Хроники Нордланда: Тень дракона

– Погоди. – Положил ему на плечо руку Гэбриэл. – Сед не знает ничего, говорит то, что ему сбрехнули.

– Сначала, – Алиса встала, – скажу я. Эту девочку отдали к нам, мы поручились за нее. Сам ее высочество поручился за нее. Оскорбляя ее и утверждая, что она что-то там скрашивает по ночам, вы оскорбляете меня, как хозяйку сада, из которого эта девочка выходит только в церковь под присмотром моей подруги. Вы утверждаете, – голос Алисы стал ниже от гнева, – что в моем саду по ночам можно развратничать?!

– Это кому это здесь так умереть хочется? – Поинтересовался Гэбриэл, и вот теперь стало так тихо, что слышен стал плеск воды в реке.

– Прошу прощения. – Седрик аж покраснел, так, как умеют только рыжие, – я и впрямь не в курсях, мне сказали, я и ляпнул… Прошу прощения. – Он встал и поклонился Иво. – Я указывать пальцем не буду, это не по-мужски. Но тот, кто мне это сейчас рассказал, он знает, кто он. И пусть или ответит за свои слова и поклянется, что не лгал, или пусть знает, что отныне я считаю его дерьмом, прошу у дам прощения, свинячьим, смрадным, пакостным и гадостным, а мужика и рыцаря не вижу в нем в упор. И все, кто рядом был и слышал, тоже это знают. Я не болтун, а вот за остальных не поручусь. И снова прошу прощения у прелестной графини и у ее дам, – он развел руками. – Дурак и болван, каюсь и готов понести любую кару.

– Напротив. – Сказала Алиса. – Благодарю вас, сударь. Теперь я знаю, какие гадкие слухи распускают о моем саду и о нас в этом замке. Я девушка, мы все там – слабые девушки, и кое-кто решил, что можно безнаказанно поливать нас грязью! – Голос ее задрожал, и Гэбриэл уже не мог этого вынести. Он как раз считал до тридцати, но тут уж было не до счета. Встал.

– По-моему, – сказал негромко, глядя на соседей Седрика, – местный хлев подзарос дерьмом, пока нас не было. Рыцарей я пытать не могу, это так. Но пажей и слуг каждого из вас – он указал пальцем, – могу и буду. Это не шутки, судари мои. Это честь моей невесты и моя. И за это я вас на вымпелы порву, любого. Я буду пытать ваших слуг и пажей до тех пор, пока кто-то из них мне не расскажет, кто и что болтает о дамах в этом замке. Что за гнусь вы здесь развели, что за тинг сплетников и дерьмохлебов. Вы думаете, что вот сейчас отмолчитесь, утретесь после слов графа Лонгборского, и все будет, как было? Нет, не будет. Я выясню, Богом клянусь, выясню все. И разберусь. По-своему.

– А я помогу. – Бросил Гарет. – Мне это тоже все осточертело. Не двор, а притон баб-сплетниц. То и дело кто-то что-то да трепанет. Тайно, словно вор или иная какая паскуда.

– Сказал я. – Не выдержал давления Конрад фон Зальце. – Клянусь, я только передал то, что слышал от других. И я ни коим образом не хотел оскорбить или как-то задеть графиню.

– Но задел. – Гэбриэл смотрел на него так, что Конрад сглотнул.

– Гэйб, это мое дело. – Иво встал. – Оболгали и оскорбили мою невесту, и я требую, чтобы этот рыцарь или извинился, или ответил за свои слова.

– Я сказал то, что говорят все. – Набычился Конрад. – Почему я должен отвечать за всех? Ты, сквайр, думать должен был, когда невесту выбирал, на ком жениться собрался.

– Ах, ты… – Сверкнул глазами Гэбриэл, но его опередил Гарет:

– А ты ничего не попутал, Конрад? Ты не забыл, кто ты? Смаковать сплетни и порожнюю болтовню рыцарю не пристало! Если бы кто-то сказал такое мне, я потребовал бы доказательства этих слов, и не получив их, проучил бы болтуна так, чтобы он забыл, как говорить! Ты забыл, что такое честь? Кажется мне, здесь многие это забыли! Так мы напомним. Сквайр моего брата бросил тебе вызов.

– И если ты оскорбишь его отказом, – подхватил Гэбриэл, – то ответишь за это уже мне.

– Драться с полукров… – Конрад спохватился, сообразив, при ком он это ляпнул, покраснел, потом побледнел.

– Да у нас тут ненавистник полукровок? – Засмеялся Гарет. – Ты что-то имеешь против нас, Конрад? Какой интересный у нас разговор получается! А брат прав: сегодня вечером мы устроим опросник вашим слугам. И с пажами поговорим. Слушай, Сед, моя благодарность! Ты тут ненароком такой гнойник вскрыл, что хоть нос зажимай.

– Да уж. – Седрик уже сидел, как ни в чем ни бывало отхлебывая портвейн. – У нас в Урте такого не водится. На Севере еще помнят, что такое честь мужчины и доброе имя девушки. Там сплетники не живут долго.

– Здесь тоже пора им урезать языки. – Гэбриэл вышел из-за стола, положив руку Иво на плечо. – Мой сквайр вызвал тебя, Конрад. Ты примешь его извинения? – Поинтересовался он у Иво.

– Никогда. – Ответил тот. – Он оскорбил не только мою невесту, но и невесту моего господина, ее дам и его высочество, который за мою невесту поручился своей честью. Я обязан наказать его.

– Ты слышал, Конрад?.. Здесь и сейчас.

– не при дамах же. – Галантно возразил Седрик, подмигнув Юне. Та фыркнула, вздернув курносый носик, но видно было, что она, как и другие девушки, напугана всем происходящим. Другие, но не Алиса. Гэбриэл видел золотые искры под опущенными ресницами, и серьезно побаивался того, во что выльется гнев его феечки. Алиса любила Иво, он был ее другом не меньше, чем другом Гэбриэла.

Конраду не оставалось ничего иного, как принять вызов Иво. В отсутствие близнецов он еще подумал бы, принимать ли вызов полукровки сомнительного происхождения – говорят, он внук какого-то лесничего на Севере, но кто его видел, того лесничего?! – но при Гэйбе Хлоринге Конрад усомниться в знатности его армигера не рискнул. Гэбриэл, Хильдебрант, Фридрих и Иво с одной стороны, и Конрад и несколько его друзей с другой, ушли куда-то по берегу Ригины.

– Они что, в самом деле будут драться? – Дрожащим голосом поинтересовалась Дженни. – Это же так страшно!

– Для мужчин это нормально. – Спокойно ответила Алиса. – Как ты думаешь, что они делали на Севере?

Даже Гэбриэл не подозревал, какого мастерства в бое на мечах достиг его армигер. Иво никогда не нравились тренировки и не прельщала мысль о том, что придется убивать, но тренировался он с Гэбриэлом, и тренировал его Кину, а потом – Нэш. Движения его были быстрыми, отточенными, хладнокровными и красивыми; ни одного лишнего замаха или удара, все экономно, точно, мгновенно. Он постарался, правда, соперника не убить, а ранить, причем обидно, порезав лицо и добавив по ягодицам. Но ни у кого, в том числе и у самого Конрада, не осталось и тени сомнений: сквайр Гэйба Хлоринга не никчемный красавчик, и постоять за себя и свою невесту умеет. Гэбриэл, увидев, как порезал Иво зад Конраду, сначала нахмурился, потом рассмеялся. Разрез был качественный, по обоим полушариям, глубокий – при всей абсурдности и пикантности этой раны, ее придется шить и очень долго лечить. А сам Конрад на свою пятую точку присядет очень и очень не скоро. Где-нибудь подальше от Хефлинуэлла – Гэбриэл приказал матерящемуся от боли, злости и унижения рыцарю покинуть замок и Пойму, как можно скорее. Вернулся к столам, несколько секунд созерцал обращенные на него встревоженные лица.

– Дамы, – сказал церемонно, – расслабьтесь. Смертоубийства не было. Иво примерно наказал сплетника, поверьте: весьма примерно. – Он фыркнул. – Сказал бы, но при вас такое нельзя…

– Мы тут сегодня столько «такого» наслышались, благодаря нашему другу с Севера, – хмыкнула Юна, – что нас уже ничем не смутишь.

Фридрих уже, нагнувшись к уху Гарета, что-то ему шептал; Гарет, не дослушав, начал хохотать.

– Ну что та-ам?! – Вскричали хором девушки. Гарет, фыркая и прикладывая руку к сердцу, в самых витиеватых выражениях, избегая называть вещи прямо, но донес до девушек суть произошедшего. Пирушка была спасена: поднялся общий хохот. Громче всех ржал невольный виновник всей кутерьмы, даже утирал выступившие слезы, колотил в восторге кулаком по столу и кричал, что обожает Иво и считает его своим другом. За которого нужно выпить. Нужно ли говорить, что отголоски этого веселья раненый Конрад не слышать не мог?.. Возвращалась вся компания в Хефлинуэлл в сумерках вновь в прекрасном расположении духа, снова флиртуя, смеясь и громко перешучиваясь.

Габи, которой мать запретила ехать, велев помогать ей в хлопотах по хозяйству, «чтобы училась, пока совсем не поздно!», слушала отголоски этого веселья с закипающими слезами в глазах и сердце. Она вдруг осознала, что никому не нужна. Сейчас никто из девушек не прибежит к ней, чтобы все рассказать, и вряд ли кто там заметил ее отсутствие. Даже этот противный Седрик. Съездить бы в Гранствилл, к Беатрис, поплакать на плече верной подружки, ощутить себя нужной, небезразличной кому-то… Но мама разве отпустит?! Габи со страхом задумалась: как вообще мама отнесется к тому, что у нее есть подруга, что скажет, понравится ли ей Беатрис? Прежде ей не нравилась ни одна ее подруга, мать всегда находила в них какой-то изъян и считала, что все они будут дурно на Габи влиять. И тоже, по примеру дяди и кузена, твердила: «Тебе бы подружиться с Алисой, прекрасная девочка, изысканно воспитана, умница!».

«Не понимаете вы, не понимаете ничего! – Кричало все существо Габи. – она лицемерка, врунья, корыстная дрянь!!!». Габриэлла не просто так говорила – она в это искренне верила. И обида ее на всех близких была велика, а в этот вечер, под звуки чужого веселья, в котором ей не было места, Габи окончательно отгородилась от своей семьи огромной пропастью. Навсегда.

– Ну, – оставшись у себя наедине с Иво, заявил Гэбриэл, – рассказывай. Что за история с женитьбой? Я из твоего письма мало что понял, кроме того, что девочка вроде бы с Красной Скалы. Я потому и не пошел знакомиться с нею – увидит меня, признает во мне Гора, и все твои старания насмарку. Испугается до полусмерти.

– Спасибо, Гэйб. – Волнуясь, воскликнул Иво. – Правда, спасибо тебе огромное! Я не подумал об этом, но ты прав, как всегда. Она такая хрупкая…

– Кто она?

– Помнишь, та, с последнего Привоза, самая маленькая…

– Чернулечка? Живая! – Обрадовался Гэбриэл. – Я-то думал, она первая не выдержит… Как она спаслась?!

Иво рассказал ему все, что знал.

– Молодцы ребята, че. – Обрадовался Гэбриэл. – Я и не сомневался, что и среди них хорошие парни есть. Как их: Клык, Ветер и?

– Волкодав. Да, они ребята неплохие.

– Я так помню, что именно они Марию спасли от Доктора и Аякса. Надо бы их того, как-то наградить. А то, что о Клэр все знают, это, конечно, хреново. Ты точно решил? Я, так-то, со злости ляпнул, и заставлять тебя и не собирался.

– Я знаю. – Хмыкнул Иво. – Но я решил. Правда, Гэйб. Что ее ждет, если не брак со мной? С ее прошлым, с ее славой? Монастырь? Кто возьмет в монастырь полукровку, да еще и такую… запятнанную? Даже если возьмут, ты же понимаешь, как к ней будут относиться там?

– Да уж. – Гэбриэл встал, прошелся, почесал в затылке. – Ну, а с твоей… великой любовью что?

Иво покраснел.

– Ничего… Почти ничего.

– Иво, – серьезно произнес Гэбриэл, – ты видел нашу тетю? От отца и Гарета вы могли свои кувырки скрыть, какое=то время, да. От нее вы хрен скроетесь. Себя не жалко – о ней подумай. Тебя казнят, а ее запрут в какой-нибудь монастырь хрен знает, в какой глуши, а потом потихоньку выдадут замуж за первого, кто подвернется. Ты этого ей хочешь?

– Нет.

– Тогда прекращайте это.

– Мы прекратили! – Воскликнул Иво. – Я – прекратил. Но в последнее время с ней что-то происходит, она… ей нужна помощь, Гэйб. Она одна, ее подружка эта – она мне не нравится, я не знаю, почему, но ты меня знаешь: я чувствую!

– Мне она тоже не нравится… – Гэбриэл прошелся по комнате, постоял у окна, постукивая кулаком о подоконник. – Попробую я поговорить с кузиной. Бесит меня, что она мое Солнышко невзлюбила, но что поделаешь, не дал ей Бог мозгов, что теперь, утопить ее, как щенка бракованного, что ли? Я попробую с нею поговорить, и, если что, помочь, но ты – ты прекращай эти отношения! Ты теперь помолвлен, и думай о невесте, а не о посторонней бабе.

– Если бы я мог о ней не думать… – Покаялся Иво. – Хотя… ты знаешь…. Я и о Клэр теперь не могу не думать. Я словно раздвоился теперь, сам не понимаю, чего хочу.

Гэбриэл задумчиво глядел в окно. Ему эта раздвоенность была не совсем чужда.

– И как в этом разобраться, не знаю.

– А если с ними – с обоими, – беда случится, к которой ты на помощь бросишься?

– Я… – Иво запнулся. – Даже не знаю. Честно, не знаю. Говорю же: не понимаю сам себя. Но ты прав: об этом стоит подумать как следует.

– Вот ты и подумай. – Гэбриэл подошел, положил руку ему на плечо. – Я, знаешь, тоже… меж двумя огнями метался. И одну обожаю, и к другой тянет. Но как появился тогда Аякс этот, так я и понял: Солнышко для меня дороже всего на свете.

– Ты для нее – тоже. – Признался Иво. – Она так по тебе тосковала!

– Да… Я тоже. – Гэбриэл мельком подумал о той сплетне, которую пыталась выдать за правду Беатрис. Дура! Иво – друг. Настоящий. Такой, о каком ему всегда, с детства, так мечталось.

– А хорошо ты тут устроилась. – Марк развалился в кресле, в той самой комнате, в которой обычно Габи встречалась с Иво. Она была обставлена лучше всех, и здесь Беатрис принимала первого своего гостя. Подумав, поплакав и утерев слезы, она стала рассуждать о том, как быть дальше, и эти рассуждения неожиданно принесли ей успокоение и даже удовлетворение. Беспардонно обирая Габи и пользуясь ее доверчивостью и тем, что та совершенно не сведуща в денежных делах, Беатрис накопила за самое короткое время приличную сумму. Плюс драгоценные подарки Габи – та дарила, как сама носила, все подряд, не задумываясь, сочетаются ли украшения друг с другом и платьем, нет ли. Беатрис, поощряя ее, в душе беззастенчиво над нею потешалась. И кое-какие ее подарки, дорогие, но нелепо-безвкусные, решила тоже обратить в звонкую монету.

– Что, дом целиком твой? – Марк огляделся, с удовольствием отхлебнул вино, очень хорошее. – Вот повезло-то, а? Для такой, как ты, это просто нереальный фарт.

– Я это заслужила. – Огрызнулась Беатрис. – И заработала. Я все капризы этой дуры терплю и жопу ей целую, как ни противно мне это.

– Тебе-то противно?! – Фыркнул Марк. – Я думал, ты уж привычная. Скажи… а кто ее надоумил послать меня подальше? Самой-то ей до этого додуматься не судьба. Ты, что ли, рискнула мне свинью такую подложить?

– Не я. Точно, не я. Мне было плевать. Может, красавчик этот, Иво Валенский, может, ее эльф-любовничек… Но не я точно. А Ирму выставила вон графиня Маскарельская. Можешь теперь забыть про Габриэллу: мамаша глаз с нее не спустит.

– Жаль. – Откровенно посетовал Марк, но вид и тон его говорили скорее о безразличии. – Все равно, она дура такая, что толку с нее меньше, чем с драной козы. Что ей стоило подружиться с графиней Июсской? И сполна ей отплатить за все? А теперь… А! – Марк махнул рукой, искусно скрывая досаду. – А ты-то почему с ней не сблизилась?

– А у меня был выбор? – Вновь огрызнулась Беатрис. – Начни я с нею сближаться, и Габриэлла тут же послала бы меня подальше. – Ей не хотелось признаваться, что, не смотря ни на что, с Алисой она сблизиться пыталась, и не раз. Но феечка, раз утратив к ней доверие, уже не хотела этого сближения. Но Беатрис хотелось, чтобы у Марка оставалось впечатление, будто она все смогла бы, если б захотела.

– Дура. – Фыркнул Марк. – Если бы все получилось, как я хотел, я тебя так бы отблагодарил…

– Лучше синица в руке. – Не осталась в долгу Беатрис. – Габриэлла – это уже верняк. А ты – не знаю…

– Значит, из Хефлинуэлла тебя выперли. – Вздохнул Марк. – Жаль. Посоветуй кого-нибудь там, будь добра. Я в долгу не останусь.

– Выперли! – разозлилась Беатрис, и вновь проглянула крыска. – Да я сама там оставаться уже не могла, настолько там все стало противно!

– А, ну-ну. – Усмехнулся Марк. – Так что насчет совета? С кем там можно вести дела?

– Сейчас это опасно. – Заметила Беатрис. – Но я помогу, поищу кого-нибудь… Есть там кое-кто, кто уже, считай, на крючке. – Беатрис имела в виду одну из постоянных покупательниц ее картинок. – Но и ты помоги.

– Чего хочешь?

– Я хочу давать деньги в рост. Под проценты. – Откровенно ответила Беатрис, не заметив, как сверкнули глаза у Марка. – Но ты же сам понимаешь, это запрещено законом, и я, все-таки, девица…

– девица! – Фыркнул Марк, но тут же и произнес примирительно:

– ладно, ладно, не сердись. Это знак доверия, видишь, я не притворяюсь перед тобой. Только и ты, не строй из себя целочку, хорошо? Мы с тобой оба знаем, кто ты есть. Я не осуждаю, Боже упаси. – Тут он основательно покривил душой. – Я таких, как ты, даже уважаю. Хорошо, я найду тебе клиентуру. Ты, как я понимаю, хочешь оставаться в тени? Чтобы никто не знал, кто ссужает эти деньги?

– Разумеется. – Обрадовалась Беатрис. – И если не отдадут добром…

– Понятное дело. Но я хочу иметь свой процент с этого – чего ради мне стараться за здорово живешь?

– Ну, само собой. – Кисло согласилась Беатрис. Марк засмеялся жизнерадостно:

– да не переживай, в накладе не останешься. Найди мне человечка в Хефлинуэлле, и я помогу тебе с твоим маленьким гешефтом. – Нагнулся, похлопал Беатрис по коленке. – Давай, выпьем за наши общие дела!

Если бы Беатрис лучше знала его, или просто была бы поумнее и понаблюдательнее, она сообразила бы, что таким сладким и веселым Марк Хант стал не просто так. Но она была такой, какой была.

Утром разразился новый скандал – на этот раз на кухне. Повар Иштван, или мастер Ракуш, топтал ногами сорванный с головы колпак, и орал на чужом, непонятном языке какие-то ругательства, не иначе – так грозно выкатились его черные глаза и даже черные усы встали дыбом. Саввишна же, которой этот вулканический взрыв и был посвящен, была сама невозмутимость, даже насмехалась, негодная женщина:

– Ишь, усы-то порасстопырил, прям Таракан Тараканыч какой-то! Не кричи, не кричи, сердешный, не на таковскую напал! Кто ж летом столько сала и масла в еду кладет-то? Летняя еда должна быть не жирная, легкая, а ты что готовишь? Я своего князя морить такой едой не дам! Так и знай: не дам! Да хоть лопни, а не дам. Виданное ли дело: столько овощей свежих, яблоки поспевают, а ты им соленья да консервы! И ладно бы, но ты ж свинину им делаешь, рожа твоя иноземная, летом, в самую теплынь! – Она возмущенно фыркнула, высоко задирая нос. – И не кричи, не топочи тут! Ишь!

Венгр только гневно сопел, чувствуя себя дурак-дураком: женщина была такая маленькая, что Иштван, дамский угодник, тронуть ее не мог, но что еще делать – даже не представлял. И пожаловался Альберту Ван Хармену, который обещал найти какой-нибудь компромисс.

А приемную Рыцарской Башни тем временем осаждали желающие немедленно покаяться и испросить прощение рыцари, сквайры и пажи. Вчерашние угрозы братьев подействовали, никто из них в эту ночь не спал спокойно. Кто-то слушал эти сплетни, кто-то их обсуждал и передавал дальше, и никто не знал, кто успеет первым заложить всех остальных. И во что все это выльется. Герцог уже приказал не только Конраду, но и его ближайшим друзьям, с которыми обычно Конрад и Юджин проводили время и кутили в Гранствилле, убираться из Хефлинуэлла. Благо, сейчас желающих на теплое местечко в свите его высочества было предостаточно! Позавтракав и поприветствовав друзей и дам Женского Двора, близнецы спустились в приемную и застряли там до самого обеда, выслушивая доносы, покаяния, извинения, жалобы и обещания «никогда, и сразу пресекать!». Репрессий братья решили не учинять; Гарет предположил, что главных сплетников они выгнали, а остальным довольно будет и этого перепуга. Обедали они вновь в большом кругу, и после обеда к Гэбриэлу обратился Альберт.

– Ну-у, не знаю. – Смутился Гэбриэл, выслушав его. – Мне, так-то, и местная кухня нравится, чего там. Как-то бы отделить их друг от друга… А еще одной кухни у нас нет?

– Есть. – Ответил Альберт. – Я уже приказал навести там порядок и начать обустраивать ее. Мне даже пришло в голову отправить в Элиот, за печником, чтобы сложил для этой кухни русскую печь, госпожа Саввишна, – он произнес это русское отчество по-своему, довольно забавно, – уже возмущалась нашей печью. Но это на ваше усмотрение.

– Ну… да. – Обрадовался Гэбриэл. – Я за, давай. А там есть? В смысле, печник?

– Там большое Русское Подворье, там наверняка есть. – Ответил Альберт. – Я полагаю, там все устроено именно по-русски, и печи в том числе.

– Что бы мы без тебя делали! – Засмеялся Гэбриэл. – Все расходы за мой счет, само собой. Что здесь нового?

– Я очень рад, – серьезно произнес Альберт, – что негодную девушку, подругу ее высочества, вы удалили из замка. Боюсь, это следовало сделать раньше, но лучше поздно, чем никогда.

– Спасибо тебе. – Сказал Гэбриэл. – За то, что отдал мои вещи Алисе и ничего никому не сказал. Переполох бы случился знатный.

– Я так и подумал, ваше высочество. – На лице Альберта улыбнулись только глаза. – Но заслуга принадлежит целиком и полностью ее сиятельству. Она очень разумная и мужественная маленькая леди. И Райя. Они не пожалели денег, чтобы выкупить ваши регалии, и поступили очень мудро, не отнеся их его высочеству, а отдав их мне.

– Сколько ты за них отдал? – Удивился Гэбриэл. Он справедливо считал, что такие ценности Альберту не по карману.

– Ни сколько. Райя не взяли с меня ни геллера.

– Вот как! А они сказали тебе, где они их раздобыли?

– Одному из них продал их полукровка по имени Вепрь.

– Кто?! – Поразился Гэбриэл.

– Вижу, вы его знаете.

– Знаю… – Гэбриэл был по-настоящему ошарашен. – Кто украл их у меня, я знаю… Но как они попали к Вепрю… И как он оказался в Междуречье… Все-таки выжил, мерзавец! – Гэбриэл сам не знал, чего в нем больше, осуждения или восхищения. – Ну, кто бы мог подумать! Ладно. Когда буду в Гранствилле, возмещу им затраты. А тебе моя благодарность еще раз. И вот это. – Он дал Альберту кольцо с крупным изумрудом. – Бери, не стесняйся.

– Я не ради подарков… – Смутился Альберт, и Гэбриэл возразил:

– Тем оно ценнее. Я знаю, что не ради. Но это от души. За меня и за Солнышко.

Альберт не нашел, что возразить, принял подарок и поклонился. Кольцо было ценное, он разбирался в таких вещах. Но для такого вельможи, как Хлоринг, дарить дешевку было бы… мягко говоря, не красиво. И Альберт, вслед за его высочеством, подумал: до чего же изменился эрл Валенский! Тот юноша, что впервые приехал с братом в Хефлинуэлл и стеснялся даже служанок, и этот рыцарь – небо и земля.

– Я ваш слуга, ваше высочество, ваш верный слуга. Располагайте мною во всем. – И по мановению руки Гэбриэла вышел.

Погодки, узнав, что правило не охотиться в Элодисском лесу ненарушимо даже для них, приуныли. Они обожали охоту и жить без этой забавы долго не могли. Егеря же охотятся. – Была их претензия. – И оленина на столе всегда есть. На что им возразили: егеря охотятся по разрешению эльфов Элодис, в одиночку, соблюдая все неписанные правила. А шумную большую охоту с собаками, горнами, загонщиками и множеством всадников, эльфы не потерпят. Но как только Гарет сказал им по секрету (по секрету от Гэбриэла), что сегодня вечером он устраивает мальчишник, как Эльдебринки воспрянули духом, обрадовались и сообщили, что давно приготовили по такому случаю отличный сюрприз. В замок привезли целую подводу глиняной посуды – по обычаю Нордланда, чем больше посуды друзья жениха побьют накануне свадьбы, тем лучше сложится у молодых жизнь. Малый Рыцарский Зал теперь использовали под общие трапезы, поэтому мальчишник решили устроить в приемной. Для этого там установили столы и принесли стулья. Гэбриэла все просили заняться чем-нибудь другим, даже Гарет стал таким секретным, просто жуть. Граф Валенский пошел было в сад Алисы, но там тоже было не до него: предстояла главная, последняя примерка свадебного наряда со всеми положенными регалиями, вплоть до старинного пояса невесты, с которым выходили замуж все невесты в роду Хлорингов вот уже почти пятьсот лет. Реликвия была уже такой старой, что на нее старались почти не дышать. Хорошо, что ткань была так плотно вышита золотом и украшена жемчугами, что ее практически не было видно, а то оказалось бы, что она потеряла свой первоначальный цвет от времени. Но графиня Маскарельская даже слышать не хотела, чтобы взяли другой пояс. Как это?! Освященную временем реликвию – в отставку из-за ветхости?! Да весь мир рухнет!

Разумеется, жениху в такой момент видеть невесту было категорически нельзя, и его вежливо, но твердо завернули из сада. Он даже растерялся. В замке кипела жизнь, все были чем-то заняты, и только ему, главному виновнику торжества, места и занятия не было! Свадебный наряд он уже примерил, остался доволен тем, что портной учел его вкус и не превратил его в «цветное пугало», и больше готовить ему было совершенно нечего. На другой день ждали королеву с семьей герцога Анвалонского и парой-другой послов и важных вельмож, и слуги носились все в мыле, чтобы успеть приготовить Большой Рыцарский Зал и покои для ее величества. Вообще-то, считалось, что они готовы, но графиня рассудила иначе. Как при этом ухитрялись не чувствовать себя некомфортно остальные гости – был ее главный секрет, но графиня и в самом деле ухитрилась организовать все так, что никого из уже живших в замке гостей не касалась эта суета. Кроме домочадцев – тех леди Алиса щадить не собиралась. Пусть прочувствуют все, что ради них терпит эта святая женщина! Габриэлла с мученическим видом ходила за матерью, которая зря надеялась, что дочь учится у нее домоводству. Габи злилась, маялась и просто тупо ждала, когда это все кончится, и ее оставят в покое. От свадьбы она ничего хорошего уже не ждала. Наряд, который она заказала к этой свадьбе, и который был уже готов, графиня сочла вульгарным и вообще ужасным, категорически запретив Габи надевать его и «позорить своих родных!». Новый сшить было уже не реально, и графиня сама выбрала ей наряд, который теперь обновляли портнихи, и который Габи сочла отвратительным. Правильно, что мать вообще может понимать в моде?! Сидит там, в своем Маскареле, у черта на куличках, что она знает, что видела?! Что вообще может понимать такая старуха?! Ее платье! Ее драгоценности! Они ведь вместе с Беатрис их выбирали, три дня на это потратили, подруга заверяла ее, что Габи затмит даже эту карлицу Манфред! Уж Беатрис-то точно понимает в моде куда больше, чем мать! Что подружка только злорадствовала и в душе потешалась над нею, Габи и в голову не приходило. Все были просто одержимы этой свадьбой, и Габи, злясь и тоскуя, мечтала, чтобы случилось что-нибудь ужасное, и свадьбу эту отменили… Вот бы она порадовалась! Одна радость: приедет тетя, и возможно, Габи уговорит ее приказать матери отпустить дочь в Элиот! Уж королеве-то мать не откажет! Не посмеет!