Цветные стихи

Пусть твоя смерть где-то рядышком рыщет,

Здесь и сейчас для нее есть достаточно пищи.

Пусть на тебя не надеется злая старуха!".

Рвется веревка, и грянул на землю преступник,-

Весом своим проломив пол дощатый,

Зашевелился народ, охнул сам губернатор.

Шляпой с "Жемчужины" машет солдатам

Джек Воробей – прощелыга, разбойник, отступник.

***

Холодный сентябрьский вечер

Обнял неприятно за плечи.

– А время, ты знаешь, не лечит.

Плохой из него вышел врач.

Вокруг ни дорог, ни развилок,

Пейзаж мрачновато-унылый.

Она неспеша закурила.

Он тоже: "Ты только не плачь!".

Пожухли и высохли травы,

Шумит недовольно дубрава.

– Мы оба, конечно, неправы,

Но это неважно теперь.

Костёр разожгли напоследок.

Не клеится что-то беседа.

– Я скоро, наверно, уеду.

Закрою в прошлое дверь.

За серостью спрятались звёзды.

Звенит в голове гулкий воздух.

– Вернуть все обратно не поздно.

Но надо ли? Вот в чём вопрос.

В костре занимаются ветки.

Лениво закрапал дождь редкий.

– Не будет ещё сигаретки?

Ну, Насть…Я просил же без слёз!

Нескоро угли догорали.

Мерцали огни магистрали.

Они всё курили, молчали,

Пытаясь хоть дружбу сберечь.

Холодный сентябрьский вечер

Обнял неприятно за плечи.

Была их последняя встреча…

Ах, сколько ещё будет встреч!

***

В петле реки застыл туман,

Дремля на ивовых кустах.

И месяц от дурмана пьян -

Под утро тает на глазах.

В камыш забрался солнца луч,

Он золотит речную гладь.

А мне тебя с прибрежных круч

В тумане плотном чуть видать.

Неясно вижу профиль твой -

Притих над речкой мой рыбак…

Спускаюсь узкою тропой

К тебе, в туманный полумрак.

Нарушит тишь лишь всплеск воды.

И капли яркие блестят

От этой рыбьей чехарды

На солнце в несколько карат…

Я медленно рукой коснусь

Плеча, чуть видного во мге.

И смехом радостным зальюсь,

Прильну доверчиво к тебе.

Ты мне сплетешь из трав венец,

Не скроешь светлую улыбку:

"Ну все – рыбалке и конец-

Поймал я золотую рыбку!".

***

По-маяковски

Город под солнца бременем –

плавильной печью -

Стаял с лица Земли,

обнажил мёртвый остов.

Жить без совести –

атавизма времени –

легче,

Жить без любви –

атавизма сердца –

просто!

Кто же ещё, забыв про приличия,

На слухи и гордость плевав,

Ответит любовной нежностью на безразличие,

Давя бушующий нрав?

Придёт и в зной, и в стужу

С другого конца планеты

по первому зову кто?

Весь гонорар (нужна душа? возьмите и душу!)

Отдаст на букеты,

где заветное имя помнит каждый лепесток.

Есть ли он, благородный рыцарь,

могучий богатырь,

Отважный Самсон?

Что спасет свою царицу,

заточённую в монастырь,

Нарушив поцелуем столетний сон?

Будет не прост, с заковыркой, загадкой,

Перед ним колебаться, трусить, робеть.

Благодаря за каждый миг судьбу.

Оденет на безымянный печатку,

Где "л", "ю", "б" –

кольцеобразное, бесконечное «люблю».

Город в пекле, под солнечным бременем –

плавильной печью,

Сгинет, скатится в пропасть

несомненно, безнадёжно.

Жить без совести – атавизма времени –

может, и легче,

А без любви – насущности сердца –

невозможно!

***

Поросли быльем бабушкины сказки,

Будто не бывало детства с нами.

Но блины печем по ее указке

И макаем дружно их в сметану.

Не качают больше внучиков качели –

Разобрали бревна, словно стерли душу.

Но приходим к ней мы, будто не взрослели,

Чтобы на ночь сказку про Ивана слушать.

Ладный пятистенок дедом был поставлен.

Сыновьям и снохам на житье оставлен,

Чтобы ладом жили, счастья наживали,

Родину любили, предков поминали.

Песни про пастушку не поются больше,

Выросли внучата – некому послушать.

Бабушке в разлуке от обиды горше,

Только снимки наши согревают душу.

Заросли крапивой тропки и дорожки,

По которым в детстве бегали на речку.

Нет уже на свете старика в сторожке,

Что любил петь песни, сидя на крылечке.

Да и речки нашей нет уже в помине,

Удочки-сиротки в уголке в сарае.

Валенки, калошки там же, в паутине,

Будто не бежали по дорожке с нами.

Оставляем детство в стареньком чулане,

Запираем память, надеваем маски.

Будто не случалось быть нам малышами,

Будто позабыли бабушкины сказки.

***

За окном растянулась звездная ночь,

За рекою – кукушка, у печки – сверчок.

Загуляла по миру блудная дочь,

Не стремится вернуться на отчий порог.

Во дворе постарел от тоски сад,

Он весной передумал опять цвести.

Раньше песни были на разный лад,

А теперь и печальной-то не найти.

И седой отец уж в который раз

Чинит карандаш для заветных строк,

Но дрожит рука и из старых глаз

Капает слеза на пустой листок.

Вновь бодрится он, щурится слегка,

Чтобы дрожь свою в слове превозмочь.

Только на листе лишь одна строка,

Горечи полна: «Приезжай же, дочь…».

У печи вздохнет старенькая мать:

– Снова ты взялси письмецо строчить?

Милостив Господь, не дает хворать,

Чтоб до встречи нам с тобой дожить…

Снимет дед пиджак, сунет лист в карман,

Бережно сложив свой печальный клич.

Выйдет за порог, в сумрачный туман.

– Снова ты пришел отсылать, Кузьмич?, -

Спросит, подмигнув, старый почтальон,

Но отец вздохнет и махнет рукой,

Выложит листок на потертый стол

И закроет дверь почты за собой…

За окном легла голубая ночь,

На небо взошел месяц молодой,

Как и год назад, ветреная дочь

Письмецо не шлет, не спешит домой.

Постарел отец, и увяла мать,

А вестей все нет и ответа нет.

Но садится дед дочери писать

И опять кладет свой призыв в конверт.

И письмо зовет в свой родимый край,

В отчий старый дом, к бедным старикам…

Дочь! Раскрой конверт, разверни, читай,

Ждут они тебя, молятся богам.

На небо взошла зрелая луна,

Молодой ковыль ветер шевелит,

В доме стариков пыль да тишина,

Не трещит сверчок, лампа не горит.

Не тоскует дед, не горюет мать,

Не живет тоска в старческих глазах…

На горе крутой два креста стоят,

Превратилось все в равнодушный прах…

Не порвите нить, что ведет домой,

Не забудьте путь на родной порог.

Сколько нам прожить – решено судьбой,

Только в силах мы отодвинуть срок.

Помнить сквозь года о родной земле,

Чтить семьи закон, слышать отчий зов,

Ведь для важных встреч и для важных слов

Нет других причин, кроме как любовь.

***

Отгуляла метель,

Отзвенела капель,

Небо синью покрылось звенящею.

И молодка-сирень,

В майский маревый день

Все любовью накрыла пьянящею.

Ветер в травы упал,

Там ковыль потрепал,

Пробежался по листьям черемухи,

Окунулся в сирень,

И к огням деревень

Понесли дух сиреневый сполохи.

И налились сады,

В изумруде пруды,

Каждый двор ароматом томительным -

И запел соловей,

Что молчал целый день.

Сердце чувством накрыло живительным.

Стало все – красота,

И красивее та,

Что казалась вчера некрасивою:

Мило скул острие

И веснушки ее,

Речь скупая, неторопливая.

И светились глаза,

Бились чаще сердца,

И тянулись руками и взглядами,

Пело счастье в груди,

Что любовь впереди

Вырастает из сердца громадою…

Только ветер унес

Дух сиреневый грез

И пропало любви обаяние.

Понял я: не всерьез

Шелк девичьих волос

Разбудил в моем сердце сияние…

Дух сиреневый плыл,

Кто-то вновь полюбил

И сгорал, пряча тайны сердечные.

А сирень все цвела

И сводила с ума,

И дарила любовь быстротечную.

***

Каждой ночью в глухой тишине…

Каждой ночью в глухой тишине

Вновь скучать одинокой луне,

Хрупким звёздам в эфире пьянеть

И печально на землю глядеть.

Воздух мёртв. В этот горестный миг

Мир во сне и притих, и поник.

Как он сказочен, как он велик,

Как прекрасен собой, многолик!

Небо тёмное в звёздных лучах

Держит статный Атлант на плечах.

Видит он, как в зелёных чалмах

Сикхи чинно плывут на плотах.

А созвездья стрельца и собаки

Освещают пути в полном мраке,

А таинственные зодиаки

Чертят им судьбоносные знаки.

Звёздный ковш полон звёздной воды.

Мы на небе оставим следы.

Обернётся звездой этот след,

Что сиять будет тысячу лет.

Осеннее

Короткое платьице ситцевое

И шелковый легкий платок

Сменила на плащик. Всё выцвело,-

Закончился юности срок.

Печально глядит в небо девица,

Считая испуганных птиц.

Не хочется ей, не верится,

Что запах алтей, медуниц,

Багульника, клевера, ландыша

Далече злой ветер унёс.

А гром, оглушительно грянувший, -

Предвестник беспомощных слёз.

Озябла без зноя красавица,

Но сердца огонь не разжечь.

Дрожит от морозца и мается

Без звездных волнующих встреч.

Вступая хозяйкою, осень

Раскрасит пейзаж городской.

Листву наша девица сбросит,

Уйдет по-английски домой.

Запомни меня

Запомни меня веселой,

Как птицей я танцевала,

Кружилась в бездонном небе

Еще золотой листвой.

Запомни мой тихий голос,

Отмеряно нам так мало,

Мне выпал тяжелый жребий -

Предтечей быть перед зимой.

Запомни меня печальной,

Как плакала я ночами,

Гнала облака по небу

До самых крайних границ.

Как в танце своем прощальном

Я сосны в лесу качала,

И им колыбельные пела,

Под крики испуганных птиц.

Запомни багряный вечер,

Когда я еще царицей

Прошлась по бульварам сонным,

Дома напоследок умыв.

А холод уж взял за плечи

И снег над землей кружится…

Запомни меня, запомни,

Объятья раскрыв для зимы.

***

Руки Твои – два бескрайних крыла.

Словно весь мир ими Ты обняла.

И в этой нежной, безбрежной любви

Держишь с рождения руки мои.

Я отрываюсь, бывает, от рук,

Не понимая весь ужас разлук.

Но в круговерти мучительных дней

Я неизменно вернусь снова к Ней.

Чтобы Она меня вновь обняла,

И захлестнет душу счастья волна.

Вдруг я пойму в этот сладостный час,-

Все напускное пройдет мимо нас…

***

Дождливость дня, морозность ночи,

Туманность утра, неба просинь.

Какой колдун нам напророчил

Такую осень?

Накрыло город враз ненастье,

Прохожих дождь нещадно косит.

Какой мудрец внушил, что счастье -

Такая осень?

Багрянец и шафран в осинах

И вечный изумруд на соснах.

Какой творец создал в картинах

Такую осень?

По небу птичий клин курсивом

Следы тепла с собой уносит.

Всегда божественно-красива

Такая осень.

***

Меж железных гаражей жил кот.

Дворничиха по утру кричит: "Эй, Обормот!",

И несется он, лохматый, со всех ног,

Чтоб грачи не унесли его кусок.

Дети приносили Обормоту молока,

Гладили костлявые бока.

У родителей любовь была не та:

"Не касайся грязного кота!".

У родителей негласный договор:

Обормот – рецедивист и вор.

Правда, что он у кого украл,

Так никто и никогда не доказал.

Каждый взрослый долгом посчитал

Пнуть кота, чтоб ночью не кричал,

Иль водой облить, иль крикнуть что есть сил,

Чтобы под ногами не бродил.

Но одной весной пропал вдруг Обормот,

И вздохнул родительский народ:

Ну, простыл уродца даже след!

Будто кот источником людских был бед.

Но теперь в одном из гаражей на крыше

Поселились маленькие мыши.

Год голодный им, еды совсем не стало,

И перебрались они в подвалы.

Поиск двор теперь весь день ведёт:

Ну куда же делся этот кот?!

То не выгонишь его и за ворота,

То не дозовешься Обормота!

Через две недели появился кот,

Только это был совсем не Обормот!

Гордо шли, держа нестройный ряд,

Кошка, кот и семеро котят.

Снова меж железных гаражей

Обормот живёт, и больше нет мышей.

Он – отец семейства, и теперь

В дом любой ему открыта дверь.

***

А что, если Ева -

Не наивная дева?

И плод запретный

(Вот спорный вопрос!)

Не змей ей

На блюде принес.

А милая Ева

Священное древо

Сама потрясла

И суженому яблочко

От(ис)кусить поднесла.

Наверное, Ева,

Не боясь Его гнева,

Давно заприметила

Сладкий сей плод,

Обрекая греховный

Свой род

Жить у земли на краю.

Ну скучно ей было в раю!

***

Мы же так ладили. Может останешься?

Осень еще далеко – надо успеть пожить.

Ложью пропитан мир, мне без тебя не справится.

Оглянёшься назад – клонит к закату жизнь.

Дай мне последний шанс, милая моя, хорошая!

От ожидания счастья глухо свербит в груди.

Словно песок в часах, время уходит в прошлое.

Ты на него не смотри. Только не уходи!

Ь…

***

Ты – арабский скакун, я – орловская лошадь.

Мы никак не могли в этой жизни сойтись,

Только цирк привезли на центральную площадь,

И сошлись лошадиные наши пути.

С акробатами ты выступал на манеже,

Я ж всю жизнь развозила по лавкам товар,

Злой хозяин стегал и грозился: "Зарежу!",

Я любила детей и наш тихий бульвар.

И вот в цирк всю семью мой хозяин привозит,

Как всегда, его жду и понуро машу головой.

На открытый манеж тебя резво ребята выводят,

Объявляет ведущий захватывающий номер с тобой…

Наши взгляды встречаются – гул и хлопки не помеха,

Ничего нас не может теперь друг от друга отнять.

Среди гвалта людского, его истеричного смеха

Я нашла в мире душу, что способна любить и понять…

Цирк уехал, оставив обрывки афиш от вчерашнего шоу,

Опустела, потускла, заснула центральная площадь.

Я сбежала вчера ради жизни с тобою,

Стали счастливы резвый скакун и орловская лошадь.

***

Быть может, белой вороне

Тоже хочется стать черной

И вовсе не быть белой вороной.

Быть может, белая ворона

Грустит по такому случаю.

И ночью ее кошмары

По этому поводу мучают.

Быть может, белые вороны

Не очень от черных отличны,

Ведь ни один из нас

Не знаком с ними лично.

Быть может, белые вороны

Ничем черных не хуже

И будут на миг черными,

Если сядут в грязную лужу.

И может, белые вороны –

Хорошие, добрые, смелые

И радуются, что они – белые.

Не черные, а именно белые!

***

Это странное чувство волнует кровь,

Разрывает плоть и делит на части.

Боже, прошу тебя, счастье нам уготовь,

Мы навеки с ним в твоей власти

И спасибо тебе за любовь.

Не прошу ни дворцов, ни чертогов златых,

Пусть шалаш и скудный ужин,

Только бы билась в нас одна на двоих

Мысль, что никто другой нам не нужен,

И спасибо, что именно он мне сужен.

Что еще просить и чего желать?

Чистых помыслов и жизнь без ненастий?

Мне бы знать, мне бы только знать,

Что спасешь его от лихих напастей…

И спасибо тебе за счастье.

И в печальный час, на простом одре,

Под крылом твоего херувима,

Руки вверх воздев, я скажу тебе,

Не оставь его в счастье и в беде…

И спасибо, что люблю и любима!

***

Мы – дети Матери-Земли и Космоса-Отца".

Они вложили нам огонь пылающий в сердца,

По нашим венам потекли потоки горных рек.

Мы – дети Матери – Земли с названьем "человек",

Не выжжет с нашего лица его следы мудрец,

Мы – дети Космоса-Отца, и имя нам – венец.

Трудились долго Мать с Отцом над нашим естеством:

Отец из глыбы льда резцом точил холодное лицо,

А тело, белое, как снег,рубил он топором,

Тот люд, во льдах начавший жизнь, на Севере живет,

Он светел взором, рыж иль сед, он знает множество легенд,

Он рыбу ловит ловит на обед. Он – северный народ;

Речную глину для других в подоле Мать несла,

Смешала с черною землей и в печке обожгла;

Глаза-маслины, вьется прядь иссиня-черных влас,

Их голос звонок и певуч, широкоскул анфас,

В крови южан кипит огонь,– так нам поведал сказ.

Нас Мать взрастила на себе, в начале всех начал,

Отец под песни вечных звезд нам колыбель качал.

Но сердце слепо без любви, без веры жизнь скудна,

И в нас вдохнули божий луч,– затеплилась душа.

А чтобы нас нечистый дух в безверье не сломал,

Отец могучею рукой по вере всем раздал.

И потекли к святым местам потоки – стар и млад,

Слова молитвы праотцам сложились в стройный ряд.

В мечетях, дэрах и церквях летят слова любви

Космическому праОтцу и Матери-Земли.

Их дух в нас трепетно горит, их глас о вечном говорит,

Их образ – прочный мололит – внутри детей своих сокрыт.

Мы разлетелись кто куда – песчинки на ветру,

Но чтим великого Отца и помним Мать свою.

Мы – не простые существа, что из глубин сошли,

Мы – дети Космоса-Отца и Матери-Земли!

***

Нам память живая,

Читали мы в книжках,

Как шли, умирая,

Простые мальчишки

На танки с гранатой.

Нам память живая.

Другую не надо!

Мы помним солдата,

Как сталь застывая,

Он несся в атаку,

Он – память живая,

Так может не всякий.

Быть честным непросто,

Но правда такая:

Кресты и погосты

Нам память живая.

***

Июньский полдень воздух жжег,

Горела липа желтым цветом.

А в небе совсем юный бог,

Достав березовый рожок,

Играл в тени дубовых веток.

Дух липовый неспешно плыл,

Сводил с ума медовой сластью

И наслаждение дарил,

А юный бог при взмахе крыл

Дудел на дудочке о счастье.

***

Май расправил плечи,

Выдохнул свободно.

Май – весенний вечер,

До любви голодный.

В небе синеоком

Птичий гомон льется.

В зев открытых окон

Заплывает солнце.

И дурманный воздух

Проникает в кожу.

Как перерожденный,

Мир проснулся божий.

Он расправил плечи,

Выдохнул игриво.

Май – любви предтеча,

Время быть счастливой.

***

Черною кистью по белому полю

Я отпускаю все мысли на волю:

Низко летят те, что злом очернились,

В грязные лужи они превратились.

Добрые мысли в небо взвились,

Звездами стали и в небе зажглись.

Что мне ненастья, и бури, и грозы,

Если сама зажигаю я звезды!

Черное с белым – простейший сюжет,

Если в жизни фантазии нет.

Завтра же нудный, сухой диахром

Из наших мыслей с тобой уберем.

Пусть черно-белое бросит свой след…

Мы разукрасим все в радужный цвет!

***

Маленькие ножки

В маминой ладошке,

Пяточки смешные,

Пальчики с горох.

Маленькие ножки,

Сколько вам дорожек,

Кочек и тропинок

Уготовил бог!

Маленькие ручки

У забавной внучки.

Каждый сладкий пальчик

Папа рассмотрел.

Маленькие ручки

Легкие, как тучки!

Сколько этим ручкам

Переделать дел!

Маленькие щечки

У Алисы-дочки,

Пухлые, веселые,

Глаз не оторвать!

Маленькие щечки,

Алые цветочки.

Сколько ж эти щечки

Буду целовать?!

Маленькие глазки,

Зоркие, как в сказке!

Всё им надо видеть,

Обо всем узнать.

Маленькие глазки,

В них любовь и ласка.

Сколько этим глазкам

Слезы утирать!

Маленькая дочка,

Радостный звоночек,

Для тебя все двери

В мире отворю.

Маленькая дочка,

Милый ангелочек,

За тебя "спасибо"

Богу говорю!

***

Ветер гонит уснувшие листья,

Дождик мочит уставшие лица.

Лето стало опять небылицей,

Что на душу осадком ложится.

Осень, желтой орудуя кистью,

Не дает с общей серостью слиться.

Небо истово с ветром бранится,

Окропляет дождем леса ситец.

С этой осенью нужно ужиться:

Отболеть, отстрадать, обновиться.

И к весне словно Фениксом-птицей

Для всесильной любви возродиться.

***

Девочка, это лучшие годы твоей жизни! Можно спать до обеда, прыгать с дивана, отказываться есть кашу. Тебя будут любить, даже если ты станешь еще капризней, откажешься от обеда и высыпешь песок на соседского Сашу.

Если вместо супа потребуешь снежный куличик и все с тем же Сашей примерзнешь губою к качели. И все равно все отметят "какое у малышки ангельское личико" и "мы в их возрасте были еще хуже в самом деле!".

Девочка, у тебя же самые интересные годы! Познавать новое, заводить друзей, влюбляться в соседа по парте, ходить на кружки, в музеи, на танцы, в походы, мечтать побывать в Англии, но ехать к бабушке в плацкарте.

Быть веселой, беспечной и по-прежнему прыгать с дивана, бесконечно болтать по телефону с подружкой. Украсть у мамы красную помаду и румяна и пытаться вывести надоедливые веснушки!

Девочка, это важный, но такой замечательный этап! Ты сменила школьную форму на рваные брюки. Отшиваешь умело особо надоедливых растяп между глоданием гранита науки.

И все больше историй, о которых родителям нельзя рассказать, разговоры все дольше и тише с подружкой. Ты по-прежнему хочешь в Англию, но боишься летать и мечтаешь вывести наконец эти ненавистные веснушки.

Девочка, как же время быстро ускользает! Вот у тебя самой уже дочка. Прыгает с дивана, отказывается от каши, постоянно убегает, дерется с мальчишками и сыпет на соседа песочек.

Время ответственности и важных решений, время осознания себя в этом мире. Время размеренной жизни без искушений и вечного ремонта в квартире.

Девочка, забудь про часы! Ничего нового они тебе не скажут, только расстроят. Большая часть жизни уже позади, а будущее наполнено пустотою.

Все реже встречи с родными и звонки, и беседы прекращены с подружкой. Погасли в глазах озорные огоньки и сами выцвели веснушки.

И что там на выходной запланировано ближний? А! Привезут егозу, внучку Сашу. И ты ей скажешь: "Девочка, это лучшие годы твоей жизни! Можно спать до обеда, прыгать с дивана, отказываться есть кашу"…

***