скачать книгу бесплатно
В выходные снова хозяйничали по двору и по дому. Борис заезжал иногда, если мама отпускала, с Толиком. Мальчишка за неполных четыре визита полюбил приезжать к родственникам, отец его не держал, всё позволял, вот и носился Толик с другими детьми на пруд, в прятки играли или с племянниками во дворе мяч гонял, они хоть маленькие, но с ними интереснее, чем сидеть весь день за инструментом или за шахматной доской. Даже поездки с мамой на озеро он разлюбил, скучно…
Галя не была ни разу у родственников, но шифоньер для них добыла, трёхстворчатый, с большим зеркалом, заодно, и сервант новый, для себя. Валя не знала, как благодарить Галину, маме писала в Ташкент и слов не могла подобрать, какая Галя! И Боря… если бы не они!
Так пролетел год, и здесь соседка оказалась права. К осени никто о них не вспомнил, освободившиеся комнаты в общежитии быстро заняли холостые и одинокие. Витя, в принципе, не настаивал, привыкли они к своему дому. Дрова на зиму выписал и уголь. Котёл у соседки находился в прихожей, так что в дом к ней ходить не приходилось. Дружно жили всем двором, Лида старалась держаться отдельно, но муж и дети вполне разговорчивые и приятные. Детвора со всех дворов по выходным прибегала к тёте Вале на запах жареных пирожков или за яблоками, видели, дядя Боря им целыми сетками привозит крепкие, сочные и такие ароматные яблочки.
На следующий год Виктор с Валентиной посадили картошку на своём огороде в нескольких километрах от дома, ходили летом, поутру, обрабатывали, но ничего путного там не выросло, земля серая, каменистая, но зато своё. Стыдно от брата принимать гостинцы, он и так тащит им и тащит сумки, а всё Галина беспокоится.
Вскоре Валя забеременела, она попыталась мужу сказать, что не хочет… куда им? Живут на отшибе, комнаты две, да и работать ей нравилось, а тут опять дома с ребёнком. Витя даже думать запретил о таком! Впервые за всю их совместную жизнь он голос повысил на жену. Потом, конечно, извинялся, понял, был резок. Так и порешили.
Вскоре родился Вовка, Валя ещё грудью кормила, уж и четвёртого понесла, когда спохватилась, оказалось поздно.
Галина возмущалась дома, когда муж рассказал.
– Ой, дура! Ой, бабы дуры! Ну куда нищету плодить, поработала бы… Должность какую получила, а там можно и было и о третьем подумать. А они не успели третьего родить, уже четвёртого состряпали! Что за люди?!
– Галь, может, и нам… – осторожно спрашивал Борис, – Толик вон как любит с детьми. Вдруг доченька?
– Ага… вдруг, авось, дал Бог дитя, даст и пищу… Ерунда всё это! Самим надо в жизни пробиваться. Боренька, ты лишней минутки дома не задержишься, а мне с младенцем целый день. Не-е-ет! Мне хватило Толика в своё время, как вспомню общагу на Маяковского, волосы шевелиться начинают. Сына на ноги надо поставить, об этом думай.
– Галь… так я буду! И в выходные, а Толик не глупый, справится.
– Нет, – прихорашивалась она перед зеркалом, а Борис понуро рассматривал посуду в новом серванте.
– А где мамин сервиз из Ташкента? – вдруг спросил он. Чего только не было в этой Галиной сокровищнице, а пёстрого сервиза с блюдцами и пиалами не было.
– Борь… ты понимаешь… У нас главбух на пенсию выходит, а у Марины Александровны юбилей.
– Кто это?
– Ну, главврач наша. Ты пойми, не могла же я ей обычную вазу подарить, сам понимаешь… Неужели ты не хочешь, чтобы твоя жена стала главным бухгалтером санатория? Борь…
– Э-э-эх, – разочарованно махнул рукой Борис и вышел.
Ничего, перебесится, обдумает всё, вернётся, а посуды в доме и так хватает, не обеднеют.
Глава 6
– Мам, можно я к тёте Вале поеду?
– Что, вам там мёдом намазано? – глянула исподлобья Галина на сына. Взрослый парень уже, тринадцать лет, а рвётся в этот детский сад. – Только я отца отвадила мотаться к родственникам, теперь ты? Признавайся, бегаешь поди весь день по улице?
– Мам, какая там улица?! – Толик изобразил страшное недоумение, сложно было не поверить, – они живут дальше всех, на отшибе, соседей почти нет.
– Ах, я и забыла… Надоели эти бедные родственники. Как там тётя Валя? – Галина просто так спросила о золовке, ответ ей неинтересен.
– Хочешь, поехали со мной, я играю с Генкой в шахматы, учу его, он усидчивый, сообразительный, и мне тренировка. Дома мне с кем играть? Папы не бывает до ночи, ты всегда чем-то занята.
– Ой, ну ладно… Поезжай. Привет передавай, скажи, в следующий раз приеду, – отмахнулась Галя, отложив журнал на столик.
Она сидела на своей любимой веранде-галерее наслаждаясь выходным, любовалась новым экземпляром хиленького растения в своём зимнем саду, на работе подарили. Борис летом переделал отопление по всему дому, так что теперь в её владениях тепло, и цветы не надо переносить с места на место. На улице сыро и холодно, а здесь маленькая весна.
Галочка старалась изо всех сил получить должность на работе, но пока не получалось.
Прислали чью-то жену из министерства, просили пристроить. Марина Александровна утверждала – это временно, муж её партийный, ждёт назначения в краевую столицу, не будет же его жена зарплату начислять персоналу.
– А ты, Галочка, помоги ей, чем быстрее она научится, тем лучше для тебя в первую очередь! Переведётся вслед за мужем, а ты на её место…
Галочка, ты у нас лучший сотрудник, мы все тебя знаем, как отзывчивого и трудолюбивого человека. Каждый в этом санатории скажет, для тебя работа превыше всего. Но что мне было делать? Ты же знаешь, кто её муж… – успокаивала главврач расстроенную Галину. – Не переживай, это ненадолго, приказ на тебя давно составлен, ты – лучшая кандидатура.
Галина погоревала месяц-другой, но что поделать, придётся ждать. Бедные были в то время её домашние: муж и сын. Она уже планировала отметить с ними кульминацию своей профессиональной деятельности, и вдруг… всё в один день рухнуло. Боря боялся слова ей поперёк сказать в те дни, Толик играл так на пианино, соседи заслушивались, всё, лишь бы утешить маму.
И Галя успокоилась, столько лет ждала и ещё подождёт.
У Бориса на работе ничего не менялось, его это вполне устраивало. Одно время зачастил к родственникам, каждые выходные, помогал зятю: ещё один сарай поставили деревянный, летний душ. Задумал Виктор пристройку во дворе, семья-то большая. С работы обещали помочь со стройматериалами. Какие стройматериалы на железной дороге? Шпалы, гравий, доски, шифер б/у-шный можно выписать.
Виктор обратился к Борису, Борис не стал действовать привычным путём в обход, через бригадиров и начальников, пошёл в контору и выписал для начала кирпич, естественно, отбракованный.
Гале это не понравилось, ох, как не понравилось.
– Ты ведь знал, как давно я хочу беседку во дворе, но ты всё для родственничков стараешься. Кто тебе позволит теперь для себя что-то выписать? Или ты думаешь, у них на каждого про запас есть… Думать надо головой!
– Я и думаю. У них детей мал мала меньше.
– Мы здесь причём?
– Галя, не кипятись. Помню я про твою беседку и навес в огороде. Поставлю. Я у Витьки шпалы заберу, и шифером он поделится, мы всё просчитали.
– Ах, вы просчитали?! Делайте, что хотите! Только чтобы навесик мне был!
Мужики и Толик сначала у Витьки пристройку сделали, маленькую с виду неказистую, жильё-то казённое, сильно не разгуляешься. Летом как летняя кухня служила, зимой – кладовая удобная. Потом вместе по выходным ездили, навес ставили у Галины, заодно Борис с зятем отопление переделал в гараже. Выпивали, конечно, после работы, случалось. Но жёны не ругались, они ведь по чуть-чуть, как люди.
А Валентина зашивалась с детьми. Генка подрос – школьник, мамин помощник. Да и Танюша стремилась помогать брату. Вовка-то родился спокойным, поест и спит, толстел прям на глазах. А вот Миша родился неказистым, в рост пошёл. Днём спал по чуть-чуть, ночью покоя не было никому, даже соседям. Лида приходила, как бывалая мамаша, советы раздавала, животик младенцу наминала так, страшно было за ребёнка, только спал он крепко после её массажей, но недолго.
На молочную кухню надо ходить Валентине в поселковую больницу, но как? Мишка родился зимой, дети – кто в школу, кто в садик. С крикуном этим даже бабуля Томкина не соглашалась посидеть, вот и мучились и мать, и дитя. Месяцам к трём утихомирился Миша, Валентина выдохнула немного. Похудела она с младшеньким, от пышной Валюши с большой грудью остались только халаты и платья не по размеру. Новой одежды нигде не купишь, а перешить негде. Света давала иногда свою швейную машинку, но Вале не до своих балахонов, зашивалась баба, зашивалась.
Надо было детям перешить, зашить, из старья что-то новое придумать. Вите на работе ребята отдавали вещи после своих детей, знали, туго у них сейчас, сами такими же были, зарплата у всех одинаковая, а детей по-разному. Витя вначале не брал, стыдно, но жена убедила, ничего в этом страшного нет. Что делать, если не хватало им на всех.
Соседка Тома очень помогала, и бабушка её. Ворчала, ругала обеих: Томку и Вальку, безголовых мамаш, но детей любила, особенно грудничков. А что им надо? Накормил, пелёнки поменял, спать уложил, во двор старшие помогали выносить, так что справлялась бабушка.
Валя уже и на работу собиралась, видит же, как тяжело мужу одному семью тянуть, сейчас, только в ясли устроит Мишку с Вовкой. И взяли, взяли обоих! Счастливая была Валя, радовалась, будто отдыхать к родителям едет, а не на работу выходит. Полчаса по насыпи вдоль железнодорожных путей, потом на электричке и снова пешочком, немного, минут десять до яслей, и всё с малышами. Не унывала, когда после работы настирать и развесить кучу белья надо, заштопать, проверить уроки, приготовить обед.
Так и жили, без дела никто не сидел.
Двор, в угловой квартире, в доме на отшибе не узнать. Привыкли ко всему Валя и Виктор, обжились, нутрий и кроликов завели, немного, только для мяса. Виктор не поленился и с огорода на холмах натаскал в клумбы земли, не чернозём, конечно, но лучше, чем камни во дворе. Клубнику посадил, вдоль забора огурцы летом сажали. Томка пример взяла с хозяйственного соседа, сначала тоже огурцы посадила, а потом розы пустила.
Уговаривал Виктор перейти Валентину на «железку», чтобы работать посменно, видел, надрывается жена, высохла вся.
– Валя, ты подумай. Не хочешь о себе, о нас подумай. Семейным, кто оба работают на железной дороге, быстрее жильё дают. Мы многодетные. Дома на станции строить начали, Борис мне сказал, его бригада строит. Двухэтажные, всего в восемь квартир, двух- и трёхкомнатные! Для железнодорожников! Планировки, говорит, шикарные! Вот не зря мы сюда перебрались, не зря брата твоего послушали.
– Не смеши меня, Витя, а то ты не знаешь, кто первый в очереди!
– Валь, у нас не так, всё по ордерам.
Спорить больше не пришлось, так как бабушка у Томы заболела, теперь не только с детьми, но и с нею надо было возиться. А куда денешься, она ведь помогала, ворчала на обеих женщин, но помогала. Томку вообще ругала, непутёвой обзывала, а то она не понимала, не только на смены ночные бегала внучка, но и на свиданки к таким же беспутным, как она.
Уволилась Валя с фабрики и устроилась на железную дорогу, сначала в кассе работала у себя же, всего в получасе ходьбы от дома, а как место на переезде освободилось, туда перешла. Тут уж до дома всего пятнадцать минут по насыпи, а до посёлка ближе, через дорогу перешёл, в холм поднялся, вот тебе и магазин «Культтовары», за ним через две улицы садик и школа. Гена, затем и Танюша ходили в школу через мамину работу. В садик удалось устроить Вовку и Мишу здесь в посёлке. Вот счастья-то привалило, всё рядом.
Бедно жили, но дружно, ни с кем из соседей не ругалась Валя, даже с Лидой – грозной на вид и злой, смогла поладить. То ванну у неё попросит, детей выкупать, то клубникой мелкой угостит со своего палисадника. Обычная женщина оказалась Лида, и уж точно не такая крикливая, какой бывала Тамара.
Толик, племянник, вот уж кто помогал Валентине, ну как помогал, просто не страшно было отпускать младших с ним к речке, на пруд летом. К роднику поднималась детвора далеко в горы, по грибы ходили. Не волновалась Валя, знала, какой ответственный Толя, и ему здесь хорошо, он бы и жил здесь, среди детей. Дрался, бегал как все, на переезд к тётке, на станции под перроном прятались, когда электрички и поезда проходили. Шкодил как десятилетка, получал по ушам от матерщинницы тёти Томы, она никого не щадила, ни своих, ни чужих, влетало всем, если провинились.
Но от неё всегда так приятно и едко пахло, и бигуди эти, руки пухлые, плечи круглые, а халат или платье… в цветочек, всегда на верхнюю пуговку на груди не застёгивались… и за это влепила она Толику оплеуху, чтобы не пялился на её грудь.
Всё бы ничего, только Витя приезжать с работы всё позже и позже начал, бывало на последней электричке, и каждый раз выпивший. Говорил, шабашит.
Валя терпела, а что делать, зарплата вся в семье, дома старается, с детьми иногда помогает, в основном со старшими. Потом и дома начал выпивать Витя, соседских мужиков приглашать. Лиды муж выпьет немного и готов! Жена пришла, забрала, могла прям за шиворот оттащить, а у Светы мужик пить мог всю ночь, потом ещё и жену воспитывать, жизни учить, весь двор слышал, как он отчитывал её, в три, а то и в четыре утра. Ревновал её ко всем подряд, хоть и дома сидела Света, никаких подруг и приятельниц. Бывало, «хозяин» буйствовал после таких посиделок, а Лида пряталась во дворе или в сарае. Могла ли Валя подумать, что завтра в её семье что-то подобное начнётся.
– Витя, нельзя же так, дети на тебя смотрят, соседи ругаются. Где вы только берёте эту гадость проклятую? С чего это ты прикладываться начал? Неужели плохо мы живём? Да, трудно, думаешь, мне легко? – пыталась вразумить она мужа, но получала жёсткий отпор.
– А ты не лезь ко мне! Я тебе не указываю, как и кому улыбаться на работе. Это дома ты ходишь в мамкиных балахонах, а на переезде, как девочка всем улыбаешься, ручками машешь. Все только и говорят, что о симпатичной дежурной по переезду. Мужики языки стёрли, гогочут. Хоть бы детей постыдилась!
– Витя, но ты же сам хотел, и очередь быстрее двигаться стала. Дети ко мне приходят со школы, вон Толька бежит со станции, какие мужики? – оправдывалась в слезах Валя. Так обидно, так больно от мужа слышать слова эти колкие. Как он мог представить подобное.
– Ты очередью мне зубы не заговаривай! Даже водители наши тебя обсуждают, как ты рядишься на работу и скалишься всем.
Перебрал в тот вечер Виктор и ночевать пошёл в баню, вот теперь действительно было больно Валентине. За что же это? Разве дала она хоть раз повод? Помадой никогда не пользовалась, а от духов она и вовсе чихает, и когда ей о таком думать? Четверо детей, а ну, попробуй всё успеть. Виктор – первый и единственный мужчина в её жизни.
Но с каждым днём в семье становилось только хуже. Витя пьяный мог прийти на работу к Вале, устроить сцену. И не извинялся по трезвому, а обижался и не разговаривал днями.
– Я предупреждала тебя, Валя, у нас эта зараза по воздуху передаётся, – утешала её Тамара. – Ох, и бедовые мы бабы! Всё им не так.
– Тома, скажи, ну как он мог такое подумать?
– Ничего, перебесится! – курила на улицу из кухни соседка, но дымом всё равно пахло по всему дому.
Валентина, склонившись над стиркой, вытирала слёзы мокрыми руками и всё елозила бельё в ванной на стиральной доске, устала, обидно, больно, но стирать всё равно надо, в понедельник детям в школу, в садик, мужу на работу.
– А ты никак поправляться начала… – присмотрелась Тома, – что опять? Ой-ой-ой, что же теперь будет?! Витька твой на мыло изойдёт, такого напридумывает, у них, когда ревнуют, мозги не работают вовсе, это ещё хуже, чем, когда гуляют.
Тут Валя и взвыла, упав на стул, закрыв лицо ладонями. Хорошо, дети на улице бегали.
– Не… при…думает! – захлёбывалась слезами Валя, – завтра же к врачу! Хватит с меня, не могу я больше их рожать… ночи не спать… не могу! Сил нет. Итак живём – концы с концами сводим, – ломала себе руки Валя.
– Н…да, – сделала добротную затяжку Тома, – пойду я, мне ещё на смену собираться. Вечером загляни к моим, пожалуйста, а то они могут и до полуночи прошляться, бабка с ума сойдёт, ты же знаешь её.
В таких делах Тома не советчик, сегодня скажет, как лучше, а завтра – крайняя будет. Нет, ей и своих проблем хватало.
Этим вечером Виктор домой не приехал, напился и заснул в бытовке на работе, а вот Валентине было не до сна.
Глава 7.
– Есть ещё один вопрос на повестке! – покосился в сторону Виктора один из его коллег.
Сегодня собрание в ДК Железнодорожников, народу собралось уйма, не было только тех, кто работал. За двумя столами, накрытыми одной тяжёлой скатертью, сидели председатель собрания – начальник станции, лучшие путейцы квартала и рабочие депо. Среди них кореш Витьки, с которым они поругались и чуть не подрались, когда тот утром пытался разбудить Виктора в бытовке после пьянки.
– Сегодня было много приятного, награды, поощрения, ордера, но есть неприятный один вопрос.
– Да уволить его! – крикнул кто-то на задворках, в большом зале и не разглядишь кто. У дверей на выходе уже столпились люди, все хотели домой.
– Нечего позорить звание железнодорожника! – раздался звонкий, женский голос совсем близко.
Виктор даже оборачиваться не стал, сверлил взглядом бывшего друга, который сейчас сидел за большим столом на сцене.
– Виктор Матвеич, вам есть что сказать? – обратился к нему начальник станции, снимая большие очки в роговой оправе. – Поднимайтесь.
Витя поднялся, но на сцену не вышел.
– Гнать таких! Чтобы другим неповадно было! – раздавалось то тут, то там.
– Ну, оступился, бывает… Что ж меня теперь перед всеми позорить? – промямлил себе под нос Витя.
– А с тобой уже был разговор, и по-дружески, и по-мужски – подхватил Василий, бывший его друг, а теперь главный обвинитель. Сам не пил и пьяниц не терпел.
– Нельзя его гнать, – крикнул кто-то из зала, – там детей мал мала меньше. Жена на хорошем счету. Надо перевоспитывать.
Зал загудел.
– Маленький он, что ли? Воспитывали уже… Остальные почему должны терпеть… Позорит звание… и т.д.
– Вася Фролов прав, – постучал по столу «главный обвинитель», – покатится человек по наклонной, а там семья. Нужно взять над ним шефство.
Витька был готов сквозь землю провалиться. Такого стыда он со школы не испытывал, лицо, уши горели, глаза не смел поднять на сцену, посмотреть на тех, кто рядом. Сейчас он хотел только исчезнуть.
Минут тридцать мусолили недостойное поведение Виктора, не давая ему слова вставить, но, когда дело дошло до разговоров об очереди на жильё, Виктор повинился, не мог он так поступить с детьми, лишить их нормальной, большой комнаты, а может, и двух, хотя и злился на жену. Её-то в пример ставили, хвалили, грамоту передали. А его обсудили с ног до головы, но шанс ещё один дали – последний.
Домой глава семьи вернулся подавленный, грамоту мамину он Генке отдал, он сегодня в доме за старшего, мама на смене.
– А ты где был? Мы уже к маме сбегали, ужин отнесли. Тётя Тома приходила, с малышами помогла управиться, – по-взрослому, ответственно, как на работе, отвечал старший сын, некогда болезненный Гена. Сейчас он крепкий, загорелый мальчишка, правда, штаны на нём коротковаты и застираны почти до дыр.
– Собрание было, – ответил отец, перед сыном ему тоже было стыдно.
– А вчера?
– Не твоё дело!
Гена пошёл к малышам, в последнее время папка не баловал их вниманием, разве что выпьет то просыпались отцовские чувства, мог поиграть с маленькими, а с ним или с Таней много не говорил, внимания на них не обращал. Понимал, наверное, что осуждает его Генка.
В дверь постучались.
