Параллели сознания. Повесть

«Что-то ты неласкова со мной, жёнушка. Или случилось чего?» – спросил так называемый муж, грозно посмотрев на Антонину. Она сослалась на недомогание. Сидела за столом и молчала, ждала, когда подействует сон-трава, потому как чувствовала, что из-за раскрытия тайны этого странного гостя ей несдобровать. Когда у него начали слипаться глаза, Антонина выскочила из дома и побежала через ночной лес в соседнюю деревню, к матери. Ветки и кустарники цеплялись за юбку, ноги проваливались во мхи, спотыкались о сучья, но Антонина бежала, объятая страхом. И этот страх был не напрасен. Через некоторое время, отошедши от забытья, Данила понял, что тайна его раскрыта, потому и бросился догонять – скачками перепрыгивал огромные поваленные деревья, бежал в ночи, как будто видел все препятствия как при дневном свете, но женщина убежала раньше, потому и догнать было непросто. А тем временем Антонина добежала до дома матери и начала барабанить со всей силы в дверь. Мать-старуха открыла дочери и сразу не узнала её – Антонина поседела за одну ночь, глаза безумны, а изо рта – нечленораздельное мычание. А потом дочь метнулась к печи и спряталась за нею, со страхом глядя на дверь. Мать в это время повернулась к распахнутой двери и увидела горящие глаза. В следующую секунду что-то косматое и страшное, на двух копытах, ворвалось в дом, схватило мать Антонины за горло, и тут же раздался хруст – это шейные позвонки не выдержали смертельного ухвата. Тело матери повисло тряпичной куклой в руках чудовища, а потом было отброшено на лавку. Антонина стояла ни жива ни мертва, и только безымянный палец, на котором было надето кольцо с рубином, стал гореть неистово. Она сняла перстень и швырнула в того, кто убил её мать. Тут же разверзлась земля, пахнуло серой, и чудовище с громким криком провалилось в преисподнюю. Антонина же осела на пол и потеряла сознание.

С тех пор из села в село стала ходить косматая седая баба в отрепьях и всем грозить пальцем. И на кого покажет – с тем случалась беда: либо болезнь нападала на домочадцев, либо скотина проваливалась в болото, либо куры дохли. И боялись сельчане полоумную бабу, обходили её стороной. И даже священник не смог изгнать из неё беса: как только подводили Антонину к церковному двору – тут же падала баба, кричала неистово, вещала о геенне огненной и о расплате за грехи. А потом, говорят, исчезла. Возможно, утонула в болоте или звери лесные растерзали, но с тех пор то место, где стоял дом Антонины, называли «ведьминым». Много людей пропало, как только приходилось им забрести в тот лес, где за Антониной гналась нечистая сила. Некоторые же, особо бесстрашные, выбирались живыми, но потихоньку сходили с ума – всё им виделась Антонина, изрыгающая проклятья…

…Вдруг в смежной со спальней комнате что-то упало с полки. Светлана и Валентина вздрогнули, побледнели.

– Что это? – шёпотом спросила Света.

– Ох… – вздохнула Валентина. – Неужели даже днём шалит…? Ночью покоя никакого, а тут опять…

Она встала, прошла в комнату и нагнулась, чтобы поднять книгу, которая со вчерашнего дня лежала на столе, но теперь валялась на полу и была раскрыта на тринадцатой странице. Валя поёжилась, потому как показалось, что из угла комнаты на неё повеяло холодом. «Опять козни бабки Авдотьи, – подумала она. – Когда же закончится этот ужас?» Валентина повернула бледное лицо и увидела в проёме Светлану, которая застыла в немом вопросе, взглядом указывая на предмет: «А кто уронил книгу…?»

Глава 6

В этот особенный осенний день всё дышало добром. Душа Валентины ликовала, но в то же время волновалась: сегодня их дом посетят сваты, и она впервые познакомится с родственниками будущего мужа Александра. Девушка проснулась рано, умылась и заплела косы. Мать по такому случаю купила в сельмаге красивое платье для Валентины – оно чудесным образом облегало фигурку и сидело на невесте как влитое. Валентина покружилась у зеркала и зажмурила глаза от удовольствия, а потом, раскрыв их, невольно вздрогнула: на миг ей показалось, что в отражении мелькнул печальный силуэт. Встряхнув головой, Валя отошла от оцепенения, решив, что ей просто померещилось – видать, солнце резко зашло за тучку и тут же вынырнуло обратно, и эта игра светотеней дала такой неожиданный эффект.

Из города на сватовство была приглашена тётка – жена родного брата матери. Уж она-то была знатная сваха-сговорщица. Не было равных тётке в застольях. Клавдия умела говорить красиво и длинно. Кому, как не ей, описать все достоинства невесты? А еще тётка была мастерица в кулинарии. Столы у неё всегда ломились от яств. Вот и сейчас она постаралась на славу – на столе лежали расстегаи, самовар дымился, поджидая гостей, в вазочках плавало прозрачное варенье, а в котелке на печи томилась янтарная уха.

Валентина, отодвинув кружевную занавеску, выглянула в окно. По улице двигалась небольшая процессия, приближающаяся к их дому. Впереди гордо выступал Александр с молодым дружком, которого Валентина никогда раньше не встречала. Далее следовали родственники, и замыкали процессию бабушка и дед. Старик шёл, прихрамывая, опираясь на костыль. Тут Валентина увидела, как бабка, оглядевшись по сторонам, развернула свёрток, который она держала в руках, и достала половинку оранжевой тыквы. Её-то и положила у порога калитки, а потом, выудив из кармана засохшие цветы цикория и васильков, также разбросала у порога, и только потом вошла во двор. «Странно, – подумала Валя, – обычай, что ли, такой? К чему эта тыква и засохшие цветы? Кто поймёт этих стариков, как там принято сватать? Но… не буду заморачиваться», – и девушка побежала встречать гостей.

Застолье было шумным. Дружок жениха Василий превозносил заслуги жениха, рассказывал, какой он надёжный и твёрдо стоящий на ногах человек. Клавдия тоже не упускала возможности, чтобы нахвалить все достоинства невесты. Бабка с дедом больше отмалчивались, только косились на Валентину и иногда перешёптывались, как бы рассуждая между собой – насколько эта девушка годна в качестве жены для их внука Саши. Когда было выпито гостями немало и съедено достаточно много, начались песни. Валентина любила петь, но в этот раз отмалчивалась, поглядывая на Сашу. А того, похоже, затянутое сватовство уже начало раздражать. Он, наклонившись к уху Валентины, шепнул невесте, что теперь можно сбежать от родственников, прогуляться, так сказать, до реки. А то смотреть на пьющих и жующих людей надоело, и что они наедине смогут провести время более приятно. Валентина согласилась с предложением, потому, извинившись, выскользнула из-за стола. Александр вслед за ней, улыбнувшись, взял невесту за руку и направился к калитке. Не заметив разбросанные сухие стебли цикория и соцветия васильков, первым наступил на них и выругался: «Тьфу, что за чёрт! Зачем они здесь? И эта тыква…» Пнув по тыкве, он откатил её в небольшую канавку, а Валя испуганно посмотрела на него.

– Возможно, всё это зачем-то здесь нужно. Это положила твоя бабушка. Не надо было так расправляться с тыквой. Кто знает, что означают такие подарки?

Саша рассмеялся, приобняв невесту:

– Слышал я, что на Украине девушки парням тыкву выкатывают во время сватовства, если женихи не любы, а тут что? Знай, я ни за что не расстанусь с тобой, Валюша, так как люблю тебя. А все эти обряды… чихать на них хотел. Мы же с тобой современные люди. А старики пусть балуются, как хотят. Нам какое дело до их чудачеств? Возможно, ты права. Ладно, поставлю эту тыкву на место.

И он, взяв половинку тыквы обеими руками, снова водрузил на то же самое место, где она находилась изначально. Валентина улыбнулась, одобрив его поступок, а потом они направились к реке Кубани. Хотелось побыть наедине, полюбоваться закатом и красками догорающей осени. Александру не терпелось показать, насколько он расположен к Валентине, да и девушка ждала от него нежности и скромных поцелуев.

Глава 7

Старый тряский автобус долго укачивал подруг, двигался по просёлочной пыльной дороге медленно, как будто оставлял время на размышление – правильно ли поступили они, поддавшись суевериям и, наконец, решившись съездить к ведунье, чтобы та помогла Валентине избавиться от бессонницы и мучивших кошмаров. Валя тревожно смотрела на Светлану, но та лёгким пожатием руки подбадривала подругу. Она и сама устала бегать в соседний двор – выручать Валентину, когда та с отчаянием и каким-то остервенением начинала молотить по стенке ложкой, чтобы её спасли, но… от чего? От страхов, с которыми жила Валентина или от самой себя?

Автобус подкатил к конечной и остановился. Девушки вышли последними, оглянулись по сторонам, но улица была безлюдной.

– Ладно, сами найдём дом по адресу, раз спросить не у кого, – сказала Светлана и ободряюще подмигнула взволнованной Валентине.

Долго они петляли по улицам посёлка. Наконец, повстречался старый дед, который подсказал подругам правильное направление, но при этом как-то долго и задумчиво посмотрел на них.

– К Марии идёте? Ну-ну, видать, нелёгкая вас принесла. Ступайте, девоньки, ступайте…

На самом краю посёлка, у заросшего пруда, подруги увидели бревенчатый дом. Из трубы шёл дым, несмотря на то, что на дворе стояло раннее лето, и погодка была тёплой. Переглянувшись, Светлана и Валентина взялись за руки, чтобы придать уверенности друг другу, и направились к калитке. Собаки во дворе не было видно, потому они вошли во двор смело и поднялись на крыльцо. Вдруг перед ними резко распахнулась входная дверь. От неожиданности женщины отпрянули, но пронизывающий взгляд тёмных глаз словно пригвоздил их к месту.

– Чего пришли? – грозно спросила хозяйка, окидывая подруг с ног до головы, как будто пытаясь самостоятельно определить причину визита.

– З-здравствуйте, – отойдя от первоначального шока, пролепетала Света. – Я Светлана, а это – моя подруга Валентина. Мы к вам за помощью. От испуга надо избавиться.

– Тебе не надо, – ответила ведунья, – а вот ей… – и, указав артритным пальцем на Валентину, она продолжила, – помощь нужна. Крещёная? – в лоб спросила Валентину и пристально посмотрела на грудь, прикрытую тонкой сорочкой.

Валентина невольно поднесла руку к груди, закрываясь от пристального взгляда.

– Меня в детстве бабушка крестила в церкви, но я в неё не хожу. Не положено, так как я комсомолка. И крест на шее не ношу, но сам крестик, дарованный при крещении в младенчестве, со мной, – как бы оправдываясь, пролепетала Валентина. Она полезла за пазуху и из бюстгальтера достала свёрнутый носовой платок, который стала разворачивать дрожащими пальцами. Потом вынула из него на серой нити небольшой церковный крестик.

– Надень на шею и заходи, – приказала ведунья, – а ты, – показав пальцем на Светлану, – оставайся во дворе. Можешь воды испить, там под навесом, в кувшине. Она чистая, родниковая.

– Спа-с-сибо, – слегка заикаясь от волнения, пролепетала Светлана и, пожав пальцы Валентины, спустилась с крыльца.

Валентина спешно надела нить, спрятала крест за ворот сорочки, а потом посмотрела на ведунью.

– Ну, чего стоишь, как вкопанная? Заходи, коль пришла, – уже мягче пригласила в дом ведунья. – Кстати, меня Марией зовут.

Валя неуверенно вступила в тёмную горницу. Кругом на полках и на полу стояли стеклянные банки, чем-то наполненные. Вдоль стен на гвоздях висели засушенные травы. Посреди комнаты находился дубовый стол, на котором расположились небольшая округлая чаша, кувшин и толстая свеча.

– Как видишь, жду тебя. Всё уже готово, – глухо сказала ведунья.

– А откуда вы знали, что я к вам еду? – в изумлении спросила Валентина.

– Святые угодники донесли весть, – улыбнулась та, а потом продолжила: – Да ты не бойся, не съем я тебя. Помочь хочу, но сначала надо понять, с чем мы дело имеем. Садись за стол. Молиться умеешь?

– Нет, – честно призналась Валентина.

– Эх, молодежь… про Бога забыли, поклоняются идолам, оттого и беды. Ну да ладно, сиди и повторяй за мной слова молитвы.

Валентина, отодвинув стул, присела на краешек и закрыла глаза – ей было немного не по себе находиться в этой странной горнице, но слова молитвы, которые начала шептать ведунья, немного успокоили: «Отче наш. Иже еси на небеси. Да святится имя твоё…»

Она с усердием проговаривала слова молитвы, что произносила ведунья, и какое-то внутреннее умиротворение снизошло на неё. После троекратного прочтения «Отче наш», ведунья налила в чашу из графина воды и зажгла свечу. Свечой три раза провела над головой Валентины, а потом начала капать воск в чашу, приговаривая при этом: «Отразись на воске порочное, что на Валентине. Всё злое, колдовское, вредоносное, наносное, подселённое, подложенное, крадущееся, переложенное, насказанное да сглаженное. Всё, что дурными людьми Валентине сделано, всё, что колдунами да колдуньями Валентине послано. Отразись на воске всё чёрное, колдовское, посланное, поддельное, неродное, всё, что в крови, в суставах, костях Валентины, голове, во всех органах, да тонких телах Валентины. Отразись всё сказанное да впитайся в воск, в нём сохранись да мне покажись». Воск капал, а ведунья всматривалась в чашу и лик её мрачнел. Валентина с тревогой пыталась прочесть на лице ведуньи эмоции, чтобы понять, что происходит, но та молчала. В горнице повисла тишина. Через некоторое время ведунья молвила:

– Тут не простой испуг надо выливать, а порчу снимать. Сильный заговор был на тебя сделан. Но мне надо понять, с чем дело имею и кто порчу на тебя навёл. Знаешь того, кто сделал? – спросила она, заглядывая Валентине в глаза, как будто хотела увидеть душу.

– Я могу только догадываться, – пролепетала та. Сердце колотилось, как у загнанной лани, пальцы дрожали.

– Пойдём поговорим, девонька. Ты вот что, водички испей чистой, родниковой, легче станет, – предложила ведунья, и в голосе появились тёплые материнские нотки. – Рассказывай…

Валентина, тяжело вздохнув, собралась с силами и поведала ведунье долгую историю жизни, всё то, что лежало камнем на душе.