скачать книгу бесплатно
Вообще непонятно, что с этим делать.
***
Ночь я снова провела как в бреду. А может и правда в бреду – то отключалась, то просыпалась в ледяном поту, то бродила по квартире, то лежала, уперевшись взглядом в тени на потолке. Уснула только под утро, а проснулась после полудня. Как ни странно, выспалась, голова была пустая и свежая, как ромашковый луг, выросший из ромашкового чая. Я чувствовала себя довольно бессмысленной, но немножко даже счастливой – ведь вот он, новый день, и всё вроде бы хорошо.
Старательно собравшись в кучу, натянула куртку на домашнюю одежду и вышла в магазин за едой – питаться ещё неделю одним только яблочным пирогом я была не готова. Несмотря на все опасения, навстречу шли сплошь красивые люди, не проявлявшие ко мне ни малейшего интереса, и это было такое прекрасное чувство, что я заулыбалась сама себе. Всё то же солнышко, всё те же птички, и никаких галлюцинаций, не в этом ли счастье.
Я так воодушевилась, что даже забрела в парк, нашла себе самую уединённую лавочку и наконец уселась читать книжку, до которой так и не добрались руки накануне. Мои требования к вселенной просты: мне хорошо и в компании, и наедине с собой, но никто не должен при этом обливаться кровью, пожалуйста, и никаких самоубийств по возможности. И ещё – никогда не помешает книжка. На сей раз мне досталось какое-то весёлое и лёгкое фэнтези, я так и читала бы там до самой ночи, но сентябрь не собирался сдаваться без боя и напрочь отморозил мне пальцы.
Вернулась домой я уже затемно, с мешком фруктов: у прилавков с нормальной человеческой едой меня отчаянно мутило, а вот груши с черешней ничего дурного мне не делали. Перемыла фрукты, сгрузила в большую миску, забралась в кресло, снова достала книжку и приготовилась провести остатки дня за самым умиротворяющим делом в мире.
Книжка была абсолютно пуста. Я перелистывала страницы одну за другой, на них не было ни единой буквы. Ни точек, ни запятых, вообще ничего.
Пару раз глубоко вдохнув, я встала и подошла к книжному шкафу. Вот, например, «Лабиринт» Кафки я ещё не читала, ждёт меня лет сто.
Кафка был пуст.
И Кинг. И Булгаков. И Пратчетт. Я одну за другой брала книги с полки, листала и бросала под ноги. Букв не было ни в одной.
Трясущимися руками открыв входную дверь, я сбежала по ступенькам на первый этаж, рванула на себя дверцу почтового ящика и вытащила оттуда газету. Ну, как газету. Довольно много чистой бумаги.
– Это просто какой-то ад, – сообщила я неизвестно кому и пошла домой. – Просто ад. Этого не может быть.
Соседка сверху шарахнулась от меня, как от чумной, но я не обратила на неё внимания. Захлопнула за собой дверь, закрыла на все ключи и забралась в кровать.
– Ну и что мне делать теперь? – спросила я у потолка.
Потолок, спасибо ему большое, промолчал.
– Вчера эти люди, сегодня просто куда-то делись буквы. Чего ещё ждать интересного?
Но встать и проверить побоялась. Подтянула одеяло к подбородку и закрыла глаза.
– Вообще-то, надо бы мне поспать.
Наверняка это просто переутомление. Подруга в детстве рассказывала, как в бреду тонула в песке и звала маму с папой на помощь. Всё это тоже как будто отчаянно затягивающий меня песок. В конце концов, надо просто как следует выспаться, уж это вообще всегда помогало от всех бед. Когда умерла бабушка, я проспала несколько суток, а потом осталось только встать и жить дальше.
Но сон не шёл – да и никогда он никуда не шёл в такую рань. Особенно к сове до мозга костей. Особенно к сове, проснувшейся в полдень. Я ворочалась из стороны в сторону часа два, мысленно рассказывала сказки и пела колыбельные, но ничего не помогало. На третьем часу гениальное решение всё-таки пришло и я вытряхнула из прикроватной тумбочки тюбик со снотворным, завалявшийся в куче хлама, типа старых конфет, вязальных спиц, карманного зеркальца и сборника рецептов печенья. Последний раз снотворное пригодилось мне ещё на пятом курсе, и теперь почти заросло мхом. Дерзко предположив, что утро вечера мудренее, я щедро отсыпала себе три таблетки, немедленно выпила и уставилась в потолок в ожидании.
Из потолка на меня смотрел глаз. И ещё один. И ещё два. Несколько десятков глаз смотрели в мои собственные полные бешеного ужаса глаза.
Я попыталась закричать, но вышел какой-то слабый стон. Выпутавшись из одеяла, я свалилась с кровати на пол. Комната вокруг меня поплыла – а зачем я, интересно, выпила три таблетки, чем мне не угодила одна? Изо всех сил старалась сфокусировать взгляд, но всё вокруг было видно как через запотевшее стекло. На подгибающихся ногах я на ощупь добралась до ванны, включила холодную воду и засунула под неё голову. И даже не почувствовала холода.
Последнее, что я помню, это маленький карий глаз, смотрящий на меня со стиральной машины. За его удивлённым взглядом последовала темнота.
***
Мне доводилось просыпаться с чудовищным похмельем и после операции под общим наркозом. Моё пробуждение на полу в коридоре не имело ничего общего с теми ощущениями. Скорее это было похоже на пробуждение после столкновения с поездом. Посреди завалов какого-то хлама я первые несколько секунд вообще не могла понять, жива ли, и если да – то правда ли это хорошая новость.
Потом пошевелила рукой, убедившись, что она у меня есть, и огляделась. Ведро на месте головы гудело как колокол.
– Твою же мать, – прохрипела я, переворачиваясь на спину.
Тогда мне показалось, что лучше было бы увидеть кровь и глаза, торчащие из стен, чем то, во что превратился ремонт, в который я вложила всю свою зарплату маркетолога. И на что были похожи обои, которые я мучительно выбирала два месяца. И как полки с книгами и коллекцией фигурок панд валялись на полу, перемешанные в салат.
– Ну твою же мать, – я закрыла лицо руками, сделала несколько глубоких вдохов и подняла себя на ноги. Квартира превратилась в руины. Всё содержимое шкафов и тумбочек свалено кучами на полу, посуда разбита вдребезги, кухонный шкафчик выглядел так, словно его рубили топором. Даже моё любимое полотенце, разорванное на куски, валялось по всему коридору.
Первым делом я, конечно, подумала, что меня ограбили. Непонятно, что у меня красть, но при некоторой доле воображения – почему бы и нет. Но среди обломков моего жилища нашёлся и ноутбук, и вся техника, которая могла хоть чего-то стоить. По всему выходило, что не пропало ничего. Да и дверь была заперта на ключ изнутри, как и балкон и все окна.
А потом, спотыкаясь о куски шкафов и книги, в разбитом зеркале я мельком увидела своё отражение. Всё в целом было хорошо, кроме порванной в клочья одежды. Ещё через секунду я разглядела свои руки и села прямо там же, где стояла – все ногти переломаны, костяшки пальцев стёсаны, ладони грязные, как будто я всю ночь рыла могилу.
Это что же такое.
Я не успела додумать мысль – меня прервал звук телефона, рыдающего из куртки на чудом уцелевшей вешалке. Не вставая, я вызволила его из кармана и увидела шестьдесят восемь пропущенных вызовов. Сначала, конечно, решила, что у меня что-то с глазами, потом – что кто-то уже вызвал полицию и скоро меня придут спасать. Но все вызовы оказались с одного и того же незнакомого номера, владелец которого тут же перезвонил снова.
– Камилла? – осведомился смутно знакомый голос.
– Да.
– Мне срочно нужна ваша помощь.
– А вы…
– У меня очень большие проблемы с квартирой вашей тёти. Пожалуйста, приходите как можно скорее.
– Я…
– Я совершенно не знаю, что с этим делать.
– Я тоже не знаю, что с этим делать, – зло огрызнулась я. – Я не могу прийти. У меня срочные дела.
– Камилла, вы меня слышите? – Александр на той стороне телефонной сети звучал странно, как будто и правда квартиру тёти Лизы вместе со спутниковой антенной прямо при нём пожирали термиты. – Вы должны немедленно прийти сюда.
– А вы меня слышите?
– Просто сделайте как я говорю.
– Да что вы…
Договорить я не успела – Александр лаконично повесил трубку. Где-то в глубине души пробудился гнев – да что он позволяет себе?! Он кто такой, чтобы мне приказывать? В противоположной части души в тот же момент зашевелилось любопытство – что он такое должен был натворить, чтобы ему срочно-немедленно понадобилась помощь? Если действительно сорвало злосчастный тётин кран, то при чём тут я, кто из нас мужчина? А если не кран, то что же там сорвало?
***
Любопытство во мне всегда побеждало прочие начала, поэтому я, старательно прогоняя из головы мысли о ждущих меня ужасах, выбралась из своего угла и попыталась восстать из пепла хоть немного. Получилось плохо – из дома я вышла в образе городской сумасшедшей, нацепив на нос тёмные очки, наспех завязав волосы и замотавшись в огромный шарф поверх пальто.
Все эти манипуляции немного привели меня в чувство, поэтому я не кралась по стеночке и не перебегала от кустов к кустам. Но это не особо помогло: Александр, встретивший меня у подъезда, смотрел с искренним сочувствием.
– У вас что-то случилось? – вежливо спросил он.
– У меня всё отлично! – с лёгким оттенком истерики в голосе отрапортовала я. – А у вас?
– И у меня. Но я не знаю, что делать с краном. Мне кажется, он вот-вот сломается. Поэтому без вашей помощи мне не обойтись.
– Что значит «вот-вот сломается»?
– Не знаю. Давайте я вам покажу.
С краном не было решительно ничего особенного. Он оставался старой доброй рухлядью, но всем своим видом давал понять, что всех нас переживёт.
Занятнее было с Александром. Как только мы оказались в квартире, он вроде бы совершенно потерял интерес к проблеме – ушёл на кухню и медитативно варил там кофе в тётиной турке. Кофе пах опьяняюще.
Я тем временем тупо разглядывала кран и жалела себя. Спина болела, шея болела, руки саднили невыносимо, зато разум наконец-то разморозился и теперь шевелился получше меня самой. Я мельком глянула на себя в зеркало: гнездо на голове, перекошенная одежда, синяки под глазами – ну просто королева красоты, и как Александр не испугался меня к себе впускать.
– Главное не то, что на голове, а то, что внутри головы, – сообщил он мне, застав за попыткой запихать растрёпанные пряди в резинку. Я, пожалуй, никогда больше не видела, чтобы человек с таким достоинством держал в руке совершенно идиотский тётин чайник с нарисованной улыбающейся физиономией.
– Это смотря для кого, – вяло пробормотала я. – Вот для парикмахеров – как раз наоборот. А у меня бабушка парикмахер.
– А у меня нет бабушки, – пожал плечами Александр. – Зато есть мятный чай. Кофе я вам не налью, вы выглядите как человек, которому и без того хватит бодрости. Я читал, что таких людей совершенно необходимо поить чаем, а не то они превратятся в тыкву. Если присядете вон там, пить чай будет ещё удобнее.
Я пожала плечами, всем своим видом выражая готовность присесть где угодно, если Александр прямо сейчас не начнёт выпускать себе кишки.
Он сунул мне в руки кружку и жестом указал на кресло. Я послушно приземлилась в него, каждая мышца отозвалась болью.
– С краном всё хорошо. Он был таким столько же, сколько я себя помню.
– Спасибо. Камень с души.
Несколько секунд мы сидели молча, я чувствовала себя странно. Вообще вся история странная: закатил мне истерику, заставил прийти, а я тоже хороша – зачем прибежала?
– Как дела у Ани? – спросила я первое, что пришло в голову, просто чтобы прервать молчание. Светские беседы никогда не были моим коньком.
– У Ани?
– У Ани. Которая нас познакомила.
– А, у Ани. Не знаю, мы с ней больше не виделись.
– А…
Я тут же решила, что моя миссия по заполнению пауз завершена. Горячий чай был так кстати, что я чуть не расплакалась от благодарности. Так и сидела, уткнувшись носом в кружку, умоляя, чтобы эта передышка продолжалась подольше.
Потом пялиться в чашку мне надоело и я стала разглядывать Александра. Интересно, сколько ему всё-таки лет? Тогда мне показалось, что за сорок, а теперь, со своей чашкой кофе в руках, сидящий на тётином подоконнике, он как будто скинул лет десять.
– Александр, сколько вам лет? Я ведь даже паспорт ваш не попросила, когда отдавала вам ключи от квартиры, обычно я лучше соображаю, честное слово.
Я мысленно покрутила пальцем у собственного виска: идиотизма мне явно не занимать. Ладно паспорт, ладно возраст, но я ведь даже фамилию его не знаю. Кем надо быть, чтобы сдать квартиру человеку без фамилии?
– А вы читали «Фауста»? – совершенно некстати спросил он, немало меня озадачив.
– Читала. И «Портрет Дориана Грея» тоже, но всё-таки надеюсь, что вы не к тому клоните.
– Спектакль тогда был так себе, как вы считаете?
Я моргнула, перед глазами вспыхнула картинка: театр, антракт, впереди вторая половина «Фауста», коридор, девушка в роскошном платье и её спутник с отрешённым взглядом, слушающий её без особого интереса.
– Ага, – глупо кивнула я. Потом перехватила чашку поудобнее – её тепло немного помогало оставаться в контакте с действительностью. – Ну нет, подождите. И вы меня запомнили? То есть, я хочу сказать – мне в тот раз больше запало в душу платье вашей девушки, а вовсе не вы.
Какая ты вежливая, Камилла, как отлично умеешь формулировать мысли. Постучалась бы головой об стену, но сил нет.
– Запомнил, – снова невпопад согласился он.
Я несколько секунд буравила его взглядом, а потом с негодованием всплеснула руками, триумфально вылив на себя полчашки чая.
– О господи, – бессильно вздохнула я. – Сегодня не мой день. И вчера был не мой. И не помню, когда последний раз был мой. Интересное вышло совпадение, но я пойду домой, пожалуй. Спасибо за чай.
– Погодите вы убегать, чего вам не сидится? Пейте чай. Я ни разу ещё не встречал вас в таком виде, а в последнее время мне стало казаться, что вы преследуете меня нарочно.
Стараясь не пересекаться с собеседником взглядами, я сосредоточенно тёрла рукавом противное мокрое пятно на свитере, как будто бы у меня был шанс избавиться от него, а также от списка из миллиона вопросов, которые теперь, получается, некому задавать – раз уж Александр считает, что маньяк среди нас я. Непонятно, какой тут вообще можно задать вопрос, особенно когда так болит голова.
– Думаю, – наконец выдавила я, – Что это самый неудачный сентябрь в моей жизни. Раньше я и не мечтала достичь такого уровня неудачливости. Даже вот и вас не спросить, какого чёрта творится.
– Можете спросить.
– Какого чёрта творится, Александр? Какое у вас, кстати отчество? Может хоть этот кусочек информации разделите со мной?
– С моим отцом ситуация примерно как с бабушкой. Я бы предпочёл выбрать другой кусочек.
– Видите, и тут неудача. Можно ещё чая? Вылью его на себя, чтоб вот это пятно было симметричнее.
Александр удалился с моей чашкой на кухню, я закрыла глаза, глубоко вдохнула и задержала дыхание. Потом ещё раз, и ещё. Ветер из открытого окна колыхал занавески и мои растрёпанные волосы. Дышать классно, подумала я. Гораздо приятнее, чем не дышать.
– Камиш, на что ты так загляделась? – спросила бабушка.
Я моргнула. Под моими босыми ногами шаталась табуретка за деревянным столом в углу бабушкиной кухни, а на столе высилась аккуратная башня из игральных карт. Кухня казалась огромной, да и бабушке я даже на табуретке доставала только до плеча. Мой взгляд остановился на зеркале. Оттуда на меня глянула я, правда, лет пяти, с большим оранжевым бантом, и с той обидной ссадиной на щеке, которую в мой собственный день рождения оставила беспощадная еловая ветка.
– Аккуратнее, сейчас всё упадёт, – тихо сказала бабушка. Она опоздала: махнув свободной рукой, я задела башню, и разноцветные карты пёстрым ковром засыпали кухню.
– Ну вот, горе луковое. Теперь собирай!
Я не могла собрать карты, я падала вместе с ними, вместе с тумбочкой, столом и бабушкой, вместе с зеркалом и отражением – мне пять, восемь, тринадцать, семнадцать, двадцать три, вокруг меня мама, Саша, Аня, Сергей, кошка Лапа и бесчисленные мои джунгарские хомяки.
А спустя минуту или тысячу лет падения я почувствовала, как руку что-то резко обожгло, зашипела от боли и вскочила на ноги, наткнулась на диван, ударилась об шкаф и наконец остановилась, тяжело дыша. Из глаз сами по себе ручьём текли слёзы, сердце стучало в ушах, воздуха не хватало для нормального человеческого вдоха.
– Прекратите! – прошептала я заплетающимся языком.
Я стояла посреди тётиной комнаты, ногами на твёрдом надёжном полу, где-то тикали часы, за окном жизнерадостно верещали дети, а Александр пристально смотрел на меня, застыв в дверном проёме.
Сделав пару шагов вперёд, я уперлась в стену руками и лбом, опустилась на корточки, пытаясь избавиться от головокружения и вернуть себе нормальное дыхание. Голова была пустая, стена была холодная, я развернулась и прижалась к ней спиной, подтянула колени к груди, смахнула слёзы тыльной стороной ладони и уставилась в одну точку.
