Клуб «Твайлайт». Книга 2

– Я не хочу мешать Ренату! И возвращать его не собираюсь! – раздраженно проговорила Марина. – Я сто раз уже…

– Очень на это надеюсь. Один раз оказались вы рядом, и сколько всего нехорошего произошло! И Ренат чуть не погиб, и мама твоя заболела, и тебе самой из-за него сколько раз несладко было.

– Все-то вы знаете, – процедила Марина сквозь зубы.

– А как же иначе? Ренат – сокровище в нашей с супругой жизни! Талант, каких мало! Он далеко пойдет, я всегда рядом с ним, как незримая стена.

– Вот и не волнуйтесь! Живите спокойно! Я верну вам деньги! И уеду! Скоро!

– Если ты Ренату добра желаешь, уезжай! Эх, хотел бы сказать, что уверен в нем на все сто… но я не уверен. Пока ты тут, покоя ему не будет… Деньги? Оставь себе. Скажу больше: готов опять помочь. Ты еще молодая, время есть для брака, карьеры, знаю, училась за границей. Похвально! Продолжай!

– Мне ничего не нужно. Дайте… пару недель. И скажите номер вашей карты. Только не звоните больше маме. И мне не звоните! У меня есть несколько дел, но потом… вы меня больше не увидите. Я уеду из Мергелевска. И из России!

– Мариночка! О чем ты? – раздался изумленный голос из кухни. – Что я слышу вообще, дорогая? Куда ты собралась?

Марина повернула голову. У приоткрытой двери в студию стоял Кардашев. Должно быть, он зашел через второй вход, пройдя вокруг дома из гаража.

– Андрей Эльмирович, вы ли это, друг мой? – спросил Кардашев, подходя ближе и продолжая с укоризной смотреть на Марину, до которой медленно доходил смысл его слов.

– Георгий Терентьевич, – Муратов встал с дивана, пожал художнику руку.

Марина медленно поднялась вслед за гостем:

– А…

Кардашев чмокнул ее в лоб, не дав ничего сказать, и сел в кресло:

– Я тоже соскучился, дорогая… Вы ко мне, Андрей Эльмирович? Садитесь же, садитесь…

– Благодарю… нет, не совсем к вам. Встретил вот… давнюю знакомую, в газете о ней прочитал. Поздравляю! Думаю: какое совпадение! Мы с Зоенькой о вас часто вспоминаем, перед гостями хвастаемся знакомством.

– Мариночка, – удивленно спросил Кардашев, – так значит, ты знакома с Андреем? А я рисовал картины для его ресторана. Как тесен мир!

– И не говорите, – поддакнул Муратов, по виду которого было заметно, что чувствует он себя не в своей тарелке. – Я, пожалуй, пойду…

– Ну что вы! Посидите! Мы так давно с вами не виделись! С племянником вашим в соседях, а вы ни разу в гости… Рад, рад, что навестили, наконец! Как дела, как бизнес?

– Не жалуюсь.

– Кофе? Мариночка прекрасно варит кофе. Радость моя, можно тебя попросить? – Кардашев взял ее безжизненную руку, положил к себе на плечо и поцеловал в ноготки.

– Конечно, – хрипло сказала Марина.

– Нет, нет, – быстро заговорил Муратов. – Мне нельзя. Здоровье пошаливает.

– А я, пожалуй, опрокину чашечку.

Марина прошла через гостиную и кухню к кофемашине, машинально набила рожок. Она хорошо расслышала слова художника, сказанные с некоторым хвастовством:

– Мне, как видите, Бог даровал немного личного счастья напоследок. Вот только в газетах все извратили, как всегда. Знаю, грешен, но грязью-то зачем? Небось, не первый, кто пал жертвой любви к юной даме… Дорогая, ну нет же! Извините, Андрей Эльмирович, ох уж эта молодежь!

Художник сорвался с кресла и устремился на кухню:

– Не тот сорт!

Он встал за ее спиной, тихо прошептал:

– Марина Павловна, отвечайте быстро. Он вам угрожает? Вам нужна помощь? Вы действительно хотите уехать?

Марина с облегчением прошептала в ответ:

– Мне нужна ваша помощь. Я не хочу уезжать.

***

– Решили, что я спятил? – хмуро спросил Кардашев, присаживаясь на край дивана.

Марина покачала головой.

– Хорошо, что подыграли. Я все слышал, два и два сложил. Решил устроить, так сказать, цыганочку с выходом. Значит, Муратов – тот самый благодетель? Почему вы мне сразу все не рассказали? О Ренате, об Андрее. Хотя, кто мог предположить… Как вы оцениваете мое актерское мастерство?

– Мне кажется, он поверил.

Поверил. Уходя, Муратов-старший бросил укоризненное:

– Ну что же ты… вы мне раньше не объяснили? Если вы замуж решили, так бы и сказали. Дураком себя чувствую. Думал, это слухи.

– У меня к вам предложение, сугубо деловое. Я соглашаюсь на вашу с Борисом… идею по поводу дальнейшего афиширования наших якобы отношений. Более того, я повсюду говорю, что вы моя невеста. Мы продолжаем работать. До весны. Вас оставляют в покое. У меня остается моя натурщица и возможность нарисовать серию картин. Придется смириться с потоками лжи и грязи, что прольются на наши головы, но это издержки любого, как сейчас модно выражаться, пиара. С каждой проданной картины я буду отчислять вам процент. Если все пойдет так, как говорит Боря, сможете расплатиться с Муратовым. Хотя я на вашем месте… молчу, молчу…

– Почему вы передумали?

– Поговорил с юристом – шансов вернуть честное имя нет ни у меня, ни, соответственно, у вас. Звонили из «Тайной жизни звезд», долго уговаривали, дали время подумать. Звонила дочь. Разводится с очередным мужем, просила денег. Звонили из университета Игната, пора оплачивать семестр. Подслушал вашу милейшую беседу с Муратовым. Подумал, нам пора перезаключить договор. Скажите, Ренат…?

– Это в прошлом. Я просто хочу спокойно жить.

– Спокойно жить? Хм. В нашем с вами случае это – оксюморон. Итак. У нас много дел. Нужно отзвониться в журнал, сказать, что я согласен на интервью. Предупредить всех знакомых, чтобы не отлучали меня от своих домов, – художник невесело улыбнулся, – обрадовать Бориса.

– Яру Тимофеевну предупредите, – сказала Марина, вспомнив жену начальника маяка, – обязательно. И Игнату как-нибудь… помягче…

– Конечно. И называйте меня Гошей. Хотя бы на публике.

– Хорошо, Георгий Терентьевич, – послушно пообещала Марина.

***

– Весной, – жестко повторила Лейла, садясь в машину. – Свадьба. Или летом. Смотря что врачи по поводу тети Нади скажут.

– Ты с тетей Зоей поговорила? – спросил Ренат, выезжая со стоянки.

– Да. В очередной, сто двадцатый раз. Она, конечно, расстроилась. Боится тебя упустить. Я ей сказала, чтоб не боялась. Пусть за меня опасается.

– Лейла, – Ренат покачал головой.

– Ага, она мне два часа втолковывала, какие из татарских парней отменные мужья: все в дом, браки крепче. Хотела ей рассказать, сколько ты на свои гольф-сешнс тратишь… все в дом, как же. Но против моих аргументов выдвинуть ей нечего. Я не смогу веселиться, зная, что моя… свекровь болеет и страдает. Я хочу видеть на свадьбе тетю Надю, братьев твоих, всю родню, чтоб ни у кого ничего плохого на душе не было! Тетя Зоя слишком ударилась в религию. На каждое мое слово – цитата из Корана. Детей своих… наших я ей воспитывать не дам! Свадьба – это моя последняя уступка, отдаю долги, и все! Я хорошо себя вела, всего боялась, редко что поперек, благодарна была за дом, образование. Но после свадьбы у меня будут другие обязательства. А поженимся мы только после выздоровления тети Нади.

Муратов удивленно покосился на невесту. Если дядя рассчитывает, что через Лейлу сможет влиять на племянника, то сильно ошибается. Интерес Андрея Эльмировича в отношение Рената только вырос в последнее время: Муратов-младший стал узнаваемой персоной, и шоу-бизнесом это не ограничивается.

Женитьба прекратит то, что больше всего сейчас мешает Муратову-старшему – романтические приключения Рената. Пусть племянник не религиозен, Андрей Эльмирович уверен, что Ренат не провалит такую важную миссию, как брак. Ему нужна сильная жена, та, кто удержит строптивого парня в лоне семьи.

Однако и Лейла начала осознавать свою силу. Все попытки тети Зои ускорить свадьбу разбиваются о неуступчивость невесты. Заказ на свадебное платье сорван, как и договоренность со свадебным агентством. Лишь список гостей Лейла пока не оспаривает, даже внесла туда всех своих школьных подружек и приятельниц из колледжа. И все твердит: должна выздороветь мама жениха, только тогда свадьбе быть.

Тетя Зоя уже месяц ходит с головной болью, сетуя на ослиное упрямство приемной дочери. Рената никто уже не слушает, все переговоры ведет Лейла. Он прекрасно понимает, что она нарочно тянет время и выводит его из себя, но придраться не к чему – все культурно, с уважением, комар носа не подточит.

Лейла снимает небольшую квартиру в спальном микрорайоне, за которую платит сама. Она одолжила у дяди некоторую сумму в счет тех денег, что будут выплачены ей после замужества, с решительным обещанием все вернуть. Доводит Рената до бешенства своим нежеланием принимать его финансовое «ухаживание» (полностью оплачивать девичий шоппинг или счета в ресторане без всяких там go dutch1 и мягким, но неустанным саботажем его попыток романтически расположить к себе подругу детства. Цветы не приветствуются, подарки не принимаются.

– Завезешь меня на нижний рынок?

– Завезу, – Ренат, морщась, прочитал сообщение в мессенджере. – Домой потом сама доберешься?

– Ну Рену-у-усик… У меня куча мелких покупок будет. Продукты. Девчонки придут, хочу их впечатлить.

– Девичник?

Лейла нахмурилась:

– Рановато, вообще-то. Просто всем не терпится узнать, как меня угораздило… Я набросала меню, – она пощелкала в телефоне, – все очень интересненькое. Но мне рук не хватит. Думала, поможешь.

– Не могу. Мои люди… – Ренат беззвучно выругался, – мой персонал опять учудил. Нужно ехать.

Лейла иронично подняла брови и сказала:

– Сейчас я отношусь к такому рода отмазкам очень… снисходительно, а потом буду проверять.

– Начинай сейчас, – фыркнул Муратов, вынимая телефон из держателя и передавая его Лейле.

Она, не отрывая от него взгляда, выразительно потрогала кончик носа и прочитала:

– «Дорогой Ренат Тимурович. Я в гостях. Заберите меня отсюда поскорее. Ксения»… И я должна к этому спокойно отнестись? Привыкать начинать тоже пора?

– Дальше читай, – буркнул Ренат.

– «В гостях – это где?» – это ты спрашиваешь. «В отделении полиции возле парка». «Что случилось?!» «Ничего страшного. Приезжайте за мной, пожалуйста». И на твое «Что» с тремя вопросительными знаками ответа нет. Если это не секретный код для свиданий, конечно… – Лейла рассмеялась. – Ксения. Это которая солистка… светленькая… милая такая… глазки озорные…?

– Да, – кисло сказал Ренат. – Очень милая. Из-за нее мне сейчас предстоят разборки. Очередные.

– Зато голосина у нее какой! – продолжила подтрунивать Лейла. – Влюблена, небось, в шефа-красавчика?

– Нет. Но ей это не мешает его эксплуатировать. И периодически доставать. Где тебя высадить?

– Поближе к лестнице. Я зайду со стороны рыбного. И как мне потом все это до такси донести?

– Я пришлю Макара. Как можно скорее. Он, кстати, большой специалист по еде… Слушай, познакомь его с кем-нибудь из своих подружек! Слишком уж стеснительный парень, всех девчонок из клуба отмораживает. Хотя… нет… Не знакомь. Он и так в последнее время слишком рассеян, распоряжения слышит с пятого раза. А если влюбится, совсем из реальности выпадет? Не обижаешься, что я тебя бросаю?

– Нет, на… женихов не обижаются, вот на мужей – другое дело… – сказала Лейла, отворачиваясь к окну и улыбаясь своему отражению. – Ладно, пришли Макара.

***

Протокол заполняла молодая девушка в полицейской форме.

– Вот тут «Мною прочитано, с моих слов записано верно» и роспись, – устало сказала она.

Ксюша вчиталась, любезно подсказала:

– Тут у вас незакрытый причастный оборот.

– Что? – девушка подняла глаза.

– Я говорю, причастный оборот открыли и не закрыли. Я филолог. Будущий, – скромно сообщила Ксюша.

Сотрудница полиции покраснела, развернула к себе протокол и неуверенно занесла над ним ручку.

– Тут, – Ксюша ткнула пальцем в строчку. – И тут тоже. Обособленное определение.

Девушка сердито поджала губы и проставила запятые:

– Подтвердите, распишитесь.

Ксения с готовностью расписалась, подняла голову и радостно прокричала:

– Ренат Тимурович! Я здесь!

Муратов сделал ей страшные глаза через приоткрытую дверь, заглянул внутрь и, вежливо поинтересовался:

– Что-то серьезное? Вызываем защитника?

– Ну что вы! – заалев, сказала сотрудница. – То есть … ведутся следственные мероприятия по факту хищения мобильного телефона. Мы уже закончили. Гражданка Антипова может быть свободна, – девушка с явным сожалением вздохнула, заведя за ухо выбившуюся из прически прядь. – Сейчас, еще на одном экземпляре расписаться…

– Я свидетель, – гордо сообщила Ксюша, ткнув себя пальцем в грудь. – Забежала в универ за заданием и увидела вора. Телефон не мой, одного парня с факультета.

– Тогда зачем ты мне звонила? – прошипел шеф.

– Так пирог же! – Ксюша подняла с колен еще теплое блюдо в пакете. – Бабушка велела передать! Говорит: вы замученный какой-то.

***

– Пахнет как! – сказала Ксюша в машине, наклоняясь к пакету. – Заберите, а то мне плохо уже, есть хочу!

Муратов покачал головой:

– Возьмешь с собой на репетицию. Поделишься с ребятами.

– А вы?

– Я поел.

– А я? Мне ж ни фига не достанется! К тому же он сладкий, а я сладким не наедаюсь.

– Ладно, заедем сейчас куда-нибудь перекусить. Черт!!! День такой прекрасный пропал! Я из-за тебя сократил свидание с невестой! Передай бабушке, меня есть кому покормить.

– Что-то незаметно, – проворчала Ксюша под нос.

– Что?

– Я говорю: вот тут давайте поедим. Здесь хачапури вкусные.

Муратов вышел из машины, «споткнулся» взглядом о рекламную доску на остановке и застыл. Ксюша тоже вгляделась в гладкую самоклейку под надписью «Культурная афиша ноября»: «Открытие мульти-галереи «Арт-ProДвижение» в Пассаже на Высоцкого. Сенсационная выставка Георгия Кардашева. Музыкальная программа оркестра «Талисман» и шоу-балет Кары Ильменевой. Билеты в кассе Пассажа».

– О, наши тоже выступают? – сказала Ксюша, немного смущенная неподвижностью и странным взглядом шефа.

Муратов не ответил. Под именем художника были изображены картины в рамах – парящий в воздухе ряд находящих друг на друга полотен. На первом была девушка в зеленом платье с опущенным взглядом и сползшим с плеча рукавом. Муратов неотрывно смотрел на картину. Ксюша машинально сунула руку в пакет, отщипнула кусочек пирога и сунула его в рот. Ей всегда хорошо жевалось, когда думалось. И думалось, когда жевалось.

***

…Кардашев спустился, одетый официально, даже немного вычурно.

– Может, я все-таки уеду, – запоздало всполошилась Марина. – Вы просто не знаете, что это за человек. У него связи еще со времен адвокатской деятельности. Если он заподозрит, что все это фарс…

– Значит, мы должны сделать все, чтобы он не догадался, – мягко перебил ее Кардашев, поправляя галстук перед зеркалом у входа.

– Он и раньше был уверен, что я охотница за богатыми парнями, а теперь…

Художник улыбнулся:

– Будучи не самым бедным парнем, заверяю вас, что у меня тоже есть определенные связи. Мы с вами обо всем договорились, процесс запущен, поздно отступать, Марина Павловна.

Марина вздохнула и сказала, опустив голову:

– Я уже жалею, что согласилась. Уверена, вы нашли бы другую натурщицу.

– Может, и нашел бы. Скажите, у вас есть средства, чтобы уехать? Вы ведь собирались в Индию весной? Не самое лучшее, кстати, время для поездки туда – жарко.

Марина молчала, не поднимая головы.

– Если хотите расплатиться со своим… благодетелем, есть смысл потерпеть, мне кажется.

– Проблема еще в том, – медленно произнесла Марина, – что… вы соседи с…

– Мы соседи, – поправил ее Кардашев. – Если для вас ваши отношения с Ренатом действительно в прошлом, прекратите фрустрировать. Сосед вот наш ведет себя вполне ожидаемо. Я плохо с ним знаком, слышал о нем в основном хорошее, но понимаю, что такое материальная зависимость или семейный долг. Кстати, а где наш многоуважаемый Вадим Максимович? Пропал куда-то, не приходит.

– Он уехал, – отведя взгляд, объяснила Марина. – И скорее всего, уже не будет здесь появляться.

– Вот как? – Кардашев пожевал губами. – Что ж, дело хозяйское.

– Вы поговорили с Игнатом? – встревоженно спросила Марина.

– Поговорил. К ужину меня не ждите. Я буду поздно, возможно, заночую в городе.

Кардашев вышел. Марина побродила по второму этажу, посидела на любимом подоконнике, ушла к себе, постояла у двери, прислушиваясь, не заскрипит ли лестница. Стемнело, но Игнат так и не вышел. Марина не выдержала, поскреблась к нему в дверь:

– Игнат, выйди, давай поговорим. Ну чего ты так реагируешь?

Из комнаты какое-то время не доносилось ни звука, потом подросток ровным голосом сказал:

– Я вообще не реагирую, продажные вы люди. Уходите, дорогая бабушка.

Марина зашипела от досады. Изучив характер Кардашева-младшего, она прекрасно понимала, что злиться Игнат может вечно. Точнее говоря, если злость пройдет, он не признается в этом из гордости.

– Это просто реклама!

– Угу, одногруппникам моим объясни. Когда все всё узнают. Меня со времен школы так не позорили.

– Думаешь, мне приятно? У меня вообще выбора не было!

– Это почему еще?

– Откроешь – расскажу, – решилась Марина, уловив в голосе подростка нотки озадаченности.

– Не-а. Уходи. Мне некогда.

Ну хоть бабушкой больше не называл. Как всегда, из-за переживаний Марина забыла о чувстве голода и, соответственно, об ужине. Игнат сидел в своей комнате, чем-то шуршал и гремел. Марина надеялась, что скоро ему захочется в туалет, и она сумеет поймать его в коридоре. Вышло по-другому. Она как раз открыла книгу – яркий альбом с фотографиями вечернего Парижа – когда с громким щелчком во всем доме погас свет.

– Доэкспериментировался! – воскликнула Марина, судорожно выпутываясь из пледа. – Уши надрать!

Она, волнуясь, наощупь отыскала на полке шкафа рюкзак и фонарик в кармане, с которым летом не расставалась в темном профилактории с вечно выкрученными лампочками. Волновалась она потому, что отчетливо расслышала сдавленный, но полный боли крик из комнаты подростка, раздавшийся одновременно со щелчком. Во всем доме было темно. Игнат что-то бормотал.

– Открой! Что случилось?

Мальчишка чем-то загремел, отпер дверь и влетел в Марину.

– Дай! – он выхватил из ее руки фонарик и побежал вниз по лестнице, светя под ноги. Марина успела разглядеть, что рукав свитшотки у парня мокрый, а лицо искажено болью.

– Обжегся?! – горестно воскликнула Марина.

– Не ори! – крикнул с первого этажа Игнат. – Просто рабочий момент!

Вспыхнул свет. Марина тоже побежала вниз – на кухню, за специальным гелем. Она часто обжигалась, колдуя над сковородками, и, зная за собой такую привычку, пополнила аптечку Кардашевых хорошими средствами. Подросток стоял у раковины, подставив руку под воду. Ожог был сильным, на пол предплечья.

– Стоять! – крикнула Марина Игнату, заметив, что тот, сжимая руку под рукавом, собирается уйти наверх.

Мальчишка только ускорился. Она догнала его у лестницы, схватила за ремень джинсов сзади и потянула на себя. Игнат неловко шагнул назад со ступеньки, развернулся со злым окриком и чуть на нее не упал. Он шарахнулся, но Марина перехватила его за здоровую руку.

– Сел на диван, быстро! – глядя ему в глаза, жестко проговорила Марина. – Хватит вести себя, как в детском садике. Рабочий момент, да? Как угораздило?

– Плеснуло, – выдавил Игнат. – Из банки с кипятильником. Дай мне мазилку, я сам.

– Еще чего! С вами я скоро стану специалистом по оказанию первой помощи. Вы с Борей точно не родственники? А то, может, у вас на генетическом уровне… влипать?

– Не лезь ко мне, извращенка!

– Снимай! Я не могу рукав нормально закатать! Прекрати жеманиться! На пляже ведь не стесняешься! Болит?

– Нет!!! Печет немного, – признался Игнат, поведя голыми плечами. – Быстрей давай, а то простужусь…

– Терпи, ребенок. Мускулатуру отрастил, мозг – нет.

Марина осторожно нанесла гель на красную, припухшую кожу. Ей было так жалко Игната, что она сама была готова заплакать. Подросток терпел, только дергал скулой.

– Я же знаю, что больно. Вон, сердце как колотится.

– Я норм. Холодит, приятно.

– Все потому, что ты злюка! Это тебе наказание. Нужно было нормально поговорить. Я бы все объяснила. Наверное, расстроился, вот и отвлекся.

– Говори сейчас. Голову убери! Твои лохмы мне в рот лезут… Я хочу понять! Дед просто сказал, что передумал. «Я передумал, внук!» Сиди и обтекай! Даже не стал… объяснять, затрудняться. На фига вам это? Для хайпа? Зачем? Дядь Боря же выставку устроил. Что, народ и так не пошел бы?

– Пошел бы. Но теперь всё будет по-другому. Открытие переносится. Полтора месяца на рекламу, пресс-релизы по всем редакциям. Индивидуальные приглашения на открытие. Борис даже фуршет заказал в кейтеринговой компании. Будет несколько интервью, Георгий Терентьевич уже договорился.

– И все это веселье окупится слухами о том, что ты якобы спишь с моим дедом? – по сторонам рта у Игната образовались две жесткие складки.

– Никакие слухи о том, кто с кем спит, не помогут сделать хорошей выставку или картины … – Марина подыскивала слова. – Но сейчас такое время, что самые талантливые люди могут быть безвестны и бедны в этом море… всего. Боря просто хороший профессионал. Ему нужна пресса. А прессе нужно привлечь внимание зрителя и читателя, а читателю…

– … нужно пойти и своими глазами посмотреть на старого…дурака, – процедил подросток.

– Не надо так. Ты не знаешь всего. Твой дедушка хотел меня защитить… Хорошо, хорошо, я расскажу. Не дергай повязку. Укройся.

Она заботливо развернула плед и накинула его на плечи Игнату. Случайно коснулась тыльной стороной ладони шеи подростка:

– Слушай, как сердце-то бьется. Ты точно… норм? Завтра к врачу обязательно.

– Отстань, – Игнат отвел ее руку. – Давай, колись, что там у тебя.

Она начала рассказывать, машинально поглядывая на окна эркера, через которые была видна светлая стена соседского дома. Всю историю своей любви Марина уложила в несколько фраз. Объяснила, почему так отреагировала на слова подростка о том, кто живет по соседству. Приступила уже к рассказу о визите Муратова-старшего, но Игнат ее перебил:

– Подожди! Ну запретил тебе упырь с твоим парнем видеться! Но разве нельзя было способ найти, предупредить? Нужно было попытаться! Оказался бы Муратов мужиком, нашел бы и денег на операцию для твоей мамы!

– Деньги? Такие? – Марина грустно улыбнулась. – Откуда? У него ничего не было. К тому же он попал в беду. Но я действительно попыталась. Когда мне позвонили и сказали забрать документы, я была на паре у одной очень хорошей преподавательницы. Я оставила на ее столе свой дневник. Сразу после пары была репетиция, и я вложила в блокнот записку с просьбой передать его Ренату. Это было очень важно. Там все объяснялось. И он бы понял… – она кашлянула. – Не знаю, попал ли дневник к нему. А сегодня …

Она договорила – рассказала о визите дяди Рената. Игнат опять ее перебил:

– Ты с ним… с соседом нашим встречалась, ну после… здесь? Говорила?

– Нет. И не собираюсь. Все в прошлом. Он переехал, заметил?

– Он сволочь!

– Игнат! Что за выражения?

– А ты дура!

Подросток встал, кутаясь в плед:

– Ну ездил он, искал тебя? Нужна была б – нашел бы!

– Он нашел, почти.

– Именно, что почти! Просто хотел, чтобы совесть не мучила. А дядю сам попросил сюда прийти и тебя запугать. Потому что женится. Ты ему нафиг не нужна. Была бы нужна, он бы…

– Он бы что?

– Он бы всё!

Игнат ушел наверх. Марина осталась сидеть внизу. Двадцать минут. Он опять спустится.

***

Он вернулся через полчаса, в футболке и со страдальческим выражением на лице. Спросил:

– Есть чё пожрать?

– Ужин! – охнула Марина. – Забыла!

Игнат укоризненно покачал головой:

– Чтоб вы без меня делали? Как чувствовал, на ярмарку заехал. Идем на кухню. Я буду указывать, а ты будешь выполнять. Я сегодня инвалид.

Парень с громким стоном опустился на стул у кухонного стола.

– У тебя просто рука обожжена, – робко напомнила Марина.

– Я еще и деморализован, – веско сообщил Игнат. – Во-первых, почисть картошку. И поставь варить.

– А к картофелю что? – заинтригованно спросила Марина.

Она была рада, что подросток вернулся в свое обычное ядовито-вздорное состояние духа. Пусть лучше будет таким, чем тем, кого она видела в гостиной полчаса назад – осуждающим, скрипящим зубами от гнева. И чего он так? Дурой обозвал.

– Сегодня у нас… – Игнат сделал торжественную паузу, – хамса!

Марина молчала, ожидая продолжения.

– Ты че? – удивился Игнат. – Не поняла? Хамса пошла! Я первый раз в этом сезоне купил! Желание загадывай!

– Это такая маленькая рыба, да? – вежливо спросила Марина.

– Рыба? Рыба?! – Игнат вытаращил глаза и развел руками, поморщившись от боли. – Это малосольная хамса! Символ Мергелевска! Местный айкон. У нас даже фестиваль специальный есть! Каждый год проводится! Ты ведь тут жила, никогда хамсу не ела?!