Дарья. Второй шанс

Наталья Родная

Дарья. Второй шанс

Часть 1. Глава 1. Вдвоём

Утро начиналось с мягкого, почти незаметного шелеста. То ли ветер с Яви пробирался сквозь щели в окне, то ли Влад двигался где-то неподалёку, стараясь не разбудить Дарью. Она различала по звукам, как он наливает воду в глиняный чайник, как замирает, пока тот прогревается на печной плите. Потом – лёгкий стук чашек. Он продолжал двигаться на цыпочках, несмело, будто каждый раз заново учился быть с ней в этом новом мире, где нет ни спешки, ни чужих глаз.

Дарья потянулась, зарылась лицом в подушку, пропитанную запахом шалфея и чабреца, и приоткрыла один глаз. Свет на полу был косым – уже не раннее утро, но ещё и не день.

Она услышала, как щёлкнуло деревянное окно, как скрипнула дверь. Влад, как всегда, вышел на крыльцо – глотнуть прохлады, прислушаться к трещинам, проверить, не изменилось ли что за ночь в переплетении миров. Эти утренние обходы стали его привычкой, как дыхание. Пункт жил своей тонкой тканью, и Влад умел чувствовать, где она собирается в складку.

Дарья не спешила вставать. Она любила эти минуты – между сном и бодрствованием, между собой и Владом, пока он ещё не вернулся, но уже был в доме. В чашке, которую оставит рядом. В запахе кедрового мыла. В тёплом шерстяном пледе, небрежно наброшенном на ноги.

И в воспоминании – первом, самом хрупком и драгоценном.

В ту ночь всё было по-другому, чем она ожидала.

Влад оказался совсем не таким, какими были мужчины в её памяти.

Он не торопил, не требовал, не ожидал.

Он смотрел на неё так, будто держал в ладонях редкий цветок.

Он шептал ей – не слова даже, а дыхание. Касался, как будто заново вырисовывал её тело – с благоговением, с любовью, с удивлением. Когда его пальцы скользнули под ткань её рубашки, она не сжалась – распустилась. Дарья удивилась, что кто-то мог так бережно прикасаться. Слишком бережно, будто он обращался не с ней, а с кем-то несравненно ценнее. Он будто спрашивал разрешения каждым прикосновением: оно ли это, можно ли здесь, а если да – то мягко, неспеша.

И тогда что-то в ней растворилось. Словно ключ повернулся в засове – и запертая часть открылась. И всё, что произошло потом, было не про страсть, а про тепло. Про доверие. Про родство.

Про нежность, которая стала самой тёплой частью её мира.

Она вспоминала, как он снял с неё одежду – медленно, будто боялся порвать не ткань, а ту самую тонкую нить между ними. Как его губы, шершавые и тёплые, касались её плеч, будто проверяли: не исчезнет ли она, если он будет дышать слишком близко. Как он говорил её имя – шёпотом, будто заклинание.

И как её тело не напряглось, не оборонялось – а само потянулось навстречу.

Теперь она жила в этом послевкусии. Оно было во взгляде Влада, в его утренней молчаливой заботе, в лёгкости прикосновений.

Когда он вернулся, её глаза были уже открыты. Он ничего не сказал – просто поставил чашку рядом, сел на край кровати и коснулся её волос.

– Проснулась? – тихо.

Дарья кивнула, обняла его за талию и прижалась лбом к его боку. Несколько мгновений – тишина, из которой они оба не хотели выходить.

– Яйца с зеленью или кашу? – спросил он, не шевелясь.

– Кашу. Но с тем мёдом, который ты вчера принёс.

– С акацией?

– С тем, что пахнет весной. Не помню, как называется.

Влад улыбнулся. Он всегда знал, что она имела в виду.

Говорят, первое время у влюблённых – как мёд. У них с Владом этим мёдом были уже девять месяцев. Дарья иногда заглядывала в календарь и мечтала, как они будут отмечать свой первый юбилей.

На кухне разливался запах тмина и молока. Влад двигался неторопливо: помешивал, подбрасывал в кастрюлю щепотку сухих ягод, которые сам сушил. У него был какой-то особенный ритм – будто он жил не в спешке, а в согласии с тканью мира, с его дыханием. И Дарья подстраивалась под него без усилий, как будто всегда жила так.

Они ели у окна. Тарелки глиняные, ложки деревянные – не из-за стиля, а потому что так делали здесь. За окном играли воронята, один пытался утащить верёвку с бельем. Влад комментировал это с серьёзным видом, как будто речь шла о диверсии. Дарья смеялась.

Потом они вместе перебирали травы на чердаке. Сушёные пучки пахли сказкой: мятой, ельником, дубовой корой. Она передавала ему прутики, он складывал их в ящики, сортируя по способу использования. Несколько раз их руки встречались – случайно, как будто впервые. И каждый раз задерживались чуть дольше.

***

Днём пришёл мальчишка с Нижнего Порога – принёс весть от старой Ульяны. Никакой опасности, просто кто-то видел свет в трещине. Влад записал в журнал. Дарья спросила, нужно ли сходить, он сказал – не сегодня. Всё спокойно, а вечером ведь праздник.

Дежурные с утра уже натаскали дров к поляне у речки. Там, где летом собирались травники, а осенью сжигали скошенные сорняки – сейчас собирались праздновать Купальницу. Или, как называла её Устина, – Серединницу. День, когда миры особенно близки, а граница прозрачна, и через неё можно заглянуть чуть глубже, чем обычно. Не навязчиво, не силой – только если смотреть с любовью.

Всё было как обычно – и в этом была магия. Мир дышал. Простые дела обретали вес, как будто каждый жест имел смысл. Именно в такие дни связь между мирами становилась особенно слышимой – звенела тонкой струной не снаружи, а внутри тебя.

Дарья с ведром в руках спустилась в погреб Устины. Там всегда было чуть прохладно и пахло дымом, яблоками и сушеными грибами. Устина уже доставала квашеную капусту, хлеб, ставила к печи горшок с пряной кашей.

– О, моя золотая! – сказала она, не оборачиваясь. – Я уж думала, не дождусь тебя.

– Прости, помогала Владу травы сушить. Хотели до праздника успеть.

– Ну да, ну да. Только вот не забывайте, что душа человека – не только в деле, но и в радости.

Дарья улыбнулась. Устина, как всегда, говорила так, что и шутка, и мудрость одновременно.

Они вместе вымешивали тесто, натирали свёклу с хреном, доставали вяленую рыбу и разливали сбитень в глиняные кувшины. Рядом ворковали дети, старики спорили о рецептах, в дверях на секунду появился Влад – взъерошенный, со следами золы на рукаве рубахи. Подмигнул Дарье и исчез, как ветер.

– Ишь ты, – заметила Устина. – А ведь сколько девок с ума сходило по нему. А он – тебя выбрал.

– Он меня не выбирал. Мы просто… оказались рядом.

– Да-да, – кивнула Устина и хмыкнула. – Так и бывает. Всё большое начинается как будто случайно.

Дарья кивнула. Её ладони были в муке, сердце – в покое, а день – на месте.

Она не знала, что будет вечером. Но сейчас всё было правильно. Настолько правильно, что где-то внутри проскользнуло почти детское – а вдруг всё это ненадолго?

Глава 2. Праздник

Когда солнце склонилось к закату, на поляне уже было оживлённо. Горели смоляные факелы, дым из них пах детством и походами. Кто-то пел, кто-то уже приплясывал. Молодые прыгали через маленькие огни – смеялись, падали, вставали. Старики сидели ближе к теплу, обмениваясь байками.

Дарья смотрела, как группка девушек отделилась от остальных. Они уселись в кружок на траве, завели песню и принялись плести венки. Чуть позже они отправятся с этими венками к реке.

Они плели неторопливо – с той сосредоточенностью, которая бывает лишь у тех, кто делает что-то не для вида, а по-настоящему. Тонкие пальцы перебирали травы – пижму, зверобой, васильки, веточки полыни и золотистые космы зверобоя. Кто-то добавлял мяту, кто-то – красные ленты, кто-то вплетал волосы. Песня, сначала несмелая, постепенно обрела силу, развернулась, будто сама ткань луга подхватила её и понесла. Это был не хор – это было звучание круга, каждая девушка – как отдельная струна, и вместе – как оберег.

Дарья стояла чуть поодаль, рядом с Владом. Она чувствовала, как он смотрит – не просто на венки, не на лица – а сквозь всё это, туда, где обряды превращаются в каналы. Где люди, сами того не зная, открывают путь между мирами.

В другой стороне парни устанавливали две высокие жерди и натягивали между ними еловую жердь с подвешенными венками – это был будущий купальский проход. Кто-то уже плёл пояс из крапивы – на спор. Говорили, если повяжешь такой на поясницу – и пройдёшь весь круг праздника, не сняв, – то никакая хворь не возьмёт.

Смех. Искры. Запах дыма. Всё смешалось. Дети носились с горящими лучинками, писали огнём в воздухе круги, а старухи прикладывали ладони к земле, слушая. Одни слышали звон, другие – голоса.

Устина, проходя мимо, прошептала:

– Сегодня земля тонка, как шёлк. Всё, что спрятано – проступает.

Один мальчишка заигрался с лучинкой, пламя вспыхнуло слишком близко к его рукаву. Дарья резко шагнула вперёд, но Влад уже подхватил ребёнка, сбил огонь ладонью и рассмеялся:

– Гляди, герой будущий.

– Ещё немного, и герой бы без бровей остался, – пробормотала Дарья. Сердце ударило раз – второй. Она выдохнула слишком резко.

Хотелось еще что-то добавить, чтобы вложить в голову сорванца хоть толику осторожности, но тут Влада окликнули мужчины, столпившиеся на другом краю поляны, – обсудить что-то важное, это в праздник-то.

Дарья проводила убегающего сорванца взглядом, вздохнула и ступила чуть ближе к ещё не зажжённому главному костру. На месте старого кострища лежали ветки, поленья и даже целые бревна – костёр поднимется до самых небес.

К ней подбежала хохотушка Оля – новая ученица Веселяны, которая за несколько месяцев пребывания в Пункте уже вскружила голову всем парням, никому, однако, не отдавая своего сердца.

– А вы, Дарья, с Владом прыгать будете?

– Конечно будем, только Владу пока не говори. – подмигнула Дарья.

Обе рассмеялись.

– Как тебе повезло! За таким мужчиной – как за каменной стеной! – повторила избитую истину Оля, оценивающим взглядом оглядывая старейшин и глав окрестных деревень и пунктов, стоявших поодаль отдельной группой.

Дарья улыбнулась, но в груди защемило. Словно её снова сделали частью его удачи. Как будто быть рядом с Владом – это везение, а не выбор. А ведь она тоже сделала свой. Не потому что искала защиты – потому что узнала себя рядом с ним.

Она поискала глазами Влада – его теплый взгляд всегда действовал на нее умиротворяюще, сразу забывались и ненужные разговоры, и дурацкие фразы.

Он слушал бурные обсуждения остальных, кивал, что-то отвечал, но всё время возвращался взглядом к Дарье – не контролируя, а будто отмечая: она здесь, всё хорошо. И улыбался.

Где-то затрещали факелы – начали собираться у главного костра. Его разожгли трое: старик, девушка и мальчик – по древнему обычаю, чтобы огонь принял все три возраста. Факелы коснулись стружки с трёх сторон, пламя сначала неохотно, а потом с аппетитом слизнуло мелкие веточки, осторожно попробовало неровно наколотые дрова, а потом сразу набросилось на всю предложенную пищу, только самые крупные брёвна оставляя на потом.

Вокруг костра прошёл, что-то наговаривая, Еремей. Его тень – огромная, несоразмерная телу – дрожала в такт всполохам огня, выписывая на земле нелепые, почти живые силуэты. В какой-то миг Дарье показалось, что тень отделилась от него – расправила не руки, а крылья, вздрогнула и снова слилась с фигурой.

Мурашки пробежали по спине. Дарья шагнула назад – сама того не замечая. Пальцы судорожно сжали кружку сбитня. Она моргнула, сделала глоток – улыбнулась, как от тайной шутки. Показалось. Конечно. Просто игра воображения. Напиток жёг язык, но приятно – как лето, которое уходит, но не прощается. Вокруг неё – голоса, жар, румянец на щеках. Сердце еще стучало с перебоями, но Дарья уже заставила себя выкинуть из головы странное видение, и снова окунулась в атмосферу праздника.

В сбитень кто-то плеснул медовухи, после еще пары глотков тело наполнилось энергией, хотелось ворваться в один из хороводов и закружиться вместе с остальными. Воздух полный запахов и магии пьянил еще сильнее. Народ начал выстраиваться парами. Влад подошел и взял Дарью за руку.

– Ты готова? – спросил он.

Она кивнула.

Прыгнуть через купальский огонь – значило пройти очищение, оставить в пламени боль, страх, всё чужое. Но если прыгать вдвоём – это уже обещание. Испытание доверия и единства.

– Высоко, – заметила Дарья, глядя на костёр.

– Больше огня – чище прыжок, – отозвался Влад.

– А если я оступлюсь?

– Я тебя не отпущу.

Когда их ноги оторвались от земли, она вдруг почувствовала, что летит не вперёд – а вверх. Огонь будто подхватил, не обжёг, а понёс. На миг стало ясно: это не просто прыжок. Это клятва, не словами запечатанная, а огнём.

Они приземлились вместе. Влад сразу обернулся – проверил глазами. Она улыбнулась. Воздух всё ещё гудел в ушах.

– Жива? – шепнул он.

Она кивнула, не в силах произнести ни звука от страха и восторга.

А дальше всё разом рассыпалось на сотни мгновений. Кто-то кидал в огонь засушенные травы – чтобы дым унес боль. Кто-то, обнявшись, водил хороводы вокруг костра, повторяя старинные напевы, почти забытые, но живущие в теле. В центре круга старики пели обережную песню – чтоб чисты были помыслы и ничто извне не мешало людям делать выбор по сердцу.

Толпа теснилась ближе к огню, кто-то случайно задел её плечом, и Дарья чуть пошатнулась. Влад сразу придержал за локоть, и в этом простом движении было больше уверенности, чем во всех словах.

Девушки с венками двинулись к реке. Они шли молча, держась за руки, как один живой организм. На берегу одна за другой они опускали венки на воду, загадывая про любовь, про путь, про ответы. Ветер трепал их волосы, луна отражалась в волнах, а венки уходили – одни прямо, другие по кругу, а какие-то тонули сразу.

Дарья с Владом стояли в стороне. Они не бросали венок. Свои дороги они уже сплели в одну.

Когда заиграли струнники, Влад протянул руку.

– Потанцуем?

– А ты умеешь?

– Нет. Но с тобой – может, получится.

Они кружились на пыльной земле, среди голосов, среди смеха и искр костра. Не в ритм, не по правилам, но в такт друг другу. Она смеялась, но где-то внутри мелькнуло: неужели это и правда с ней? Дарья чувствовала, как Влад придерживает её за талию – не крепко, а будто создавая пространство, в котором она могла двигаться свободно. Смех рядом. Толчок. Их шаги сбились – и снова сошлись. Его ладонь была горячей. Губы чуть коснулись её уха.

– Ты счастлива? – тихо.

– Да, – ответила она сразу. – Очень.

Позже, когда танцы утихли, и у костра остались только те, кто не ушёл пускать венки по реке, Влад сидел рядом с ней на бревне. Они молчали, касаясь друг друга пальцами – только пальцами. Сначала едва, как случайно. Потом чуть увереннее. Он провёл по её запястью. Она ответила, сжав его мизинец.

– Хочешь домой? – спросил он, не глядя.

– Хочу.

Они встали почти одновременно. Костёр щёлкнул, будто в знак согласия. В небо взлетела стая пламенных звездочек.

Они шли домой молча. Трава хрустела под ногами, над тропой парили светлячки. Где-то неподалёку плеснулась вода.

Когда они закрыли за собой дверь, Дарья остановилась посреди комнаты. Свет луны пробивался сквозь тонкие занавески. Влад подошёл сзади и коснулся её плеча.

Она не обернулась. Только накрыла его руку своей.

И этого касания было достаточно, чтобы всё вокруг снова стало их миром.

Ночь впустила их – как старых друзей.

Глава 3. Прогулка

Утро началось мягко. Солнечные лучи пробивались сквозь занавеси комнаты. Дарья завязывала волосы в пучок, Влад поправлял ремни на плаще. Их движения были слаженными, привычными, как будто они не двое, а одно целое.

Перед выходом Дарья опустилась на край кровати и глубоко вдохнула:

– Сегодня я открываю переход.

Влад взглянул на неё с любовью:

—Конечно. Как и договорились.

Дарья вскочила, радуясь как ребёнок. Но у двери это чувство смешалось с холодком: вдруг не получится? Затаив дыхание, она провела ладонью по дверному полотну – и дверь, как от ветра, сама приоткрылась.

Они вышли на улицу, и Нижний Новгород встретил их утренней свежестью. В воздухе смешались липовый аромат, пар над Волгой и лёгкая горечь вчерашнего костра. Город жил: кто-то спешил по делам, дети катались на самокатах, а вдалеке звонили колокола.

Они шли по улочкам с брусчаткой. Дом к дому, век к веку. Красные стены кремля, позолоченные купола – и рядом граффити, шум кофейни. Всё здесь переплеталось.

Нижний был многослойным, как ткань, где в одной нити – звон колоколов, в другой – стук трамваев, в третьей – скрип ставен. В нём звучало прошлое и настоящее одновременно, и всё отзывалось, если слушать не ушами, а телом.

Накануне прошёл праздник, связанный с Купалой, и в городе ещё оставались его следы. На набережной у фонтана две девушки в венках перебирали мокрые цветы.

– Венок не утонул! – воскликнула одна.

– Значит, замуж выйдешь! – подхватила другая и рассмеялась.

Дарья задержалась взглядом: старые обряды жили и здесь, переплетаясь с буднями.

– Смотри, даже венки в фонтане, – Дарья усмехнулась. – Вроде обычный город, а всё равно в нём что-то остаётся от прошлого, забытого.

– Люди любят ритуалы, – сказал Влад. – Даже если не знают зачем.

– Ну да. Как эти девчонки: «венок не утонул – замуж выйдешь».

– А ты проверяла когда-нибудь?

– Нет. Но иногда кажется, что уже достаточно раз тонула, – сказала она с улыбкой.

Слова прозвучали легко, почти смешно. Но внутри кольнуло: ведь иногда она и правда чувствовала себя утопающей.

Они дошли до рынка: запахи мёда, трав, керамика, баранки, сушёные яблоки. Дарья протянула Владу колечко:

– Попробуй. Как детство на даче.

Продавщица в футболке с надписью «Настоящий Иван-чай» улыбнулась:

– Попробуйте чай. С таволгой, мятой, чабрецом, – улыбнулась она. – Всё своё.

– Запах такой, будто в траву босиком шагнула, – Дарья вдохнула пар от чая, протянула крошечный пластиковый стаканчик Владу.

На углу, у лавки с надписью «Винтаж и свет», они задержались. Витрина была странно пустая, но отражения в стекле жили отдельной жизнью – как будто кто-то танцевал в глубине.

– Видишь? – Дарья кивнула на витрину. – Там всё дрожит.

– Угу. Кто-то уже ковырялся.

– И плохо.

– Ну, как обычно. «Я сам всё чиню».

– А потом мы разгребаем.

– Работа у нас такая, – пожал он плечами. – Давай. Ты поёшь, а я страхую.

Дарья не ответив, сложила руки, очень низким голосом протянула только один звук, как будто ветер раскачал электрический провод. И снова, едва заметное движение ладонью, как разглаживают складку на праздничной скатерти. Воздух дрогнул. Стекло затуманилось. Дарья – шаг вперёд, ладонь вверх.

Звук. Тонкий, низкий. Витрина вздрогнула и погасла.

Они пошли дальше. Мимо старого дома, где витражи были заменены пластиковыми окнами, но на одном из подоконников всё ещё стояла глиняная птичка. Дарья остановилась.

– Видишь птичку? – Влад показал на подоконник. – Кто-то всё-таки постарался.

– Ага. Хотел, чтоб место не глохло.

– У него получилось. Даже с пластиком рядом.

– Вот что значит упёртость.

В обед они нашли небольшое кафе в переулке. Внутри – деревянные столы, кружевные салфетки, глиняные тарелки. На стенах – старые фотографии города, когда на улицах ещё ходили трамваи с откидывающимися платформами. Им подали кашу с белыми грибами, клюквенный морс и пирожки.

– Слушай, я готов остаться здесь навсегда, – Влад доел пирожок. – Пусть трещины сами зашиваются.

– Ага, будешь работать дегустатором морсов.

– Почему нет?

– Потому что я тебя вытащу за шкирку обратно.

– Согласен уйти отсюда только за поцелуй принцессы.

– Долго же принцессу искать будем.

– Я уже нашёл.

Дарья ответила Владу улыбкой, но сердце сбилось с ритма.

Позже, уже на окраине исторического центра, они свернули в тихий двор. Здесь стены были обшарпаны, но на одной кто-то нарисовал огромного синего кота, обвивающего дом хвостом.

Дарья достала тонкую нить. Она дрожала в пальцах, покалывала кожу – словно ожогом с другой стороны.

– Вот тут. Видишь воронку?

– Да. Накопленное. Кто-то собирает чужое, – Влад нахмурился. – Осторожней, там уже сил на небольшой взрыв хватит. Медленно, плавно.

Дарья подняла руку. Нить зазвенела, как струна, и воздух потянул её пальцы внутрь. Сердце сжалось. Воронка будто заметила её и рванулась навстречу.

Она начертила мягкий знак, вплела звук – низкий, едва слышный. Но воронка лишь усилилась, завихрилась сильнее, засосав воздух с шорохом, от которого защипало уши.

Дарья зажмурилась. Второй звук – выше, твёрже, как удар колокола. Нить вспыхнула серебром, пальцы свело судорогой. Воронка дрогнула, но не сдавалась, шипела, будто живая.

– Даша! – крикнул Влад. – Возьми выше.

Третий звук – рваный, почти крик. Воздух прорезала вибрация, тяжёлая и чистая. И только тогда воронка сжалась сама в себя, словно проглотила собственную тень, и исчезла.

Дарья опустила руки, тяжело дыша. Ладони горели.

– Получилось… – прошептала она, не веря. – Влад, она закрылась.

– Конечно закрылась, – улыбнулся он, стараясь, чтобы голос звучал легко. – Ты же у меня самая сильная волшебница.

Дарья смутилась. Казалось, он перехвалил её. Но сердце всё равно откликнулось.

Когда солнце стало клониться к горизонту, они закончили обход. Последние трещины были мягко зашиты, метки поставлены. И город – словно вздохнул. Не громко, но с облегчением.

Они возвращались в Пункт налегке – будто не зашивали трещины Яви, а гуляли по страницам живой книги. Город принимал их, дарил свет и тишину.

Вечером Дарья сидела на веранде босая, с кружкой травяного чая. Смотрела, как свет медленно скользит по доскам пола. После дня, полного людей и голосов города, тишина Пункта казалась слишком плотной. Влад в комнате делал записи.

– А там, где ты жил раньше, – вдруг произнесла она, не оборачиваясь, – был лес?

Карандаш замер. Несколько секунд Влад будто не мог двинуться. Наконец он отложил карандаш, вышел на веранду и прислонился к косяку.

– Был, – сказал он. И после паузы: – Даша…

Она усмехнулась коротко, качнув головой:

– Опять запретная тема? Влад, пойми, это не пустое любопытство. Мы рядом, мы вместе. А я почти ничего о тебе не знаю. Разве это так страшно – рассказать о своём детстве, о семье?

Волшебство дня треснуло – как тонкая глиняная чашка. Дарья прижала лицо к ладоням, и вдруг слёзы потекли сами, беззвучные, упругие. Плечи вздрагивали, словно в ней копилась та самая гроза, которую небо пока только обещало. Сердце разрывала внезапно нахлынувшая обида.

Он сел рядом, осторожно разомкнул её руки.

– Я расскажу. Обещаю. Только… не сейчас.

Она отдёрнула плечо. Опять. Опять «потом». Что он скрывает? Что там, в его прошлом, такого, что ей нельзя знать? Или дело в ней?

Злость вспыхнула – и тут же погасла, оставив внутри пустоту. Слёзы высохли, осталась усталость и равнодушие. Она смотрела на себя как будто со стороны: чужая, уставшая.

– Идём, – сказала Дарья, резко вставая. – Погуляем.

Будничная фраза прозвучала как вызов. Воздух между ними сгустился: ещё не гроза, но уже первый порыв ветра, от которого дрожат листья.

Глава 4. Предупреждение

– Кажется, у этой берёзы свои секреты, – Дарья прищурилась на раскидистое дерево у обочины. Его ветви склонялись к дороге, будто приветствуя их.

– Старуха, не иначе. Видишь, как корни поверху пошли? Не хочет больше вглубь – всё слышит, всё помнит. – Влад улыбнулся краем губ. – Но не болтлива.

Уже который день они двигались неспешно по маршруту Золотого кольца из Переславля-Залесского в Ростов, затем в Ярославль, из Костромы в Иваново и Суздаль, завершая круг во Владимире. Торжественность церквей, кремлей и куполов вязались с прозрачными ландшафтами, зелёными лугами и тихими реками – всё это напоминало, что прошлое не ушло, а живёт рядом, лишь стоит остановиться и прислушаться. По дороге заезжали в храмы, уцелевшие деревянные часовни, заброшенные кладбища и древние урочища. Их цель была проста: мягко провести очистку мест силы, где накапливалось беспамятство. Влад называл это «пылью Яви» – тонким налётом, который оставляет забвение.

Пыль Яви – тонкая, серая, почти незаметная – скапливалась у границ и дорог, в местах, где память стиралась. Она не была зловещей, но несла в себе груз накопленного забвения. Люди спешили: за прибылью, за успехом, за удобством. Спешили так стремительно, что теряли по дороге корни – бабушкины сказки, дедовы инструменты, запах печёной репы и песни, что звучали на покосе. Всё это оседало в Пыли – не как кара, но как последствие.