скачать книгу бесплатно
Дома у прадеда остались жена, вернее, уже вдова, дочь Сания и сын, мой дед Шайхулла, которому в ту пору не было еще и семнадцати.
Формально дед тоже считался мусульманином, но, как и в случае с моим отцом, я не замечала, чтобы он придерживался традиций и обычаев своих предков.
Что до бабушкиных корней, то тут не обошлось без русского царя. По легенде четыре столетия назад при взятии Казани подданные Ивана Грозного изловили в толпе моих зазевавшихся пращуров и осенили животворящим крестом. Поставили, так сказать, на мусульманстве крест. С тех пор все татары в бабушкином роду крещеные – кряшены. Хотя по другой версии, они никогда и не исповедовали ислам, всегда были православными, носили русские имена – Андрион, Самойл, Марфа, Иван, Евдокия.
Верю – не верю
Моя мама внешне тоже вылитая татарка – смуглая, скуластая, кареглазая. Хотя, казалось бы, в их роду татар не было точно. Впрочем, как знать. Удмурты – лесные жители, язычники. Не в пример кочевникам, они безвылазно сидели в глухих, дремучих лесах, варили кумышку и тихонечко себе поколдовывали. Но и тут оказалось все не так просто.
Взять мою удмуртскую бабушку Люду. С одной стороны бабушка поклонялась языческим божествам и запросто обращалась к духам мертвых, с другой – верила в Бога, ходила в церковь и соблюдала все православные праздники, исподволь приучая к этому и внучку.
Представляете, какие меня раздирали противоречия! Ведь я же была юной пионеркой, которой не полагалось верить ни в Бога, ни в черта рогатого. Только в Ленина!
Ну и что мне оставалось делать при такой-то бабушке? А оставалось верить во все понемножку, но на всякий случай виду не подавать.
Ко всему загадочному меня тянуло с самого раннего детства.
Откуда взялась эта тяга, сказать не берусь. Мы с сестрой росли в очень светской, я бы даже сказала – советской семье. Мама с папой были людьми неверующими, атеистами, традиций, ни татарских, ни удмуртских не соблюдали, между собой и с нами, детьми, разговаривали исключительно на русском языке. Так что в глубине души я считала (и до сих пор считаю) себя вне каких-либо наций и вероисповеданий.
И если бы не мои бабушки – папина и мамина, между которыми шла негласная борьба за национальную принадлежность внучки, я бы вообще не забивала голову этими вещами.
Свои и чужие
Кажется, в противостоянии том значительный перевес был на стороне бабы Люды – просто в силу географии. Мы жили в одном городе, а первые четыре года моей жизни – в одной квартире. И даже после того, как бабушка с дедом переехали в соседний квартал, я много времени проводила у них дома, так что влияние бабы Люды на меня было велико.
Но баба Дуся тоже не сдавала своих позиций – она частенько приезжала к нам в гости или забирала любимую внучку на лето в Нижний Тагил. Мама рассказывала, как в пятилетнем возрасте я носилась по вагону и, заглядывая во все купе, громко объявляла, что я «таталка». Кто мог меня этому научить? Баба Дуся!
Временами зов крови – удмуртской, татарской и Бог знает какой еще, буквально разрывал меня на части. В голове был полный винегрет. Вера в загробную жизнь и силу молитв переплеталась там с обрядами вроде стучания по дереву и плевания через левое плечо.
Лешие и Домовые мирно уживались с великомучеником Николаем Чудотоворцем и святым целителем Пантелеймоном. Я постоянно ощущала рядом с собой присутствие каких-то невидимых сил. Кто или что это было, значения не имело – места хватало всем.
Ангелы рядом
Бабушка с дедом часто брали меня на кладбище.
Однажды даже потеряли в лабиринте могил. Ушли с поминок и лишь на полпути спохватились, что кого-то вроде бы не хватает. Бросились назад, а внучки и след простыл.
Где я была, что делала – то никому неведомо. Отыскалась и ладно. Айда домой.
Может, оттого, что все мне здесь было знакомо, кладбища меня никогда не пугали. Разумеется, днем. Отправиться туда ночью я не отважилась бы ни за какие коврижки.
Бабушка учила: не ухаживать за могилами – грех. Она не могла спокойно пройти мимо заброшенной – «ничейной» могилки. Непременно остановится, поправит памятник, накрошит птицам хлеба или насыплет конфет. Это называлось у нее «подать мертвым милостыньку».
Пока бабушка прибиралась, я любила побродить вдоль кладбищенских рядов, поглазеть на фотографии покойников, подсчитать в уме, сколько им было лет.
Заодно представить, как именно они ушли из жизни. Мне казалось ужасно несправедливым, что про это нигде не пишут. Интересно же знать, кто от чего умер!
Особенно притягивали меня детские надгробья. Недалеко от дедовой могилы была железная пирамидка со стеклянным кругляшом. В кругляшке – мутная черно-белая фотография мальчика. Табличка с именем. Саша Волков. Светлая челка, озорной взгляд.
Что с ним стало? Попал под машину? Утонул? Как так вышло, что ангелы, призванные оберегать простых смертных, прозевали пятилетнего мальчугана?
А в том, что у каждого человека есть ангел-хранитель, я не сомневалась.
Был такой ангел и у меня. Если бы не он, меня бы, наверно, не было на этом свете – ведь у моих родителей должен был родиться совсем другой ребенок.
Миша первый и Миша второй
У мамы был жених. Звали Мишей.
Мама заканчивала десятый класс, а ее любимый должен был со дня на день вернуться из армии. Но так вышло, что на танцах мама повстречала жгучего брюнета с кудрями до плеч и влюбилась в него без памяти.
По иронии судьбы звали кучерявого тоже Мишей.
Он работал бурильщиком в соседнем поселке нефтяников, а по выходным приезжал с друзьями в город на танцы Черноглазая Геля тоже приглянулась ему.
После танцев Миша провожал ее до дому, закармливал конфетами «Мишка на севере», и вскоре законный жених напрочь вылетел из прекрасной маминой головки.
Мама вспомнила о нем лишь однажды, когда вернувшись домой из школы, увидела на вешалке в сенях солдатскую фуражку. Сердце екнуло: как объяснить жениху, что она полюбила другого? Но объяснять ничего не пришлось, фуражка принадлежала кудрявому Мише, к тому времени уже отслужившему в рядах Советской армии.
Позже мама признавалась, что если бы тогда в сенях она столкнулась с тем, первым Мишей, то, возможно, ее выбор был бы иным. А тут решила: судьба!
Их роман развивался стремительно, и очень скоро Геля поняла, что беременна.
Она поспешила сообщить радостную новость ухажеру, но тот нахмурился:
– С чего бы это?
– Как с чего?! – оторопела Геля. – А то сам не догадываешься?
Дни шли. Патлатый бурильщик делал вид, что ничего особенного не произошло. Отшучивался, мол, да не паникуй ты раньше времени. Может, еще само рассосется.
О женитьбе и рождении ребенка – ни слова.
И тогда заплаканная мама побежала к сестре, выпускнице медучилища Нине.
– Нина, что делать? Этот гад не хочет ребенка!
Горькая пилюля
Геле было восемнадцать – за плечами только школа, ни профессии, ничего. Со свадьбой тоже непонятно, то ли будет она, то ли нет. А тут еще какой-то ребенок.
Нина молча вынула из аптечки пузырек с таблетками и протянула сестре:
– На! Выпьешь одну, все как рукой снимет. В другой раз будешь думать головой.
Мама проглотила горькую пилюлю, и к утру от зародившейся жизни не осталось и следа. Правда, вскоре Геля с удивлением снова обнаружила себя в интересном положении.
Но тут уж решительно приперла кавалера к стенке:
– Ты думаешь жениться или опять травить прикажете?
– Кого? – испугался Мишка.
– Кого! – передразнила Геля. – А ты думал в тот раз и впрямь само рассосалось?
– Да ладно тебе, – примирительно пробормотал мой будущий отец. – Я ж не против. Ну хочешь, давай распишемся. Только чур, первым пусть у нас будет мальчик.
Папа почему-то был уверен, что родится сын.
А родилась я.
Женюсь!
Как потом оказалось, у отца на жизнь были совсем другие планы.
Женитьба и рождение ребенка в них не входили.
Папа грезил путешествиями, мечтал объездить весь мир. Служба в Германии, Кавказ, Украина, Молдавия, Казахстан – он много где успел побывать, многое повидал и не собирался останавливаться на достигнутом.
Но когда в тот судьбоносный вечер Миша позвонил родне в Тагил, узнать, как ему быть и что делать, семейный совет единогласно постановил: женись!
Особенно настаивала на женитьбе моя бабушка.
Зная характер и наклонности младшего сына, она боялась, что рано или поздно тот угодит в тюрьму (к этому были все предпосылки – ножевой шрам на спине – след пьяной драки, веселые компании, вино, девушки легкого поведения).
«Пусть женится, будет под присмотром жены. Да и ребенок, надеюсь, его образумит», – рассудила баба Дуся. И хотя другие родственники не очень-то верили, что их непутевый Мишка остепенится, против брака не возражал никто.
Так в июле 1977 года мои родители стали мужем и женой.
Как человек увлекающийся, папа решил, что раз ему не суждено странствовать по белу свету, то он всего себя посвятит воспитанию детей. Вычитал в какой-то книжке, что младенцы в животе у матери уже все слышат и понимают, и стал по вечерам усаживать беременную маму в кресло перед собой и читать мне, еще не родившейся, сказки.
Мама крутила пальцем у виска, папа обижался, но читать сказки не переставал.
Дети подземелья
В девятом классе мне приснился кошмар.
Ночь. Наш двор. Я сижу на парапете возле кривого клена, где в детстве мы с друзьями строили из фанеры и досок «штабики». Передо мной две могилы. Судя по табличкам, в них похоронены сестры. На одной табличке дата: 1976, на другой – 1979 год.
Пока я всматривалась в цифры, по привычке вычисляя возраст, с холмика посыпались мелкие камушки. Я вздрогнула: кто здесь? Детский голосок ответил: я.
– Как тебя зовут?
– Оля…
– Ты старшая или младшая?
– Старшая.
Девочка выбралась из могилы и уселась рядышком со мной. Сказала:
– Хорошо, что ты решила узнать мое имя. Если бы ты промолчала, я бы спросила, сколько тебе лет, и ты бы тоже умерла.
Мы помолчали.
– Хочешь спуститься к нам? – предложила Оля. – Давай, смелей, не бойся!
Я заглянула вниз. Из могилы, улыбаясь, смотрело на меня чумазое личико еще одной девчушки в короткой маечке. Звали вторую девочку Аллой.
Мы спустились в подземелье, где было много-много темных залов, коридоров и лабиринтных ходов. Кроме двух сестер – Оли и Аллы в подземелье жили еще несколько детей от десяти до четырнадцати лет. Все они, как оказалось, тоже были мертвы.
Не делай этого
Внезапно мы очутились в парке имени Горького. Бегали по залитым солнцем аллеям, смеялись, катались на каруселях. Дул легкий ветерок, шумела листва, играла музыка.
Было так хорошо, что в какой-то момент мне захотелось броситься вниз головой с «чертового колеса», чтобы больше никогда не расставаться со своими новыми друзьями.
Оля строго тронула меня за рукав:
– Не делай этого. Ты и так сможешь приходить к нам, когда захочешь.
И добавила с грустью:
– Ты живая, и я тебе завидую. А нам отсюда не выбраться никогда.
Мне стало жаль ее, и я сказала:
– Страшно, когда дети умирают.
Оля кивнула.
– Сегодня к нам придет еще один мальчик…
Вечером мы действительно встречали его. Маленький мальчик сидел в углу, и, растирая слезы кулачком, смотрел куда-то вверх, просился домой.
– И вот так все плачут, когда приходят, – вздохнула Оля. – Но потом привыкают.
Мы подошли к новичку, стали его утешать. Малыш успокоился и вскоре уже играл вместе со всеми. Мне же пора было уходить. Дети вышли меня провожать, махали вслед руками: приходи к нам еще! Я обещала, что приду.
А утром, когда проснулась, у меня было стойкое ощущение, что во сне я виделась со своими нерожденными братьями и сестрами. И еще я знала наверняка: та девочка Оля – это она должна была родиться у мамы вместо меня.
В моем сновидении, до встречи у старого клена, у нее были все основания ненавидеть меня, желать мне смерти. Ведь получалось, что это я заняла ее место.
Наташка в рубашке
Мама чуть не потеряла ребенка во время родов.
Акушерки извлекли меня на свет едва живую – я родилась на две недели раньше срока и была жуткого синюшного цвета из-за того, что пуповина дважды обвилась вокруг моей шеи.
