Самый красивый мужчина нашего кинематографа, Адель и я

– И что мне теперь с тобою делать? – спросила я.

Он ответил, погодя, – Сама думай.

И придумала я вот что – постелила ему на диване и отправилась досыпать. До подъема оставалось всего-ничего один час.

В пять, как всегда, поднялась, пошла доить свою Адель. А как подоила – вспомнила, что сегодня мой черед работать пастухом. В этой деревне традиция такая была – все по очереди пасут деревенское стадо. В стаде пятнадцать коров, вот почитай два раза в месяц ты должен быть пастухом, ну или пастушкой, как в моем случае.

Надела теткину телогрейку и повязала на голову платок – утром еще прохладно. Взяла с собой рюкзачок, куда сунула термос с горячим кофе, пару бутербродов, книжку, ну и телефон – куда же без него.

Выпустила своих животных на луг, и тут же стали собираться все остальные. Женщины собрались в кружок, обсуждая новости, когда я подошла они замолчали. Среди них солировала Козыриха, видимо рассказывала о ночных похождениях Виталика.

– Прасковья, – обратилась она ко мне, – что в клубе-то произошло? Почему Виталька с фингалом пришел, и штаны на коленках порваны.

– Не знаю, тетя Маня, я на нем штанов не рвала и фингалов не ставила. – ответила я. – Подрался, наверное.

Она сложила руки перед грудью и осуждающе покачала головой. – Я-то думала, что ты хорошая девка, а ты такая же вертихвостка, как и Симка!

Бабы загалдели.

– Яблоко от яблони…

– Да все они – одно семя!

– Одно слово – Лузгачи!

– Городские! Понаехали!

– А, тьфу!

Чтобы больше их не слушать я отошла подальше и занялась своими прямыми обязанностями – пасти коровенок. А бабы постояли еще немного, посплетничали и разошлись по своим делам.

– Ну вот, – подумала я, засовывая озябшие руки в карманы телогрейки, – испортила отношения с соседкой, а до дембеля еще две недели.

Неожиданно нашла в одном из карманов горсть семечек. Сколько им лет интересно? Спасибо, тетка Сима, пастушке есть чем заняться.

До обеда отпаслась спокойно – и в полдень пригнала все стадо в деревню. Самые жаркие часы скот прятался от оводов, слепней и прочих кровососов в своих хлевах. На выпас выходил только часа в три по полудни, когда жара начинала спадать. У меня была небольшая передышка отдохнуть и пообедать.

Каково же было мое удивление, когда я застала у себя Григория – он все еще спал. Ну это уже просто свинство какое-то! Прости, Миледи.

– Алло! Гараж! – от звука моего голоса Григорий подскочил.

– Ой! Сколько времени? – пробормотал он, растерянно хлопая глазами и оглядываясь.

Потом он перевел взгляд на меня, шестеренки в его голове явно за что-то зацепились и никак не хотели вставать в нужную позицию.

– Где я? – хрипловато спросил он, натягивая на себя простынь на манер древнего римлянина.

– У меня.

– Деревня Тетеревни, тебе это что-нибудь говорит?

Он подумал, осознал и кивнул.

– А ты где была? – задал он следующий вопрос, прочистив горло.

Я закатила глаза, ну не объяснять же ему про пастушью череду. – Коров пасла, – ответила я.

– Так ты что, пастушка? – осклабился он.

– Вроде того.

– Ты же красивая умная девка, тебе учиться нужно! – в сердцах воскликнул он, вскакивая. От чего простынь поползла с его торса.

– У меня есть профессия, чем она плоха? – парировала я.

– Слушай, Прасковья, выйди, мне одеться нужно. – сказал он, снова заворачиваясь в свою тогу. – И пастух – это не профессия!

– Слушай лучше ты, Григорий! – разозлил он меня не на шутку, – Это мой дом, у тебя была масса времени, чтобы одеться и убраться восвояси. А я устала, с пяти часов на ногах, поэтому хочу отдохнуть.

– И да, пастух – это не профессия, это жестокая необходимость! – добавила, хлопнув ладонью по столу.

Отвернулась, – Одевайся, не смотрю, – и занялась приготовлением обеда. За спиной послышался шорох, ткани.

– Обедать, то есть для тебя, конечно, завтракать, будешь? – спросила я не поворачиваясь.

– Буду, – пробурчал он в ответ.

Разогрела в микроволновке тарелку супа себе, а потом ему. Поставила на стол. Молча пообедали. Я встала и уходя в спальню сказала, – Я с ног валюсь, полежать хочу. Дверь, уходя, захлопнешь.

Встала через час, – нужно же Адельку доить, и собираться на вечерний выпас. Выползла в гостиную, запахивая теткин халат на ходу, зевая в кулак, и наткнулась глазами на …Григория.

– А ты почему не ушел? – спрашиваю.

– Гонишь? – смотрит на меня, ухмыляется, заломив бровь. Ссадины на лице подсохли, а вот синяки стали ярче. Отеков нет, хорошо холод приложили, – похвалила сама себя.

– Да нет, сиди, коли хочешь, я все равно через два часа ухожу. – и занялась своими повседневными делами.

Сходила в сад, нарвала яблок для Адельки, без них она к себе не подпустит. Затем в хлев. Когда с полным подойником молока вошла к себе, я обнаружила Григория сидящим за столом? Сидит, книжку читает. Где только нашел? Я и не знала, что у тетки книжки есть.

– Друг милый, – обратилась я к нему, – тебя твои, случаем, не потеряли?

Он оторвался от чтения, коротко на меня посмотрел, поверх книги и вернулся к своему занятию.

– Нет, – говорит, – не потеряли.

– Хотя я рад, что уже и друг и милый, – уточнил он погодя, демонстрируя свою фирменную улыбку.

Я от такой наглости чуть ведро из рук не выпустила. Вот когда его аккуратненько поставила на стол, помыла руки после дойки, тогда только скомкала и швырнула в наглую физиономию полотенце.

Но у Стаса, как оказалось, была прекрасная реакция и он легко уклонился от полотенца, а луковицу, которая полетела следом за полотенцем поймал и положил на стол.

– Успокоилась, выпустила пар? Не отвлекайся, а то молоко прокиснет. – он опять уткнулся в книгу.

Ну вот, он теперь еще мной и командует. Докатилась! Я процедила молоко, разлила его по банкам, помыла подойник. Пошла кормить Миледьку, курам насыпала, да и стала собираться.

Пока бегала туда-сюда по двору заметила, что погода начала портиться, тучки стали собираться. Эх не повезло, дождь в поле. Ну ничего я зонтик возьму – чай не промокну.

Накинула на плечи свой рюкзак и опять выгнала на луг Адель в компании овец. Обратила внимание на мистера Дарси – он действительно перестал хромать. Вылечили мы его с Козыренком.

А, кстати, где он – Козыренок-то?

Легок на помине – гонит свою скотину на луг. Пригляделась к его лицу – да… Григорий тоже прилично отметился. Под глазом у парня наливалась огромная гематома, и губа тоже разбита. Что скажешь – оба красавцы. Один – один.

– Привет! – помахала я ему рукой. – Ты как?

– Привет, соседка. – хмуро поздоровался он. – Слушай, извини, что так вышло…

Я его прервала, – Не нужно, считай, что извинения приняты. – И пошла к своим подопечным.

– Паш, – окликнул он меня, – ты их на дальний луг отгони они там целый день ходить будут, и тебе меньше хлопот. Знаешь где это?

– Спасибо за совет, сосед! – крикнула я ему.

Как и посоветовал Виталик, мы с коровами забралась на дальний луг. Это было огромное поле, с которого только-что убрали какие-то зерновые. Вдали виднелась стена леса, а вдоль дороги, пересекающей это поле, росли низенькие кустики, высаженные для защиты от ветра. Мои коровки разбрелись, с удовольствием уплетая васильки и ромашки. Я же вольготно устроилась на охапке свежей соломы, изредка поглядывая на подопечных, пересчитывая их время от времени. Овечки они не разбредались, сбившись в одну большую отару, они дисциплинированно ходили своей компанией.

Одно плохо. Из-за горизонта вылезла огромная темно-серая туча, с прожилками синевы – ну прям как глаза у Орловского. И эта туча, цвета глаз, одного наглого индивидуума, стремительно приближалась. Густую синеву то и дело перечеркивали стрелы молний, грохотало не по-детски. После того как первые тяжелые капли упали на меня, я спешно собрала свои шмотки, чтобы не намокли и распустила зонтик.

Что это плохая идея я поняла, когда увидела, что ко мне по полю, шелестя, приближается сплошная стена дождя. Мокрой я стала в момент. Ветер дул с такой силой, что кусты и деревья просто стелились по земле. Зонт не выдержал – его попросту сдуло. Гроза разразилась над моей головой с такой мощью, что мне стало по-настоящему страшно. А когда в сосну, стоявшую на противоположной стороне поля, ударила молния и макушка сосны от этого загорелась, я, прижимаясь к земле, по-пластунски, поползла под ближайший куст. Небо над головой разрывалось раскатами грома и рассыпалось от одного края горизонта к другому. Яркие ветвистые молнии перечеркивали мрак, сопровождая свои вспышки оглушительными ударами. Вода сплошным потоком лилась с небес на землю, причем потоки эти, подхваченные порывами ветра, били исключительно в лицо.

Я, наверное, оказалась со стадом в самом эпицентре бури, потому что молнии долбили без остановки, все рокотало и трещало, а ураганный ветер мотал деревья как тряпки. Коровы мои не вытерпели этого издевательства и с ревом ринулись бежать в сторону дома. Причем во главе этого побега была конечно же Адель. Ко ж еще-то? Я глянула на часы, оставалось еще целых два часа до конца моей смены. Пришлось выползать из своего убежища и останавливать беглянок. Вы пробовали когда-нибудь в одиночку, без чьей-либо помощи остановить татаро-монгольское нашествие? Вот примерно такое ощущение было у меня.

Кроссовки наполнились водой и хлюпали при каждом шаге, пока я бегала то за одной, то за другой коровой, решившей самовольно покинуть место дислокации. Тут уж стало не до грозы. Я только приседала, когда небо надо мной особо громко начинало трещать, как мокрая холстина, разрываемая тупой шпорой. Побег буренок мне удалось остановить только когда постепенно стало светлеть, а раскаты грома удаляться. Дождище, правда прекращаться даже не думал, а продолжал лупить как из ведра. По дороге ручьем бежала вода, канава, где я пряталась от грозы, вся заполнилась до краев. Но животные, наконец, успокоились, и теперь коровы с потемневшими мокрыми шкурами просто они стояли и жевали жвачку. Я окинула их взором – все в наличии…

Григорий нашел меня под кустом и буквально вытащил меня из лужи.

– Ты охренела? – заорал он на меня. – Такая буря, а она тут отмокает.

Он еще что-то кричал и махал руками, но ответить я не могла, потому что я промокла, замерзла и у меня мелко-мелко стучали зубы. Наконец он заметил, что меня трясет и скинув с себя свою теплую толстовку – напялил ее на меня. Меня сразу окутала волна чужого тепла и его запаха. А что? Приятно пахнет.

– С-пппп-а-ссс-и-бббо! – проговорила я, все еще трясясь и от холода, и от пережитого стресса. Вдвоем мы погнали наше вымытое стадо домой.

У ворот своего дома поджидала Козыриха, – Дочуш, что ж ты раньше-то не пригналась, такая гроза! Я аж вся издергалась. Вот хотела уже Витальку отправлять тебя искать!

– Спасибо, меня уже нашли, – ответила я. Вот не понимаю я этих деревенских! То вертихвостка, то шалава, и сразу дочуш. Мои испорченные отношения с соседкой снова наладились?

Глава 7

Я устало зашла в дом и уселась на лавку. Нужно было бы переодеться в сухое, потому как я была мокрая до трусов. То есть трусы тоже были мокрые. Но сил не было совсем, хотелось просто посидеть в тепле.

Стоп! А почему в комнате так тепло? Я огляделась по сторонам – и увидела, что в печке весело горит огонь. Этот, как его, Григорий, что же – печку затопил?! Да он просто полон сюрпризов!

А вот и он сам. – Извини, я тут немного похозяйничал!

– Есть будешь? – я кивнула в ответ. – Сейчас переоденусь только в сухое.

Через пять минут я уже сидела в уютной флиске, а передо мною на столе стояла тарелка с горячими щами. К тому же самый красивый мужчина нашего кинематографа, по моему мнению, сидел напротив и намазывал для меня масло на большой ломоть хлеба.

– Ох, Прасковья! Напугала ты меня! Это ж надо в такую бурю под кустом сидеть! – проговорил он, наливая мне в кружку кипятка и засовывая туда чайный пакетик.

Я не отрываясь следила за его красивыми руками и поэтому слышала его через слово. В тепле, да с горячим чаем меня реально начало развозить. Глазки сами собой стали закрываться. Я еще пыталась участвовать в разговоре, даже отвечать, но получалось односложно и невпопад. Григорий что-то говорил, говорил и под этот шумок я начала просто скатываться в сон. И проснулась от того, что он замолчал. А ведь мне уже даже успело что-то присниться.

– Что, говорю, под кустом-то сидела? Не могла раньше домой пригнаться? – повторил он свой вопрос и окончательно разбудив мня.

– А что мне оставалось делать! – очнулась я и потянулась, – Когда сообразила, что это не шутки было уже поздно.

– Ладно, хорошо все, что хорошо заканчивается, но больше так не делай! Договорились? – попросил он, сложив ладошки лодочкой.

– А теперь иди спать, а я тут все приберу! – заявил мой ангел-хранитель дня.

– Какое спать! Мне еще Адельку доить, свинье дать пожрать, курей закрыть, а вот только потом спать!

– Прасковья! Ты не женщина – ты Терминатор какой-то! – отозвался Григорий.

Терминатор не терминатор, а я просто с ног валилась, когда все намеченное выполнила. И заснула, едва коснувшись подушки, чтобы в пять утра вскочить и снова как заведенной по кругу. Корову подоить, свинье дать, курам покрошить и так далее и так далее и так далее.

А Григорий так у меня и застрял. Из-за урагана что-там в съемочной экспедиции поломалось и все застопорилось. Он разговаривал по телефону с кем-то и ругался страшными словами. Очень художественно это у него выходило – артистично! Вот только почему он к своей Криске все не как не свалит я уже устала спрашивать.

Григорий отвечал только одно, что у меня он душой отдыхает и попросился на постой на время съемок. Обещал платить за койко-место. Ну а мне-то что – живи.

Когда у них там все наладилось – за ним утром стали лодку присылать, а к вечерней дойке он возвращался. Так прошла еще одна неделя. Оставалось всего ничего, и меня отпустят с галеры!

Я так устала от этой круговерти, что мне уже больше не интересны были ни танцы, ни свидания. Одно только я себе позволяла – вечером иногда пойти на мостки и прыгнуть в теплую озерную воду.

Сидя на нагретых солнцем досках причала и болтая ножками в воде, я задумалась, буду ли я о чем-нибудь этом скучать в городе. Я обвела взглядом пейзаж. Наверное, об этом озере буду, и об этой тишине, нарушаемой только стрекочущими кузнечиками, тоже. Об Адельке точно не буду, уж сколько она моей крови выпила – не корова, а вурдалак какой-то. О прочей живности тоже не буду, ну разве что об мистере Дарси.

По кому еще буду скучать? Виталька – хороший парень, пожалуй, и по нему чуточку буду. Я вздохнула.

А вот…

Не успела додумать – раздался плеск. К причалу подошла лодка, а в ней Григорий. Легок на помине.

– Привет, хозяйка! – он широко улыбнулся, синяки все сошли и ссадины затянулись. Он даже с Козыренком успел помирился. Как-то пришла домой, а они там сидят на пару пьют какую-то бормотуху и разговоры эти свои мужские ведут.

Меня звали присоединиться, но я только заметила, что красные вина тоже не желательно пить, – зубная эмаль может окрасится. За это Григорий меня в очередной раз обозвал душной бабой.

– Сидишь, в печали? – спросил мой постоялец, присаживаясь рядом и, закатав штанины по колено, тоже опустил ноги в воду.

Сидеть с ним рядом приятно, так и хочется сесть к нему поближе, положить голову на плечо, ну и… тому подобное.

– Как там твоя свадьба? – напомнила скорее самой себе, о том, что все мои фантазии – так фантазиями и останутся.

– Перенесли на неделю, там какие-то сложности нарисовались, – ответил он буднично, приобнимая меня за плечи, – а что, хотела бы пойти посмотреть, я устрою?

– Да боже упаси! – попыталась я от него отстраниться, – чего я там не видала!

– Да сиди не рыпайся! – он удержал меня в своих руках, пресекая попытки к бегству.

– Вот не понимаю я тебя, Пашка, как ты живешь? Целыми днями крутишься-вертишься, и во имя чего? – он пожал плечами, – Не понимаю!

Надо же первый раз меня Пашкой назвал, а то все Прасковья да Прасковья.

– Привыкла. – отвечаю, – Хотя, порою, сама задумываюсь – зачем я здесь?

– Поезжай в город! Брось ты это! – он обвел рукой вокруг.

– Профессию нормальную получишь, а то пастух! Это ж надо в XXI веке и пастух! Уму не постижимо! – он что искренне пытается убедить меня поменять свою жизнь?

Я внимательно на него посмотрела, немного отклоняясь, – Какую такую профессию?

– Ну я не знаю – парикмахер там, повар, или воспитатель детского сада. Да что угодно, только не ту, что ты выбрала! Это ж надо – пастух! – он повторяет это слово будто презрительно выплевывая.

А вот теперь уж я обиделась за всех пастухов мира, – Да нормальная у меня профессия, не хуже твоей! Нужная!

Он со стоном безнадежности потирает мое плечо, силнее прижимая к себе, – Эх, Прасковья, не понимаешь ты меня!

И столько нежности и теплоты в этом, что я просто как под гипнозом, разворачиваюсь в его руках и, глядя в темно-серые глаза, провожу рукой по колючей щеке.

Это не я! Это мои взбесившиеся гормоны! Его гормоны ведут себя аналогичным образом. Сопротивляться им уже нет никакой мочи, и я с радостью сдаюсь, ощущая его губы на шее, на щеке, в уголке глаза. Но мне этого мало, сама нахожу его губы и впиваюсь в них. Как же хорошо! Хочу еще! И не удержавшись на мостках лечу в воду!

Здесь мне по грудь, он прыгает следом за мной и сразу же подхватывает меня за талию. Я обхватываю ногами его торс и теперь просто парю в невесомости ощущая его ласки на шее, ключицах, он везде.

Смотрю на него сверху, откидываю с его лба мокрые пряди и, обхватив его лицо своими руками, целую. Хочу добиться ответа, а когда получаю – отталкиваюсь от него ногами и легко уплываю. Мне нужно остыть, слишком яркое ощущение, слишком сильное, чтобы быть правдой.

Он догоняет меня, хватает за ногу, от чего я с головой ухожу под воду, он тоже. Вырываюсь из захвата и теперь мы кружимся в темной воде, как два хищника – глаза в глаза.

Обманный маневр, и я подныриваю под него и плыву со всех сил к берегу, я хорошо плаваю, он тоже, и на песок мы падаем одновременно.

Дыхание сорвано, никак не отдышаться, все силы отданы сражению. Раскидываю руки и ложусь на спину, надо мною великолепные крупные звезды. Среди звезд вижу над собою лицо Григория. С его волос на меня капает вода, но мне нравится это, и я притягиваю его к себе…

Глава 8

Я уже стала просыпаться за десять минут до того, как прозвенит будильник. Вот и сейчас без десяти пять, еще можно поваляться.

Уютно пристроилась на плече Григория и прикрыла глаза. Вспомнилось все, что произошло вчера, между нами. Улыбнулась. Самое смешное, что меня совершенно не мучают угрызения совести. Ведь я соблазнила почти женатого человека… И представьте себе – совершенно не стыдно. Вот ни капельки. Тем более если его невеста эта та самая Крис. Воспоминая ее просто расстроилась.

Вот почему такие как он всегда женятся на таких как она. Видно же, невооруженным взглядом, что стерва каких поискать. А они не видят, что ли? Или закон такой есть, что рядом с симпатичным мужиком обязательно должна быть этакая …Крис.

Вздохнула и повернула голову, рассмотрела расслабленное лицо спящего мужчины.

– Надеюсь, что наш с тобой «курортный роман» таким и останется. – шепчу я, – А то ведь я могу запросто увлечься, привыкнуть к тебе, влюбиться в конце концов. Тяжело потом отдирать по живому. Пусть это будет: «легкий роман, от которого слегка кружится голова и остается приятное послевкусие» -, как говорила героиня одного фильма. Заслужила же я хоть какую никакую награду за этот «курорт»!

Поцеловала его в нос, отчего он смешно сморщился. Что-то пробормотал сквозь сон, я прислушалась, но не поняла ни слова.

Бросила взгляд на часы – пора вставать, Аделька ждет.

Быстро управилась со всеми делами, нырнула под одеяло к спящему мужчине и обняла его.

Он дернулся, почти просыпаясь, – Такая холодная! – но не отстраняется, наоборот прижимает меня к себе, делясь теплом. Согреваясь в его объятиях, снова засыпаю… Чтобы проснуться от стука в окошко.

– Прасковья! Где ты, черти тебя задери! Скотина твоя по огороду гуляет!

Приподнялась на локте… Блииин! Уже полпервого! Вскочила, натягивая на себя теткин халат, и пулей вылетела на крыльцо.

Адель в саду под яблоней, где же ей еще быть, подбирала падалицу. А овечки расправлялись с клубничной грядкой.

Виталька, увидел меня и закричал, – Соседка, так-перетак, я что должен твою скотину пасти?

– Прости!

– Проспала! – сказала я, запахивая халатик жмурясь от света и ежась от свежего ветра.

Адель, когда я к ней подошла, лениво окинула меня взглядом и продолжила свое занятие. Так ладно с ней разберусь позже – эта никуда не денется, а пока загоню в хлев овечью банду. Пока гонялась по огороду за овцами – потоптали все грядки. В конце концов мне удалось их загнать в овчарню.

Адель все это наблюдала, методично подбирая яблоки и помахивая ушами.

– Все, Адель, наелась и пошла! – заявила я ей безапелляционно.

Она в ответ покрутила головой, отгоняя слепня.

– Ах, нет?!– возмутилась я. – А, ну пошла! Ну правда, ну пойдем, а? Ну будь ты человеком!

Уж не знаю, что подействовало на нее, а может она просто уже была сыта, но корова пошла прямиком к себе. Наверное, если бы она умела, так и дверь бы за собой закрыла.

И все это под тоскливое завывание Миледи. Ах, божечки ты мой, про нее я тоже забыла. Скорее начала месить «хряпу». А потом курам с гусями дать, корову подоить…

Когда разливала молоко по банкам, Григорий, только-только проснувшийся, подошел со спины и обнял меня. – С добрым утром.

– Угу, с добрым. – согласилась я, продолжая свою работу.

– Что такая злая сегодня? – он сел и подперев щеку стал наблюдать за мною.

– Слушай, Григорий, тебе на работу сегодня не нужно? – поинтересовалась я.

Он улыбнулся своей фирменной улыбкой, и я залипла на лучиках-морщинках, разбегающихся от его глаз, – Опять гонишь меня?

– Нет просто не хочу, чтобы тебя уволили за прогулы.

Он хмыкнул, – Не уволят!

Ну да, ну да, ты же у нас звезда! Кто же уволит такого звездуна. Опять за сигаретами полез. Я отобрала у него пачку. – Не нужно тебе курить.

А сама, наоборот, вытащила сигарету и закурила, выпуская дым в сторону.

Григорий смотрел на меня нахмурившись.

– А мне – можно! – пояснила я. – У меня день нервный.

Он засмеялся, – А у меня каждый день такой, так что же мне делать?

Я села к нему на колени и поцеловала его, – Вот что!

– М.. – замурлыкал Григорий, – Такой метод мне подходит!

Его руки тут же проникли под теткин халат. – Прасковья, сними ты этот халат – от него коровой разит.

Ну вот, разрушил магию момента, я слезла с его колен, хотя он и пытался меня задержать. Сигарету затушила.

– Ты, что, обиделась? – Он ухватил меня за рукав.

Да кто я такая обижаться на этого охломона, пусть на него Криска обижается. Поэтому сделала шаг назад и медленно стянула с себя теткин халат, с вызовом глядя на мужчину.

Он правильно понял мой посыл и следующий час мы провели так, что я опять напрочь забыла, про свои обязанности. Очнулась в самый последний момент. Поцеловала Григория и сказала, что сейчас вернусь, только выпровожу свое стадо.

На крыльях вылетела на двор. Открыла дверь хлева и из него щурясь стала выходить корова. Только я заметила, что моя белоснежная Адель отдыхала лежа в куче навоза. Теперь весь ее бок был цвета… скажем телячьей неожиданности.

– Григорий! – крикнула я во всю глотку, причем на две октавы выше.

В доме что-то громыхнуло, в сенях что-то бухнуло, и на крыльцо вылетел взъерошенный Григорий. Из одежды на нем были только джинсы. Хорошо хоть так. Я залюбовалась его торсом.

– Ты что кричишь?

– Корову держи!

– Как?! – мужчина растерянно смотрел то на меня, то на Адель. Адель тоже не ожидала, что перед нею вдруг возникнет полуодетый привлекательный мужчина, и смотрела на него оценивая.

– Как-нибудь, я не могу такую грязнулю отправлять. – Григорий осторожно оглядел ее с одного бока, потом с другого. И присвистнул. – Как ее звать-то?

– Адель.

– Адель?! – уважительно повторил Григорий. – Тихо, тихо, красавица! Умница! Ты скоро, Прасковья?

Я бегом метнулась в дом, быстро схватила свой шампунь, мочалку, плеснула теплой воды в свободное ведро, и выскочила на двор. – Держишь! Хорошо! Держи еще.

Я быстро намазала шампунем испачканный бок коровы. Она с тревогой втягивала ноздрями воздух. Еще бы у меня дорогой шампунь, запах обалденный! Я терла ее мочалкой и ополаскивала теплой водой, а Григорий в это время заговаривал ей зубы, и она, эта вреднюга, его слушала, развесив уши. Ну и что, я бы тоже слушала, если бы меня таким бархатным тембром называли «красавицей», «совершенством», «очаровательной блондинкой», «молоденькой телочкой», «топ-моделью» и «малышкой». Он вообще про что?