Такси до подсознания

– Проблемы на работе? – наобум поинтересовался он, просто показать, что открыт для беседы.

– Да нет, с работой все нормально. В последнее время даже хорошо, как ни странно. Двигается, деньги приходят, машину вон купили. Мне-то и так нормально было, если честно, жена настояла. Просто фиг его знает, может какой кризис семейный, ругаемся постоянно. Жена считает, что я семье мало времени уделяю. А я с детьми занимаюсь, дома все делаю, что надо… Хотя ее тоже можно понять. Она устает, и на работе, и дома, а ей приходится много ездить. Это, знаете, как всегда, пока машины не было, общественным транспортом добирались, и нормально было. А сейчас появилась машина, и сразу везде нужно ездить. Каждый день то туда, то сюда. Ее это бесит.

– А вы не водите? – поинтересовался Сергей Михайлович. Спросил без всякой задней мысли, но пассажир вдруг замолчал и так надолго, что таксист снова выхватил заинтересованным взглядом его отражение в зеркале. Наконец тот страдальчески сморщился и признался:

– Я боюсь. – Помолчал еще немного и угрюмо продолжил: – В принципе, я боюсь даже ездить в качестве пассажира. Вот вы – спокойный водитель, видно что опытный, на дороге не теряетесь. А мне все равно страшно. Нас этот… не буду говорить какой, подрезал – я чуть не заорал. А если я за рулем, это вообще полный… Я же пытался, у меня даже права есть. И жена знает, что есть, поэтому и психует, наверное. Думает, что я совсем совесть потерял, ее эксплуатирую. А мне за руль просто нельзя, я опасен для общества! Еще по свободной дороге, часов, скажем, в пять утра, я бы, может, и доехал куда-то недалеко, и то не факт. А вот так, в потоке…

– Нервничаете?

– Да не в этом дело. Просто вот у вас реакция: вы заметили угрозу, сориентировались, притормозили. А я в такой же ситуации тупею. Понимаете? Просто тупею. Руки-ноги отнимаются, башка ватная. Надо действовать, а меня парализует.

– У вас очень… специфическая реакция на дорожную обстановку. Вы случайно в ДТП не попадали?

– Не попадал, но… видел. С близкого расстояния.

– Давно?

– Мне пятнадцать было. Я к дядьке приехал, он тогда на Свердловской набережной жил. И мы с ним куда-то ходили, не помню куда. Я вообще как-то странно все помню про тот день, кусками какими-то. По Свердловской же вечно гоняют, и тогда тоже… Саму аварию не помню, хотя странно, вроде на моих глазах было. Зато помню, что стою, а передо мной машина всмятку. Не совсем рядом, метров в десяти примерно. Как будто из фольги сделана, и кто-то вот так ее смял. – Макс непроизвольно сжал кулак. – Дядька мой тоже в шоке был. Все повторял: «Два дебила – это сила. От судьбы не уйдешь». А потом уже, когда домой шли, радовался, что за рулем не ездит. Что лучше уже пешком, чем вот так… Знаете, мне вот бабушка всегда говорила: «Не хочу, чтобы ты машину водил. Вдруг в аварию попадешь? Я же не переживу!». И я, конечно, смеялся над этим, думал, что это у нее заскоки, глупые страхи. А тогда я понял, что вообще-то она права. Правильно же говорят, что автомобиль – это средство повышенной опасности… Спасателям пришлось машину резать. Она так скорежилась, что даже непонятно было, кто там внутри и что от него осталось. Я не знаю… Я стоял и смотрел. Как будто глазами прилип. Даже если бы захотел отвернуться – не смог бы. А они ее резали такими, знаете, типа больших ножниц…

Сергей Михайлович знал. И как ими пользоваться, тоже знал. И что остается от человека, если машину приходится вскрывать такими «типа ножницами», тоже был в курсе.

***

По манере водить можно очень многое сказать о человеке. Кто-то всех распихивает и подрезает, самоутверждается и демонстрирует «крутизну». Такой водитель, даже если за рулем большой и дорогой машины, всегда напоминал Максу воробья. Весь из себя пушится, чирикает, бьет себя «пяткой в грудь», а присмотреться – внутри себя он маленький и ему страшно.

Бывают безумцы из серии «тапку в пол», для которых любая улица – это гоночный трек. Такому и в жизни доверять нельзя – неизвестно где, когда и чем еще он захочет рискнуть ради очередной порции адреналинового кайфа. Этих Макс не только не любил, но и чисто по-человечески не понимал: ну неужели жизнь, здоровье, благополучие настолько не важны для человека? Зачем этот риск? Где, в конце концов, банальный инстинкт самосохранения?

А бывают такие, как вот этот таксист. Невозмутимые, уверенные, с хорошей реакцией, но без лишней суеты. Такому за рулем комфортно, ездить нравится, но при этом он сохраняет концентрацию, не растекается по сиденью, остается надежным. Наблюдая, как он непринужденно двигается в потоке других автомобилей, Макс вдруг впервые по-настоящему захотел водить. Вот именно так же: спокойно и с удовольствием. С точки зрения архитектуры Выборгская набережная, по которой они сейчас двигались, конечно, не самая живописная артерия города, но проехаться по ней, слушая хорошую музыку или просто думая о чем-то своем, наверное, было бы приятно.

Макс был благодарен таксисту. За то, что выслушал. Не просто молчал, пропуская мимо ушей мрачную болтовню пассажира, а именно слушал – внимательно, вдумчиво. За то, что понял и принял его, Макса, таким, как есть, с его автомобильной трусостью, яростной женой и попытками спрятать свой страх в стакане с виски. Не стал высмеивать, не начал восхвалять себя на его фоне: «А я вот с детства вожу, как Бог! Да и что здесь сложного?». Не пытался лезть с дешевыми утешениями: «Забей, не всем же за рулем гонять. А жена со временем перебесится и привыкнет». Может быть, именно поэтому Максу захотелось спросить у него совета:

– Вот что мне делать?

– Ну… По своему характеру я бы сказал, что надо тренироваться. Где-то, может, на площадке. Потихоньку, постепенно. Страх уйдет по мере накопления опыта. Вы же как-то на права сдали? Значит, как минимум, в автошколе ездили.

– Как я на права сдал, я и сам не понимаю. Правда, это было давно, еще в универе. Мы тогда всей компанией в автошколу пошли, и сдавали тоже вместе. Как-то в общей куче это было проще. И потом, с инструктором же. Сейчас бы я точно не сдал. Думаете, все же стоит попытаться через силу?

– Через силу… Я бы попробовал, но… не уверен. Я в такой ситуации не был, мне сложно судить. А вот товарищ у меня есть, с прежней работы еще, у него похожая история была. Только не с ДТП, а с бассейном. Так он потом все водоемы за три километра обходил, а когда видел, как другие плавают – аж испариной покрывался. А сейчас ничего, купается. Так что как-то он с этой бедой разобрался. Если хотите, законтачу вас.

– Хочу!

– Договорились. Как приедем, свяжусь с ним.

***

Сергей Михайлович заглушил двигатель в дремлющем дворе сталинки на Кузнецовской и вышел из машины немного размяться. Покрутил головой, пошевелил плечами, сделал несколько широких махов. Хорошо!

Коллега по МЧС охотно пошел навстречу, и они с Максом договорились созвониться уже этим вечером. Пассажир решил обратно не ехать, остался ночевать с детьми у бабушки. Может, и правильно. Дома бы ему супруга точно закатила «продолжение банкета», а зачем детям на такое смотреть и слушать, как мама папу шпыняет, попирая отцовский авторитет?

Приложение в телефоне пикнуло, сообщая о следующем заказе. Сергей Михайлович вернулся за руль, вдохнув напоследок полной грудью сладко пахнущий весной воздух, и аккуратно постучал подошвами друг об друга, стряхивая налипшую на них снежную кашу. Скоро все растает, обсохнет и позеленеет. А там глядишь и лето, которое, как известно – маленькая жизнь.

Сергей Михайлович выехал на сонную Кузнецовскую, а с нее – на сияющий сотнями фонарей Московский проспект. Не прошло и минуты, как ему пришлось маневрировать, чтобы без потерь разъехаться с очередным «ужасом, летящим на крыльях ночи». М-да…

Интересно, справится ли Макс со своим страхом? Почему вообще так бывает, что какое-то событие становится словно внутренним барьером и не дает совершать действия, которые окружающим даются легко и непринужденно? И самое главное, как разбираться с этой проблемой?

Комментарий психолога Анны Ништа

Вопрос: Почему у Макса сформировался страх перед автомобилями и вождением?

Ответ: Страх у Макса возник после того, как он увидел аварию – то есть столкнулся с реальной опасностью и травмирующим событием. Мы – существа биологические, и реакция на опасность заложена очень глубоко в нашей природе. Заяц убегает от волка – это реакция «беги». Змея кусает при опасности – реакция «бей». Косуля притворяется мертвой, почуяв хищника – реакция «замри». У Макса тоже реакция «замри». Это естественная реакция тела, мы ее не выбираем.

Плюс, когда случилась эта ситуация, в организме выработались гормоны – адреналин, норадреналин, кортизол. Кортизол – гормон страха и стресса, он как бы «зацементировал» это состояние «замри». Далее к ситуации добавились внешние факторы: пугающие детали на месте аварии (покореженный металл, ножницы) и реакция дяди. Плюс бабушка ему с детства внушала: «Не садись за руль, убьешься!».

Поэтому у Макса не просто возник страх, а сформировалась устойчивая шок-травма. Не просто воспоминание о катастрофе, а закрепленная эмоциональная и телесная реакция страха, связанная с множеством ассоциаций.

Вопрос: Почему люди по-разному реагируют на шокирующие события? Кто-то получает психологическую травму, а кто-то нет?

Ответ: Потому что у всех разная психика, разный «багаж». То, что для одного является шоком, для другого может быть в пределах нормы. Важно не само событие, а то, как человек его переживает и что происходит после. Есть ли поддержка? Есть ли возможность выговориться? Как ситуацию интерпретируют сам человек и окружающие?

Конкретно здесь пятнадцатилетний пацан увидел в аварию, рядом дядька тоже в полном шоке, а в подсознании еще бабушка такая: «Ага! Я же говорила, что машины – это зло!».

В целом, если человек чувствует, что ему не верят, обесценивают его переживания или, наоборот, подпитывают его страх, это влияет на формирование травмы. То есть само по себе событие – это только событие. А вот реакция и последствия – это уже и есть травма.

Вопрос: Став свидетелем аварии, Макс пережил сильный стресс. Однако есть мнение, что стресс может быть не только вредным, но и полезным. Так ли это?

Ответ: Стресс бывает разный. Кратковременный или умеренный – это одно. Какое-то мощное событие или хронический стресс – это уже совсем другое.

Хронический стресс разрушителен и ментально, и физически. Он лежит в основе множества проблем: расстройств пищевого поведения, мышечных спазмов, язв. Кстати, далее, после рассказа «Дышать нельзя не дышать» мы будем говорить о так называемой «Чикагской семерке» – заболеваниях, возникающих на фоне хронического стресса.

Но стресс – это не обязательно враг. Разные ситуации – разные реакции, разные переживания и проявления. Даже гормоны разные: адреналин, норадреналин, кортизол. Это, знаете, как с молотком: кто умеет с ним управляться – тот и дом построит, а кто не умеет – рискует себе же по голове настучать.

«Хороший» стресс – это тот, который проживается осознанно, когда человек контролирует себя, понимает, что событие, вызвавшее переживание, закончится, и мобилизует внутренние ресурсы. Это возможно, если осознавать свои триггеры – стимулы, запускающие реакцию на событие. Потому, что стресс – это не событие, а последствие события. Зная свои триггеры, можно управлять реакцией.

При этом полностью избавиться от стресса все равно не получится. Могут возникать новые события, к которым мы не готовы. «Проработанные» реакции тоже могут возвращаться, ведь то, что произошло когда-то, уже не исправишь и не перепишешь. Но этот опыт можно интегрировать в жизнь и благополучно соседствовать с ним, принимая и осознавая. Тогда это стресс в зоне влияния.

«Полезный» стресс – это про мобилизацию, про адаптацию. Иногда он работает как тренировка: подталкивает искать альтернативные пути, находить новые решения.

Вопрос: Правда ли, что по манере вождения можно определить характер человека?

Ответ: Не характер в полном смысле этого слова, но определенные черты – да. Допустим, человек может сознательно рисковать, когда ему хочется почувствовать контроль. И вот он начинает в «шашечки» играть, ему кажется, что он в этот момент контролирует себя, дорожную ситуацию, других водителей. Безусловно, это позерство, это признак инфантильности, желания «порисоваться», побыть «предводителем». Позиция: «Я все контролирую, я быстрее всех, и даже если чего-то там нарушу – вы мне ничего не сделаете» – это подростковая позиция. Взрослому человеку, у которого все в порядке, ему в эти «шашечки» и «догонялки» играть не надо.

Вождение – это маленькая жизнь, и в ней человек проявляет себя. Конечно, влияют настроение, усталость, но базовая манера поведения часто отражает внутреннюю установку. То, как человек реагирует на дорожную обстановку, в целом отражает то, как он в принципе реагирует на жизненные ситуации.

Вопрос: Как страх перед чем-либо отражается на жизни человека в целом, на его психологическом благополучии?

Ответ: Плохо отражается. Страх – это чаще всего удержание. Он провоцирует одну из трех биологических реакций, про которые мы уже говорили: «замри», «бей» или «беги». Из-за этого люди либо не могут делать то, что хотят, либо делают это «без себя», через силу, под напряжением, без души и удовольствия.

Например, страх Макса не дает ему ездить за рулем, то есть, сделать свою жизнь более комфортной. Мало того, у Макса есть страх показать свой страх. Ему стыдно. Эти эмоции часто закольцованы, а поскольку Макс их не прожил, они постоянно держат его в состоянии тревоги.

И это не ситуативно, эти эмоции постоянно резонируют в разных сферах жизни. Например, собрались они с друзьями на даче, жарят шашлыки. И тут начинается: друзья приехали на машинах, а он – нет. Это раз. Разговаривают про всякие инжекторы, свечи зажигания – а ему и сказать-то нечего. Это два. И так далее. Одно цепляется за другое, и в итоге он в целом относится к себе хуже, самооценка у него страдает.

Вопрос: Почему сложно признаться близкому человеку в своей «слабости», в своем страхе?

Ответ: Потому, что именно близкие люди способны ранить больнее всего. Часто страх воспринимается как личное поражение, уязвимость, особенно у мужчин. Еще есть социальные стереотипы о том, что мужчина как бы по определению «должен» быть могучим, выносливым, бесстрашным и так далее.

Если близкий человек не очень эмпатичен или сам травмирован, он может вместо того, чтобы поддержать, использовать эту уязвимость ради собственных выгод. К примеру, бабушка Макса может обрадоваться: «Боишься? Вот и славненько, ходи пешком, я меньше волноваться буду». Друг может общаться с позиции: «Ты, Макс, конечно, тоже мужик, но…». Он может это «но» даже вслух не говорить, а в общении все равно будет чувствоваться «неполноценный», «недоделанный», «дефективный», а я-то на твоем фоне как хорошо!

Признать уязвимость перед собой – это большая внутренняя работа, а показать ее другим – это еще и проявление доверия. Часто, к сожалению, то, что человек близкий, еще не означает, что это самое доверие присутствует в отношениях.

Вопрос: Как выстраивать отношения с близким человеком, который доверился и рассказал о своем страхе? Как поддержать его?

Ответ: Поддержка, понимание и чуткое отношение близких играют очень большую роль. Помним, чтобы возникло доверие, нужна безопасность. С этого надо начинать. Дать человеку понять: «Я рядом. Со мной ты в безопасности, ты можешь поделиться». И поддерживать эту безопасность, в реальности, а не на словах. То есть не высмеивать: «За руль сесть боишься? Ну, ты ваще-е-е…». Не обесценивать: «Да ладно, че ты, это фигня, а не проблема». Не самоутверждаться: «Не повезло тебе, конечно. Я-то, слава Богу, с таким не сталкивался».

И самое главное – не решать за человека, что ему лучше и какая помощь ему нужна. Помощь из серии: «Делай, как я говорю», «Мне со стороны виднее» и «Я знаю, как лучше» – это не помощь, а добивание. Хотим помочь – задаем элементарные вопросы: «Тебе нужна помощь?», «Как я могу тебе помочь?». И не лезем «причинять добро», даже если руки ну очень чешутся.

Вопрос: Если Макс поставит себе такую цель, сможет ли он побороть свой страх усилием воли, через силу, сознательно заставляя себя игнорировать неприятные переживания?

Ответ: Нет. Совсем нет. Это как прижать мячик под водой – рано или поздно он обязательно вынырнет, еще и подпрыгнет. Страх – это эмоция, а чтобы избавиться от эмоции, ее нужно выразить. У нас же многие переживания, злость, например, зависть или тот же страх – они табуированы. «Ты что такой злой? Фу таким быть!», «Мальчик, ты боишься? Не мужик что ли?». Поэтому мы такие эмоции прячем, и многие не только не умеют, но даже и не понимают, что значит выразить свой страх или любую другую «плохую» эмоцию, прожить ее.

Допустим, Макс решит свой страх перебороть. Переборол – это значит, силой воли запихал его в себя поглубже, сделал вид, что его не существует. Но сам-то страх остался не пережитым. А все, что не пережито – будет повторено.

На силе воли он соберется, заставит себя сесть за руль и доедет ровно до первой ситуации, которая вызовет у него ассоциации с шок-травмой. В критический момент его страх снова «выстрелит» и загонит его в реакцию «замри». Подавлять свой страх – это путь в тупик или даже в катастрофу.

Вопрос: Как человек может понять, что его переживания вызваны шоковой травмой?

Ответ: Через обратную связь, через диалог, желательно со специалистом. Не всегда достаточно просто спросить себя и сразу вспомнить. Конечно, иногда человек сам осознает: «Да, это уже было». Но чаще психика просто вытесняет травмирующий опыт. Человек может спрашивать себя «Это вообще про что?», а ответ будет – да фиг его знает.

О шок-травме может сигнализировать ощущение «застревания», невозможность расслабиться, постоянные страхи, флэшбэки или эмоциональная оцепенелость. Но самостоятельно понять, откуда они пришли, бывает крайне сложно именно потому, что психика закрывается от контакта с болезненными воспоминаниями. Поэтому нужна серьезная обратная связь.

Советы друзей типа «забей», «ты же мужик, соберись» могут быть не просто бесполезны, но еще и опасны. Представьте, человек думает: «Я боюсь, но я мужик, значит, докажу». И дальше он может демонстративно сесть за руль и убиться, доказывая, что он мужик.

Когда ко мне обращаются с похожими проблемами, я всегда спрашиваю: «Когда это случилось впервые?». И если ответа нет, мы «ходим» по линии времени, по ощущениям тела – ведь эмоции «сидят» именно там. Часто во время такой работы человек впервые осознает свою травму, и это становится для него настоящим откровением: «Вот почему у меня все именно так».

Вопрос: Можно ли вообще справиться с последствиями шоковой травмы? Сложно ли это? Больно ли это?

Ответ: Можно. Насколько это будет сложно и больно – зависит от степени причиненного вреда, но пережить это необходимо, иначе это будет повторяться.

Иногда приходится прорабатывать не только саму травму, но и различные «сопутствующие» моменты. У Макса, например, это отношения с бабушкой. Бабушка ему что говорила? «Попадешь в аварию – не переживу». Отсюда у Макса чувство вины перед бабушкой: сел за руль – рискуешь собой – убьешься – бабушку обидишь.

Да, разбираться с последствиями шок-травмы может быть трудно, неприятно, иногда болезненно. Но не разбираться с ними, и продолжать жить под давлением этих внутренних переживаний – еще трудней.

История 3. Когда ты падаешь – мне больно

– Я положу вещи, сажайте ребенка в машину!

Худенькая женщина в зеленой куртке бросила на таксиста благодарный взгляд и, прижимая к себе сына, выскочила из-под козырька парадной под снегопад. Пока Сергей Михайлович ехал до Всеволожска, чудесный апрельский день превратился в маленькое стихийное бедствие. За каких-то полчаса окрестности накрыла тяжелая серая туча, повалили густые и мокрые белые хлопья. Они тяжелыми шлепками облепляли лобовое стекло, и пришлось на максимум включить дворники, чтобы хоть что-то видеть в этой круговерти. Помыл, называется, машину.

Прибыв по нужному адресу, таксист разглядел женщину с малышом на руках, большой чемодан, сложенную коляску-трость и спортивную сумку. Велел им усаживаться, а сам занялся багажом, ежась от осадков, морозивших шею и коротко стриженый затылок. Пассажирка с непривычки запуталась в системе фиксации на детском кресле, и Сергей Михайлович, успевший погрузить тяжеленный чемодан и все остальное, предложил:

– Давайте я.

Двухлетний мальчонка, похожий в своем серо-синем комбинезоне на маленького космонавта, смотрел на незнакомого дядю с интересом, но без страха. Женщина обошла такси и перед тем, как сесть, старательно стряхнула с себя снежную воду.

– Ну что, сынок? – тихо говорила она, устраиваясь рядом. – Пора домой? Поедем с тобой на поезде. Посмотри в окошко, видишь, как красиво?

За окошком, если честно, особой красоты не наблюдалось. По левую руку тянулся частный сектор, прикрытый заборами от лишних взглядов, по правую выстроились в ряд панельные дома-брежневки. Так себе эстетика. Женщина продолжала бормотать что-то такое же ласковое и бессмысленное, и это было больше похоже на разговор с самой собой потому, что ребенок увлекся игрушкой и явно не обращал на мамины слова никакого внимания.

По обыкновению Сергей Михайлович оценил ее серией быстрых проницательных взглядов, и увиденное ему не понравилось. Нет, внешне все было в порядке, природа не обидела. Просто женщина выглядела измученной и абсолютно несчастной: темнота под глазами, хмурый лоб, напряженные брови и поджатые губы с поникшими уголками.

– Мы с тобой путешественники, да? Вон, сколько всего интересного было: на поезде в другой город приехали, у тети Маши погостили. Теперь домой поедем… – на этих словах голос сломался и осип, как бывает, когда резко накатывают слезы. Тут таксист, конечно, не выдержал:

– Извините, у вас что-то случилось? Может, помощь нужна?

Пассажирка удивленно посмотрела на него, всхлипнула и поспешно зажала себе рот рукой. Она явно не хотела распускаться перед сыном, но силы были не равны, и поток слез буквально хлынул из нее. Отвернувшись к окну, женщина тихо, но очень горько заплакала.

Сергей Михайлович выехал на Дорогу Жизни, и ее спокойное однообразие довольно скоро укачало малыша – не прошло и пяти минут, как он уснул. Туча, отплевавшись снежно-водными бомбочками, присмирела и отползала, обнажая на горизонте полосу голубого неба. Пассажирка тоже выдохлась, напряжение вышло со слезами. Через пару минут она вытащила из кармана носовой платок, промокнула лицо и смущенно произнесла:

– Извините.

– Не нужно извиняться, – мягко ответил таксист. – Это вы меня простите, если лезу не в свое дело, но может вам в самом деле нужна помощь?

– Помощь? – женщина криво усмехнулась. – Помощь нужна, но не мне. А тот, кому она нужна, считает, что и сам прекрасно справится. Вот если бы вы были гипнотизером…

– Чего нет, того нет, – усмехнулся таксист. – А зачем вам? Ведь против воли что-то делать – это ж тоже ничего хорошего.

– Знаете что? Может вы в чем-то и правы, конечно… Но иногда кажется, что это единственный выход. К примеру, моя племянница… Маша… Понимаете, я же очень ее люблю, это мой родной человек. У нас с братом почти одновременно дети появилась, у меня сын, у него дочка.

Сергей Михайлович вскинул брови в удивлении, и женщина, хоть и сидела сзади, уловила это.

– Миша – это мой второй ребенок, – она улыбнулась и аккуратно, чтобы не потревожить сон, погладила мальчика по руке. – Подарок судьбы. Знаете, как это бывает, когда совсем не ждешь, а тут на тебе… А старшему, Кириллу, уже двадцать один. Такая вот разница. И племяннице моей тоже. Только Кирюха в универе учится, а Машка успела уже и замуж сходить, и мамой стать, и развестись… В общем, пьет она. Спивается.

Последовала долгая пауза. Пассажирка комкала в руках платок и решала, может ли себе позволить подобную откровенность при чужом человеке. Таксист ей нравился – он выглядел спокойным, рассудительным. Внушал доверие. Да и выговориться хотелось очень. Кому еще она может об этом сказать? Муж не поймет. Его эта ситуация вообще бесит, он давно говорит: «Бери ее за шкирку и тащи к наркологу! Пусть он ее кодирует, подшивает, капает, что хочет делает, а я уже про твою Машку слышать не могу!».

Старший сын тоже здесь не советчик. Когда-то в детстве они с Машенькой очень дружили, были не разлей-вода. Но в подростковом возрасте их пути разошлись, разные сложились интересы, разные компании. А уж после того, как Мария вышла замуж и перебралась из Казани под Питер, связь почти прервалась. Кирюха на дух не переносил ее избранника (и, если честно, правильно делал), а она не простила ему высказанного однажды честного мнения по этому поводу.