
Полная версия:
Сонатное аллегро
«А что же я хотел в жизни вот так, с замиранием сердца, до забвения?» – размышлял Алексей, тихонечко шлепая по раскисающему снегу. Он потянул на себя дверь подъезда…
Распахнулась дверь комнаты, и влетела Аленка. Ее глаза светились от счастья, она затанцевала по комнате, напевая веселую песенку.
– Что тебя так обрадовало? – Я нехотя оторвался от бумаг на письменном столе. Сроки написания диссертации горели. Материала хватало, а усидчивости нет – я искал любой повод, чтобы отвлечься от написания. Критический срок неумолимо приближался, а работа не двигалась. Это раздражало.
– Я беременна! Ура-а-а-а! – улыбаясь и вальсируя по комнате, она распахнула руки.
– Ура! – Я вскочил, едва не перевернув стол. Бумаги рассы́пались и кружась полетели на пол, повторяя движения жены. Я подхватил ее на руки и, смеясь, мы продолжили танец. В комнату без стука бесцеремонно вошла Серафима Андреевна, натянуто улыбаясь:
– А что тут за веселье?
– Мама, Аленка беременная. Ты скоро станешь бабушкой, – радостно закричал я и бросился к ней. Но, не добежав полшага, словно ударился о бетонную стену ее резких слов.
– А меня спросили? Хочу ли я ребенка? А я не хочу!!! Молодая еще я!!! Не хочу угробить свою жизнь на этого… – завизжала мать. Ее буквально трясло от негодования.
Мы в растерянности замерли. Аленины глаза наполнились слезами, вот-вот готовыми пролиться. И непонятно было, чем обернутся эти слезы: моросящим дождиком или смертельной разрушительной бурей, сметающей на своем пути все живое. А мать, не замечая ничего вокруг, неслась дальше.
– Ну хорошо, женился ты на этой… – Она брезгливо смерила взглядом девушку. – Ну поигрался пару лет… Хорошо, я потерплю, пока эта блажь из твоей головы выветрится. Все, пора уже за ум браться. Оставь ее. Давай жизнь нормальную строить. Вон Катенька. Такая девочка хорошая, готова за тебя выйти. И нашего круга…
Алена стояла, вытаращив глаза, готовая уже для резкого ответа, но я, всегда мягкий и уступчивый, вдруг заорал как бешеный:
– Мама, ты не оставила еще этот бред? Ты и отца в могилу свела своим мерзким характером. Ты всегда добивалась своего, но не сейчас…
Мать замолчала, прижав руки к груди и испуганно хлопая глазами. Она впервые в жизни видела сына таким.
– Алешенька, мальчик мой, только не нервничай…
– Я уже давно не мальчик. Взрослый мужчина, который хочет жить своей жизнью. – Я прошелся по комнате, но успокоения это не принесло. – Имею право не спрашивать у тебя, что нам с женой делать. И прекрати мне сватать неудачных дочек своих подружек. Я люблю Алену, и мы уходим отсюда, – произнес жестко. – Алена, собирайся.
Девушка ошарашенно кивнула. Она тоже впервые в жизни видела мужа таким, и он в этом образе ей, определенно, нравился куда больше.
Я подбежал к шкафу и выдернул с антресоли сумки, швырнув их в центр комнаты…
Пара баулов стои́т на полу в прихожей, из кухни слышатся голоса.
– Димка, так мы тут перекантуемся у вас пару деньков? Пока подыщем что-то.
– Дима, помогай, давай расставляй тарелки, – раздается звонкий женский голос, которому аккомпанирует звон тарелок.
– Конечно, живите. Сколько надо, столько и живите. Достала вас тетя Фима?
Аленка растерянно кивает, смотрит на друзей, на уютную кухню и дружную семью. Вдруг начинает рыдать, закрыв ладошками лицо. Да так горько и жалобно, что Дима едва не роняет тарелки, а его жена Оля – сковородку с ароматной жареной картошкой.
– Я старалась, – сквозь слезы жалуется Аленка, – я приготовить и прибрать… и все… все я не так…
Оля, бросив сковородку на плиту, присаживается на корточки рядом и подсовывает плачущей девушке салфетки.
– Ну успокойся. Успокойся, – утешающе гладит по плечу.
– Тебе же вредно сейчас нервничать, – Дима встает к плите и перемешивает картошку.
– А Катька… эта вобла снулая, дочь подруги, и стихи пишет, и пляшет, и вяжет…
– Аленушка, успокойся. Все образуется. Все будет у нас хорошо, – шептал я, сжимая в руках стакан с водой и не зная, чем помочь и что вообще делать в такой ситуации. Оказывается, Аленка так серьезно восприняла эту ситуацию, когда я-то уже привык к такого рода материнским вывертам, к ее извечному желанию сделать все по-своему.
Телефон зазвонил неожиданно слишком громко и тревожно. Дима снял трубку:
– Да. Да, у нас. Что вы говорите, тетя Фима, скорая уже едет? А гробовые в шкафу? Где? Между полотенцами. Хорошо.
Я рванулся к телефону, хватая друга за руки, но Дима вежливо отстранил меня, ловко уворачиваясь.
– Да-да, конечно, обязательно передам.
– Где она? В какую больницу ее везут? – разволновался я, чуть задыхаясь от нервов и спешки, надевая ботинки и натягивая плащ.
– По-моему, Леха, это очередной спектакль, – сообщил мой друг, прислонясь к дверному косяку и спокойно наблюдая за моими действиями. – У тебя тут жена беременная плачет. А там мать в театр одного актера играет…
– А если нет, – испуганно прошептал я, – а если не играет? А если на самом деле приступ? Присмотрите тут за Аленкой.
– Алеша, я с тобой, – Аленка попыталась встать с табуретки, но ребята не дали ей этого сделать.
– Леха, твое, конечно, дело, но ты совершаешь большую ошибку, потакая матери в ее истериках. – Дима стоял, загородив собою вход.
– Ай, ладно, – отмахнулся я и выскочил из квартиры, хлопнув дверью…
Громко стукнула дверь в подъезде.
– Фокс, ко мне, – раздался звонкий мальчишеский голос.
Алексей поморщился. Опять эти близнецы Митька и Котька собаку на улицу потащили. Родителям не до них. Днями на работе пропадают, а вечерами – на банкетах. Пацаны сами себе предоставлены. Вот родители и решили в воспитательных целях, чтобы те не болтались по подворотням, питомца завести. Типа ответственность они так воспитывают. Как же! Пацаны сообразительные оказались, они по двадцать раз в день на улицу собаку выводят. Вроде как и за питомцем следят, и жизнь улицы не упускают. Алексей видел недавно их с сигаретами.
– Здравствуйте, дядя Леша, – вразнобой поздоровались мальчишки и кубарем скатились с лестницы. Лифт снова не работает.
– Если что-то надо, вы скажите, мы все принесем, без лифта-то вам тяжело, – пропыхтел Митька.
– Благодарю, тимуровцы, обязательно, – произнес растроганный пожилой мужчина, входя в квартиру. Включив свет в прихожей, утомленно опустился на стул. Из комнаты вышла рыжая пушистая кошка и, запрыгнув на колени, боднула его в подбородок.
– Привет, Марта, – он погладил кошку по спине, – ну, как ты тут?
Кошка спрыгнула с колен и начала виться около ног хозяина.
– Мартышка, не мешай мне раздеваться, – ласково отстранил он животное, – пойдем, я тебя покормлю. Ты же голодная небось. А сам буду Аленушке в больницу готовить на завтра свеженькое.
Устало переставляя ноги в поношенных домашних тапках, он поплелся на кухню. За ним важно шла старая кошка, помявкивая, словно поддерживая разговор.
– Вот так вот, Марта. Кушай. Вкусно? Я, между прочим, у Аленушки готовить научился. А раньше мама и бабушка меня на кухню не допускали. Не мужское это дело. Почему-то у нас в семье было четкое разделение на мужские и женские дела. Я до самостоятельной, отдельной от родителей жизни вообще не задумывался, что приготовлено и как оно получилось. Примерно… как там… «думал, что вареники на деревьях растут». Откуда это? Да не важно же откуда, правда, Марта?
Кошка, наевшись, свернулась на табуретке и, не сводя глаз с человека, внимательно слушала.
– А как же Аленка хохотала, когда я впервые пельмени сварил! «Фирменный торт от шеф-повара Пельменя» – дразнилась она тогда. Совсем необидно. Потом, видишь, все наладилось. Я и бульон уже смогу сварить. И шашлык тоже, и все прочее…
Он помешивает бульон в кастрюльке.
Глава 4
Ложка зачерпывает бульон.
– Милая, Аленушка Александровна, надо кушать, – ласково ворковала медсестра, пытаясь накормить больную.
– Да не хочу я, Машенька.
– Алексей Михайлович каждый день приносит свеженькое. Как же он вас любит. Вот мне бы такую любовь, – мечтательно протянула девушка.
– Да, каждый день, – согласно кивнула женщина. – Но один и тот же бульон. Уже месяц… Машенька, не хочу я, – отодвинула руку с ложкой. – А про любовь я тебе так скажу… не проси себе чужой доли, выпрошенный крест – он самый тяжелый окажется.
– А что это значит? – наивно округлила глаза Маша, отвлекая пациентку. И все же ей удалось скормить старушке несколько ложек бульона. Все-таки Маша была очень хорошая и профессиональная медсестра.
– А значит это, девочка, что, пожелав себе чужой доли, ты получишь ее со всеми подводными камнями и ухабами.
– Не понимаю, – хлопнула глазками Маша, зачерпнув очередную ложку бульона.
– Как же была права моя мама. Вроде и радоваться надо заботе этой, нежности, а не хочется. Как же надоел этот бульон мне… Хочешь послушать историю, какая она, любовь-то?..
Оля с Димой убежали с утра на работу, а я в растрепанных чувствах сидела на их чистенькой кухне. Мой чай давно уже остыл. Мысли были нерадостными. Алексей – заботливый парень… даже чересчур какой заботливый. Хочет, чтобы всем было хорошо. И рыбку съесть, и кости сдать, как говорится. К большому огорчению, так не часто получается. А особенно когда один человек, привыкший получать все целиком, никак не может смириться с тем, что теперь это подчинено не только его капризам и пожеланиям. Щелкнул дверной замок.
– Есть кто дома? – из прихожей послышался голос Алексея.
– Да. Я тут, – безжизненным голосом произнесла я и вышла в коридор.
– Ты не заболела? – забеспокоился муж, увидев мое осунувшееся лицо и темные круги под глазами.
– Пока нет. Но если так дальше пойдет, непременно заболею.
– Что с тобой? Присядь. На тебе лица нет.
– Его и вчера не было. Но ты не заметил и убежал. Мама как? – с нескрываемым сарказмом спросила я.
– С мамой все обошлось, – радостно воскликнул мой муж. – Опять скорая отказывалась ее забирать, пришлось настаивать на полном обследовании. Она уже дома.
– Вот как? – я наигранно всплеснула руками. – Ваш адрес у скорой уже в черном списке, наверное.
– А что, есть такие списки? – обеспокоенно посмотрел на меня Леша.
– Если нет, то скоро появятся. Никаких мыслей не приходит в твою умную, напичканную логикой голову? Это же простая арифметика: ей становится «как-то нехорошо», как только ты делаешь что-то не так, как ей надо. Дальше все по плану: вызов скорой, приезд любимого сына, скандал со скорой, поездка в больницу, обследование и выписка через пару часов.
– Но если ей на самом деле плохо? – непонимающе захлопал ресницами супруг.
– Ой, – я пошатнулась и начала стекать по стене, обхватив себя руками, – что-то голова кружится.
– Аленка, – Алексей метнулся ко мне, подхватил на руки и понес на диван, – что с тобой? Я сразу заметил, что-то неладно. Полежи. Я сейчас скорою вызову.
– Ух ты! А что, так тоже было можно? Алешенька, ну и наивный же ты, – открыв глаза, засмеялась я. – Вот так и твоя мама добивается твоего внимания и заботы.
– Так с тобой все хорошо?..
– Со мной нехорошо, – вздохнула я, погладив живот, – я теперь не одна, а муж мой никак не сделает выбор: мама или мы…
– Как я могу выбирать между вами? Я же вас обеих люблю! – в глазах мужа плескалось непонимание на грани паники.
– Ты же меня выбрал изначально, нет? Против ее мнения пошел.
– Да, – кивнул он.
– А теперь что? Выбирай как чувствуешь. Хочешь – по силе чувств, хочешь – по количеству мест, – я снова погладила свой живот. – Только, прошу тебя, не затягивай.
– Но… – Леша растерянно смотрел на меня. – Как…
Резкой трелью залился телефон.
Алексей схватил трубку.
– Да… да, мама, как ты? Тебе плохо? – с тревогой в голосе заговорил он, глядя в мои смеющиеся глаза. – Да, мама, сейчас передам…
Он умоляющим жестом протянул мне трубку. Совершенно не хотелось сейчас разговаривать с этой дамой, но я уступила:
– Здравствуйте, Серафима Андреевна, как ваше самочувствие? Хорошо?
– Аленушка, детка моя, пошутили, и хватит, возвращайтесь, – холодно и важно произнесла старуха.
– Милостиво благодарим вас, но вынуждена отказаться от заманчивого предложения, – расшаркалась я в ответ.
– Ладно. Давай встретимся и поговорим. Только без сына. Незачем ему вникать в наши дамские секреты.
– А нам есть о чем говорить? – я была искренне удивлена.
– Конечно, есть. У нас сейчас много общего. Давай встретимся через час у нашего магазина в кафетерии, – и Серафима положила трубку.
Я завороженно смотрела на телефон.
– Что такое? Что она сказала? – заволновался Алексей.
– Леш, быстренько сообрази, со своей хваленой логикой, какие такие у меня с твоей матушкой секреты могут быть? Она на встречу меня пригласила.
– Пойдем. Мама все-таки…
– Без тебя, – сделала я упор.
– Хорошо. Без меня так без меня, – недоуменно пожал он плечами…
Алена передернула плечами и замолчала. Маша убрала тарелку и промокнула пациентке губы.
– Сейчас мы поудобнее устроимся, и я поставлю вам капельничку, – ворковала медсестра, поправляя подушки и одеяло. – И что, вы помирились со свекровью? Нашли компромисс?
– О да! – усмехнулась Алена Александровна. – Компромисс… Это когда неудобно ни тебе, ни мне, но мы принимаем договоренность, чтобы нам было плохо примерно поровну. Я не хотела компромисса, я хотела счастливой семейной жизни… Так мне казалось…
– Так что же было дальше? – спросила Машенька, ставя капельницу.
– Дальше, – чуть поморщилась женщина, когда игла вошла ей в вену, – дальше…
С залитого солнцем бульвара я вошла в полутемный кафетерий. Серафима, как всегда при полном параде, уже сидела за столиком, перед ней стоял нетронутый стакан с соком.
– Здравствуй, детка, ты плохо выглядишь. Садись, – царственным жестом она указала мне на стул напротив.
– Это у вас семейное? Подмечать и озвучивать недостатки? – кивнула я. – И вам не хворать, Серафима Андреевна. Я вас слушаю, – усаживаясь поудобнее, позволила себе поерничать. – О каких секретах идет речь?
– Тихоня-тихоня… А тут вдруг такая язвительная стала, – огорченно покачала головой свекровь. – Я всегда знала, что ты не так проста, какой хочешь казаться.
– Давайте сразу к делу, – перебила я, – времени мало у меня, к врачу сегодня.
– К врачу, – обрадовалась старуха, – это хорошо, это правильно. Я хочу поучаствовать. Это вот тебе.
Она подвинула мне конверт.
– Это что? – не двинулась я с места.
– Ну как что? Это деньги. На аборт, – продолжала радоваться она. – Какая же ты молодец, все поняла. Не сразу, конечно, молодость, что ж поделаешь, но поняла же.
– Что я поняла? – я решила уточнить, цепляясь за последнюю ниточку той самой надежды на порядочность собеседника.
– Ты же поняла, что вы с моим сыном не пара. Ты не сможешь с ним жить и решила избавиться от ребенка. И потом отпустить его? Ведь так? У него есть отличная партия, Катюша, такая девочка…
На ее лице было детское ожидание чудес, близкого осуществления мечты, а вот моя надежда лопнула со звоном хорошо натянутой струны.
– Вы ошибаетесь, – борясь с тошнотой и головокружением, механическим голосом произнесла я. – Это я с вами жить не могу и не хочу, а с Алексеем у нас все отлично. Да, и к врачу я иду на плановый осмотр. Прощайте.
Я встала и как во сне пошла к дверям, мечтая только побыстрее выйти на воздух. В дверях столкнулась с Лешкой. Он, оказывается, не смог побороть любопытство, пошел за мной, и сейчас в ярости подскочил к столику, и начал что-то громко кричать в лицо своей испуганной мамаше. Я вышла на улицу и пошла вдоль дороги, делая глубокие вдохи. Воздух, казалось мне, стал липким и вязким и никак не хотел вдыхаться. Голова сильно кружилась. А потом я проснулась в больничной палате…
– Господи, ужас-то какой, – Машенька присела на стул возле кровати Алены.
– Да, это было ужасно. Я потеряла сознание и свалилась прямо под колеса машины, – продолжила рассказ женщина.
– А Алексей Михайлович?
– Он бежал уже за мной, но не успел подхватить… Буквально секунда… Тогда я и потеряла ребенка… Мне казалось, все закончилось… и моя беременность, и мой брак, и моя жизнь… но Алеша меня очень поддерживал тогда, и мы справились.
– А Серафима? – спросила Маша.
– А Серафима… Пришла ко мне в палату…
Рядом со мной сидел Алексей, он вообще тогда только спать уходил домой. Муж чистил мне яблоко и напевал любимую песенку из мультика. И тут открывается дверь, и под напутствие медсестры: «Вы только недолго. Она еще совсем слабая» – входит свекровь с цветочками на наманикюренных ногтях.
– Алексей, а что ты тут делаешь? – испуганно-удивленно воскликнула она.
– Это моя жена. Она только что потеряла нашего ребенка – во многом благодаря тебе, мама. А вот ты что тут делаешь?
– Наверное, пришла меня добить, – предположила я.
– Что вы такое говорите?! – несколько наигранно возмутилась старуха. Она решила было сначала обидеться, но передумала: слишком скользкая ситуация нарисовалась. – Я пришла просить прощения. Так вот неловко вышло… все это… Аленушка, прости меня, но я с врачом разговаривала. Он говорит, что детей у тебя больше не будет, и я подумала…
У меня снова закружилась голова, и, видимо, я так сильно побледнела, что Алексей вскочил и закричал: «Врача сюда! Врача!». Двери распахнулись, все забегали, засуетились.
Алексей жестко схватил мать за локоть и вытащил из палаты:
– Мама, что ты несешь?
– Как ты смеешь так разговаривать с матерью, – по привычке возмущенным тоном заговорила она.
– Я скоро вообще с тобой разговаривать не стану. Что это за выкрутасы такие? Моя жена почти при смерти. Ребенок погиб. А ты…
– А что я? – пошла в атаку матушка. – Я правду говорю. Зачем тебе бесплодная жена? Какое будущее тебя ждет? Нам нужен наследник с хорошими генами. Вот Катюша…
– Катюша? – прошептал сын, но, через секунду взяв себя в руки, со злостью сказал: – Катюша будет против смешения своих королевских генов с твоими, мама, простолюдинскими. То, что ты научилась не сморкаться в скатерть, не повод для хвастовства.
– Ой, что-то… – женщина схватилась за сердце.
– Мама, мы в больнице, – засмеялся Алексей и, развернувшись, пошел по коридору.
– Я лишу тебя наследства, – кричала вслед ему Серафима Андреевна.
– Оставь его себе, а нас оставь в покое, – громко и четко произнес Алексей, не оборачиваясь…
Из коридора послышалось звяканье инструментов и недовольный женский голос произнес:
– Маша, долго ты там будешь возиться? Не одна она у нас в отделении больная. Мы зашиваемся, а она лясы точит!
– Иду-иду, – крикнула девушка в сторону дверей. – И что она? Лишила наследства?
– Да какое там наследство! – усмехнулась Алена Александровна. – Она обиделась, продала квартиру и уехала к сестре куда-то в деревню. Зато у моря.
– Какая жалость. Так вы без детей и прожили?
– Почему без детей? – удивленно вскинула на медсестру глаза женщина. – Слава богу, врачи тоже иногда ошибаются. У нас был сын.
– Был? – искренне заулыбалась девушка.
– Маша!!! Иди сюда! Бегом!!! – возмущенно закричали в коридоре. – Максимову из пятой хуже стало.
– Иди, Машенька. Спасибо тебе. Я отдохнуть хочу.
– Отдыхайте, Аленушка Александровна, я попозже еще заскочу к вам, – сказала девушка, выбегая из палаты.
Алена закрыла глаза. Сын. Сынок. Разбередила душу Машенька воспоминаниями…
– Тебя завтра выписывают, – радостно произнес муж, входя в палату. – Устроим праздник? Мама придет, друзей позовем…
– Леша, скажи, пожалуйста, я сейчас похожа на человека, готового праздновать что-то? И что мы праздновать будем? Да еще и с твоей мамой?
– Аленушка, родная моя, но вам же все равно придется помириться и научиться общаться. Мы же одна семья… – ласково начал уговаривать меня он.
– Знаешь что? Даже с кровными родственниками можно разорвать отношения.
– Но я же твой муж. А это моя мать, – непонимающе бормотал он.
Но меня было не остановить.
– Да, действительно, ты мой муж, – согласилась я, – и она твоя мать. Я тут при чем?
– То есть как?
– Вот так. Если ты обдумал все за и против, все факторы, включая прогнозы врачей и прочее разное, и все-таки решил остаться моим мужем, избавь меня от неприятного общения с этой женщиной.
– А я? – непонимающе хлопнул глазами Алексей.
– Что ты?
– А как мне быть в этой ситуации? Тебя я люблю и оставлять не хочу, а ее не могу.
– Сделай так, чтобы мы не пересекались, и рассказывать о ее жизни мне тоже не надо. Для меня теперь ты сирота.
– Ты что? Мою мать хоронишь? – возмутился Алеша.
– Она сама себя похоронила.
– Но… – начал было он, но осекся под моим решительным взглядом.
– Я все сказала.
– Ладно. Ты меня обрекаешь на жизнь шпиона, – вздохнув, попытался пошутить он. – Про маму я понял, а друзей можно позвать?
– Леша, у тебя от переживаний совсем плохо с головой стало? – удивилась я непониманию очевидных вещей.
– А что, Олька с Димкой переживали знаешь как?
– Оле и Диме я очень благодарна, передавай им привет, но я сейчас еще слишком слаба, чтобы даже просто сидеть за столом и смотреть на ваше веселье. Невесело мне, Леша, – сдерживая слезы, произнесла я последнюю фразу.
– Аленушка, – муж присел на кровать и обнял меня, – сколько же можно переживать… Давай жить дальше, – уговаривал он, гладя меня по спине.
– А как дальше жить? – надрывно спрашивала я, даже не утирая слезы.
– Врачи не всегда правы. Все у нас получится.
– А если нет? – капризничала я.
– А если нет, мы что-нибудь обязательно придумаем. Только не плачь…
Время прикрыло и эту рану наслаивающимися друг на друга событиями жизни. Ноющая боль появлялась только при виде молодых мам и маленьких детей. Когда есть возможности совершения того или иного действия, как-то не задумываешься об их использовании. «Я могу!» – и этого знания достаточно. Отнятая же вероятность становится личным упреком.
Глава 5
В коридоре послышались шаги. Алена открыла глаза и повернулась к двери.
– Вы уже не спите? – заглянув в палату, спросила Маша.
– Да и не спала я, – улыбнулась пациентка, – ты же знаешь, без снотворного не могу уснуть.
– Я капельницу заберу тогда, она уже закончилась, – захлопотала Маша. – Сейчас доктор подойдет. Он хотел вас еще раз лично осмотреть.
– Он надеется увидеть что-то новое? – улыбнулась Алена.
– Не знаю, – пожала плечами Машенька. – Он такой умный и понимающий. – Девушка покраснела и смущенно отвернулась.
В палату зашел молодой мужчина в отглаженном халате и со стетоскопом на шее.
– Мария, вы можете идти, – строго произнес он.
– Да, конечно, Егор Васильевич. – Машенька, покраснев еще больше, схватила капельницу и выскочила из палаты.
– Я вижу проделки малыша Купидона, – улыбнулась Алена Александровна.
– Что вы сказали? – не расслышал доктор.
– Говорю, что вы очень строгий руководитель.
– Я не строгий, а справедливый, – важно произнес Егор Васильевич.
– Хотите казаться строгим? Компенсируете свою молодость? – спросила Алена.
– А что делать? – развел руками врач. – Я же только пришел сюда. В коллективе люди разные, сами понимаете, надо авторитет заслуживать…
– Конечно-конечно, – примирительно кивнула пожилая женщина, – только не забудьте рассмотреть за этим и людей. А молодость – такой недостаток, который очень скоро пройдет.
– Что вы имеете в виду? – доктор увлеченно листал историю болезни, слушая речь пациентки вполуха.