И море мне не по колено, или ЗИНА С МАГАЗИНА

Зина, молча пошла в ванную, умылась и посмотрела на себя в зеркало. На неё испуганно смотрела молодая заплаканная женщина, беззащитная, неуверенная, красивая и очень ранимая. И ей так стало страшно и стыдно за то, что она эту женщину ещё и пинала всё время, что не была ей опорой и поддержкой в трудные минуты, а панически искала помощь на стороне. Ожидая того, что вот – вот люди догадаются, вот – вот услышат, вот – вот поймут. Да нет, не будет так! Пока сам себя лично человек не увидит и не услышит! И Зина пристально посмотрела в отражение своих глаз в зеркале. «Боже мой… – зазвучал голос в её голове – я сама себя совсем не знаю… Я не понимаю, кто я и чего хочу… Но то, что я себе больше никогда не сделаю больно – обещаю». Так бывает и всё к лучшему, но Зина пока ещё всё – таки сопротивлялась грядущим переменам, которые ей несла именно эта суббота. Она взяла розовое, как поросёнок, махровое полотенце и вытерла им лицо. Лицо стало такого же цвета, как и полотенце.

– Ого! Хороша! Наверное, лучше к семечкам вернуться! – сказала себе в отражение зеркала Зина, потом улыбнулась и пошла в комнату на свой любимый чёрный диванчик.

Семечки явно уже успели заскучать, Дики тоже. Зина снова легла, укрылась пледом, взяла семечки, посмотрела в окно, зажмурилась и стала снова щелкать масляное лакомство. Сквозь тюль на окне жёлто – белые лучики полуденного солнца активно знакомились с малоизвестным им пространством в комнате. Сюда они заходили редко и то, что они вообще сегодня были, делало их необыкновенной достопримечательностью субботы. Лучики аккуратно перемещались, скользили, ощупывая буквально всё на своём пути. Но самое главное, что они не останавливались, а двигались сами по себе, даже если кому – то из присутствующих это и не нравилось. Лучики сейчас были той частью Зининой жизни, где всё было возможным. Они старательно подсвечивали Зине эту реальность.

Хррр – плюх… Дики, поняла, что настало время её очередного бодрствования и занялась навёрстыванием упущенного. Хррр – плюх…

– Не всё так плохо, да, Дики? – спросила птичку Зина.

– Ри, ри – что – то старалась пропеть ей в ответ канарейка, по – крайней мере, Зине так казалось.

Хррр – плюх… «Филипп Петрович ещё тот франт, фрукт, френдель – пыталась снова напрячь мозговые мышцы Зина. – Не крендель, а френдель. Вот почему, когда я смотрю на него, как – бы сквозь его неказистый внешний вид, так и улетаю, только куда, никак не могу понять. Состояние моё женское странное – дышится не глубоко, не учащённо, а очень спокойно и без мыслей всяких. И порой, моя сексуальность женская прямо выпирать из меня начинает, высоко торчащими сосками из груди. Вот что это такое? ФП ещё, как по хозяйственному посмотрит на меня, так я сразу себе, стоп, Зинаида Михайловна. Да, ты женщина красивая и умная за прилавком, вот и будь ею, так нет! И да! Сосочки стоят, как миленькие, вытянутые такие под хозяйственность эту, да ещё и покалывают от неразделенного напряжения. И что? Крась губы, Зина, помадой красной, как можно чаще. Не будешь же ты вечно жить одна, должно же и тебе женское счастье привалить, а, не «Зина с магазина»?» И Зина решила, отставить семечки в сторону, не отвлекаться на мысли глупые, а заняться особой медитативной техникой, которую она придумала сама для себя.

Зинаида Михална, как можно удобнее расположилась на своём диванчике, опустила руки вдоль туловища, закрыла глаза и прислушалась к своему телу. Потом сделала короткий вдох, глубокий выдох, снова вдох, и… начала: «…сосочки мои прекрасные, божественно раскалённые из розового цвета в цвет близкий моей красной помады, тверды и непредсказуемо гармоничны. Дыхание моё ровное и спокойное, я ощущаю нежность в каждой клеточке своего тела, я чувствую, как моё женское начало постепенно просыпается. Прямо из низа живота идёт мягкий импульс – призыв активного сексуального времяпровождения. Я чувствую, что наливаюсь изнутри горячим, вязким, дурманящим соком. Я растворяюсь в нём. Меня обволакивает приятная возбуждающая истома. Бюстгальтер становится невыносимо тесным. Соски упираются в него настолько сильно, что сексуальное вожделение охватывает каждую мою женскую клеточку. Я расплавлена и почти повержена. Волны страсти накатом идут навстречу моей сексуальности и волнуют мой огромный океан женского естества. Я эротична, оголена и открыта всем формам мужского доступа. Я хочу быть в этой распирающей меня радости, удовлетворяясь и удовлетворяя своего мужчину…»

– Зинаааа! Твою дивизию!!! Зинааа! Выйди в магазин, а? Продай порошка стирального, внук приехал! – истошно завопила очередная в бесконечной жизненной очереди Зины в магазине «Продукты».

Зина не выдержала, психанула, вскочила, как ошпаренная и вся её особая медитационная техника тут же слетела к едрене фене. У молодой женщины от злости перекосилось лицо, она подбежала к окну, выглянула и закричала в ответ:

– Тимофеевна! Что ж ты орёшь так? Твоей же дивизией по тебе же сто раз не меньше! Достали! Ни минуты покоя!

А Тимофеевна ей в ответ, как – будто гранатами решила закидать:

– Совести у тебя нет, Зинка! Мыло хозяйственное закончилось, внука обстирать нечем! А ты всё о хахалях своих думаешь! Никакой хозяйственности и заботы о ближнем! Зинка, ты и есть Зинка! Выходи в магазин, зараза такая с намалёванными губами красными!

И тут Зина решила, что снова не выйдет и всё! Как с Федюном, только уже без истерического самобичевания. Выходной день у неё ведь, поэтому пусть к Филиппу Петровичу сбегает, губы у него не намалёванные, вид неказистый, вдобавок хозяйственный, а значит всегда в заботе о таких противных бабах, как Тимофеевна со своим внуком. А вообще, нормальные женщины уже руками не стирают, а стиральными машинами пользуются. Но, все в городке знали, что Тимофеевна – женщина доисторическая.

– Отвали, Тимофеевна! Выходной у меня сегодня! Отстань до завтра. Отстань! Всё! – раздражённо крикнула Зина, в надежде, что Тимофеевна оставит её в покое.

– Ну, Зинка! Вот будут у тебя внуки, тогда я посмотрю на тебя! Кукла расфуфыренная! Посмотрите на неё, какая! – возмущённо закричала Тимофеевна.

Зина отошла от окна, села на кресло и закинула ногу на ногу. «Ага, как же внуки? Доживи ещё, Тимофеевна!      Вот дура, баба противная! Всю медитацию мне испортила, ещё и напугала! – честно призналась себе Зина. – Вот как с такой её женской харизмой мужик жить будет? Да не дай бог! Даже если бы я осталась последним мужиком на всей планете Земля, то ни за что к Тимофеевне не подрулила бы! – и Зина перекрестилась три раза. – Стерва хозяйственная! Душа бабская заразная! Тоже мне, Зинка, Зинка! Культуре научись, квочка недоделанная! Зинаида Михайловна, пожалуйста! А то, как к Филиппу Петровичу, так Филипп Петрович, а ко мне, так Зинка. Научу тебя сегодня, как ко мне по имени отчеству обращаться! Не обстираешь один денёк внучка своего ненаглядного, так сразу вспомнишь, что Зинаида Михайловна. Что за люди? Вернее, что за женщина такая?..»

У Зины снова зазвонил сотовый телефон, на его экране опять высветились всё те же две заглавные буквы ФП. Она вяло посмотрела на них и стала качать одной ногой, вверх – вниз, как можно сильнее. Это Зину всегда успокаивало, так как её тело перестраивалось быстрее, чем её бесконечные мысли бегущей строкой. Мда… «Какой чудесный день, какой чудесный пень, какой чудесный я, и песенка моя. Ля – ля – ля! Не скучно мне ничуть, пою когда хочу, какой весёлый я и песенка моя. Ля – ля – ля!» – вспомнила Зина песенку из детского мультфильма «Песенка мышонка». И стала её напевать, максимально покачивая ногой, потом поменяла ноги в этом положении, и продолжила дальше осваивать этот удивительно простой релакс. Хорошо, когда ты делаешь то, что для тебя важно, а не то, что важно для других, вот таких претензионных Тимофеевн, например.

Тимофеевна, все знали, штучка ещё та была, близкая не то слово. Почему близкая? Да всё просто! Вот куда не повернись, куда взгляд свой не отведи в городке, Тимофеевна тут, как тут, близкая ведь, даже очень. Лезла всегда и ко всем, но, особенно, к Зине. Во все дела её сексуально – амурные, с грубым нарушением прав женских и законов природных! Болтала везде, что не попадя про Зину. И всё – то ей надо было!

У Тимофеевны вообще вся бабская жизнь с молодости набекрень пошла. Влюбилась Тимофеевна в солдатика с пушком над верхней губой, который летом в гости к её соседке время от времени приезжал, племянничек. С виду тоже такой ведь неказистый, как Филипп Петрович, обычный во всех смыслах. Тимофеевна на тот момент все глаза свои девичьи проглядела на него и дар речи частично потеряла. Странная любовь у них случилась. Но как говорит сама её величество, близкая Тимофеевна, самая что ни на есть настоящая, потому как военная. Солдатика её звали Слава. В отличие от Филиппа Петровича он всё время что – то пытался строить из себя, такой вот весь напыщенный и важный ходил, как петух на птичьем дворе среди кур.

Носил с собой Слава сумку военную планшет. Все в городке подозревали, что там какой – то засекреченный план или объект, потому как Слава никому и никогда этот планшет не доверял. Разве, что один раз Тимофеевне, которая всё время и почему – то близко находилась, по – военному, как говорится. Дело было так, пошёл солдатик Слава в баньку, которую ему растопила его тётка, соседка Тимофеевны. Зашёл, разделся, а папку свою военную планшет с собой взял. Стал париться, а Тимофеевну, хоть никто и не звал, но она на всякий случай рядом была, мало ли. А в самой парилке жар да пар такой, как – будто плотная завеса тумана её окутала. Вот и привиделось Славе, что его папку военную планшет, украли. Испугался он, да как выскочит во двор в чём мать родила, всё из – за этого времени военного, всего пять суток на побывку дали! А тут Тимофеевна близко так к баньке прильнула, как ждала Славу. Ну что, удар женский ниже глаз её и случился! Прямое попадание в сердце! Ведь Тимофеевна первый раз красоту наготную мужскую вот так перед собой в открытом земном пространстве увидела. И сразу поняла, что по законам военного времени, папку – планшет необходимо искать вдвоём, причём все силы необходимо кинуть без остатка, ведь оставались считанные деньки до отъезда Славы. И Тимофеевна, собрав всю свою женскую силу воли в грудь, бегом схватила за руку голого Славу и сказала: «Срочно! Надо найти планшет! Пойдёмте в баню скорей же!» И потащила этого красивого молодого парня с серым пушком над верхней губой в парилку. Слава ничего не успел понять, но поверил ей на слово, и они влетели в парилку. И как говорит народная молва в городке, что тоже близко случайно оказалась, так искали вдвоём, так искали, что несколько суток совместного пребывания в бане положили на это. Такова серьёзность подхода к делу, по – другому никак. Тётка Славы даже беспокоиться стала, что банька небольшая и военной папке – планшету там потеряться особо негде, да и не украдёшь сильно, но раз такая опасная ситуация с документом, возможно засекреченным, то решила, что надо всё – таки набраться терпения и подождать до прояснения банной обстановки. Вот и ждали всем народом близким. Дождались, вышли Слава и Тимофеевна, такие довольные и счастливые, что все так и поняли, что папку – планшет они нашли, и возможно даже план или объект какой рассекретили. Дело ведь военное, молодое! И всё бы хорошо в истории Тимофеевны, да вот только папку эту кожаную очень сильно повело в парилке от жара и пара такого совместного посуточного пребывания. Кожа на ней вся скукожилась, страшно смотреть, не то, чтобы открыть и документ, какой прочитать. В общем, только положили они эту папку – планшет у печи сушиться, как телефонный звонок по межгороду, что солдатику этому срочно в штаб. Ой, что началось! Он забегал и запрыгал, а Тимофеевна от блаженства своего женского ещё не пришла в себя, ничего понять не может. На второй заход в парилку не настроена идти, сил не накопила ещё, еле на ногах от радости бабьей стоит и не может с места двинуться, близкая такая.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.