Наследница. Роман

– И когда же ты научишься аккуратности! Как тебя только в домработницах держат? – С обречённым видом, устало добавила она. Лариска осторожно подняла туфель и завыла белугой. Её худенькие плечики вздрагивали, при каждом всхлипе. Так и не одевшись, она представляла собой жалкое зрелище. Посиневшее от холода тело Лариски вызвало у бабки жалость и она, кряхтя, поднялась со стула. Накинув на сгорбленные плечи рыдающей внучки, свой видавший виды, когда-то, махровый, а теперь уже вытертый почти до дыр халат, – жалостливо произнесла

– Ну, реви, уж! Попробую я что-то с твоими туфлями сделать. Новым им уже не быть, а чернила может, и ототру, – неуверенно пообещала бабка. Лариска зарыдала ещё громче.

– Не реви! Чего уж теперь? Что сделано, то сделано! Не велик грех, – бабка взяла Ларискин рюкзак и стала вываливать его содержимое на круглый, покрытый коричневой скатертью стол. Из него посыпались: остатки бутерброда, крошками от которого было усыпано дно, обрывки газет, несколько тюбиков от губной помады, с торчавшими из них спичками. Маленькое зеркальце, с трещиной по середине. Несколько шариковых ручек разных мастей и ещё всякая мелочь, не понятно, зачем и почему находилась в Ларискином рюкзаке. Подкладка рюкзака и, всё его содержимое, было окрашено в смачный фиолетовый цвет.

– Что же ты туфли в коробке не принесла? Зачем же ты их в рюкзак засунула?

– Коробка в рюкзак не входила, я её выбросила, – всхлипнула Лариска. Прозвеневший дверной звонок, заставил бабку и Лариску вопросительно посмотреть друг на друга. Гостей у них никогда не было. Не понятно, зачем нужен был звонок, в который никто и никогда не звонил. Лариска зябко повела плечами, запахивая полы халата на своей маленькой груди.

– Кого это принесло? – Проворчала бабка, направляясь к двери. Лариска услышала скрип. Потом мужской голос спросил.

– Здесь живут Никиткины?

– Здесь. Я и есть Никиткина Дарья Сергеевна

– Вам письмо, – наступила пауза, – потом бабка сказала.

– Нам писем никто не пишет. Потому, как и родственников у нас нет, – она подозрительно, прищурив глаза, что бы лучше разглядеть, уставилась на гонца с письмом.

– Меня просили передать. Тут адрес и ваша фамилия. Значит всё точно, – настаивал мужской голос. Бабка взяла конверт, долго его разглядывала, потом протянв мужчине, внимательно наблюдавшему за ней, попросила.

– Ты, милок, мне прочти, от кого это послание будет. А то я не вижу совсем без очков.

– На конверте обратного адреса нет, бабуля, – ухмыльнулся он, показывая редкие зубы.

– А письмо вам от вашей дочери, – лицо бабки мгновенно покрылось красными пятнами, она выхватила конверт из рук улыбчивого гонца, и быстро спрятав его в кармашек застиранного фартука, не сказав ни слова благодарности, захлопнула дверь. Немного постояв в коридоре, отдышалась, засунула конверт глубже в карман и, одёрнув связанную из толстой грубой пряжи кофту, прошла в комнату. В широко открытых глазах Лариски, устремлённых на неё, она тут же прочитала вопрос. Опережая его, бабка сказала.

– Ошибка вышла. Не к нам это.

– Как не к нам, баба?! – Лариска подскочила со стула, забыв о своём горе и пролитых слезах, – я же слышала, Никиткиным письмо! И адрес точный. И письмо от твоей дочери. У тебя есть дочь? – Она ещё шире распахнула уже просохшие от слёз глаза.

– Иди в ванну. У тебя мыло на голове уже засохло, – отмахнулась бабка.

– Бабушка, ты что-то от меня скрываешь! – Не унималась Лариска.

– Нет у меня дочери! Одни мы с тобой на белом свете, – отрезала бабка. Лариска поняла, что больше от бабки, не услышит ничего. В её душу заползло жадное любопытство. Она дала себе слово, проникнуть в бабкин сундук. Ей вдруг пришло в голову, что именно в этом сундуке, могут быть ответы на всё, что её тревожило с детских лет. Проводив внучку долгим взглядом, и удостоверившись, что та в ванне, бабка быстро распечатала конверт. Водрузила на нос очки, замотанные клейкой синий лентой, и стала жадно читать. По каменному выражению лица бабки, не возможно было понять, какое она получила известие. Прочтя послание, она скомкала листок и запихнула в карман фартука. Какое-то время, бабка находилась в оцепенении, потом, как будто от чём-то внезапно вспомнив, прошла в свою комнату и сняв с шеи замусоленную тряпку, наклонилась над сундуком. Открыв деревянную, окованную медью крышку, сунула в тёмное, пахнувшее нафталином, безразмерное брюхо сундука, смятое письмо, и быстро закрыв, несколько раз повернула в замке ключ.

***

Суббота и воскресенье пролетели незаметно. Лариска, с несвойственной ей прытью, затеяла у себя дома генеральную уборку. Осенний день, был по-летнему тёплым, солнечным и почти безветренным. Вытащив на крошечный балкон перьевые подушки, и стёганные ватные оделяла, она заявила, что постель нужно просушить. Потом взялась мыть стены, покрытые зелёной краской, при этом приговаривая.

– Мы скоро и ремонт с тобой сделаем, бабуля. Будем жить, как люди!

Наблюдая за стараниями внучки, бабка, довольно растянув в улыбке бесцветные губы, спросила

– Лариска, что это на тебя нашло?

– А что? – Отрываясь от своего занятия, мельком глянула в бабкину сторону внучка. Её рыжие кудри, собранные на затылке в пучок алой лентой, летали из стороны в сторону при каждом движении, открывая тонкую шею. Короткая рубашка, то и дело сползая с живота, оголяла, прозрачную, с тонкими прожилками кожу. Лариска тёрла тряпкой с таким азартом, что бабка, рассмеявшись, предупредила.

– Ты дыры в стене не протри!

– Не протру! Зато воздух, какой будет, бабуля! Без нафталина ты никуда! Вся квартира старьём провоняла. Надо тебя на экскурсию взять, да показать, как люди живут. А то только по телевизору смотришь, вдохнуть запах, потрогать, как ты говоришь барские покои, не можешь.

– На что мне твои покои? Я в своих хоромах привыкла, – нахмурив брови, тихо отозвалась бабка.

– Не скажи! Вот если б у нас ремонт сделать, да мебель поменять, то квартира что надо! – Лариска показала большой палец.

– У нас же, бабуля, метраж!

– Вот, помру я, хоромы тебе останутся. Будешь в них порядки наводить, а мне и эта мебель сгодится.

– Ты что это? – Лариска подскочила к бабке.

– Мне говоришь одни мы тобой на белом свете, а умрёшь, с кем я останусь? Нет уж бабуля, ты живи! А то, как же я без тебя?

– Ради тебя и живу.

– Ну, вот и живи. Долго, долго! И никогда не умирай! – Лариска метнулась к окну, открыла его и, вдохнув грудью осенний воздух, произнесла.

– Сейчас окна вымою, и будет у нас чистота.

– Ты Лариска, накинула бы на себя чего, сквозняки устроила. Не май месяц на дворе.

– Иди, бабуля к себе в комнату, или во дворе погуляй, пока я окна мою, а то и правда, продует тебя, – Лариска уже тащила ведро с чистой водой. Ловко заскочив на подоконник, завозила тряпкой по стеклу.

– Грязи-то сколько! – Комментировала свою работу она

– Смотри бабушка, как у нас светло. Грязные стёкла света не пропускали. А сейчас! – Она отошла от окна и, любуясь на чистые, вымытые рамы, цокала язычком.

– С уборкой Лариска справилась за субботний день. Квартира, хоть и была убогой, со старой, уже давно, требующей отвезти её на свалку, мебелью. Истратившими былой цвет, ветхими шторами, допотопным, кухонным столом и табуретками, когда-то, видимо сколоченными обыкновенным плотником, но сияла чистотой и пахла свежестью. Задрав горделиво голову, Лариска воскликнула

– Бабушка, принимай работу! – Одобрительный бабкин взгляд, был лучше всякой похвалы. Воодушевлённая чистотой и порядком, который навела в квартире, выйдя на балкон, Лариска, хлопала подушки. Серая пыль клубами, окутывала её хрупкую фигурку. Справившись и с этой задачей, она занесла их в комнату и со словами

– Вот! Теперь можно жить! – Водрузила их на постель. Потом, опустившись в старое скрипучее кресло, с силой выдохнув из лёгких воздух, сообщила.

– Устала я!

– Отдохни, а то завелась с утра, как комбайн тарахтишь, – посоветовала бабка. Книжку почитай. Зная Ларискину не любовь к чтению, намеренно уколола она внучку. Сколько бабка не старалась привить Лариске любовь к книгам, все её попытки заканчивались неудачей. Зато рисовать, Лариска любила с раннего детства. Бабка с любовью собирала Ларискины шедевры. Какие-то из них, красовались на стенах, остальные бабка аккуратно складывала в шкаф. Иногда Лариска могла часами сидеть за своими рисунками. Высунув язык, она малевала картины с большой охотой и радостью. Иногда её взгляд блуждал, становясь не детски серьёзным и осмысленным. Бабка не особо разбиралась в искусстве, но Ларискины картины ей нравились. Стараясь выкраивать из мизерной пенсии, хоть какие-то крохи, бабка никогда не отказывала Лариске в просьбе купить краски и бумагу. Но это были нехитрые рисовальные принадлежности, а Лариске хотелось настоящего.

– Ещё чего! На книжки время тратить. Я лучше телевизор посмотрю, – с этими словами, она подошла к старому, видавшему виды, чёрно-белому телевизору и нажала кнопку. По комнате разлилась приятная мелодия. Лариска сбегала в кухню, поставила чайник, насыпала сушек в бабкино блюдо и вернулась в комнату.

– Сейчас чай будем пить.

Остаток вечера они смотрели телевизор, пили чай, редко перекидываясь незначительными фразами. Потом, Лариска, удобно устроившись на диване, заснула. Что бы, не тревожить её, бабка принесла шерстяной плед и, укрыв Ларискино тщедушное, свёрнутое клубочком тело, осторожно ступая по скрипучему полу, прошла в свою спальню.

***

Стоя на обочине дороги, привлекательная, с фигурой модели девица, в деловом тёмно-синем костюме махала рукой, в надежде поймать такси. Проносившаяся на скорости машина марки Феррари, резко затормозив, дала обратный ход.

– Мне в центр. Довезёте? – Спросила она, открыв дверцу.

– Садитесь, – приветливо последовал ответ. Мельком гляну в сторону водителя, девица подумала:

– Над его причёской трудился отличный мастер.

В шикарном салоне автомобиля стоял приятный аромат туалетной воды. Сообразив, что села не к простому водителю, она поблагодарила за оказанную любезность.

– Не стоит, – улыбнулся он. Машина мягко тронулась и, быстро набирая скорость, скрылась за поворотом. Иван несколько раз видел эту девушку в своём районе. Возможно, она жила с ним в одном доме. Надеясь завязать разговор, он спросил.

– Вы живёте в этом районе?

– Да. Недавно переехали, – ответила девица, певучим голосом.

– А живёте в том доме, у которого ловили машину?

– Да. Именно в этом доме и живём, – она сделала упор на то, что живёт не одна.

– Мы с вами соседи. Я тоже живу в этом доме. Девица заметно нервничала. Без конца, поглядывая на часы, она не переставала теребить ремень сумочки тонкими длинными пальцами. Заметив это, Иван спросил.

– Вы очень спешите?

– Я опаздываю на собеседование. Давно ищу достойное место работы, и вот обстоятельства именно сегодня, в самый ответственный момент, сложились так, что мне пришлось задержаться дома. Серьёзная фирма, не прощает опозданий, – задумчиво добавила она. По её манере говорить, Иван сообразил, что девушка приезжая.

– В какое время у вас собеседование?

– Ровно в десять.

– А адрес? Назовите улицу и номер дома. Постараюсь вас доставить вовремя, – она назвала адрес и, Иван, удивлённо посмотрев в её сторону, спросил. А как компания называется? Услышав ответ, он улыбнулся, и снова задал вопрос.

– А ваша фамилия?

– Вы не слишком любопытны? – Нервно, вопросом на вопрос, ответила девица.

– Нет, не слишком, – рассмеялся Иван. Я владелец этой фирмы. А на собеседование, если ваша фамилия Фролова Екатерина, вы едете именно ко мне. Катя почувствовала как по спине, побежала струйка холодного пота. Лицо запылало.

– Извините, пожалуйста, – смущенно, проговорила она.

– Ну, вот и замечательно. Познакомились в неформальной обстановке. Что называется без галстуков, – улыбнулся Иван, – не волнуйтесь вы так!

– Катерина и впрямь, разволновавшись, после такого необыкновенного стечения обстоятельств, она была не в себе. Девушка нервно, поправила каштановые волосы.

– Катя. Я могу вас так называть?

– Да. Да. Конечно! – Торопливо ответила она.

– Я ознакомился с большим количеством резюме. И вот что я вам скажу. Из всех, я выбрал с десяток. Ваше, как вы уже знаете, в том числе. Если, информация, поданная в нашу компанию, соответствует действительности, то считайте, что вы уже сотрудница нашей фирмы. Катя напряглась. Единственной неправдой, было то, что она не имеет детей. В остальном резюме соответствовало действительности. Вспомнив о том, что чуть не сболтнула о своём ребёнке, который и был причиной её задержки дома, она глубоко вздохнула, стараясь подавить нарастающее волнение.

– Мы успели. И вы вовремя и тот, к кому вы спешили, – Иван круто повернул руль и автомобиль, въехал во двор.

– Идёмте, я вас познакомлю с нашими владениями, – открыв дверцу, Иван подал руку.

Здоровенный Детина, в форме охранника, молча наблюдал за необычной картиной. Босс всегда приезжал на работу один. Ещё не было случая, что бы он кого-то привозил на своём Феррари. С интересом, разглядывая девушку, выпорхнувшую из салона автомобиля, охранник отметил, что она очень красива. Проводив их долгим взглядом, он, снял головной убор и задумчиво почесал бритый затылок.

Открыв дверь своего кабинета. Иван дал несколько указаний секретарше, сидевшей за огромным, из красного дерева столом. Молодая, похожая на школьницу, но хваткая и грамотная секретарша, не задавая лишних вопросов, что-то быстро записала в настольный календарь и, улыбнувшись, спросила.

– Как всегда кофе? – Кивнув в ответ. Иван скрылся за дверью. Спустя полчаса из кабинета начальника вышла Катя. По её искрившимся от радости чёрным, словно переспевшие смородины глазам, секретарша поняла, что у них новая сотрудница

Не сложившаяся личная жизнь Кати, была одной из причин, которая и побудило её искать работу. Она рассылала резюме в разные компании, в надежде найти достойную зарплату, что бы не только содержать себя и сына, но и оплачивать услуги няни. Без работы Катя себя не представляла, что, и стало основной причиной развода с мужем. С самого первого дня совместной жизни, он настаивал на том, что бы Катя, сидела дома и воспитывала сына. Ровно год, после рождения ребёнка, Катя была домохозяйкой. Но, по истечении этого срока, поняла, что необратимо тупеет, и превращается в обыкновенную наседку. Вот тогда она и устроилась работать в фирму, где нужны были специалисты по международному праву. Не сложившиеся отношения с начальником, настойчиво, добивавшегося её расположения, скандалы дома, постоянно выбивали из колеи. Муж не мог смириться с тем, что она уходит из дому, а сын остаётся с чужой женщиной. Его бесконечные упрёки, стали доходить и до рукоприкладства, этого Катерина снести не могла. Подав на развод, она переехала жить в квартиру, которую сняла у своей давней знакомой и снова занялась поиском работы.

С утра ясная погода, к обеду сменилась ненастьем. Порывистый ветер и проливной, хлеставший по асфальту дождь, заставили Катерину какое-то время стоять под крышей магазина. Она надеялась, что дождь хоть немного стихнет, но, посмотрев на чёрные грозовые тучи, открыла зонт, и быстрым шагом пошла по пузырящимся лужам. Несмотря на разыгравшуюся непогоду, она пребывала в приподнятом настроении. Войдя в подъезд дома, где на вахте сидела консьержка, увидела странную особу. Рыжеволосая, на вид совсем девчушка, в сереньком, старом пальтишке, тараторила, не смолкая.

– Ну вот. Понимаете. Мы с бабушкой не смогли избавиться от пятен, и я решила туфли покрасить гуашью.

Консьержка, пожилая, женщина с волосом, уложенным в причёску, как для похода в театр, глядя на девчушку, рассмеялась. Только сейчас, Катя разглядела, что у ног девчонки образовалась коричневого цвета лужа. Безжалостно смытая дождём гуашь, которой она додумалась покрасить туфли, расплылась по вымощенному бежевыми ромбами, полу. Она невольно улыбнулась.

– Вы не беспокойтесь, Элеонора Яковлевна. Я сейчас всё протру.

– Лариса, ну кто же туфли гуашью красит? – Смеялась консьержка. Ей нравилась эта девчушка. Увидев её в первые, Элеонора Яковлевна, ни в какую не хотела впускать Лариску в подъезд. Тогда они повздорили. Лариска даже нагрубила. Но потом умудрённая жизненным опытом женщина поняла, что Ларискина грубость была защитой. Она, как храбрый воробышек, защищала своё достоинство. Потом они подружились, и когда Лариска приходила на работу, то всегда делилась с консьержкой, своими новостями. Открыв почтовый ящик, Катя краем глаза наблюдала за рыжеволосой девочкой, проворно вытирающей пол.

– Ну, вот и всё. Я побежала. До вечера! – Девчушка отправилась к лифту, у которого, уже нажав кнопку вызова, стояла Катя.

– Вам, на какой этаж? – Спросила девчушка, посмотрев на попутчицу огромными зелёными глазищами.

– На четвёртый.

– Нам на один этаж. Вы живёте здесь?

– Да. Я живу здесь, – улыбнулась Катя.

– А я работаю по найму, – двери лифта открылись, Лариска видимо ещё хотела что-то добавить, но, увидев Катину спину, замолчала. Та уже открывала дверь своей квартиры, расположенной напротив.

– До свидания, – услышала она за спиной голос соседки.

– До свидания, – ответила Лариска.

Она вошла в квартиру. Тёмно оранжевые шторы были плотно закрыты. Лариска потянула за шнур, и они, издавая шелестящий звук, поехали в разные стороны. Носясь как метеор по комнатам, она отточенными до автоматизма движениями навела порядок за два часа. Потом, включив телевизор, устроилась в огромное, обтянутое белой кожей, мягкое, кресло. Смотреть большой цветной телевизор, после их допотопного чёрно – белого, было сверх блаженства. Лариска, научившись быстро справляться с работой по дому, каждый день позволяла себе эту роскошь. Вот и сейчас, она неотрывно смотрела на экран, сопереживая героям очередного сериала.

***

Еле дождавшись, когда за Лариской захлопнется дверь, бабка достала из шкафа коричневое, побитое в нескольких местах молью, драповое пальто, шерстяную юбку и в мелкую полоску блузку. Переодевшись и расчесав, когда-то густые и чёрные, но сейчас уже седые и редкие волосы, повязала платок. Несколько дней, бабку изводила тревога. Её дочь, исчезнувшая с уголовником, сразу после рождения Лариски и не дававшая о себе знать все эти годы, вдруг объявилась, что бы потребовать от матери жилплощадь и предъявить материнские права на своих детей. Бабка не могла себе простить, что сразу после исчезновения дочери, проявив слабость, не стала оспаривать решение органов попечительства. Ей не позволили одной, без мужа, которого она после исчезновения дочери, похоронила, воспитывать двух детей. И бабке пришлось согласиться, на то, что бы внука отправили в детский дом. Все эти годы она безмерно страдала. Каждый раз её сердце разрывалось от тоски и боли, когда она вспоминала глаза внука, полные горя и безысходности. Она так и не смогла больше заставить себя посмотреть в эти глаза.

Когда Лариске исполнилось три года, то объявлялся её отец. Бабка вначале обрадовалась, но когда, однажды, вернулась с работы, то обнаружила, что в квартире не осталось ни одной ценной вещи. Кроме тех, что хранилось в сундуке. Не поддался замок зятю. Крепким орешком оказался для него.

Тогда она решительно сказала:

– Ни дочери, ни зятя у меня больше нет! Так бабка и похоронила их в своей памяти.

С годами, она всё больше замыкалась в себе. Круг её знакомых и подруг постепенно сужался и, наконец, она вообще перестала общаться даже с соседями. Она и жила только ради Лариски. Осознавая, как внучке с её не приспособленностью к жизни придётся тяжело без совета и помощи.

Выйдя из квартиры, бабка захлопнула дверь, потом, толкнув её, проверила, защёлкнулся ли замок и только после этого, спустилась в низ. Она ехала на встречу с дочерью. Прошло более двадцати лет, с того момента, как бабкина дочь Зоя исчезла. В бабкиной памяти, как и на фотографиях, в семейных альбомах, она оставалась молодой, с красивой фигурой, и густой рыжей шевелюрой женщиной. Сейчас бабка, сидя в сквере у памятника русскому поэту, ожидала увидеть именно ту Зою.

– Здравствуй, мама, – прозвучал хриплый голос. Перед бабкой выросла беззубая, со сморщенным от нескончаемых запоев и безмерного курения лицом, старуха. На ней был мужской плащ в клеточку. Резиновые, ядовито-зелёного цвета сапоги, и косынка, завязанная на шее узлом. Бабка вздрогнула, потом, ахнув, схватилась за грудь.

– Что с тобой, мама? – Дочь наклонилась к ней, и бабка почувствовала тошнотворное зловоние. Справившись с состоянием близким к обмороку, она прошептала.

– Нет дочери у меня, она умерла двадцать лет назад.

– Я детей своих видеть хочу! – Взвизгнула Зоя.

– И детей у тебя нет! – Уже совсем придя в себя, твёрдо добавила бабка, – придёшь в дом – убью!

– А может, и не приду, – услышав не шуточно прозвучавшую угрозу, вдруг согласилась Зоя.

– Денег дашь? – Она, впилась в мать, когда-то красивыми, а сейчас заплывшими, с синюшными мешками глазами, – ты ведь не бедна-а-а, – протянула Зоя

– И денег не дам! – отрезала бабка, поднимаясь со скамьи и, всем видом показывая, что разговор закончен

– Не дашь денег, я детям расскажу. Пусть знают, что мать их жива! И пусть денег дают. Я их под сердцем своим выносила, в муках родила, не для того, что бы от родной матери отказывались! – Она била себя в грудь кулаком, потом грязными руками, с давно не стрижеными пожёлтевшими от никотина ногтями, охватив голову, завыла.

– Только попробуй! – Бабка в последний раз посмотрела на дочь и, повернувшись, пошла в сторону трамвайной остановки. Не такой она представляла встречу с непутёвой дочерью. В самых сокровенных закоулках души, она всё-таки надеялась, что дочь одумается и захочет быть прощённой. Теперь бабка точно знала, что не простит дочь никогда. Много лет назад, она сама выбрала себе этот пагубный путь, оставив детей сиротами.

***

Перепрыгивая ступеньки, Лариска, с рюкзаком на спине, набитым всякой всячиной, и больно давившим в её худые лопатки, неслась вверх по лестнице, с радостным известием. Она получила первую зарплату и готова была об этом рассказать всему миру

– Бабушка, бабушка! – Закричала Лариска, ворвавшись, словно ураган в квартиру.

– Ты чего так кричишь, Лариска! Пожар что ли? – послышался бабкин голос из кухни. В квартире пахло пирожками.

– Ой! Да у нас сегодня пир! – Влетев в кухню, пропела Лариска

– Ну, пир не пир, а побалую тебя, – бабка ловко поддела вилкой румяный пирожок и отправила в тарелку, где уже возвышалась аккуратная горка, таких же румяных и аппетитных пирожков.

– И правильно сделаешь! Потому что я сегодня получила свою первую зарплату и мы с тобой богачи! Закатываем пир горой! – она вытаскивала из рюкзака, какие-то баночки, свёрточки и, наконец, торжественно водрузив двухлитровую бутылку сладкой газированной воды, подытожила

– Гуляем, бабуля!

– Гуляем, – Сняв последний пирожок, бабка поставила тарелки и, выключив газовую конфорку, присела к столу. Лариска, уже разворачивала свёртки, выкладывала ветчину, аппетитно пахнувшую, копчёную рыбу и сыр. Нарезав и разложив всё по тарелкам, она посмотрела на бабку и, весело тряхнув кудрями, громко сказала.

– Кушать подано, госпожа! – Еле заметная улыбка, тронула бабкины губы. Лариска, пребывая в возбуждённом состоянии, аппетитно уплетала пирожки, рассказывая бабке о своей работе, Иване, и новой знакомой, с которой успела подружиться.

– Ой, бабуля, я совсем забыла. Катя мне свои вещи отдала, я их у Ивана в квартире оставила. Она мне целый пакет наложила. Сказала, что бы я примерила, и если что подойдёт, то носила на здоровье, – бабка внимательно посмотрела на Лариску.

– Она очень красивая и модная. Не то, что я! – Лариска сморщила носик

– Что это ещё за Катя? – Насторожилась бабка.

– Ну, соседка Ивана. Её квартира напротив. Я случайно с ней в лифте познакомилась, а потом она как-то во дворе с малышом гуляла. Такой хорошенький карапуз, – Лариска надула щёки, изображая ребёнка.

– Мы с ней и разговорились. Я рассказала ей, что мы с тобой одни одинёшеньки. Потом дня через два, Катя и предложила мне вещи.

– Лариска, ты ничего не путаешь? – Засомневалась бабка.

– Ничего не путаю, бабуля. Всё как есть говорю, – приложив худенькую ладошку к груди, ответила Лариска.

– Ну, хорошо, раз так. А вещи отдай, нехорошо это, чужое брать.

– Как это нехорошо брать, бабушка! Она же от чистого сердца! Она, знаешь какая хорошая! – Лариска ни за что не хотела расставаться с вещами. Некоторые из них она уже примерила. Куртка из ярко синего облегчённого драпа, с разъёмным замком, была немного велика, но Лариску это не смущало. Она намеренно оставила пакет с подарками в квартире Ивана, что бы подготовить бабушку. А то, заявись, Лариска в новых вещах, не миновать бабкиной брани.