скачать книгу бесплатно
Бу Си До. Шаманский буддизм
Наталья Потупчик
Ярина Николаенко
Шаманка Ави из параллельного мира попадает в тайский буддийский монастырь. Вместе с ней курс медитации будут проходить и другие практикующие, в том числе и её двойник из этого мира.
Бу Си До
Шаманский буддизм
Ярина Николаенко
Наталья Потупчик
© Ярина Николаенко, 2023
© Наталья Потупчик, 2023
ISBN 978-5-0060-4820-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет.
Глава первая: Ави
Когда мой дом подожгли, я не была к этому готова. Не было потайного хода через погреб, да и погреба не было. Друзья кончились еще в тот момент, когда новый царь возомнил себя Богом, и моя работа стала запретной.
Я села в кровати поудобнее и обняла колени. Задыхаться я начну быстрее, чем огонь опалит мое тело, но ох, как же не хочется умирать.
Я закрыла глаза. Вдохнула пропахший гарью воздух глубоко, как можно глубже. Перед внутренним взором я увидела проход, дупло в огромном дереве, корни которого простираются на много метров. Я вошла туда и взмолилась: «Духи, помогите мне!»
Я не была опытной шаманкой, все мои знания появились у меня от бабушки. Так получилось, что мне пришлось стать отшельницей, я сама этого не выбирала. Люди мне нравились, но сторониться они меня начали еще с детства, будто бы им рядом со мной было страшно и некомфортно. Когда однажды я прибежала в слезах к бабушке, она посмотрела мне в заплаканные глаза и сказала, что знает, где я смогу найти себе пристанище. В этот месте она провела молодость, но бросила этот дом из-за своего мужа, как она шутила, ещё более крутого шамана, чем она сама. И не думала возвращаться, собиралась похоронить свое прошлое, но вот не вышло, во внучке проснулся дар. Поэтому бежала с ней в лес. Сидела в тихой избушке, чтобы в радиусе двадцати километров не было ни трассы, ни дома; ходила в баню в соседней пристройке, утопая по колено, а то и по пояс, в сугробах, сушила собранные летом травы и варила компот из черноплодной рябины. По весне разбивала огород и сажала картошку. Добывала клеёнки для парников и выращивала за короткие два месяца лета продуктов на всю зиму. А по вечерам мы сидели в тишине, вглядывались в темноту и благословляли этот мир, насколько могли, насколько возможно. Потихоньку отпускали свои мысли, учились видеть не глазами, а душой, слушать интуицию, не умирать от ночных кошмаров, которые на самом деле и не кошмары вовсе, а духи, которые хотят познакомиться с такой чудной и неумелой ведуньей. Все же бабушка была намного сильнее и талантливее. И красивее. Было ясно, за что ее посреди леса дед нашел и увез в столицу, в красивую жизнь. Но судьбу не выбирают, меня этот мир не принял, единственный способ выжить был таким.
После дупла шел темный землистый тоннель, похожий на нору, Духи-помощники молчали, и мне пришлось пробираться в полной темноте. Я чувствовала, что по тоннелю уже ползут чужеродные сущности, мерзкие многоножки, они захватили не только внешний мир, но и само наше мироздание. Наверное, через несколько минут я умру, и все попытки спастись бесполезны.
Магия ушла из этого мира, подсказывает мне интуиция, пока я иду по скользкому темному тоннелю.
Тоннель на минуту становится капельку светлее. Маленькая золотистая бабочка освещает его стенки, порхая у меня перед носом.
Ко мне люди всегда приходили неохотно, только когда жизнь припечет и ничего больше не помогает. Благодаря им у меня были теплые валенки и пуховик, чай и оленина, сама я охотиться не умею, а людей, на что угораздит, то и несут, я им не препятствовала. Лечила их заговорами, бабушка научила, иногда видела энергетику человека и могла поправить что-то руками, Ох, как же корежило меня после этого. Иногда травы помогали справиться, тут, где я их собираю, нет людей, нет чужих энергий, которые все пачкают и делают бесполезным, поэтому и простой зверобой мог творить чудеса.
Но люди меня не спасли, не предупредили, они, как крысы, бегут, адаптируются к условиям, заботятся только о себе. Я узнала о том, что происходит, месяц назад, когда мои духи еще были со мной. Прекрасный снежный барс, что дает победу над всеми страхами, мудрая рысь, которая покровительствует интуиции, бесстрашный сокол и бескрылый серебряный дракон. Они показали мне то, что стало с нашим миром и сказали, что надо бежать.
Моя бабушка поняла бы, куда бежать, но ее не стало несколько месяцев назад. По завещанию я дала ее тело склевать орланам и не проронила ни слезинки на ее похоронах. Все мы там будем. Теперь я понимаю, что бабушка очень изящно сбежала заранее, а меня и в известность не поставила о надвигающейся беде. Птицы отнесут части ее тела в разные стороны света, где она удобрит землю и прорастет березами и сон-травой, луговым клевером и сиренью. Ее дух растает в воздухе, и она возродится в облике птиц или духов природы, если больше не захочет материального тела.
Между вдохом и выдохом рождаются целые вселенные, но мне надо спешить, мое дыхание вряд ли позволит родиться чему-то существенному. Я просто не хочу умирать.
Я побежала за бабочкой, оставаясь телом в той же задымленной избушке. Пару раз споткнулась о лианы, распростертые на скользком полу пещеры, несколько раз чуть мысленно не закричала при виде огромных многоножек, но продолжала бежать.
Куда могли уйти мои помощники? Согласно нашей религии, их могли похитить и держать в заточении. Это те части моей души, которые дают силу для магии и помощи другим, а теперь я почти полностью беззащитна. С золотым мотыльком вряд ли можно сотворить настоящее чудо и тем более спастись. Но я продолжала молить «Пожалуйста», и в какой-то момент золотом стало залито все перед моими глазами. Мне стало очень спокойно, показалось, что я в безопасности. Можно не переживать ни о чем, все проблемы решатся сами собой. Возможно, так выглядит смерть у тех, кто никого не убивал при жизни и вел праведную жизнь? Но была ли я праведницей? И умерла ли я?
Спокойствие ушло, а золотые отблески стали более четкими. Я разглядела острую шпилеобразную крышу, по краям загнутую так, будто бы в ней живут птицы, которые вот-вот оживут и понесут чудесное строение в небо. Белые колонны подпирали удивительный верх здания, а у подножья ступеней резвились молодые драконы, серебрящиеся зеркальной чешуей под обжигающим палящим солнцем. Горячий ветер доносил аромат, не сравнимый ни с чем, что я знала раньше. Как если бы сирень и ландыш разбавили кленовым сиропом и развеяли эссенцию по ветру. Один из цветков, белоснежный, с краснотой в середине, размером с мою ладонь, приземлился к моим ногам. Я вдохнула полной грудью. Как же здесь все-таки жарко.
Наверное, огонь подобрался к моей кровати и сейчас я сгорю заживо, – решила я, и, чтобы убедиться, приоткрыла один глаз.
Но нет. Даже самой слабой бабочки, чьих сил я ни во что не ставила, всегда гордясь только рысью и барсом, оказалось достаточно, чтобы переместить меня в другой мир. Как? Неосознанно? Силой желания жить. Я вряд ли смогу узнать, как именно я смогла избежать гибели от рук царя-фанатика в лесной избушке, но это и не важно. Сейчас я сижу на асфальте перед золотой аркой, ведущей в чудесный храм.
Я замерла. Встала. Хотела было развернуться и пойти в противоположную сторону от храма, но ноги словно приросли. Я вздохнула, закрыла и открыла глаза. Прекрасное голубое небо. Как давно я его не видела? В моем мире дым от огня давно заволок все.
Я попыталась еще раз оторвать ногу от земли, но она словно корни пустила в асфальт. Значит, мне в храм? Я обернулась и со смирением посмотрела на него. Что ж. Надеюсь, бабочка не вывела меня из одного кошмара, чтобы привести в другой.
Я решительно зашагала в сторону храма. В любом случае, мне пока больше некуда идти.
***
Вокруг кипела жизнь. Мужчины в просторных оранжевых одеждах, мешком болтающихся между ног, но иногда оголяющие одну сторону груди, шли рядком вдоль дороги, в руках держали чаши, наполненные фаст-фудом и странными жижами в пакетиках (как я потом узнаю, это их традиционная еда, ух, и забористая же она на вкус, видно, чтобы выработать смирение духа). Прямо у ворот храма одному из монахов было очень плохо, я это заметила по черным синякам под глазами и дикому взгляду зеленых глаз. На него никто не обращал внимания, а мне уже намекнули, что лишний раз женщине с монахами разговаривать не следует, поэтому я прошла мимо. Через дорогу находился рынок с фруктами, которые я никогда не пробовала. Желтые и продолговатые, похожие на лимонов-переростков; покрытые черными волосами красные шары (как мошонка медвежонка, улыбнулась я пошлым шуткам бабушки, которые всплыли в памяти); оранжевые «колбасы» с черными косточками, похожими на рыбью икру – все было в новинку.
Я прошлась вдоль рынка и настороженно втянула ноздрями воздух. Пахло неаппетитно. Рядом жарили свинину, но аромат был сладко-приторный, еще в паре шагов готовили непонятную субстанцию, которую я видела до этого в чашах у монахов, ее заливали в одноразовые целлофановые пакеты. Я свернула направо и обнаружила деревянную постройку, на сводах крыши которой звенели бронзовые колокольчики. Она была такой же воздушной, как и храм, который я видела неподалеку, но, когда я вошла туда, монахи замахали руками и показали, что мне идти в этом направлении. Сказали что-то наподобие «фаланга[1 - имеется в виду «фаранг», так тайцы называют всех иностранцев. Иногда это слово считается пренебрежительным, поэтому здесь мы играем словами – лучше быть экзотичным фламинго, чем нежеланным фарангом :)]” или «фламинго» и показали, что мне сюда. Фламинго, значит. Редкая, экзотическая птица, которую чудом занесло в эти края. Что ж, это вполне ко мне относится.
Я опустила глаза и заметила маленькие статуэтки слонов у ступеней постройки. Ветер донес аромат невиданного цветка, который перебил все несочетаемые запахи с рынка. Мне – сюда.
Я ступила на пустынную вычищенную асфальтовую дорожку и пошла вперед. Солнце нещадно ослепило меня, я и отвыкла от такого света после стольких лет в лесу, и я ускорила шаг. Справа находился тенистый парк, но он был окружен заборчиком, а все места в тени были заняты щебечущими брюнетками в белоснежных одеждах. Это очень отличалось от пыльных футболок и протертых джинсов уличных жителей, но разглядывать более детально я не стала.
«Мне нужно более уединенное место, чтобы спрятаться от жары», – решила я.
Еще несколько шагов, и меня слепят отблески золота у статуи сидящего под воздушно-кружевным зонтом мужчины. Статуи мужчины.«Местный царь?» – мелькнуло в голове. Но нет, в отличие от Романа, которого я однажды видела в своем подсознании, пока мои духи-помощники не были похищены, при виде этого золотого мужчины меня охватило легкое чувство зависти, пока еще неведомо, к чему. При виде же царя Романа тело сковывало будто бы льдом, и душа леденела от ужаса. Пройдя мимо статуи, я пошла прямо, но проходящий мимо мужчина в белом показал, что мне надо снова повернуть. Сплошные повороты. Один налево, потом – направо. Дальше идешь вдоль домиков, из которых доносятся смех и музыка, потом – вдоль тихих. Аромат становится все сильнее, и при мысли о том, что есть город с его жареной свининой и пластиком под ногами возникает только брезгливость и приступ рвоты. Я наконец вижу эти деревья, невысокие, как яблони, сплошь усеянные цветами, белыми, розоватыми или красными в центре, с ободком на лепестках цвета закатного солнца, с крупными, обожженными листьями, шуршащими, как наши клены в октябре.
«Не хочу никуда. Разве только в место, где попрохладнее».
Открывается калитка слева, и из нее выходит грудастая женщина, выше меня на голову и абсолютно лысая. Хотя какая женщина, совсем девчонка, просто изможденная каторжным трудом, который никто не видит. Вся она облачена в абсолютно белоснежную одежду (как же непрактично, особенно если ты живешь в этом душном пыльном городе!). Одежда скрывает всю женственность и кажется катастрофически неудобной, будто бы призванной создавать страдания.
«И как она в ней передвигается», – с сожалением думаю я.
– Вы к нам? – равнодушно спрашивает девушка, оглядывая меня с ног до головы, как будто бы с тонкой ноткой неприязни.
Я на всякий случай тоже оглядываю себя. Свободная льняная рубаха, когда-то бирюзовая, теперь покрытая налипшими комьями грязи (это когда я убегала от поджигателей, я их заметила, когда собирала дрова в лесу, вот ирония), свободные фиолетовые штаны-алладины (наверное, сказка про джинна из лампы есть во всех мирах, а до жизни в лесу я мультики любила) и собственноручно бабушкой сшитая обувь из кожи оленя, с грубыми швами небесно-голубых нитей.
Я потерла одним носком мокасина о другой. Жизнь в лесу дает о себе знать, общаться с людьми я привыкла в небрежно-приказной форме, ведь я их спасала и требовала к себе уважения. Все, как бабушка учила. Здесь же никаким почтением и не пахло, и, судя по всему, почтение должна была оказывать я. И не подумаю.
– Ага.
– Вы заполняли форму? – все же не ошиблась, в ее голосе явно какое-то недовольство.
– Нет, я только сегодня приехала.
– У нас нет свободных мест, вам придется пожить в общей комнате.
«Вот черт. Да я лучше в лесу буду жить», – мелькнуло у меня, и тут же погасло. Вспомнился мой лес, который, наверное, горит синим пламенем вместе с моей избой и моим прошлым. Весь мой мир в огне.
Бабушка ничего не говорила о том, как приспосабливаться. Если бы ведунство было о приспособлениии, не бежали бы мы на берега озер и в горы, не растили бы картошку на возделанной тяжелым трудом клочке земли, а селились бы в человейниках посреди города. Но тут же мелькает и другое – если бы смысл нашей жизни был только о комфорте, то не лечили бы мы пришедших взамен на шмат оленины, а витали бы в небесных далях вместе с духами наперегонки, не ходили бы к богам на чаепитие и не учились танцевать со звездами темной ночью в полнолуние перед кронами качающихся елей. Было в моей жизни приспособленчество, так что и сейчас можно гордость свою утихомирить.
…Мне достались матрац и квадратный мат для медитации на втором этаже небольшого деревянного домика. На первом этаже валялись пять или семь походных рюкзаков, на кухне кто-то готовил чай. В животе заурчало, но никакой еды у меня, конечно, не было. Мне сказали, что завтра будет кормежка в 6 утра, и я тут же завела выданный будильник на это время. В 4, как здесь принято, я и сама проснусь, а вот завтрак – дело святое.
Только в ванной я смогла найти уединение; возле моего места для медитации постоянно сновали девушки, каждая погружена в свой внутренний мир и меня будто игнорируют. Много. Слишком много людей все равно. Я закрылась в санузле и стала обдумывать произошедшее: обычно в шаманских путешествиях задействован только дух ведуна. Ты закрываешь глаза и оказываешься перед вратами в нижний мир, и там, пройдя через подземный коридор, ты встречаешь те знания и образы, которые тебе нужны в данный момент. То, что предстанет перед мысленным взором, может быть чем угодно, от картин твоего собственного прошлого, до невиданных мест, где ты никогда не была. Когда мой дом подожгли, я ушла во внутренний мир, чтобы спастись, но я понятия не имела, что получится. Каким-то чудом в этот раз в путешествие отправилась не только моя душа, но было перенесено и мое тело. Это незнакомый мне мир, хоть он и похож своими благами цивилизации на наш. В моем мире царила обрядовость. Ведунов почитали, к ним шли за помощью. Их было не то, чтобы много, и в обычной жизни простые люди сразу не уживались с потенциальными колдунами, сторонясь их. Но в моем мире были знакомы с таинством шаманского пути, с уважением относились к знакам и образам, пришедшим во время снов, знали о духах-похитителях, которые питаются чужим гневом и обидами, да и любыми, впрочем, сильными эмоциями. Знали о духах леса и гор, просили у них покровительства и редко строили жилище без проведения ведунского обряда просьбы о прощении и разрешении на новое жилье.
Может быть, я до чего-то и додумалась бы, но в дверь постучали. Да, я здесь не одна. Если не усну, попробую войти в шаманское состояние перед сном, чтобы еще раз попробовать со всем разобраться.
Я быстро обтерлась выданным мне полотенцем, надела белую одежду, как у тех женщин, что сидели в парке на входе, с сожалением посмотрела на свою, такую родную, как часть души, одежду, и сложила ее в тканевую сумку, пообещав постирать чуть позже. Щелкнула задвижкой двери и встретилась глазами с другой девушкой. Внешне она не выражала недовольства, даже улыбалась, но все внутри меня перевернулось от нахождения рядом постороннего существа. «Она что, ненормальная? Могла бы и злость показать, что она тут корчит?» Я вспомнила отношение своих одноклассников, когда я еще была простой девчонкой, и точно могу сказать, что нормальные люди так себя не ведут. Прошла мимо к своему матрасу. Вспомнила, что мне говорили делать: поклон, ходячая медитация, сидячая медитация. Надменная девчонка, неприветливо встретившая меня, объяснила, как этим заниматься, и я решила попробовать.
Всего лишь десять минут. Какая мелочь в рамках мироздания, даже мои путешествия к духам занимают часы, а здесь… Но как же много всего происходит в любую секунду. Звуки птиц, звон посуды на первом этаже, воспоминания о бабушке, гнев за надменность училки, точно, так и буду ее называть, училка, стоп, стоп, стоп, думание, думание… и чем я занимаюсь здесь? Что за бред? Сомнение, сомнение…
Десятиминутных раундов мне более чем достаточно, и страшно подумать, что мне придется заниматься этим больше одного дня.
Глава вторая: Phra Тарас
Вспышка. Боль. Чьи-то голоса. Опять вспышка. И снова боль. Люди вокруг пляшут и смеются. Вспышка. Боль. Ругань, бьется посуда, плачут дети. Снова вспышка. И опять боль. Картинки чужих жизней мелькают перед глазами одна за другой. Я слышу их голоса, их мольбы, желания и страхи, сразу всех, одновременно. Эта какофония не прекращается ни на секунду.
Все вокруг просто рассыпается к херам на куски. Мир совершенно зыбкий и непрочный. Взрывается голова от боли. Невыносимая тоска и горечь о судьбе совершенно незнакомых мне людей. Что же со мной творится. Не хочу все это. И все, что мне сказал этот старый пень – Осознавай.
Хотя бы попытаюсь встать. Сколько я тут сижу? Час, два, а может и больше. Очередной приступ всеведения и всезнания накрыл меня на рынке. Надо уползти отсюда, слишком много людей. Мне плевать на их беды и несчастья, на их долбанные страхи и сомнения. Ладно, Тарас, соберись.
Вынужден признать, что вариантов не много. Придется опять идти в храм к этому сумасшедшему деду. Снова ходить и сидеть целыми днями и жрать этот сбалансированный корм. Дед будет доволен, что я приполз. Да похер, все лучше чем вот это вот.
Шатаясь, я поднялся с бордюра. Солнце слепило. Я прошел мимо рынка, свернул направо, пошел мимо тенистой зеленой аллеи. Голоса в голове утихали, людей вокруг становилось все меньше. То тут, то там мимо проплывали оранжевые и белые одежды. Вот уже знакомая улица и Бу Си До стоит и взглядом приглашает меня, он всегда появляется, когда нужен.
– Тарас, друг мой, настало время и тебе надеть одежду послушника и вступить в наш орден. Тебе сейчас трудно принять решение, но поверь мне, и я помогу тебе разобраться. Не у многих открываются силы, подобные твоим, это дары осознанности, у каждого они свои. Как Будда, ты можешь видеть будущее и прошлое. Много лет назад мой учитель мне сказал то же самое. Пришло время.
– Я не пойду в монахи. Я хочу это остановить. Это мучительно. Вы же можете это прекратить? Пожалуйста! Все что угодно, только не это.
Старый монах с грустью в глазах отрицательно покачал головой, – Тарас, мальчик мой, это и дар и проклятье, здесь ты сможешь развивать свои навыки, но за воротами храма тебя ждёт только боль и отчаяние, пока это не сожрет тебя изнутри, выжжет дотла, и ты уже не сможешь различить где твое, а где чужое. Не сможешь вернуться.
Я понял, о чем он говорит, я однажды прожил десять лет чужой жизни, а потом оказалось, что не прошло и получаса, как закрыл глаза. Я нервно сглотнул, видимо, выбора у меня особо нет. Учитель протянул мне оранжевый сверток и улыбнулся.
***
Вернувшись к себе в кути, я всё-таки нашёл в себе силы для медитации.
«Поднимается – опускается – сидит – касается… Поднимается – опускается – сидит – кусается…»
«Думание думание думание»
И тут я невольно засмеялся, «кусается» – это что-то новенькое. Столько уже медитирую, и такое слышу впервые. Игры ума не перестают удивлять. Каждый ретрит ты всё равно как первоклассник, снова и снова, раз за разом, но под другим боком и все твои достижения – ничто. Это довольно забавно, особенно если посмотреть на того, кто эти достижения считает.
Давай посмотрим, вот вроде бы есть «Я», зовут это «Я» Тарас, ему, вроде как, 30 лет. Тарас 5 лет назад впервые пришел в монастырь на медитацию «Випассана», ничего не зная ни о буддизме, ни о медитации. Это был волшебный опыт, но безумно сложный, самый сложный в моей жизни. Но те волшебные состояния, которые «Я» испытал, пробудили интерес. Мне хотелось знать больше, чувствовать больше, видеть больше и просто понять, как такое прятали где-то в пыльных книгах.
С детства меня мучили вопросы «Кто Я?», «Зачем Я тут?», «И где вообще это ТУТ?». Множество книг, религиозных, научных, философских, мирских да и просто шарлатанских были прочитаны до дыр. Но это не давало никаких ответов. Только ещё больше вопросов. Раз в книгах нет ответов, может, они есть в практиках. Я ездил по миру и пробовал разные восточные и западные практики. Сначала кончились деньги на «гуру», учения которых были модной пустышкой. Потом кончилась воля и вера, когда стал бродяжничать по храмам разных религий, ибо и там была только мишура.
И вот на севере Таиланда я нашёл тот самый Храм. На самом деле, это мог быть любой другой, важна лишь практика, а не место. Но тогда я этого не знал. Интернациональный медитационный центр для мирян при большом буддийском храме радушно принимает всех желающих, кто готов посвятить своей практике 21 день. Тебе предоставляют все необходимое для комфортной жизни: учителя, отдельную комнату с собственным душем и туалетом, медитационные залы, одежду и еду два раза в день. И, о чудо, никто, даже так, НИКТО!, не пытается впихнуть в тебя свою истину. Тебе дают только практику и ничего кроме практики.
Это был совершенно другой подход. Если другие храмы и гуру говорили мне «Приди и поверь», то этот центр меня пригласил «Приди и проверь». Раз в день ты встречаешься с учителем и он просто дополняет и направляет твою практику. Никаких тебе молитв с целью расшибить лоб, намаза 5 раз в день, примерно с той же целью. Никто не поет хором песни или мантры, не водит хороводы с желанием впасть в транс. Никакой религиозной чуши, которой я наслушался за годы скитаний и занятий у псевдо-учителей. Только ты и практика, и ничего больше.
Тогда мне это казалось какой-то уловкой, что, мол, вот сейчас-то начнут втирать мне тайны мира и читать проповеди. Но день за днем я только медитировал по 16 часов день. Иногда это было пыткой, иногда ум вытаскивал очень болезненные воспоминания, я плакал от боли и самосожаления, видел смерть себя и близких, выл от скуки, а иногда наоборот, были приливы радости и силы, наполняла любовь ко всему живому. Со стороны это выглядит совершенно по-идиотски, особенно в зале для медитаций. Как таковых групповых занятий нет, есть общий зал, где все медитируют в своем ритме и в соответствии с указаниями учителя. И двадцать человек в белых одеждах, которые по полчаса молчаливо ходят туда-сюда, с очень сосредоточенным видом, а потом сидят в странных позах, невольно вызывает ассоциации с какой-то дуркой. Но внутри у каждого кипит работа, самая важная работа в нашей жизни.
Потом начались вспышки осознанности, это когда ты ярко, точно и с полной концентрацией видишь, как работает твой мозг. Это довольно трудно объяснить. К примеру, мать учит ребенка, что плита горячая, укусит и будет больно. Хорошо, плита горячая, это будет больно, это понятно, это знание, причина и следствие. Но что такое горячо? Как объяснить человеку вкус клубники, когда он ее никогда не ел? Когда же ребенок дотронется до плиты, и почувствует на себе ожог, возникает понимание. Но могло быть и наоборот, сначала он мог дотронуться до плиты и обжечься, а только после этого прибежать к маме и узнать, что, оказывается, это горячо. И вот как раз в медитации, где-то глубоко в молчании, я трогал самые разные плиты всех цветов и вкусов, не просто трогал, а тонул там полностью. А знание приходило намного позже, когда об этом рассказывал учитель или я вдруг вспоминал, что такое я уже где-то читал или слышал. Много, ещё очень много, чего я даже и не могу объяснить человеческим языком.
К таким вещам, что невозможно описать, как раз и относятся те силы, что упомянул старый монах. Я как будто вижу мысли, могу прожить чужую жизнь в любую сторону, но в этом не остается никакого «Я», это как сон, где ты просыпаешься совершенно другим человеком с другими правилами и законами, с другими родными, близкими и друзьями.
***
– А теперь приходи на репортинг, это начало твоего пути как учителя, – сказал Бу Си До.
Головокружение вернулось. На мой молчаливый вопрос старый монах только сочувственно улыбнулся.
Я щелкнул задвижкой у калитки и приоткрыл дверь. Цветки мимозы, величиной с пол-ладони, упали к ногам от порыва ветра. Я зашел в комнату для бесед с учениками. Гул кондиционера. Нестерпимый запах «нескафе», режущий глаза. Золотая статуя Будды. Я встретился глазами с другими учителями. Дарья, как всегда, с синяками под глазами и кружкой растворимого кофе у ног, и Сергей, черноволосый ассистент-волонтер, помогающий в делах монастыря, ковырялся в мессенджерах и увлеченно что-то набирал в чате. Я трижды поклонился статуе, мысленно проговаривая: «Выражаю почтение Будде, выражаю почтение учению, выражаю почтение сообществу, сохранившему традицию» и заметил еще одну фигуру. С ней было явно что-то не так, но я не мог понять, что именно. Короткие белые волосы до плеч, спутанные почти что в дреды. небольшого роста, усталые, но не как у Дарьи, какой-то потусторонней усталостью, карие глаза. Девчонка смотрела на Дарью с явным недоверием, а при взгляде на Сергея и вовсе с презрением приподняла бровь. И не удивительно, ей весь вчерашний день втолковывали, как важно не развлекать свой ум, в том числе и девайсами, и быть осознанным.
– Как ваша практика? – спросила Дарья и отхлебнула растворимый кофе. «Хоть бы ей кто-то подарил молотый», – послал мысленно метту[2 - Метта, или любящая доброта – мысленное пожелание счастья, свободы от страданий и неудач себе или другому живому существу. Обычно проходит после сидячей медитации, но иногда и рефлекторно в перерывах между медитациями. Практикуется отправлять метту тому, что тебя бесит, чтобы выработать беспристрастность и нейтральность.] я.
Девушка пожала плечами.
– У вас вчера была тревога?
Я вспомнил типовые вопросы для репортов и собрался было открыть рот, чтобы что-то сказать, но Дарья взглядом остановила меня. Ясно, понятно, сами разберутся, а ты, Тарас, сиди и знай свое место.
И тут меня накрыл ад. Все в огне. Пожар. Девчонка бежит по снегу. Сугробы высокие, ноги утопают, один из валенок потерялся в снегу, ногу обжигает холодом. Задвижка примерзла, дрожащими непослушными руками ее получается открыть не сразу. Она распахивает дверь и прячется в лесную избу. С силой, которой в обычной жизни не найдешь, она передвигает тяжелый шкаф прямо к двери, чтобы они не открыли. «Это ошибка, они найдут меня здесь, надо было бежать дальше, надо выскочить, нет, они уже здесь, черт…» Я хватаю ртом воздух как от приступов удушья и паники, у меня начинают дрожать руки.
– Как ты выбралась из пожара? – я смотрю на беловолосую со смесью горя и сочувствия, и продолжаю задыхаться от дыма, который чувствую лишь я; она на меня – с удивлением.
– Пожар? О чем ты? – спрашивает Сергей.
– Ави, а приступы боли у тебя были? – продолжала Дарья, как будто игнорируя глупых мальчишек, то бишь нас с Сергеем.
Девушка подняла глаза к потолку, припоминая.
Нет, ничего такого.
– Как тебе медитировать десять минут?
Я посмотрел на Ави, (Ави? Ее так зовут?) и увидел вокруг нее мерцание, будто бы вокруг нее капсула, и она еще не выбралась из нее в этот мир. «Видение, видение, видение», – отметил я, чувствуя, что снова проваливаюсь.
Я не заострял внимание на том, что Ави солгала Дарье, что медитировать ей нормально, что она не доверяет ей и даже злится. Старался не концентрироваться на видениях, которые окружили меня. Просто сидел и старался не скомочиться в углу, прислонившись к стенке. До меня доносились обрывки фраз:
– Есть вопросы?
– Да, у вас есть туалетная бумага?
– Вы можете пользоваться гигиеническим душем…
Да, медитировать в центре было неплохо. Но работать здесь учителем, да еще и в такой компании – это что-то другое… «Осуждение, осуждение, осуждение…»
