Мой ад – это я сам

Если бы Кара не была так поглощена подготовкой к предстоящим военным действиям, она непременно заметила бы среди постояльцев Агнера худого, седовласого музыканта. Увидев ораву оборванных детей, нуждавшихся в питании и ночлеге, он спокойно согласился занять убогую мансарду, даже не сообщив хозяину, что он король Альморава. Зирок знал, его жена находится в Черных Горах, а потому приехал, чтобы поблизости ждать встречи с ней. Аккуратно повесив в шкаф свою скромную одежду, он распаковал драгоценную лютню, уселся на колченогий стул и заунывным голосом затянул бесконечную балладу о любви к прекрасной Даме, королеве, которая по воле милостивой судьбы, стала его законной супругой.

…Хиона проснулась непривычно рано. Она была зла на себя, так как впервые почувствовала, что далеко не все понимает в земной жизни. Они тихонько разбудила мужа и сказала, что хочет сама проехаться по Снежному Поясу.

– Вернусь поздно ночью, дорогой. Жди меня, а вечером договоримся, в какие дни будешь ездить ты, а в какие я.

Волшебница отчаянно гнала своих воздушных коней, поглядывая на Солнце. Ее точила мысль, что сегодня на Плато может понадобиться ее вмешательство, а она, поддавшись эмоциям, уехала, и теперь в дороге без луча не сможет по-настоящему повлиять на события, о которых не имела ни малейшего представления. Царица не ошиблась. Ее волшебный аквамариновый перстень потеплел, заиграл, и она услышала голос королевы Кары.

– Приветствую Вас, великая Повелительница! Как Вы смотрите на идею расширить сферу своего влияния? Мне кажется, Плато – Ваша исконная территория, а я здесь только гостья. Почему бы Вам, дней через десять не вернуть ее себе, включив в Снежный Пояс Земли?

– Вы говорите таким тоном, уважаемая Кара, будто считаете, что для правителя территория не бывает лишней!

– Я рассуждаю, как земная королева. Простите, возможно, не права… Если это так, то хотела бы услышать Ваше мнение по этому вопросу.

– Я подумаю! – холодно ответила Хиона и повернула свой перстень камнем вниз.

Кони неслись все быстрее и быстрее, звездный ветер все яростнее хлестал по замерзшему лицу Хионы, и ее кровавые слезы, сверкающими рубиновыми льдинками, разлетались, пробивая грозовые облака.

– Кара права, она права – стучало в голове волшебницы. – Я проявила полное невежество, решив осчастливить измученных любовью людей. Я еще наивнее Гарма! Что принесло монахам мое Бирюзовое Плато? Сначала сон души, а потом? Потом, когда они получили все, о чем так страстно мечтали – любимый облик, полный неотразимой молодости. Мне понятно, они использовали его во вред другим. Но себя-то они всегда оберегали! Так почему же они стали такими страшными? Их тела – здоровы, на сердцах шрамов нет, те давно растаяли от вод Фиалкового родника. Может, просто на свет Божий проступил лик их душ? Или на Земле важно только Время, а все остальное не имеет никакого значения?

Хиона злилась, плакала и все отчаяннее хлестала своих воздушных коней. Ужасные смерчи, рождаясь из-под их ледяных копыт, смертоносной волной проносились над испуганной землей.

Прошло несколько часов, прежде чем Повелительница Снежного Пояса успокоилась. Она остановила сани, повернула аквамариновый перстень на руке и вызвала Кару.

– Я согласно с Вами, королева. Я решила расширить свои владения, и намерена включить Бирюзовое Плато в сферу своего влияния. Не могли бы Вы поделиться планом, как это сделать. Его, как я понимаю, Вы уже продумали во всех подробностях! Так с чего же мы начнем?

– Я полагаю, начать надо с Погоды.

… Над Бирюзовым Плато рассеялись облака, и появилось раскаленное солнце. Оно палило так нещадно, что через несколько часов стало жарко, как в пекле. Старухи, с ночи облепившие гору, словно стаи голодных ворон, попрятались. Обливаясь потом, они ждали темноты, надеясь передохнуть от нестерпимого дневного жара. Между тем, наступившая ночь не принесла спасения, духота усилилась и тогда нападавшие, побросав оружие, решили на несколько часов прервать осаду, чтобы освежиться в реке. Спустившись к подножью, они оторопели: под предрассветным небом на месте лощин, впадин и гротов светлели зеркала озер. Снежные шапки на вершинах гор, окруживших Плато, осели. Отовсюду струились потоки талой воды, с невероятной быстротой заполняя долину. Через час взошло разъяренное Солнце, и страшный удар потряс Плато: прямо у всех на глазах обрушилась сель. В считанные минуты он замуровал пещеру, в которую сливались воды переполненной реки.

– Это конец Света, конец всему! Это Божья кара, – шептали потрясенные женщины. – Пусть только появится, проклятый колдун! Раз здесь такое творится, значит, и сюда пришла Смерть! Но прежде, чем умереть, мы собственными руками прикончим проклятого мага!

Слегка отдышавшись, объятые страхом и ненавистью, старухи вновь полезли наверх. Они понимали, еще несколько суток такого зноя, и вода заполнит долину. Вот тогда-то Гарму, чтобы покинуть дворец, придется воспользоваться дверью, расположенной на самой вершине горы. Там-то они и надеялись его подловить, устроив засаду.

… Паника, разгоревшаяся снаружи, абсолютно не волновала королеву. Ей было не до обезумевших от злобы и ужаса поселенок. В данный момент Кару тревожила только надежность стен ее замка. Она опасалась, что вода, просочившись внутрь, повредит великолепное убранство покоев, которые она восстановила под руководством сына накануне его возращения на Землю. Поэтому, вооружившись волшебной книгой, королева внимательно проверяла каждый шов и каждую щель в кладке. В конце концов, залатав все, что ей казалось ненадежным, она села отдохнуть.

– По-моему, я занимаюсь ерундой. Нужно прекратить эту суету. Гораздо разумнее поставить внутри дополнительные стены, – подумала хозяйка и с новыми силами взялась за дело.

Жара продолжалась еще неделю, а когда вода, заполнив долину, поднялась до перевала, ударил сильный мороз.

Кара проснулась поздно, ей показалось, будто сверху кто-то скребется. Набросив на плечи накидку из плотной парчи, она спустилась в сад посмотреть в серебряной чаше фонтана, что происходит снаружи. Королева увидела картину, от которой у нее захватило дух, а сердце комом подкатило к горлу. Прозрачное, бирюзово-синее горное озеро, замерзшее вдоль берегов, серебристым зеркалом покоилось в чаше долины. Жемчужно-белая горная гряда, сверкающая перламутро- кипенными шатрами чистого снега, окаймляла его. В холодных лучах далекого солнца переливались хрустальные льдины, повисшие на склонах. На Плато царила идеальная, совершенная гармония ослепительного света. Его сияние нарушали только копошащиеся черные пятна, усеявшие вершину ее горы. Это были скрюченные фигуры старух, которые неистово скребли дверь замка, пытаясь ее отворить.

– Если пущу их внутрь, чуть отогреются и разорвут. Накинутся, как на Гарма. Необходимо что-то придумать. Они живы, значит, смерти по-прежнему здесь нет. Надо подождать еще немного. Начнут засыпать, тогда я помогу им спастись. Помогу… Но получат они только то, что заслужил сами! Лично я оставлять их здесь не желаю! Не хватало мне собственноручно изуродовать Плато, устроив на нем скульптурную галерею из ледяных старых ведьм. Смотреть будет тошно. Господи, сколько же их там? Полсотни… А я здесь одна… Надо ждать, терпеливо ждать…

Королева раскрыла волшебную книгу, наполнила огромный сосуд водой из фонтана и села у серебряной чаши, тревожно всматриваясь в ее зеркальную поверхность. Через час замерзающие старухи погрузились в сон. Тогда Кара тихонько открыла дверь, выбралась на вершину и закрыла за собой вход. Крепко прижав к груди сосуд с драгоценной жидкостью, она обрызгала всех, кто находился на вершине. Капли воды снежинками падали на спящих. Потом королева вернулась к себе, и, замуровав вход, прочла заклинание. В тот же миг вершину ее горы накрыл огромный плотный полог, внутри которого было тепло, сухо и стояли коробки с пищей. А затем она произнесла то заклинание, которое некогда говорила царица Хиона:

– Станьте пернатыми по душе своей!

– Одному Создателю известно в кого они превратятся… По счастью, меня это уже абсолютно не волнует. Не пройдет и часа, как духу от этой дряни здесь не останется. На Плато такой мороз, что ни одна птица его долго не выдержит. Пусть катятся на все четыре стороны. Но, вообще-то им одна дорога – прямо в ад! – решила королева, раздраженно махнула рукой и отправилась спать.

… В это утро ни Хиона, ни Эвер не поехали инспектировать Снежный Пояс Земли. Взявшись за руки, в свете своей звезды, они наблюдали за тем, что происходит на их родном Плато. Волшебница дрожала от напряжения, поддерживая жизнь в обледенелых телах своих озлобленных подданных. Нервное возбужденно волнами накатывало на нее и временами ей казалось, будто она полностью утрачивает самообладание. Военная стратегия королевы вывела Хиону из душевного равновесия окончательно. Она отошла от луча и, волнуясь, заговорила:

– Кара – мудрая женщина. Она решила все гениально… Но я клянусь, что больше никогда не возьмусь за земные дела. Не мое это дело!

– Какой кошмар, посмотри, что творится! – в ужасе закричал Эвер. Хиона кинулась к лучу и увидела, как из разодранного полога на свет Божий стали выползать отвратительные крылатые твари с женскими лицами.

– Кто это? – сдавленным голосом спросил у подруги Эвер.

– Это гарпии, стриги и сфинксы5. Это они! Их же полсотни… Бедная Земля! Господи, что я натворила? Что наделала! – в отчаянии прошептала Хиона и залилась безутешными слезами.

… Поздно вечером, когда дом Агнера покинули отдохнувшие и довольные беглецы, хозяин поднялся в мансарду. Ему не терпелось поближе познакомиться с музыкантом, который ночи напролет тихо бренчал на лютне, что-то напевая себе под нос. Узнав, что перед ним правитель Альморава, Агнер растерялся и приказал слуге немедленно принести вещи королевы Кары, которые она у него оставила. Взяв их с тревогой и нежностью, Зирок категорически отказался перебраться в роскошные апартаменты, которые любезно предложил ему хозяин гостиницы. Король сказал, что комната его устраивает, особенно вид на Черные Горы.

Агнер, чувствуя себя виноватым за то, что не сумел во время хорошо позаботиться о высоком госте, попытался скрыть свое смущение за светской беседой.

– Кошмарный нынче выдался год! В конце марта – тропический зной, в начале апреля – дикий мороз. Говорят, в горах во время жары потекли ледники, на Плато было наводнение, а вдобавок прошел ужасный сель!

Мученический взгляд собеседника заставил Агнера замолчать, он понял, что снова допустил непростительную оплошность. Чтобы хоть как-то сгладить впечатление о собственной нерасторопности, окончательно сконфуженный хозяин принялся рассказывать о своей жизни на Плато, о приезде королевы Кары, об опасной подземной тропе, по которой они поднимались сквозь горы. В конце концов, чтобы хоть немного поднять настроение расстроенному Зироку, он принес в его комнату вазочку с путевым подснежником. Агнер так спешил к гостю, что не обратил внимания на то, что цветок засох. Безжизненный, как бумажная поделка, он торчал из драгоценной вазочки, наполненной водой. Поймав тоскливый взгляд короля, хозяин вежливо откланялся. До изысканного ужина, присланного Агнером в мансарду, Зирок не дотронулся. Он долго и пристально смотрел на подснежник, потом взял свою неизменную спутницу-лютню и тихим печальным голосом запел самую нежную и длинную балладу из всех, которые сочинял когда-либо во славу любви. Он пел об утомленной королеве, оставившей трон, чтобы спасти своего единственного сына, который ушел в Черные Горы на поиски Истины. Он пел о страшном подземелье, которое она преодолела ради него, и о волшебном цветке, освещающем во мгле дорогу идущему к счастью. Он пел о себе – старом, усталом музыканте, у которого на всем свете есть только три дорогих сердцу существа – супруга, дочь и лютня. Он пел, и не знал, что на крыше дома его слушают стриги, гарпии и сфинксы, слетевшие с Черных Гор в поисках своих жертв.

– Теперь понятно, кто нас так изуродовал, – шипели и каркали они, – Придурку Гарму такое и в голову никогда бы не пришло! Это проделки его матери, королевы Кары! Вот гадина! Колдуна-сына освободила, а теперь к ней еще этот старый, воющий пес притащился! Видимо любит эту плесень!

Музыкант умолк, опустил руки и уставился невидящим взором на сухой цветок. Его мысли и чувства были там, за Черными Горами, рядом с той, которой он посвятил всю свою жизнь.

… Утро у правительницы Бирюзового Плато выдалось хлопотное: в пятый раз обходила она свой подледный дворец, размышляя о том, как его утеплить. Королеве было тоскливо, и она пыталась найти себе дело, которое хоть ненадолго заняло бы ее мысли. Однако, снедаемая тревогой, Кара не выдержала. Она подошла к серебряной чаше фонтана, опустила туда свой изумрудный перстень и спросила о муже. Она рассчитывала увидеть дворец в Альмораве, а перед ней появился дом Агнера, в убогой мансарде которого сидел ее печальный супруг, с неизменной лютней на коленях.

– Он зря пришел, еще не время! Почему не послушал меня! Я же просила Гарма передать ему, чтобы он не двигался с места, пока я все здесь не завершу!

Не успела она закончить мысль, как убедилась в своей правоте: туча стригов, гарпий и сфинксов, разбив окно, влетела в комнату, повалила и ослепила Зира, разнесла его лютню на мелкие кусочки и вылетела, смахнув на застеленную кровать драгоценную вазочку с засохшим подснежником. Все это произошло в считанные секунды на глазах остолбеневшей супруги.

Ослепленный, окровавленный музыкант завыл, волчком завертевшись от безумной боли. Нащупав мокрое покрывало, он сдернул его, и трясущимися руками приложил к обезображенному лицу. Издали королеве показалось, будто его боль стихает. Зирок зарылся в мокрую ткань и замер. Потом, высвободив свою седую гриву с новой силой, закружился, завертелся и с диким воем, разворотив крышу, Горячим Ветром вылетел в окно. Его полет был воистину страшен: развевающиеся седые космы серыми потоками, струясь по надутому парусом белому покрывалу, открывали миру лик Смертельного Человеческого Страдания. Зирок летел вслепую, не ведая направления. Он натыкался на дома, на скалы и от боли ревел все сильнее и сильнее. Увидев это, Кара в ужасе, со всех ног, бросилась наверх, на вершину. В тонком шелковом одеянии, она выскочила на обледенелую площадку своей горы и, обливаясь слезами, начала тихо петь. Она пыталась спеть ту песню, которую сложил для нее музыкант, наутро после их свадьбы. Ее голос срывался, она дрожала всем телом, не понимая, отчего – то ли от пронизывающего холода, то ли от пронизывающей боли. Королева пела негромко, но Зирок услышал ее. Он взмыл вверх и, не разбирая дороги, помчался к вершинам Черных Гор, навстречу той, к которой стремился всю свою жизнь.

Агнер, разбуженный чудовищным скрежетом, кинулся к окну и увидел адский смерч, которой несся с дикой скоростью, сметая все на своем пути. Обеспокоенный хозяин поднялся наверх, открыл дверь мансарды и остановился, как вкопанный. Комната была разгромлена полностью: мебель переломана, оконная рама болталась на одной петле, в углу под потолком зияла огромная дыра, на полу валялась груда битого стекла, смешанного с перламутровыми пластинками от раздробленной лютни, а на покосившейся колченогой кровати, среди извивающихся выдранных струн, светлым пятнышком выделялся его путеводный подснежник.

Агнер склонился и бережно поднял цветок, но тот рассыпался у него на ладони.

– Что за ужасный год? Что за погода? Светопреставление! В горах – потоп, здесь – смерч, и король сгинул. Где он теперь? Жив ли? Жаль его, хороший был человек!

Эпилог

Теплой июньской ночью Гарм, закончив портрет молодой королевы Акош, вышел на балкон дворца в Альмораве. Он долго стоял, полной грудью вдыхая пьянящие летние запахи родной земли.

– Привет! Наконец-то я тебя нашел! – услышал он голос Эвера.

Гарм поднял голову и сквозь луч путеводной звезды увидел смеющееся лицо друга.

– Как у тебя дела, все нормально?

– У меня все отлично, все хорошо. Лучше расскажи, как у вас.

– У нас? У нас – радость! Хиона ждет ребенка, из-за этого бездельничает. Мне приходится вместо нее ежедневно носится вокруг Земли. Тяжело, конечно, но я очень доволен.

– А как мама, ты ее видел?

– У нее теперь на Плато стоит вечная зима, ваш дворец стал практически подледным и королева хозяйничает там в свое удовольствие. Ее ледник теперь один из самых красивых на Земле.

– А что с Зироком? Я его здесь уже не застал. Странный он все-таки человек. Умчался к Черным Горам, не дождавшись, когда мать его позовет, и теперь никто не знает ни где он, ни что с ним.

– Твой отчим добрался-таки до Кары. Правда, был он в жутком состоянии – дамочки с твоего Плато выцарапали ему глаза. Но он уже поправился. Сам знаешь, там больных не бывает. Королева уговорила его воспользоваться твоими талисманами. Самое удивительное, что они прижились, и он видит отлично. Теперь у Зира нефритовые глаза с золотыми зрачками! Страшилище – да и только! Однако воет он так профессионально, что Хиона предложила ему должность Морского Ветра, а для большей привлекательности придумала псевдоним на итальянский манер – Сирокко. Хиона полагала, что, как истинный музыкант, он не устоит перед этим. Зирок дал согласие только потому, что работа сезонная. Не хочет надолго расставаться с супругой. Но, если честно, я абсолютно не понимаю, что Хиона в нем нашла! Утверждает, будто его вой очень эротичен!

– Не удивляйся, Эв! У дам в интересном положении всегда бывают причуды. Хотя, кто знает? Может, мы с тобой ничего в этом не понимаем… Вот и моя мать просто млеет, когда он заводит свои песни! Вообще-то, я скучаю по ней!

– Так навести ее! Она тоже хочет тебя видеть, да и отчим будет тебе рад. Кара надеется, ты оценишь ее вкус, когда осмотришь ледник. Погостишь у них, прилетай к нам. Хиона мечтает, чтобы ты занялся оформлением нашего замка. Желает, чтобы вокруг нашей дочурки все было красивым.

– Вы убеждены, что будет девочка?

– Я не уверен, но Хиона твердит, будто знает точно. Прилетай, мы тебя ждем! Да, привет тебе от Агнера. Самое смешное, что он, разбогатев, ударился в накопительство. Решил скупать картины, скульптуры и всякие там редкие вещицы. Он тоже тебя ждет, надеется, ты поможешь ему их выбирать. Сам-то Агнер ничего в этом не смыслит!

– А как дамочки с Плато, еще живы?

– Живы, мерзавки! Куда же они денутся? Слава Богу, твоя мать лишила их юности. Теперь они пожилые пташки – немного подслеповаты и чуточку глуховаты, а потому злодействуют редко и по ночам не летают.

– Эвер, я закончил портрет своей сводной сестры. Хочешь взглянуть?

– Я хочу, – отозвалась Хиона и поспешила к лучу. – Отлично, Гарм! Хотя, по-моему, ты ей чуточку польстил. Послушай! Прилетай к нам! Мы по тебе соскучились. Если решишь навестить мать, скажи. Эвер так установит луч, что в его свете ты долетишь до Плато за одну ночью

– В Альмораве работу я закончил. Долго задерживаться здесь не стану. Мне, действительно, не терпится посмотреть ледник Кары. Эв сказал, будто там сказочная красота!

– Да, там прекрасно! Даже я не жалею, что все так закончилось. Погости дома неделю, а потом готовься в дорогу. Эвер тебе посветит. Только не забудь надеть талисман. В пути он тебя будет охранять.

Королева Акош была очень тронута тем, что сводный брат взялся писать ее портрет. Однако больше всего ее радовало то, что Гарм имеет свои владения и не претендует на престол Альморава. Не то, что бы ей было мало Тарании! Нет. Но здесь у нее была собственная вотчина, и никто, даже муж никогда не пытались обсуждать ее приказы. Теперь, убедившись, что родители обосновались у Гарма и, узнав о его дружбе с Повелительницей Снежного Пояса Земли, она всерьез задумалась:

– Истинных друзей у меня нет, есть только союзники. Королева-мать и отец остались на Плато и вряд ли когда-нибудь вернутся. Муж, есть муж. Мало ли что может случиться. Умный совет получить – и то не у кого. С родителями я сама даже связаться не смогу. Единственный человек, который мне в этом может помочь – это Гарм. Похоже, он не интриган и не убийца. Я думаю, в критической ситуации на него можно будет положиться, тем более что он любит мать, а потому никогда не причинит мне вреда. Он мне нужен и я сделаю так, что он всегда будет у меня под рукой. Для начала, отдам ему те комнаты, в которых он жил. Пусть делает там все, что захочет. Интересно, все ли Гарм знает о проклятии Вернада? Вряд ли. Если нет, то это прекрасный повод сблизится с ним. На это у меня есть еще неделя, времени достаточно, чтобы я сумела поладить с ним.

Гармагер был искренне счастлив, узнав, что портрет его работы будет украшать тронный зал дворца в Альмораве. Вечером, в честь этого события, королева Акош дала бал, а после него торжественно вручила брату ключи от апартаментов, которые тот занимал, будучи подростком. На следующий день принц принимал у себя молодую правительницу Альморава. Он организовал прием с такой же роскошью, с какой привык жить на Бирюзовом Плато.

Акош высоко оценила внимание брата и преподнесла ему подарок – портрет короля Агомара, хранившийся в тайнике их матери.

– Я могу рассказать тебе о проклятии Вернада, если хочешь, – предложила она.

– Нет, не хочу. Я догадываюсь о том, что произошло. Я хорошо знал Вернада, который был не только главным советником отца, но и его другом. Помню, у старика был сын, который погиб в бою. Знаю, что его невестка после этого ушла в монастырь. У молодых, как я теперь понимаю, была настоящая любовь. Внук остался у Вернада. По-моему, он был лет на семь старше меня. Он вместе с дедом бывал во дворце – боевой мальчик… Могу предположить, что юноша погиб по вине отца и Вернад его проклял, сказав: «У меня нет наследников, и у тебя не будет. Мои владения достанутся чужим, и твои тоже». Все просто… так заурядно! А что, я ошибаюсь, сестра, есть детали, заслуживающие внимания?

– Только две, Гарм. Во-первых, в конце жизни все свои владения Вернад завещал мне, а опекуном назначил моего отца. А, во-вторых, во время ссоры пригрозил Агомару, если тот попытается его убить, погибнет сам!

– Я догадывался и об этом… Просто не хотел травить себе душу. Я любил отца… Он для меня был не только самым дорогим человеком на свете, он был моим кумиром. Я смотрел на него, как на наместника Всесильного на Земле. Тогда, конечно, я не понимал, насколько Агомару было далеко до совершенства. Ну а потом он неожиданно погиб… Помню, недели не прошло, как в стране закончились торжества по случаю моего совершеннолетия… Еще не все гости разъехались, как произошла эта трагедия… После смерти отца рухнула и моя жизнь. Прости, сестра, мне до сих пор тяжело говорить на эту тему… Я не хочу ее больше обсуждать!

Молодая королева стала прощаться. Пожелав брату счастливому пути и напомнив, что в Альмораве его всегда ждут, она покинула апартаменты Гармагера. По коридору Акош шла, опустив голову, настроение у нее было испорчено, но отчего это произошло, она не понимала. Королева твердо знала – ее поведение в полной мере соответствует требованиям этикета: с братом она была не просто любезна, она была щедра и гостеприимна… И все-таки впервые в жизни Акош чувствовала себя так скверно. Может, в ее умненькой головке зародилась мысль, что она далеко не так, как Гарм любит своего отца, а потому в глубине души даже рада его отъезду? А возможно, только после беседы с сыном Агомара, она четко осознала, что не является королевой крови… Но, скорее всего, Акош угнетало то, что по всем законам государства, трон принадлежит старшему брату и не она Гарму подарила несколько комнат во дворце, а он ей уступил право царствовать в Альмораве.

Кто знает, о чем думала молодая правительница двух держав, когда шла по коридору своего дворца, низко опустив голову.

… Накануне перелета Гарм отдыхал, а ночью, в безлунном небе увидев луч Эвера, белым кондором рванулся ввысь. Без грусти принц покинул королевство отца, где всегда так органично переплетались любезная полуправда этикета с возвышенной риторикой мифа, ловко прикрывающего жестокие игры амбициозных правителей, и где для того, чтобы искренне любить, надо быть либо наивным ребенком, либо экзальтированным музыкантом, либо очень сильной женщиной, мудрость которой созрела в аду Земных потерь.

По тонкой нити луча Гармагер несся сквозь холод и кромешную тьму. Под ним слабыми искрами мерцали огоньки городов, и он вспомнил страшные, леденящие, безлунные ночи, когда вместе с Эвером шел на Бирюзовое Плато, охваченный отчаянием и болью, и сейчас, прорезая могучими белыми крыльями обступавшую его мглу, Гармагер думал:

– Как хорошо, что все это уже позади! Как прекрасна эта грандиозная симфония Мироздания, в которой до скончания веков, будет звучать голос и моего беспокойного Разума. Какое счастье, что вместе со мной сквозь Пространство и Время идут те, кто меня любят и ждут!

Послесловие

Отзвуки легенды