, пока Сората пинался и толкался, зажатый в узкий прямоугольник оконного проема. С улицы никто не мог этого увидеть, звать на помощь бессмысленно, почти все ушли вместе с Генри к снегоходу. Он был тут один, и из глубин памяти поднялся уже знакомый ему животный ужас, парализующий, лишающий воли к сопротивлению. Пока он полностью им не завладел, Сората бросился вперед и вниз, буквально просачиваясь у нападавшего под мышкой, но тут из глаз брызнули слезы, и невероятная боль взорвалась внутри головы белыми искрами.

Его схватили за волосы и потянули назад. Пальцы без жалости вцепились в пряди у самых корней, лишая даже малейшей возможности вырваться. Слезы застилали глаза, Сората отчаянно пытался ослабить натяжение, но его вздернули в воздух, как котенка, и бросили на шкуры, сваленные в темном углу. От удара помутилось сознание, Сората слабо застонал, попытался перевернуться на спину, но его грубо прижали за шею. Что-то жесткое и холодное обхватило горло, стянуло почти до боли, дышать стало сложно. С каждым слишком глубоким вдохом кадык упирался в преграду. Сората снова попытался подняться, но тяжесть не исчезла, только на несколько секунд ослабла, чтобы с новой силой навалиться на ноги и поясницу.

Внутри все скрутило от ужаса, и Сората все-таки закричал.

– Нет! Нет!!! Пусти!

Тело налилось свинцом, Сората словно перестал им управлять, и оно дергано двигалось по своей собственной воле. И когда тяжесть сверху исчезла, он даже не сразу заметил.

Звякнула цепь.

Сората провел дрожащими пальцами по звеньям и с трудом сел. Ошейник мешал дышать, и легкие сдавило от нехватки кислорода. Он старался держаться за мысли о Генри, чтобы не дать панике захватить его целиком. Ветер за окном усиливался, гулко шумело в трубе, трещало пламя в печи. Сората сел на колени, упираясь руками в шкуру под собой. Вдруг пальцы задели край чего-то твердого, и странный запах стал сильнее. Сората сдвинулся, чтобы не перекрывать себе свет, и зажал рот ладонями.

В углу валялись мертвые тела.

Вьюга преследовала их по пятам, и как только из сугроба показался край снегохода, она ударила с новой силой. Генри надвинул капюшон пониже, а шарф повыше, но это не помогало спрятаться от колючего ледяного снега.

Оставляя Сорату одного, Генри переживал. Все в этом месте казалось неправильным, словно глаза показывали одно, а чувства – другое. И эта бесконечная метель, скрывающая следы сразу же, как только нога отрывалась от земли. Генри не привык к такому количеству снега и к такому морозу, возможно, это и было главной причиной его беспокойства. А может, и нет. Он и правда не мог вспомнить, как уснул вчера. Кажется, он собирался сделать что-то важное, но в памяти будто черная дыра.

– Как вы попали сюда? – спросил он у Дэвиса, помогающего ему откопать снегоход из сугроба, наметенного за ночь. Американец ответил не сразу.

– Я путешествовал по Северной Европе, но эта часть Швеции оказалась более дикой, чем я ожидал. Немного странная погода для октября, как ни посмотри.

– Октября?

– Что? – отозвался Дэвис. – Говорите громче, пожалуйста! Эта чертова метель…

– Какое, по вашему, сегодня число?

– А? – Дэвис пожал плечами. – Двенадцатое октября, какое же еще? Боже, Генри, сейчас не время для шуток.

– И вы пробыли в гостинице четыре дня?

– Да, я же говорил.

Во рту ощущался привкус талой воды. Генри приподнял сползший с подбородка шарф и продолжил молча вызволять снегоход из плена. Когда дело было почти закончено, он резко выпрямился и обернулся.

– Где Кристоф и Фрэд?

– Кто?

– Те два здоровых шведа, которые нашли нас вместе с вами вчера.

Дэвис оттянул края шарфа и посмотрел на него с подозрением.

– Какие два шведа? В гостинице, кроме меня, больше нет постояльцев. Эй, с тобой все в порядке?

За пеленой снегопада ничего не было видно, и только бледное лицо американца выступало из нее, как привидение.

– Сегодня двадцать второе ноября, Джон, – сказал Генри. – И в гостинице действительно нет постояльцев. Только я и мой друг.

Заледеневшие брови Дэвиса сошлись, он открыл рот, но не произнес ни слова. Метель заметала снегоход за его спиной.

– Я не понимаю.

– Вы мертвы, Дэвис, – грустно сказал Генри. – Уже больше месяца, я полагаю. Вы еще слишком похожи на человека.

Все, наконец, встало на свои места. Генри ощущал мертвые души, но не видел их, потому что они постоянно были перед глазами, и что-то – он пока не понимал что – делало их не отличимыми от живых даже для таких, как Генри. Словно оно играло ими, как куклами.

– Это… шутка… – пробормотал Дэвис, но его голос тускнел, как и лицо, сквозь которое просвечивали парящие снежинки.

– Как ты умер? Расскажи мне.

Дэвис растерянно моргнул, и Генри ободряюще ему улыбнулся. Жалость и тоска заполняли его сердце, когда он смотрел, как меняется взгляд Дэвиса. Призраки часто не понимают, что давно мертвы, но память… память никуда не исчезает.

Жарко натопленная печь. Слабые отблески красного сквозь чугунную решетку. Воздух густой, травяной, тяжелый. Под ногами скрипят половицы, но сил обернуться нет. Слишком много времени прошло, слишком мало осталось желания сопротивляться. Это путешествие не должно было закончиться так. Только не так.

– Асмунд, – нежный голос обволакивал, усыпляя разум. Он столько раз его слышал, что уже не вздрагивал. – Мой милый Асмунд.

Щекочущее прикосновение волос к коже. Хочется дернуться, но цепь гремит, и тело вмиг перестает повиноваться.

– Ведь… ма…

Она вздыхает и мягко касается губами щеки. Ее поцелуи пахнут кровью и на вкус, как полынь. Он бы и не хотел этого знать, но его держала не только цепь, пристегнутая к грубому ошейнику.

Она и впрямь ведьма. Красивая, молодая, теплая на ощупь, но насквозь ненастоящая. Ему бы не хотелось опять видеть, какой она была на самом деле.

– Потерпи, Асмунд. Скоро мы будем вместе. Снова.

Генри не заметил, как ладони духа легли на его щеки, и поток воспоминаний прошел сквозь него. Было холодно не только снаружи, но и внутри, казалось, ветер продувал Генри, минуя толстый слой теплой одежды. И Генри вспомнил, что вечером ходил на теневую сторону, и тварь, превратившая гостиницу в ловушку, выгнала его оттуда и одурманила.

А Дэвис исчез. Наверное, он нашел в себе силы уйти.

Генри рванул обратно к дому.

Было страшно не успеть, ведь если с Соратой что-то произойдет, Генри никогда себе этого не простит. Можно будет вообще не возвращаться. Черный монолит дома выплыл из белой дымки внезапно, и свет горел только в одном окне – под самой крышей. Генри остановился на мгновение, потом забежал в дом и, на ходу избавляясь от мешающего пуховика, ринулся наверх. По пути он не встретил ни одной живой души, как и ожидалось – тут их просто не было. Грязь и запустение завладели этим местом, словно Генри отсутствовал не час, а несколько месяцев. Генри стряхнул с себя парализующий страх от этой мысли и остановился возле двери их с Соратой комнаты. За ней было пусто, их вещи лежали на местах. Генри ударил кулаком по косяку и вышел. Тишина давила на уши, а ветер бесновался за стенами, как дикий зверь.

Дверь в конце коридора оказалась призывно приоткрыта, и Генри застыл, удивленный тем, что раньше этого не заметил. Ему было не впервой спасать Сорату, они и прежде попадали в ситуации, в которых каждая секунда могла стать последней, но только сейчас Генри понял, что за ними всегда стоял кто-то, на кого можно было положиться. Руми, Курихара, да даже Масамуне. Сейчас на много миль вокруг только снег и лед.

Генри стиснул кулаки и решительно толкнул дверь.

На чердаке остро пахло сухими травами и смертью. Генри не знал, почему ему пришло в голову именно это сравнение. А еще было темно, только рядом с растопленной печью воздух мерцал оттенками красного и рыжего. Следовало помнить об осторожности, но имя уже сорвалось с губ.

– Сората? – позвал он негромко. – Ты здесь?

Сквозь треск пламени и вой ветра прорвался тихий стон, и Генри выбрался из люка и кинулся на звук.

– Нет… – услышал он слабый шепот. – Не подходи.

Генри не подчинился, упал на колени и развернул Сорату лицом к себе. Тот открыл тяжелые веки и слепо сощурился.

– Генри?..

– Господи, Сората! – от облегчения внутри будто взорвалась бомба. – Ты жив!

Ледяные пальцы сомкнулись на запястье, и Сората облизнул губы и что-то прошептал.

– Не слышу.

Сората повторил, и Генри пришлось наклониться к самому его лицу, чтобы расслышать. В нос ударил сладковатый запах гнили и мертвых лилий.

– Она. Здесь.

Сората обмяк на его руках, он был таким холодным, а дыхание – таким слабым, что сердце замирало.

– Сората!

Генри чуть встряхнул его, и зазвенела цепь. Голова Сораты откинулась назад, открывая полоску грубой кожи, перехватывающей горло. От нее звенья тянулись в темноту, где друг на друге лежали тела мертвых мужчин. Они казались мумифицированными, с сухой кожей, обтягивающей скелет.

Огонь в печи ярко вспыхнул, вырываясь за границы решетки. Генри обернулся, и на глаза легла теплая женская ладонь.

– Асмунд, – прошептали на ухо. – Асмунд.

Генри перестал чувствовать свое тело. Это было странное ощущение, сродни сильному опьянению: голова плыла, мысли путались, и как он ни старался пошевелиться, все усилия растворялись, не добравшись до цели. Он словно стал пленником внутри самого себя.

Мягкие руки гладили плечи, касались шеи, перебирали волосы. Генри не мог обернуться, только ощущал присутствие и слышал дыхание и шорох ткани. И он перестал видеть Сорату, но знал, что он все еще тут, где-то у ног, скованый и беспомощный. Это знание придавало сил.

Генри мотнул головой, скидывая ласкающую его руку.

– Пусти, – процедил он сквозь стиснутые зубы, и ощущение близкого присутствия перестало давить на нервы. Вернулся и контроль над телом. Генри не представлял, что от странного паралича будет так болеть каждая мышца, и вместо того, чтобы встать на ноги, он лишь завалился набок и оперся на руку.

Их чем-то опоили, иного варианта у Генри не было. Возможно, во время завтрака, потому что еда аппетита не вызывала, а чай они с Соратой пили, чтобы согреться. Другие, те, кто были до них, делали так же, и их иссохшие тела сейчас валялись, как мусор, на старом чердаке. Генри поднялся на ноги и нашел взглядом фигуру, застывшую возле печи.

– Кто вы? – спросил Генри. Женщина стояла к нему спиной. Темное платье по краям было подсвечено огнем, словно горело. – Что вам от нас нужно?

Других живых людей он не видел и не чувствовал, но у женщины мог быть сообщник, например, неразговорчивая хозяйка гостиницы, поэтому Генри встал между ней и Соратой.

– Отвечайте же, черт возьми!

– Она… не говорит, – слабо прошептал Сората, – по-английски.

– Но… – Генри запнулся. В воспоминаниях мертвого Дэвиса звучали чьи-то слова, и Генри их понимал, как понимал их и Дэвис.

Но, с другой стороны, к тому моменту Дэвис уже мог быть мертв, а для мертвых не существует преград.

– Не бойся, я что-нибудь придумаю.

Сората не ответил, но цепь тонко звякнула, как будто бы от кивка.

В помещении становилось все жарче, по лицу катился пот, майка под толстым свитером пропиталась им насквозь. Генри провел по глазам, смахивая влагу, но туман не рассеялся. Стало трудно дышать. Женщина отвернулась от печи, в ее руках тлели связки сухой травы, в полумраке и дыме слабо пульсировали огоньки и пеплом опадали на пол. Это зрелище завораживало, и Генри поздно заметил, что женщина приблизилась слишком быстро.

От нее пахло кровью и полынью.

«Они лишь походили на него, а ты – нет. Ты и есть мой Асмунд».

– Асмунд? – Генри не мог отвести взгляда от смутно белеющего перед ним лица. – Но я не Асмунд.

Он только понял, что слышит голос внутри своей головы и понимает каждое слово. От этого в затылке родилась тупая боль.

«Останься, и этот человек не пострадает. Я слишком долго тебя ждала, Асмунд… Я слишком долго ждала».

Не призрак и не человек. Сквозь испарину и жар печи Генри бросило в дрожь. Он ничего не знал об этой земле, о том, что могло ее населять, а сейчас от его решения зависела жизнь Сораты.

«Почему ты молчишь?»

Генри пытался выдавить из себя согласие, но страх был слишком силен. Горький дым медленно наполнял легкие.

– Я… – Он закашлялся. – Подожди, я…

Движение за спиной он заметил лишь тогда, когда что-то твердое ударило его по голове. Генри шагнул вперед, пытаясь удержаться на ногах, и второй удар пришелся уже по спине. Генри рухнул на колени, и рядом с ним упала доска, испачканная в его крови. Он пытался удержать себя в сознании, но комната плыла перед глазами, стены находили друг на друга, и тлеющие огни взрывались искрами внутри его головы. Два вытянутых силуэта стояли так близко, что переплетались между собой, и непонятно было, это борьба или объятия.

Холодная рука впилась в щиколотку. Генри обернулся и встретился взглядом с расширенными зрачками Сораты.

– Не рискуй ради меня. Пожалуйста!

Его голос долетал будто издалека. Генри помотал головой, и звук внутри черепной коробки разбился на острые, ранящие осколки.

– Генри… Пожалуйста.

Он слышал и другие звуки, нет, точнее, голос. Он кричал, и в нем не сразу угадывалось что-то знакомое.

– Ты обещала! Ты говорила, что это я! Что это я тебе нужен!

Генри сосредоточился и заставил себя смотреть и слушать.

– Ты сказала, если я убью того американца, мы останемся вместе! Тогда почему?! Почему он еще жив?!

На несколько секунд зрение прояснилось, и Генри увидел женщину с длинными светлыми волосами и юного Габриэля напротив нее. Парень кричал, как сумасшедший, размахивал руками, угрожал и умолял поочередно. Генри совсем перестал понимать, что происходит, но в миг, когда горячая кровь из разорванного горла брызнула на доски рядом с ним, мир померк.

Габриэль стоял в пустой комнате и смотрел перед собой невидящим взглядом. Теневая сторона уже затянула его, но он сам еще не понимал, что случилось. Генри видел такое несколько раз – внезапная смерть словно оглушала душу, и той требовалось время, чтобы разорвать все нити, связывающие ее с телом.

Генри поднялся на ноги, не ощущая боли и головокружения. На теневой стороне не было его физической оболочки, и боль накатит позже, когда он вернется. Он не рискнул сходить с места, просто огляделся, пока не нашел взглядом широкоплечую фигуру, застывшую на фоне серого прямоугольника окна, почти сливаясь с ним. Генри смотрел на потерянную душу, та смотрела на него, а потом резкий толчок выкинул Генри в реальность, где он споткнулся о тело Габриэля.

Женщина оказалась перед Генри внезапно, обхватила липкими ладонями лицо и надавила на виски.

– Asmund! Återkomma![5] – закричала она. – Återkomma! Återkomma!

Кровь Габриэля на ее руках начала остывать. Генри отшатнулся, но сумасшедшая держала крепко, и Генри, наконец, рассмотрел ее лицо. Безумными глазами на него уставилась дряхлая старуха.

От неожиданности Генри оступился и был вынужден схватиться за костлявые запястья сумасшедшей. Она продолжала выкрикивать одно и тоже слово, пока он ее не оттолкнул. Дым снова скрыл очертания предметов, а потом ласковый женский голос позвал из темноты:

«Разве ты не хочешь спасти его? Верни мне Асмунда, и он сможет уйти».

В легких образовалась пустота, Генри не мог сделать вдох и схватился за грудь. Из туманной завесы то появлялось, то снова исчезало круглое девичье личико в обрамлении копны светлых волос. Генри уже не знал, галлюцинация это или колдовство. Просто хотел вдохнуть.

Сората толкнул его в бедро, и наваждение схлынуло. Генри протер глаза и отступил еще на шаг.

– Хочешь своего Асмунда, ведьма? Хочешь? Тогда получи!

Генри никогда не делал этого раньше, более того, был уверен, что не сможет, но в этот самый момент вдруг почувствовал – ему это по силам. И он позволил занять свое тело… Это было похоже на погружение в холодную воду. Генри нырнул с головой, и кто-то другой, кто-то, бывший живым слишком давно, посмотрел на мир его глазами. Но и Генри ощутил его чувства, как свои. Больно, грустно, одиноко и холодно. Дальше Генри постарался не проникать.

Он рисковал. Он мог быть обманут, мог остаться в плену своего тела навсегда, мог не найти пути обратно сам. Но Генри никогда не умел отказывать душам, которые просят о помощи. Даже если они молчат.

Где-то далеко-далеко кто-то назвал имя – Асмунд. И все стихло.

* * *

Было холодно.

– Генри! Генри! Давай, еще немного.

Генри переставил ногу, за ней вторую.

Движения давались с трудом, словно он ходил впервые.

– Давай, Генри. Обопрись на меня.

Лицо горело, пахло жженым деревом и копотью. Стрелял шифер.

Генри держался за чужое плечо, пока их обоих не покинули силы. Снег ощущался пуховой периной, и Генри погрузил в него лицо. Холода он не почувствовал.

* * *

Третий проблеск сознания разбудил боль, и Генри зашипел и выругался. Повсюду был снег, а на нем черные хлопья пепла.

– Сората!

– Я здесь. – Ладонь успокаивающе легла на плечо. – Я здесь. Не дергайся, у тебя сотрясение.

Генри завел руку назад и потрогал затылок. Точно. Его же ударили доской.

– Откуда пепел?

Сората кивнул, Генри поднял голову и увидел вдалеке огненные всполохи. Это догорал старый деревянный дом. Они с Соратой достаточно отошли, чтобы не опасаться огня, но на смену жару пришел мороз. Верхняя одежда догорала в доме, некогда белоснежный свитер Сораты зиял дырами, сам Генри выглядел не лучше. Они стояли по колено в снегу, держась друг за друга, рядом валялись два рюкзака, спасенные Соратой.

Генри отвел взгляд от пожара и посмотрел на шею Сораты, покрытую синяками и кровоподтеками, но уже без ошейника.

– Когда ты был Асмундом, ты снял с меня цепь, – пояснил Сората, заметив его интерес. – Генри, ты нас спас.

– Не я, – покачал он головой, тут же об этом пожалев. – Не я. Та женщина искала своего Асмунда, она его нашла.

– Я не все понял из того, что случилось.

– Я тоже.

Сорате приходилось буквально держать его, хотя и сам едва стоял на ногах. Со светлеющего неба сыпался легкий снежок, сквозь облака проглядывало солнце.

– Я не должен был оставлять тебя одного, – сказал Генри. – Если бы я настоял, ничего бы этого не было.

– Она бы не дала нам уйти, и ты это знаешь, – возразил Сората. – Ей был нужен ты.

– Нет, – Генри покачал головой. – Другой мужчина.

Черный дым поднимался к небу, и Генри подумал, что все улики останутся там, в объятиях беспощадного пламени. Да и нужно ли, чтобы их обнаружили? Что-то подсказывало: безумная хозяйка гостиницы если и была человеком, то очень давно, и людской суд против нее бессилен. Она сошла с ума, когда убила своего возлюбленного Асмунда и долгие годы искала ему замену, не понимая, что мертвого не вернешь. Может, Асмунд ждал кого-то вроде Генри, чтобы напомнить ей об этом.

– Так почему дом горит? – спросил Генри. Он не помнил ничего с того момента, как передал контроль Асмунду.

– Она… Та женщина увидела в тебе что-то такое, что ее сильно напугало. Она начала метаться и кричать, а потом я сам не заметил, как сухие доски занялись от этих ее травяных пучков. Может, и из печи что-то выпало, – Сората замолчал. – Может… Может, это сделал ты.

Генри ничего не ответил. Адреналин начал спадать, тело затряслось крупной дрожью, от ветра и снега лицо казалось деревянным. Сората взвалил руку Генри себе на плечо, и, обнявшись, они пошли прочь от пожарища. С самого начала тут не было ничего по-настоящему живого, и Генри испытывал облегчение от того, что огонь унесет память о творящемся здесь кошмаре.

Через полчаса над головой загудели лопасти вертолета спасателей. К тому моменту Генри уже просто машинально переставлял ноги, а Сората все чаще спотыкался. Их ни о чем не спрашивали, только имена и маршрут следования. Генри ответил, и их усадили в кабину, закутали в одеяла, дали по термосу с чаем и обещали как можно скорее доставить в ближайшую больницу.

– Что там горит? – спросил кто-то удивленно.

– Развалины дома вдовы Линдстрём. Правда, там уже мало что осталось.

Генри посмотрел вниз, на вьющийся дымок.

– Вы там были? – крикнули ему. Генри покачал головой.

– Ну и хорошо, что сгорела. Дурное было место. Там обитали духи.

– Это правда? – спросил Сората. Необходимость притворяться отпала.

Один из спасателей рассмеялся:

– Конечно, нет! Но вокруг Лотты Линдстрём еще в те времена ходили слухи. В соседних деревнях ее называли сейдконой, это, по-вашему, ведьмой, или хюльдрой. Мой дед из этих краев, он рассказывал, что сам видел у нее коровий хвост.

– Ваш дед?

– Ну, это было давненько. Потом ее муж, Асмунд Линдстрём, пропал, и Лотта распродала хозяйство и открыла гостиницу. Правда, просуществовала та недолго. Люди начали пропадать, в том числе и постояльцы, а потом и сама Лотта исчезла. Тела не нашли. Наследников у Линдстрёмов не было, поэтому вскоре усадьба превратилась в руины. Наверное, кто-то из местных развел там костер, чтобы укрыться от метели, и выжег все дотла.

Генри закрыл глаза, пытаясь уложить информацию в голове, но от холода, боли и стресса его тошнило и тянуло в сон. Сората сидел рядом, и от него исходило привычное тепло живого тела. Генри позволил себе немного передохнуть и погрузился в темноту.

Там он увидел Джона Дэвиса, поднимающего большой палец.

«Неплохо повеселились? – спросил он, но Генри не мог ответить. У него не было голоса. – Берегите то, что считаете важным, Генри, но и себя тоже. Жаль, я так и не попаду на восток».

– Генри? – Сората потряс его за плечо. – Мы прилетели.

Швеция с ее снегами и страхами скоро останется позади, и Генри это радовало.

– Хочу домой, – сказал он, и глаза Сораты на миг блеснули тревогой. Потом он улыбнулся и похлопал его по руке.

– Я тоже, Генри. Я тоже.

* * *

Они не боялись быть замеченными – здесь, среди остатков былого великолепия, не бродили даже бездомные. Солнце садилось, и заросшую сорной травой территорию заливало красным, точно кровью. С моря тянуло свежим, пропахшим солью ветром, и с той же стороны небо медленно затягивалось тяжелыми дождевыми тучами. Обстановка самое то для их с Дикрайном дела, лучше и не придумаешь.

– Что ты здесь делаешь?

Легок на помине. Йенс затянулся в последний раз и бросил окурок под ноги. Дурная привычка, надо бы завязать. Может, потом, когда все закончится. Он повернулся к Дикрайну и лениво ответил:

– Ничего. Есть еще вопросы?

Далеко над морем, на самом горизонте, сверкнула молния. С возвышенности, на которой они находились, вспышку было хорошо видно.

– Мне не нравится, как ты разговариваешь. – Старик вышел из тени и уставился на Йенса тяжелым взглядом, который даже ему казался немного сумасшедшим, что говорить о нормальных людях.

– Тогда будь добр, не разговаривай со мной. Делай свою работу, образец я тебе доставил, и он куда лучше Кимуры Сораты.

– С чего ты взял?

– Просто поверь на слово. – Йенс сунул руки в карманы тонкой кожанки и усмехнулся: – Что, никак не можешь успокоиться, что упустил Кимуру?

– Ты тоже там был! – разозлился Дикрайн. – Мог бы хоть попытаться остановить этого… этого… мерзавца!

Даррел Дикрайн, талантливый ученый и алхимик, отвергнутый научным сообществом и обманутый своим лучшим творением, и правда давно был не в себе. Но Йенс все еще помогал ему, потому что желал первым увидеть мощь, которую он пытается создать. Быть простым медиумом Йенсу всегда было недостаточно. Быть просто вторым учеником сильного учителя – недостаточно.

Остаться чьим-то прошлым – слишком мало. Йенсу никогда не станет всего довольно.

– Кстати, – вспомнил он. – Я собираюсь пригласить гостей.

Разумеется, ученый сразу вспылил:

– Ты с ума сошел?! Мы вообще-то скрываемся! Какие еще гости?

Вдали снова вспыхнуло белым – раз, другой. Закатный зловещий свет постепенно тускнел, вытесняемый сумерками и надвигающейся непогодой. Воздух будто подрагивал от напряжения, как наэлектризованный.

– Я не лезу к тебе в душу, а ты не лезь ко мне, – угрожающе спокойно произнес он. – Я привез тебе то, что нужно, так занимайся им. Со своими делами я сам как-нибудь разберусь.

– Но…

– Они нам не помешают. Наоборот… – он мечтательно улыбнулся. – Один знакомый много мне задолжал. Пора спросить с него долг.

Дикрайн вернулся в здание неубежденным, но Йенсу было на него плевать. Пока он уверен, что эксперимент увенчается успехом, может ворчать сколько угодно. Риан Валентайн должен появиться здесь, у него нет выбора. Йенс давно его знает, изучил его слабости, которые он научился мастерски скрывать. Самый сильный экзорцист Англии, значит? С тех пор, как они оба покинули Японию, Йенс тоже не сидел сложа руки. Он докажет, что учитель выбрал не того, докажет, что они оба ошибались. Что Риану никогда не найти того, кто будем ему ровней, – никого, кроме Йенса.