Жемчужина дракона

– А потом я пойду на побережье, – сказала я.

– Это еще зачем?! – подскочил дядя. – Безопаснее просидеть в комнате!

– Я не упущу такого шанса. Глупо побывать в Анжере и не увидеть моря. И не пытайтесь меня остановить, если не хотите, чтобы я победила на смотринах. Не отпустите – и мне придется приложить все силы, чтобы очаровать герцога. А то и самого короля.

– Мерзавка, – процедил сквозь зубы дядя.

– Мы с вами одной крови, – вернула я ему «комплимент». – Я возьму вашего коня и двух слуг в сопровождение. Ведь я – дочь барона, мне положен эскорт.

– Хорошо, – вынужден был согласиться он.

– Вот и поладили.

Вернувшись в гостиную, мы пообедали, переждали часы жары в комнатах, а когда повеяло прохладой и солнце коснулось макушек платанов, я отправилась сначала в церковь, а потом к морю.

Разумеется, в церкви я надолго не задержалась – поставила свечи, преклонила колени и покинула святое место с чувством выполненного долга. Хватит с меня трех лет беспрерывных молитв – как о смирении, напоказ, так и о свободе, в сердце. Я была уверена, что небеса простят мне пару месяцев душевной лени, и что раз мои молитвы были услышаны, то не надо в ближайшее время надоедать богу новыми просьбами.

Спустившись к морю, я оставила слуг рядом с дядиным конем, а сама отправилась вдоль берега, пообещав не уходить далеко, чтобы сопровождающие не потеряли меня из виду.

Да я и не собиралась убегать от них, просто хотела побыть одной, насладиться свободой и покоем. Тот, кто думает, что монастырь – это место уединения и покоя, жестоко ошибается. Это совсем другая жизнь – жизнь, в которой ты не принадлежишь себе и всегда находишься на виду. Каждый твой шаг, каждое слово, каждый вздох – все это происходит под жесточайшим присмотром, и уединиться ты не можешь даже в собственной келье, потому что приходится делить ее на троих. Нет, монастырь для меня – та же тюрьма, и то, что я сбежала из этой тюрьмы – огромная удача. Спасибо любящему дядюшке.

Песчаная коса была пуста, здесь не было даже рыбацких лодок. Я брела, утопая в песке по щиколотку, и сразу набрала полные башмаки. Подумав, я разулась и сняла чулки.

Море было совсем рядом – бирюзовое, тихое, игривое, как котенок. Оно набегало волна за волной, и я ступила на самую кромку прибоя, и вода омыла мои ноги по самую щиколотку – раз, и другой, и третий.

Удивительное чувство. Я потеряла счет времени, слушая равномерное дыхание моря, наслаждаясь его лаской. Вот бы поплавать в этой теплой и прозрачной воде! Но купаться в присутствии слуг барона, да еще так близко от города – об этом не стоило и мечтать.

Я долго смотрела вдаль – туда, где синева моря сливалась с синевой неба. Только скала, словно черный парус, возвышалась почти у самого горизонта, показывая, где кончалось море и начиналось небо. Чайки проносились над ней, но я не слышала их криков – было слишком далеко.

– Любуетесь морем? – услышала я мужской голос и оглянулась.

Очень красивый мужчина – темноволосый, загорелый, так же, как и я, держал в руке башмаки и чулки. Он был не такой смуглый, как драконы, гораздо старше их, и глаза у него были светло-карие. Я разглядывала его, не торопясь отвечать.

– Я нарушил ваше уединение, леди де Корн, и вы недовольны? – осведомился мужчина, явно не собираясь уходить. – Прошу прощения, но я тоже люблю гулять здесь. Как вам понравилась наша церковь? Собор святой Агаты – гордость Анжера.

– Вон там мои слуги, – сказала я, небрежно кивнув в сторону моих сопровождающих, и отвернулась к морю.

– Не бойтесь, я не причиню вам вреда, – мужчина сделал несколько шагов и встал рядом со мной, так что теперь и его ноги омывало морем. – Но вы не желаете со мной разговаривать?

– Начнем с того, что я даже не знаю, кто вы, – ответила я, выходя из полосы прибоя. – А обо мне вы, судя по всему, прекрасно осведомлены. И что, по вашему, это должно расположить меня к разговору с вами? – я пошла обратно, досадуя, что прогулка так быстро закончилась, но мужчина догнал меня.

– Дело лишь в этом? – спросил он весело. – Тогда я представлюсь – Неро Дориа. Я был наставником Ланчетто, когда он еще звался принцем. Вот, теперь мы знакомы, и я осмелюсь спросить вас снова – как вам Анжер? Мне кажется, любоваться морем для вас интереснее, чем витражами в соборе святой Агаты? Хотя в разговоре с герцогиней вы утверждали обратное…

Я медлила с ответом, ни на секунду не веря, что встреча с наставником герцога произошла случайно. Неужели, за всеми претендентками на руку и сердце красавчика Ланчетто следят так пристально? Изучают невест? Или в этом интересе скрыто нечто другое?

– Пусть вас не удивляет моя осведомленность, – продолжал господин Неро, – я был свидетелем вашего визита.

– Вот как? – спросила я. – Простите, но что-то я вас не припомню.

– Мое положение позволяет присутствовать на подобных встречах… незаметно, – пояснил он без тени смущения. – Герцог и его матушка очень доверяют моим суждениям о людях, поэтому мое мнение о невестах будет учитываться.

Намек был недвусмысленный, и я чуть не фыркнула, но сказала небрежно:

– Значит, ваше положение позволяет подслушивать чужие разговоры? Очень почетная привилегия.

Он посмотрел на меня быстро и внимательно, и рассмеялся:

– Вот так? Даже не попытаетесь мне понравиться, чтобы я замолвил о вас словечко перед Ланчетто? Вы так уверены в силе своего очарования?

– Я уверена, что все в этом мире происходит по воле небес, – ответила я. – Если небесам угодно сделать меня герцогиней, я стану ею, даже если вы наговорите обо мне милорду Ланчетто лживых гадостей.

– Какая смелость, – подхватил бывший наставник, – и какой прекрасный пример смирения и веры! Я восхищен вами, леди де Корн.

– Жаль, что вы не герцог, – заметила я.

Мои слова произвели неожиданное впечатление. Золотистые глаза господина Дориа на мгновение потемнели, как будто он услышал что-то оскорбительное. Но уже в следующее мгновение он улыбнулся, изображая доброго дядюшку, и погрозил мне пальцем:

– Не забывайте, что чаще всего настоящей властью обладают вовсе не те, у кого громкий титул.

– Намекаете, что лорд Ланчетто – марионетка в ваших руках? – я решительно и гневно повернулась к нему.

– Я этого не говорил, – сказал он медленно, скользя взглядом по моему лицу.

Мне пришелся не по душе этот взгляд – оценивающий, поглаживающий, совсем как у герцога. Я снова ощутила себя вещью, выставленной на продажу, и поспешила избавиться от этого чувства.

– Не говорили прямо, но дали понять, – сказала я без обиняков. – Если мне суждено стать герцогиней, будьте готовы, что я добьюсь вашего удаления из Анжера. Герцогу не нужны слуги, которые подслушивают, открыто выражают пренебрежение к его светлости и готовы лгать ему в угоду своим интересам. Небеса за правду, и я не потерплю лжи… если стану герцогиней.

– Если станете, – напомнил господин Неро. – И я не слуга, если вы внимательно меня слушали.

– Все мы – слуги его светлости, а сам он – слуга короля, – парировала я. – Или вы ставите себя выше короля? Не слишком ли это дерзко?

Его красивое лицо было непроницаемым, и на губах застыла полуулыбка, но глаза смотрели вовсе не дружелюбно.

– Я вас услышал, леди де Корн, – произнес он, наконец.

– Я вас тоже, – заверила его я. – Всего доброго, господин бывший наставник. Благодарю за содержательный разговор.

– Но не за приятную встречу, – усмехнулся он. – Что ж, надеюсь, хотя бы разговор получился по-настоящему содержательный.

Он коротко поклонился и хотел уйти, но в последний момент я окликнула его:

– Еще два слова, господин бывший наставник.

– Что такое? – он обернулся.

– Вы говорили, что ваша привилегия позволяет знать тайное… Сегодня мы с отцом встретили в саду прекрасную даму, она поражала воображение и красотой, и обходительностью. Мне кажется, ее зовут Пачификой, потому что ее попугай выкрикивал это имя. Нельзя ли узнать у вас, кто она?

– Несравненная Пачифика? – он улыбнулся так любезно, что впору было ощутить приторность на языке. – Госпожа Кавалли занимает особое место в Анжере. Она – старшая конкубина при герцоге, и пользуется его расположением уже четыре года.

В том, что знатный господин сожительствовал с конкубиной, а то и с несколькими – не было ничего удивительного. Было бы удивительнее, если бы герцог – при его стати и откровенном поведении, оставался благочестивым девственником. Я не сомневалась, что господин Неро специально рассказал о положении несравненной Пачифики – какой невесте приятно слышать о любовнице жениха? И еще я не сомневалась, что он приложит все усилия, чтобы не допустить мой брак с Ланчетто – ведь я открыто сказала, что выгоню его. Если он и в самом деле такой кукловод, каким пытался себя представить, он захочет в герцогини милую, нежную деву, на которую произведет впечатление своей красотой и красноречием.

Я вернулась к дядиным слугам, безо всякого стеснения натянула перед ними чулки и туфли, и села в седло. До ареста отца я очень любила верховую езду, но за три года подрастеряла умения, и теперь кости у меня болезненно ныли, требуя отдыха. Что ж, на отдых у меня сегодняшний вечер и завтрашний день – и кости, и дядя будут довольны.

Мы въехали в городские ворота, проследовали одной из центральных улиц, и вдруг звонкие фанфары раздались совсем рядом. Мимо нас промчались глашатаи – в синих камзолах, с серебряными трубами и алыми лентами на рукавах.

– Король! Король! – завопил кто-то, и на улицу хлынула толпа горожан, желавших лицезреть драконьего монарха.

Я едва не вылетела из седла, когда мой конь, испуганный поднявшимся шумом, встал на дыбы. Мне стоило огромных усилий заставить его опуститься на передние ноги, и он закрутился на месте, мотая головой и закусывая удила. Несколько напряженных секунд я пыталась сдержать его, пока слуги, сопровождавшие меня, не пришли на помощь и не притерли коня к стене дома, оттеснив подальше от толпы. Только тогда я перевела дух и спрыгнула на мостовую. Колени дрожали, ладони саднило, а сердце прыгало, как сумасшедшее – я испугалась не меньше глупого животного.

Фанфары протрубили еще громче, и, прижавшись спиной к стене, я увидела короля Рихарда.

Он ехал на белом коне, наряженный в алый плащ, а на шляпе красовались алые перья – они не торчали стрелами, а лились каскадом. Они трепетали в такт шагам коня, и казалось, что по королевской шляпе стелются языки пламени.

Рихард с усмешкой посматривал на горожан, и крики и ропот постепенно затихали. Даже на расстоянии я чувствовала, что от дракона исходит ощущение силы, опасность. Хотелось мчаться прочь, не разбирая дороги, или броситься на колени, прикрывая голову.

Подобные чувства охватили не только меня. Я видела, что некоторые падали без чувств, а многие обратились в бегство. Надо думать, король Рихард прекрасно осознавал, какое впечатление производит на своих подданных, и наслаждался их страхом. Я вспомнила поговорку, что часто повторяли у нас дома: дракона греют девы, золото и страх. Скорее всего, так и было, потому что захватив власть в королевстве, драконы окружили себя многочисленными любовницами, жестоко подавляли любой мятеж, и таскали золото отовсюду, где могли его найти. Впрочем, нравились им и драгоценные камни, и чужие земли. Хотела бы я знать, кто сейчас носил жемчужное ожерелье моей матери? Сто отборнейших жемчужин, размером с горошину – молочно-белых, идеально-круглых. Это ожерелье я должна была надеть на свою свадьбу, но вместо него драконы вручили мне четки, а фату чуть не заменили монашеским клобуком.

Король Рихард был для меня средоточием всех бед, свалившихся на мою семью. И сейчас я смотрела на него с ужасом, ненавидя и понимая, что никогда не осмелюсь дать выход своей ненависти – так и буду жить с ней в сердце, и никакие лавандовые поля не смогут помочь. Они только лишь приглушат злость и боль.

Когда король посмотрел в нашу строну, я не сдержалась и опустила голову. Пусть и в человеческом обличии, драконы внушали животный страх, и бороться с ним не было никакой возможности.

Но вот королевский кортеж проехал, и мы словно очнулись. Как будто змея заколдовала нас своим взглядом, а теперь она уползла, и мы обрели свободу.

– Лучше вернемся в гостиницу поскорее, – сказал один из слуг, заикаясь.

И я даже не подумала возражать.

Глава 4. Праздник по-королевски

Праздник во дворце ди Амато был самым ярким и великолепным зрелищем, что мне приходилось наблюдать за свою жизнь. Только сейчас я поняла, насколько богаты драконы. Казалось, они притягивали золото. Мой отец никогда не смог бы устроить такого вечера, хотя был далеко не бедным. Здесь были цветы, и фонтан из вина, и целый отряд менестрелей, и живые картины… Король еще не появился, и мы с дядей прогуливались по залу вместе с остальными гостями.

Дядя зорко присматривался к претенденткам на звание герцогини, а меня совсем не интересовали эти девицы. Одна из них станет женой Ланчетто ди Амато – пусть, если ей это по душе. А мне по душе лавандовые поля.

Появление короля Рихарда вызвало общее замешательство – люди отхлынули от дверей, как море в отлив, и он появился – высокий, крепкий, с пристальным взглядом из-под черных бровей. Глядя на него я опять испытала панический ужас – чувство опасности заставляло сердце дрожать. И хотя разум говорил, что передо мной человек, что-то в глубине души вопило от страха, ощущая близость дикого зверя.

Следом за Рихардом шли вдовствующая герцогиня, герцог Ланчетто, а за ними – слепой Тристан, которого поддерживала под руку Милдрют, не пожелавшая сменить мужской костюм на платье даже ради праздника.

Король сел за главный стол между Ланчетто и его матерью, а лорд Тристан занял место среди вельмож. Я видела, как он хотел взять бокал с вином для первого тоста, пошарил по столу и нечаянно опрокинул бокал, разлив вино. Король Рихард посмотрел в его сторону странным взглядом и отвернулся.

Неро Дориа тоже был здесь. Он встал за герцогиней и склонился, что-то ей нашептывая. Я задержала на нем взгляд, и он, словно это почувствовав, поднял голову. Увидев меня, он приветливо кивнул, как старой знакомой.

Меня это покоробило. Что за дурной тон – прилюдно намекать на знакомство с девушкой.

Но тут началось представление невест.

Разумеется, список начали зачитывать с ангелочка Анны Божоле.

Она вышла и остановилась перед королем – бледная до зелени, с дрожащим подбородком, но все искупало платье – удивительно красивое, воздушное. Поклонившись, она выслушала пару приветственных фраз и удалилась.

Всего невест было девять. Меня вызвали восьмой, и я, глубоко вздохнув, вышла на середину зала.

Не самое приятное чувство, когда тебя разглядывают сотни глаз. Но я постаралась скрыть волнение и нервозность. Присутствие драконов вызывало страх, подавляющий волю, и побороть его не было никакой возможности. Но я поклонилась, смогла улыбнуться и собиралась уже вернуться к дяде, когда король вдруг сказал:

– Изабелла де Корн?

Мое лже-имя только что назвали, и в том, что король решил снова его озвучить, я не усмотрела ничего хорошего. Я снова заставила себя улыбнуться и выдавила несколько слов, благодаря за честь, что нашей семье прислали приглашение.

Но король не торопился отпускать меня и смотрел испытующе, а потом сказал очень любезно:

– Сюда были приглашены самые верные. Признаться, ваш дядя был не слишком мне по вкусу, – он улыбнулся так плотоядно, словно и в самом деле сожрал моего бедного отца. – Но заслуги вашего отца заставили меня позабыть о преступлениях Лалена.

Дяде пришлось выступить вперед и раскланятся, а я опустила глаза, чтобы не выдать своих чувств. Мой отец не был преступником. Он не был мятежником. Он боролся против тех, кто преступно захватил власть, кто самозвано объявил себя королями нашего народа. А король Рихард продолжал, и каждым словом как будто вбивал в меня гвоздь:

– Я помню и ценю вашу роль в разоблачении мятежников, де Корн. Кое-кто назовет это предательством, но я назову это принципиальностью и здравомыслием. И смелостью, черт побери! Надо быть смельчаком, чтобы открыть постыдную правду о своих родичах. Сам я никогда бы на такое не осмелился, я трус, что уж там, – он обвел гостей черными горящими глазами, и никто не смог выдержать его взгляда.

И я не смогла, хотя сейчас мне хотелось перегрызть ему горло, а потом выцарапать глаза «смельчаку»-дяде.

– Сам я выгораживал бы родственника, даже если бы он изнасиловал девственницу, – заявил король. – Поэтому такие люди, как ты, де Корн, нужны мне особо.

– Благодарю, ваше величество, – пробормотал дядя, отступая с поклоном.

Я тоже поклонилась и тоже поблагодарила:

– Наша фамилия чрезвычайно польщена вашим доверием, и мы приложим все усилия, чтобы его оправдать. Теперь мы будем особо усердно проявлять смелость, предавая наших родичей. То есть, простите, – тут я спохватилась, – следуя принципам.

Взгляд короля, казалось, прожег меня насквозь, но я уже отошла в шеренгу невест, чопорно сложив руки на животе и потупившись, как самая примерная скромница.

После легкого ужина начались танцы, и герцог танцевал с каждой невестой по танцу. Оставалось только позавидовать его силе и выдержке – он ничуть не запыхался, был свеж и румян, и улыбка не сходила с его алых губ. Невесты скромно опускали ресницы, а он что-то говорил им с улыбкой.

Я вспомнила нашу первую встречу – и покривилась.

Наступил и мой черед танцевать с женихом.

Играли альманду, и я порадовалась, что медленный танец избавит меня от прыжков и верчения в обнимку с патнером. Альманду танцуют чопорно – на расстояни вытянутой руки, чуть соприкасаясь пальцами. Очень удобно, если не желаешь вести приватную беседу. Но герцог был иного мнения на этот счет.

– Вы не слишком веселы, леди Изабелла, – почти промурлыкал он. – Вам не нравится праздник?

– Все чудесно, – заверила я его с такой кислотой в голосе, словно мы обсуждали страдания Дидоны по Энею.

– Вы грозились, что не будете танцевать, и я счастлив, что угроза была лишь на словах, – продолжил светскую беседу герцог.

– Это только по принуждению, – заверила я его. – Дань вежливости. Больше я не выйду, пусть даже мне грозят. Я принесла с собой проповеди преподобной Бреги и хочу прочитать их где-нибудь в приятном уединении.

– Хотел бы составить вам компанию…

– Боюсь, вы только помешаете нашему девичьему разговору.

– Какая вы злючка, – пошутил он. – Неро рассказывал мне о вас. Вы произвели на него впечатление.

– Свой набожностью, разумеется?

– Своей язвительностью.

– Фу, как грубо, – я поджала губы. – Со своей стороны могу сказать, что господин Неро недостаточно компетентен, недостаточно серьезен в вопросах веры и…

– Нечто подобное он говорил и о тебе, – эти слова Ланчетто прошептал мне почти на ухо, хотя танец не предусматривал такой близости.

– Держитесь-ка подальше, – посоветовала я ему, сделав вид, что не заметила фамильярного обращения на «ты», – вы испортили танцевальную фигуру.

– Ну и черт с ней, – ответил он весело. – Меня больше прельщают другие фигуры. Вот твоя – очень недурна.

– Очень польщена такой оценкой, ваша светлость, – сказала я холодно, – но ужасно смущена. Неприлично даже думать о таком, не то что произносить.

– Если бы только знала, о чем я думаю, – герцог не переставал улыбаться. – Ты мне нравишься больше всех, Изабелла. Остальные – сонные коровы, а в тебе огонек так и горит.

– Не боитесь обжечься? – спросила я, ощущая неприятный холодок в груди. Не хватало еще и в самом деле понравиться герцогу. Но я сильно подозревала, что он говорит одно и то же всем невестам, обнадеживая их.

– Драконы не боятся огня, – ответил герцог самодовольно. – Они сами – огонь, и ищут себе подобных…

– Говорят, драконы тоже уязвимы, – поспешила я перевести опасную тему. – По субботам.

– По субботам мы всего лишь принимаем свой истинный облик, – сказал Ланчетто небрежно. – Это сильное зрелище. Не любой закаленный воин выдержит, не то что нежная дамочка.

– Вы настолько омерзительны?

– Настолько страшен, – произнес он со значением. – Но тебе нечего меня бояться, пока ты под моим покровительством.

– Ах, я уже под вами?

Он засмеялся, а меня так и распирало от злости.

– Рано или поздно, ты все равно окажешься подо мной, – опять зашептал он мне на ухо.

– О чем это вы? – спросила я, выгадывая время на размышление – что сказать и как повести себя.

– О том, что я уже знаю, чью головку украсит корона герцогов ди Амато, – сказал он.

– Наверняка, счастливица – леди Анна, – сказала я торопливо.

– Нет, голубушка, это ты, – заявил он без обиняков.

– Неожиданно, – признала я. – Что ж, кому-то придется научить вас смирению. Кстати, у преподобного Антонина есть прекрасный манускрипт о смирении плоти и духа, я с удовольствием прочту вам его. Там говорится, что перед свадьбой молодоженам лучше всего выдержать трехнедельный пост, а потом жить, как брат с сестрой, прибегая к исполнению супружеских обязанностей только лишь после усиленного покаяния, чтобы грехи не навредили чадорождению…

– С удовольствием послушаю твое чтение, – пообещал он. – Встанешь на колени, станешь читать, а я пристроюсь сзади и буду… каяться.

Мне стоило большого труда не влепить ему пощечину. Но в присутствии драконьего семейства это было бы крайне безрассудно.

– Разве вам не интереснее будет… каяться вместе с госпожой Кавалли? – спросила я. – Она стоит у стены и испепеляет вас взглядом.

– Дыру не проглядит, – не остался в долгу Ланчетто. – Она хороша, конечно, но тоже сонная корова, а мне больше по душе резвые телочки.

– Смотрю, вы вообразили себя племенным быком?

– Скоро посмотришь на мое достоинство и найдешь, что между нами много общего, – пообещал он.

– Вот как? – насмешливо произнесла я. – Мое достоинство невозможно увидеть, оно в моей душе. А ваше?

– Маленькая язва! – опять рассмеялся Ланчетто. – Но я говорил не о тебе, а о быке. И в свое время я с удовольствием помычу над одной рыжей телочкой, которая вообразила, что у нее выросли рога, и пытается бодаться.

Танец закончился, и герцог отправился приглашать очередную претендентку на его руку, сердце и бычьи достоинства. Я вернулась к дяде, и он тут же вцепился в меня:

– Почему он так хохотал? Что такого смешного ты ему наговорила?

– Пыталась обратить его на путь истинный, – ответила я кисло, – но, боюсь, у нас с герцогом разные представления об истине.

– Ты что за игру затеяла? – зашипел дядя угрожающе. – Ты что, хочешь ему понравиться?!

– Вы не только предатель, но еще и глупец, – не сдержалась я.

В это время король Рихард посмотрел в нашу сторону, и мы с дядей немедленно изобразили радостное подобострастие.

Я надеялась, что танцев с женихом больше не будет, но герцог был неутомим и пошел по второму кругу. Когда настала моя очередь, я снова выслушала порцию скабрезностей и отвечала, уже не сдерживая презрения, но господина Ланчетто это только забавляло. С огромным удовольствием я бы сбежала с этого богатого праздника, отговорившись недомоганием, но ожидался еще фейерверк. Я никогда не видела фейерверка, но слышала рассказы о нем. Огненные цветы распускаются в небе – удивительно! И мне очень хотелось хоть одним глазком посмотреть на это чудо.

Танец закончился, и мы с герцогом поклонились друг другу. Как и полагается по этикету, он проводил меня к тому месту, откуда пригласил (мой отец называл это – взял рюмочку, поставь обратно на полочку), и где должен был находиться дядя, но барон де Корн отлучился не понять куда, а герцог, похоже, не собирался прерывать общение.

– Посмотрим на фейерверк вместе? – предложил он, не отпуская мою руку.

– Не вижу в этом необходимости, – сказала я и пошевелила пальцами. – Отпустите меня? Булавка расстегнулась и страшно колет.

– Может, я помогу с булавкой? – герцог Ланчетто поглядывал на меня так многообещающе, что это уже само по себе казалось оскорблением.

– Наверное, нам надо объясниться, – сказала я доверительно и поманила его, чтобы наклонился, что он и сделал, поглаживая мою ладонь. – Вы мне не слишком нравитесь, – сказала я, – нет в вас ни смирения, ни божеского почтения. Если стану вашей женой, я уделю вашему перевоспитанию особое внимание. Есть хорошее средство для исправления прочного нрава – молитва, пост и воздержание. А если вы не удалите свою любовницу – госпожу Кавалли, я ее отравлю. Я знаю травы. Кстати, для смирения плоти, чтобы не впадать во грех, я знаю отличный рецепт чая на душице. Выпьете его – и месяца два будете думать только о небесах и молитвах.

Я думала напугать его, но герцог только блеснул глазами и зубами.

– Послушай и ты меня, апельсинчик, – сказал он, подражая моему тону. – Драконы всегда получают, что хотят, а я захотел тебя. Но тебе понравится, обещаю. Не пройдет и месяца, как я обращу тебя в свою религию.