Сонатное аллегро

– Я имею в виду, что, видя только большую цель, можно пропустить многое, кажущееся маленьким, но остающееся очень важным.

– Хорошо, – Егор Васильевич закрыл карточку пациентки, – обязательно обдумаю ваши слова, а теперь давайте вернемся к нашим баранам.

– Давайте к баранам. Как мои дела идут? – грустно вздохнула Алена, глядя на доктора, словно пытаясь прочесть прогноз на его усталом лице.

– Алена Александровна, не буду ходить вокруг да около: дела наши не так хороши, как хотелось бы. Улучшения есть, но они очень медленны. Боюсь, что операции не избежать.

– Может, есть другие способы? – огорчилась она.

– Я понимаю ваши тревоги, но, учитывая возраст и общее состояние, – это самый быстрый способ победить вашу болезнь. Потом может быть поздно.

– Мне, если честно, кажется, что уже все поздно…

– Я гарантирую вам благоприятный исход. Поверьте мне, – со всей серьезностью произнес Егор. – Вы согласны?

– Согласна, – со вздохом проворчала женщина, – другого варианта все равно нет.

– Вот и хорошо, значит, назначаем операцию в самое ближайшее время. Отдыхайте, – облегченно выдохнул доктор, справившись с нелегкой задачей уговоров.

Ему всегда сложно давалось общение с людьми, да и объяснять и убеждать он умел очень плохо. Пришла пора освоить и эту науку – она казалась втройне сложнее, чем медицина.

Пациенты, как и коллеги, были все разные. Кто-то спокойно принимал мысль об операции, а у кого-то случались истерики и даже полное отрицание.

– Егор Васильевич, – остановил его у двери голос Алены.

– Что вы хотели уточнить? Дату операции вам сообщат.

– Да я не про это, – махнула рукой женщина. – Вы бы к Маше присмотрелись повнимательнее. Хорошая она…

Егор Васильевич внимательно посмотрел на пациентку и, кивнув, вышел.

Алена откинулась на подушку и закрыла глаза.

Операция. Слово прозвучало как гром, как набат. Тяжелая травма головы и, возможно, позвоночника. До сих пор страх живет внутри нее, скручивая и сжимая змеиными кольцами ее нутро…

– Алеша, что-то мне нехорошо, – прошептала я, в десятый раз выходя из туалета.

– Господи, Аленка, да ты же зеленая, – воскликнул Алексей, – что с тобой?

– Грешу на пирожки, – высказала я предположение.

– Какие пирожки?

– Вчера с девчонками в обед пошли в магазин, а там возле него тетка пирожками торговала. Такие они румяные и аппетитные…

– И ты купила, – ахнул Леша, – пирожки у тетки на улице?!

– Да, – я виновато опустила глаза, – и съела три штуки… Ой, снова живот.

– Три штуки! Так этим количеством можно армию противника нейтрализовать, не то что тебя, – возмутился Алексей, – там и одного кусочка хватило бы.

– Чего уж теперь, – пробулькала я из-за двери.

– Иди, иди уже к своему белому другу. А я вызову врача пока… – тихонечко бормотал Алексей, набирая номер неотложки. – Лучше я сам вызову медицину, чем буду три часа уговаривать и скандалить.

Скорая приехала на удивление быстро.

– Собирайтесь в больницу, – осмотрев Алену, скомандовал пожилой фельдшер, кинув вопросительный взгляд на доктора, который в ответ едва заметно кивнул.

– Я в больницу не поеду. Только если меня на носилках туда понесут, – я пыталась еще сопротивляться.

– Ладно, – невозмутимо отреагировал эскулап и крикнул в сторону дверей: – Петя, тащи носилки.

Через минуту в комнату вошел парень с носилками.

– Что за люди, сами дойти не могут, молодая же… – беззлобно ворчал он.

– Петр, уймись, – шикнул на него фельдшер, – у нас тут угроза выкидыша и токсикоз, так что давай расстилай носилки.

– С заботой о будущем поколении, – язвительно высказался Петр.

– Вы ошибаетесь. Я не могу иметь детей, это пирожок виноват. Отравилась… – растерянно бормотала я.

– Женщина, не дурите мне голову. Я сорок лет в скорой, что ж я беременную от отравленной не отличу? Аккуратненько ложитесь вот сюда… – заботливо поддерживал меня фельдшер.

– Врачи же сказали, что я бесплодна теперь… – не могла поверить я в случившееся.

– Значит, произошло чудесное исцеление, – хихикнул Петя, но осекся под взглядом старшего товарища.

– Как вас зовут? – вмешался Алексей. – Если это правда, мы малыша вашим именем назовем.

– Алексей Викторович, – протянул мужу руку фельдшер.

– Алексей Алексеевич, значит, будет, – муж пожал протянутую руку.

– Алексей Второй, – заулыбался фельдшер. – Только если вы будете благоразумны.

Я уже смирно лежала на носилках, мечтая только о том, чтобы диагноз Викторовича оказался верным и я смогла родить этого ребенка.

Мне это удалось, и, когда Алешка появился, я буквально растворилась в нем. Помню все до мельчайших деталей. Его младенческий запах и тепло его маленького тела. Размазанную по столу кашу и первые рисунки на стене в комнате. Помню, как муж кричал и даже один раз попытался замахнуться в запале, чтобы наказать сына. Первый шаг и первый класс. Всегда он был лучшим. Никогда я не наказывала и не отчитывала его ни за какие шалости и проделки. Когда я узнала, что у мужа другая женщина появилась, мне даже легче стало – сразу простила и отпустила его. У меня есть сын, а почему этот взрослый мужчина рядом требует внимания к себе, было дико и непонятно. А потом его не стало… Мир застыл тараканом в янтаре. Попытки достучаться, разбить эту окаменелость не приводили ровным счетом ни к чему. Я не замечала ничего вокруг, но время и сюда поставило заплатку забвения…

Алена не замечала слез, льющихся из-под сомкнутых ресниц. Вспоминая свое любимое дитя, не заметила она и того, что в палату вошел Алексей Михайлович и тихонько присел на кровать.

– Аленушка, я с твоим врачом говорил… Ты не бойся. Я рядом, – прошептал он, гладя ее руки.

– Алеша, мне и не страшно, – ответила она, – я пожила уже. И Алешенька наш там меня встретит.

– А как же я? Марта? Не говори глупостей. Все будет у нас хорошо. Мы еще поживем, – возмущенно начал выговаривать он.

– Ты прости меня, – всхлипнула Алена Александровна, – за все. Я часто не права была и холодна к тебе.

– Да что ты, дорогая моя, тебе не за что виниться. Уж как я виноват перед тобой! Сколько неприятных моментов устраивал. Все от эгоизма моего. Ты прости меня.

– Давно уже все простила, – сквозь слезы улыбнулась женщина, – перемололось все в жерновах жизни. Не муко́й даже, а пылью по ветру размело, – она сжала в ответ его ладонь.

– Что здесь происходит? – в палату вбежала веселая Машенька.

– Болтаем, – утирая слезы, произнесла Алена.

– Болтаете? – медсестра недоверчиво посмотрела на стариков, держащихся за руки и смущающихся, как подростки. – Вы тут сырость развели такую, что плесень на стенах сейчас вырастет. А тут больница. Тут должна быть чистота и стерильность.

– Да мы ничего… Машенька, вспоминаем вот прошлое. Это мы смеялись до слез, – попыталась улыбнуться Алена.

– Алексей Михайлович, перестаньте волновать больную, у нее завтра операция назначена. Ей нужны положительные эмоции, – строго произнесла Маша, сдерживая улыбку.

– Не сердись, Машенька, – примирительно проговорил Алексей.

– А про положительные эмоции, – влезла Алена, – как там Егор Васильевич? Он же нравится тебе?

– Нравится, – зашептала Маша, – очень даже нравится. Он, оказывается, не женат…

– И? – с любопытством вытянула шеи пожилая пара, ожидая продолжения.

– Он сегодня меня на прогулку пригласил вечером после работы, – опустила глаза девушка. – Вот таблетки ваши, примите их сейчас, пожалуйста. Чтобы я не заходила больше к вам сегодня.

– Замечательно, – обрадовалась Аленка, – я теперь уверена в благополучном исходе. Я хочу на вашей свадьбе погулять.

– Хорошая цель, – радостно засмеялась девушка, удостоверившись, что лекарства приняты. – Ну, я побежала.

Машенька скрылась за дверью.

– И я пойду уже, – засобирался Алексей Михайлович, – завтра с утра раненько забегу. Если меня пустят повидаться перед операцией. Если нет, тогда потом уже.

– Иди. Марте привет передавай и береги ее…

– Конечно, передам. Она обрадуется.

Алексей поцеловал жену в щеку и вышел из палаты.

Алена прислушалась. Смолкли шаги мужа в коридоре. Где-то хлопнула дверь и раздались голоса медсестер. Звон инструментов. Такие уже привычные звуки. Она смотрела прямо перед собой и видела не пустую стену, а город как бы сверху. Вот по улице идут Егор и Маша, держась за руки. Егор смущается и не знает, как себя вести. Маша хохочет. Вот в квартиру вошел Алексей Михайлович, и Марта трется о его ноги. Ее любимый сквер. Мокрые деревья еще борются с ветром за последние листья. Желтым светом, подмигивая, горят фонари, и капли дождя искрятся в их свете. По дорожке навстречу к ней бежит мальчик в желтой шапочке. Она не может рассмотреть его – он приближается. Сын. Сыночек. Алешенька. Она распахивает руки и бежит к нему.

– Мама! – кричит мальчик.

– Сынок! – кричит Алена. Ей так легко бежать…

Они встречаются. Она берет его за руку.

– Пойдем, мамочка, я покажу тебе новый дом, – захлебывается от восторга малыш.

– А где он? – спрашивает его мать.

– Я покажу. Теперь мы будем вместе там жить.

Они уходят по дорожке, пока вовсе не исчезают из виду…

Часть 2

Глава 1

Дорожка на кладбище.

– Ну вот, на одного из нас стало меньше, – разливая водку в стаканчики, угрюмо произнес бородатый.

– Последнее время такое ощущение, что мы встречаемся, только чтобы пересчитаться и констатировать уменьшение, – грустно пошутил второй друг, поправляя шарф на шее таким нервным движением, словно желая задушить себя.

Алексей рассеянно слушал слова друзей, поправляя венок на свежей могиле.

– Ну что, давайте помянем Аленушку… нашу Алену Александровну… Давай, Серый, наливай, – обратился он к толстячку.

Стаканы взлетели в привычном желании чокнуться, но на секунду неловко замерли в воздухе.

– Помянем, – выдохнул Алексей, опрокинув в себя водку, не ощутив ни вкуса, ни запаха.

С портрета на них, тихо улыбаясь, смотрела Аленка.

– Какая-то совершенно необыкновенная фотография, – нюхая кусочек хлеба, задумчиво произнес бородач Саша. – Никакой наигранности и позы. Такая же милая улыбка и озорные глаза. Я прямо физически ощущаю ее присутствие и не в силах поверить…

– Кажется, она сейчас рассмеется и хлопнет по плечу, как всегда, скажет присказку свою: «Это, мо́лодец, горе, не беда», – проговорил тот, кто не оставлял без внимания свой шарф.

– А знаешь, Лешка. Я ведь ее… любил… и люблю… – бородатый повертел стаканчик в руках.

– Ребята! Сашка! Хватит тебе! Леха! Не время сейчас… – второй снова дернул себя за шарф.

– Да знаю я. Давно уже все знаю, – Алексей задумчиво рассматривал пластиковую емкость.

– И что? – закипятился Сашка. – Не стыдно тебе? Не совестно?

Алексей только пожал плечами:

– Что было, то было… А чего мне стыдиться?

– Ты же ей всю жизнь перекрутил с ног на голову. Ведь было же… – Саша покрутил руками в разные стороны, показывая пантомимой, как это произошло.

– Эх, Сашка, не ту профессию ты выбрал. Не ту. Не в инженеры, тебе надо было на актерское поступать… Нам не дано предугадать, чем наше слово обернется… – Алексей выдохнул и одним махом снова влил в себя водку.

– Ребята, ну что вы в самом деле… Нашли время и место… – Сергей продолжал дергать шарф. – Что вы сейчас делите?

– Да уж делить нам и в самом деле нечего, – усмехнулся Леша, – не раньше, не сейчас.

– Я даже хотел тебя на дуэль вызвать, Алексей, – горько усмехнулся Сашка.

– Романтик. Всегда им был. Какая дуэль? Алена сделала свой выбор. И про твое признание я знал с самого начала, – он смотрел на растерянного и испуганного друга.

– Откуда? – выдавил тот.

– Конечно, так не принято. Рассказывать супругу о признаниях посторонних мужчин. Даже если они друзья… тем более если друзья. Можно же и дружбу было закончить на такой ноте… – невесело улыбнулся Алексей Михайлович. – Но Аленушка не такая была, она кристально честная, добрая… моя девочка, – сдавленно, проглотив покатившийся к горлу соленый комок слез, продолжил он. – Она сразу же мне все и рассказала. Как ты на коленях стоял и в любви вечной клялся, горы золотые сулил. Я разозлился тогда страшно и на тебя, и на нее: думал, что повод дала. А она говорит мне, что, мол, пожалеть тебя надо. Любовь, говорит, не спрашивает, когда прийти. Человек слаб и с ней справиться не может. Ему же – тебе, стало быть, – хуже, он один-одинешенек, а мы с тобой вместе. И рассказала она мне это все не для того, чтобы я ревновал и злился, а чтобы недоразумений между нами не было. Чтобы дружбу сохранить сумели мы. Ситуацию-то со временем перевернуть можно прямо в противоположное толкование, и тогда уже беда будет и, может быть, непоправимая. Когда объяснений не услышим мы друг от друга. Много чего она мне говорила тогда, а я слушал и думал, что разглядел я счастье свое мудрое, не проворонил, – вздрогнул Алексей.

Последние слова говорил он так, словно думал о чем-то далеком, о чем-то другом. Не проворонил… А ведь был в полушаге от поворота… Знали бы ребята о давних его поступках, вряд ли подали сейчас ему руку, да и не стояли бы сейчас рядом. Разошлись бы с презрением, разбежались.

– А потом мы Машку с Санькой познакомили. Специально тот Новый год вместе праздновать организовали. Маша же скромная. Домашняя такая. И живете же отлично уже сколько лет?

– Сорок пять. – Борода, не отрываясь, смотрел на портрет Алены, из глаз его текли ручейки – его ушедшие чувства, – и тут же, будто стыдясь, бесследно исчезали в густой бороде. Может, и не было этого. Показалось.

– Ребята, давайте по третьей? – засуетился Серый, подозревая продолжение конфликта.

В момент обостренности чувств легко незаметно пройти точку невозврата в многолетних дружеских отношениях. В тот самый момент, когда будут сказаны все горькие слова, выплеснуты недовольство и невольные обвинения, когда обнажится слабость души, которую нельзя будет простить невольным свидетелям.

– Прав ты, Алешка. Во всем. Всегда прав. Мы с Машкой хорошую жизнь прожили. Все у нас сложилось как-то… а Алена… недостижимая высота. Идеал. И согласись она тогда, мне пришлось бы всю жизнь втягивать живот и пытаться соответствовать.

– Да уж! Возможно, стал бы ты писателем. Мировой бестселлер «Как не облажаться со своей женой». Или нет! «История моих громких провалов».

– Да ну тебя, – сердито буркнул Сашка, – такой день, а ты все шутки шутишь. Давайте помянем. – Он поднял стаканчик вверх.

– Действительно, Алексей Михайлович всегда чудесным образом оказывается прав, – выпив, задумчиво произнес Сергей. – В юности нам кажется, что любовь и брак – это такой вечный карнавал. Много музыки и света, а на самом деле все оказывается не так. Со временем уже не хочется лаковых штиблет и отутюженных стрелок на брюках, а нужны удобные тапочки и чай с мятой, и обязательно по особенному рецепту и с тем количеством меда, как ты любишь.

Алексей смотрел на своих старых друзей, и долгое время их дружбы пролетало на его мысленном экране. Они были совершенно разные внешне, по характеру и темпераменту, по отношению к жизни и друг к другу. Что их столкнуло вместе? Стечение обстоятельств, или положение звезд на небосводе, или могучая длань коменданта мужского общежития технического института, куда однажды поступив, они оказались в одной комнате? Им пришлось строить отношения, чтобы впоследствии возвести их на пьедестал под названием «мужская дружба». Алексея всегда внутренне коробила такая близость. Невозможность уединения и размышлений над увиденным или прочитанным, принимаемые на смех его рассуждения.

– У нашего Лехи всегда был необычный взгляд на вещи. Свои секреты, которыми он никогда не делился с товарищами, – задумчиво сказал Сашка. – Правильно это или нет?

Саша вопросительно посмотрел на друзей. Алексей напрягся: если они все знают, как дальше ему быть? И быть ли тогда вообще?

– Давайте уже собираться. Темнеет, да и погода портится, – захлопотал Серый.

– А поехали ко мне? – вдруг предложил Сашка. – Машка моя рада будет. Сто лет уже не виделись. На стол накроет. Только она болеет постоянно последнее время… но она обрадуется.

– Не сто́ит, пожалуй, беспокоить нездорового человека, – ответил Алексей, – да и устал я.

– Поехали-поехали, – поддержал товарища Сергей, – ты же сейчас совсем один остался. Тебе трудно будет…

– Спасибо. Рано или поздно все равно нужно к этому привыкать. Вот сейчас и начну. Да и Марта скучает.

Они дошли до кладбищенских ворот.

– Ну, смотри сам. Если что, сразу звони, – пожал на прощание руку Алексея Саша. Сергей хлопнул друга по плечу, и трое разошлись в разные стороны.

С годами дорога жизни каждого становилась все более уединенной и узкой. Сначала – это магистраль, где толпятся друзья и знакомые. После – хорошая проселочная дорога, на которой уже люди не теснятся. Они свободно и легко шагают, выкристаллизовываясь из совместных интересов, понимания окружающего пространства и норм поведения. Дальше дорога переходит в тенистую лесную тропу, где уместятся три-четыре человека один за другим – встречаясь по старой памяти и продолжая бесконечную беседу. А дальше? Козья тропа через болота? Все известно наперед. Обыденно и скучно. Может быть, если бы тогда были сделаны эти полшага… Алексей вздохнул своим мыслям и поежился от ветра, задувшего из подворотни. Он наклонил голову и, вглядываясь в землю, медленно пошел дальше…

Глава 2

Как приятно проснуться и, еще не открывая глаз, предвкушать новый день, особенно если этот день выходной. Я, потягиваясь в постели, думал: а не поспать ли мне еще часок? Открылась дверь в комнату, и вбежала Аленка.

– Вставай, лежебока. – Выдернув из шкафа ремешок, она завертелась перед зеркалом, примеряя аксессуар на платье.

– У меня выходной сегодня. Могу поваляться, – потянул я носом воздух, вдыхая парфюмерный аромат.

Мои любимые духи. Она всегда ими душилась, и я мог различить их практически везде. Смеясь, сравнивал себя с охотничьей собакой, ведь где бы она ни бывала, я безошибочно вычислял ее по запаху.

– О! Но если ты сегодня совершенно свободен, может, отвезешь сумочку моей троюродной сестре.

– Какую сумку? Какой сестре? Я просто поражаюсь количеству твоих родственников, которых мы никогда не видели, – недовольно вздохнул я, понимая уже, что выходной пропал.

– Почему не видели? Я Людмилу видела один раз. Еще подростком. Потом она уехала учиться. Это дочка…