Выжить в Антарктиде

– Я сам его тебе оплачу. Ради меня, Паша, ради моего спокойствия, – сказал он, – пусть за тобой присмотрят, пока это не закончится.

Павел выдвинул ряд условий, которым должен был соответствовать бодигард, как он рассчитывал – невыполнимых. Но отец сноровисто подобрал ему нескольких кандидатов. Один из них – отставной майор Владимир Грач – понравился Павлу сразу. Они были примерно одного возраста и имели сходные интересы и взгляды. В дальнейшем они даже сдружились – настолько, насколько это вообще этично и реально между охранником и его клиентом.

Притираться и испытывать друг друга Грач и Долгов-младший отправились на Эверест. И вот там, в лагере альпинистов, на высоте трех тысяч метров над уровнем моря, с Павлом случилось две вещи: он едва не сорвался в пропасть, заблудившись в метели, и влюбился. От первой напасти его спас Грач и подоспевшая на помощь француженка, от второй напасти лекарства не нашлось. Кажется, эта внезапно вспыхнувшая страсть явилась первым и пока единственным случаем, когда зов сердца перевесил доводы рассудка.

Увидев Патрисию, Павел понял, что перед ним именно та женщина, которую он мог бы назвать женой. Она во всем походила на его маму – какой он ее хотел помнить. То есть была красивой, умной, спортивной и озорной. А еще она, как и Павел, всегда знала, чего хочет, и шла к поставленной цели напролом. Говорят, притягиваются противоположности, но в этот раз все случилось наоборот. Патрисия и Павел характерами оказались одинаковы, как две половинки разрезанного яблока, это видели и признавали все. Дальнейшая их судьба также была для всех очевидна.

Но тут наемный убийца расстрелял Долгова-старшего и его беременную жену – и все Пашины матримониальные планы пошли прахом.

Павел, скажем честно, не слишком горевал на похоронах. Стоя на кладбище, где хоронили в одной могиле, считай, сразу троих, он вспоминал осенний день и такой же богато инкрустированный гроб, в котором лежала женщина, давшая ему не только жизнь, но и жажду жизни. Однако бизнес отца, который он совершенно неожиданно для себя унаследовал, продавать не стал.

Старый лис и бывший криминальный авторитет Глыба Стальнов явился к нему чуть ли не сразу с «очень выгодным предложением». Павел ему отказал. Отчасти этому решению поспособствовала и Патрисия, у которой вдруг обнаружился интерес к разработкам Долгова-старшего. Она считала, что в лабораториях «Долгов интерпрайзис» вызревали весьма занятные проекты. Патрисия Ласаль неплохо разбиралась в потенциальных выгодах, которые сулили сделанные открытия. Под ее руководством Павел принялся вникать в новое для себя направление и принимать решения.

Никто не ожидал от наследника подобной прыти, однако Павел скоро заявил о себе во весь голос. Его невеста во всем поддерживала и опекала его. Мало что понимая в физических теориях, Павел прислушивался к ее суждениям и к суждениям научного руководителя «Долгов интерпрайзис» Салавата Кабетова, старинного соратника отца. Салават был отличным ученым, но был напрочь лишен предпринимательской жилки, поэтому наследника он принял хорошо и даже с облегчением.

– Чего боялся мой отец? – задал ему вопрос Павел. – За что его убили?

– Меня об этом все спрашивают: и полиция, и ФСБ, – ответил ученый, – но я не знаю. Есть, конечно, одно подозрение…

– Так говорите же!

– Это связано с одним из проектов. Мы стоим, Паша, на пороге настоящей революции в энергетике. Если открытие удастся довести до ума, то все прежние источники энергии можно будет смело выбрасывать на помойку истории. Уголь, торф, нефть, газ, опасный атом – все станет вчерашним днем. Мы будем черпать дешевую энергию прямо из ничего. На ней будут работать машины, самолеты и космические корабли. Нашим двигателям не будут нужны ни розетки, ни заправочные станции. Как понимаешь, это понравится не всем.

– То есть, причина в нашем последнем контракте с Гособоронтехом?

Салават мрачно склонил седую голову:

– Даже в нашей стране есть достаточно могущественные силы, желающие сорвать выполнение этого заказа.

– Я им не позволю. О чем конкретно идет речь – можно в двух словах?

– В двигателе будет использоваться энергия движения так называемых левитонов[6] – частиц с отрицательной массой, носителей гравитационного заряда. Понимаешь, Паша, на Землю вместе с космическими лучами попадают разнообразные частицы. Взаимодействуя с электронами, они теряют импульсную энергию полета и проникают глубоко в почву. Но поскольку масса у левитонов отрицательная, гравитационное поле планеты выдавливает их обратно в космос. Вот именно их энергию – в момент, когда левитоны покидают земную кору – твой отец и предложил использовать.

– Это связано с электричеством?

– Нет. Электричество и гравитация в чем-то как близнецы-братья, но если копнуть, между ними бездна отличий. Человечество уже научилось использовать энергию электричества. Действительно, движущиеся в проводах электроны имеют отрицательный заряд, но для того, чтобы заставить их двигаться организованно, надо затратить энергию. А вот заставлять двигаться левитоны не нужно, они уже движутся, разгоняемые гравитационным полем планеты. Мы получаем безграничную энергию гравитации совершенно бесплатно!

Из объяснений Салавата Кабетова Павел мало что понимал и скоро заскучал. Забытого школьного курса физики ему не хватало, чтобы оценить грандиозность замысла покойного отца.

– Как быстро мы создадим работающий прототип? – спросил он, прерывая панегирик невообразимому открытию. – Я видел документы, согласно им, мы вроде бы опережаем график.

– Это не совсем так, – Салават Кабетов вдруг замялся. – Я давно должен был с тобой об этом поговорить. Дело в том, что мы действительно опережали график, но до того, как Миша погиб.

– Он был настолько незаменим?

– После его смерти часть материалов пропала, нам предстоит найти некоторые решения заново. Мы рассчитывали уложиться до Нового года, но боюсь, теперь это невозможно.

– Но у нас кабальный договор! – воскликнул Павел. – Если мы не выполним обязательства в оговоренные сроки, мы все потеряем!

Салават лишь развел руками:

– Я делаю все возможное. А что касается кабальных условий, договор заключал твой отец. Он был в себе уверен.

– Где он хранил записи?

– Часть в сейфе в зашифрованном виде. Часть у себя в голове. Он в последнее время почти никому не доверял. И, как видишь, был прав.

– Я не знал, что сейф взломали, почему никто мне не сказал?

– Его никто не взламывал. Возможно, Миша сам забрал эти записи и куда-то перепрятал. Никто точно не знает, чем он занимался накануне убийства. С кем встречался… но если мы не найдем его бумаги, лаборатории нашей придет конец…

Узнав о неожиданной проблеме, Патрисия сказала:

– Мой милый, у меня есть одна идея… она довольно странная, и я не знаю еще, как к ней относиться, но ты выслушай меня, не перебивая. Возможно, это как раз то, что вам поможет. Но, конечно, решать ты будешь сам.

– И в чем суть? – хмуро поинтересовался Павел. Такое обтекаемое предисловие ему не слишком понравилось.

– Твой отец был не единственным, кто в своих фантазиях вышел на альтернативный источник энергии.

– Кто-то наступает нам на пятки?

Паша понимал, что, если время пришло, двигатель на альтернативном виде энергии появится не тут, так там. До него уже дошли слухи, что над схожими проблемами работают и американцы, и китайцы.

– У «Долгов интерпрайзис» были удачливые предшественники. Есть подозрение, что технология «чистой энергии» – тогда ее называли «черным солнцем» – давно дожидается нас на блюдечке. Только нужно до этого блюдечка добраться…

Павел обещал отнестись к предложению невесты со всей серьезностью. Однако Патрисия шокировала его, потому что услышать подобное он оказался не готов. Оказывается, запланированная свадьба в Антарктиде затевалась не просто так.

– Почему ты сразу мне не призналась?!

– Понимаешь, все это неточно, но чем больше я вникаю…

– Давай без этих оправданий, Пат! Я ни в чем тебя не обвиняю, но хочу знать все. В том числе, почему ты скрывала правду. Ты мне не доверяла?

– Конечно, доверяла, дорогой. Я все тебе расскажу, ничего не стану скрывать. Несколько месяцев назад, – начала Ласаль, – в мой фонд «Миссия достойных» подал заявку на грант некий Жак Дюмон…

⁂

«Это приключение с самого начала не задалось», – подумал с тоской Павел, после того, как внимательно выслушал доклад своего главного телохранителя.

Владимир Грач, которому он верил, как никому другому, конечно же, очень быстро вышел на след. Нечего было и надеяться, что он не догадается. Грач вызвал его прямо со спектакля, чтобы пересказать разговор с историком Белоконевым. Он продемонстрировал боссу пухлую папку и показал конверт с запиской Анонима.

– Я еще не проверил наверняка, но кажется, что почерк в этой записке и в той, что подкинули в твой особняк, похож. Да и сама манера… Это звенья одной цепи!

– Ну и что теперь? – угрюмо спросил Павел, втайне чувствуя вину. – Мы уже плывем к цели, ледокол я остановить не могу. Да и не меняет это ничего на самом деле.

– Еще как меняет! Я бы рекомендовал не выходить за рамки тура и ни в какой оазис не лететь. Все легко можно отыграть назад, даже в деньгах потеряем не так много.

– Это невозможно.

– Паша, не сходи с ума! Или ты с самого начала знал, что заброшенные руины в оазисе называли «Надеждой», да не счел нужным мне рассказать?

– Нет. Я даже не знал, что станция советская.

– Да быть того не может.

– Честно. Сам сейчас дураком себя чувствую. Но на меня столько всего в последние дни навалилось… Упустил.

Грач шумно выдохнул:

– Я не верю, что ни Дюмон, ни твоя жена не знали об этом.

– Думаю, это просто случайность, потому что дело не в станции. Не нужна она нам, понимаешь? Потому плевать, советская она, немецкая или американская. И как ее называли, тоже плевать! Я даже внимания не обратил!

Долгов нервничал все больше. Он предвидел, что испытает Грач, узнав, что он скрывал от него правду. Паша и сам испытывал аналогичные чувства, обнаружив, что Патрисия не была с ним откровенна. Но жену он любил и заранее искал ей оправдания. Будет ли столь снисходителен к нему телохранитель, считавший себя его другом? Нет, Паша тоже считал его другом, но против желания Патрисии пойти просто не мог. Ему очень не хотелось терять доверие Володи. Особенно теперь. И особенно так. Но как ему объяснить, чтобы он поверил?

– Но если руины вас не интересуют, то что интересует? Сокровища из Хранилища древних? – Грач потряс папкой Белоконева.

– Прости, Володя, но Пат запретила ставить тебя в известность о конкретной цели. И начбез Борзин ее поддержал.

– Но почему? – Грач совершенно искренне изумился. – Что ты такое говоришь! Борзин мне не доверяет?

Павел отвел взгляд:

– Это другое.

– Тогда поясни! Как я могу тебя защищать, если не знаю, откуда ждать опасности? Мало мне киллеров Стальнова, так еще и это!

– А тебе не все равно?

– Мне не все равно! – Грач едва удержался, чтобы не рявкнуть на своего работодателя. – Я могу понять, что наивный дурень Геннадий Белоконев грезит наяву. Но ты, Паша! Как ты мог на это повестись? Ладно, путь твоя жена жаждет добраться до сокровищницы, и ты ей потакаешь. Чего не сделаешь ради красивой ба… женщины. Но если еще и Борзин вошел с ней в сговор, то это уму не постижимо! Она вас всех околдовала что ли?

– Ты не веришь, что Хранилище существует?

– Я не верю своим ушам, что слышу весь это бред от тебя, Паш!

– Тогда что ты переживаешь? Если все бред, мы просто зря сгоняем туда на самолете, вот и все. И никакой опасности вообще не предвидится.

– Никакой опасности? А это? – Грач махнул у Долгова перед носом прозрачным файлом, куда был упрятан конверт анонима. – Кто все это пишет? И, главное, зачем? У вас в оазисе слет непредсказуемых безумцев намечается. Знаешь, Паш, я отказываюсь на тебя работать. Ты мне не доверяешь, плетешь какие-то многоходовки за моей спиной, кормишь сказками и скрываешь важную информацию. В таких условиях от меня нет никакого проку.

– Подожди! – Долгов встал и подошел к нему. – Подожди, Вов, не горячись.

– Я же чувствовал, что с вашим свадебным путешествием что-то не так. Что Пат мудрит и юлит. Но ты на все мои вопросы отвечал что? «Нет, Вова, никакого второго дна»! Надо было сразу плюнуть и уволиться!

– Мне и самому все это не слишком нравилось, – Павел отвел глаза. – Давай начнем с начала, Вов. Я без тебя не хочу ехать в оазис. Ты мне всегда спину прикрывал, а я тебе.

– И все коту под хвост, – буркнул Володя. – А причина до черта банальна: шерше ла фам. Твоя супруга наверняка оценит мой французский.

– Вов, мне честно жаль, что все так получилось! Да, мы ищем хранилище с древними технологиями. Это правда. Пещера существует – у Дюмона нашлись твердые доказательства. А руины станции в оазисе просто прикрытие. Как и церемония венчания. Мы не виноваты, что станцию там построили, но уж если построили… мы всем так и говорим: небольшой исторический проект по восстановлению справедливости. На самом же деле нам нужно то, что хранится внутри горы. На станцию можно даже не заглядывать. Пусть этот историк там копается в пыли и ржавчине. Я даже попрошу Жака, чтобы тот и носа туда своего не казал, если тебе так спокойнее будет.

Грач едва сдержался, чтобы не обложить босса от души.

– Паш, ты серьезно думаешь, что Белоконева направили в рухляди копаться? То есть это дитё, конечно, получит большое удовольствие, фотографируя старые кровати и дверные петли. Но тот, кто писал ему письма и выделял деньги на билеты, заброшенной халупой не ограничится.

– Да понимаю я все! – с досадой откликнулся Павел.

– Тогда ответь для начала, что именно нужно Патрисии? В пещере.

– Ципинь сюань.

– Что за хрень? – это китайское чириканье показалось Грачу очень знакомым. Кажется, что-то такое упоминал Геннадий Белоконев… Да, точно, еще он называл его «черным солнцем».

– Это примерно такой вот конус с бубликом на остром конце, – Павел развел ладони, демонстрируя нечто размером с футбольный мяч.

Грач все-таки выругался.

– Ну прости, – повторил Долгов. – Я и сам не рад, что покойный отец втянул меня во все эти дрязги. Но на кону престиж нашей науки. На кону много миллионный заказ от правительства! А все расчеты по образцу и чертежи, касающиеся этого заказа, ты знаешь, пропали после смерти отца. Их наверняка спер Стальнов! Ему они бесполезны, потому что зашифрованы. Салават утверждал, что отец все на свете шифровал. И Стальнов в сердцах запросто мог их уничтожить – лишь бы мне досадить. Я уверен, что отцовские бумаги мы уже никогда не найдем. А если и найдем, ни за что не прочитаем, потому что ключ от шифра у отца в голове был!

– И что, этот конус с бубликом тебя спасет? – с недоверием спросил Грач.

– Я могу отдать его военным вместо отцовского образца. Пусть они сами с ним носятся и разбираются. Да, не совсем то, чего они хотели. Но если он еще и в рабочем состоянии…

– Да ему тыща лет! – воскликнул Грач.

– Гораздо больше. Но древние на совесть делали.

– Если бублик все еще в пещере, и советские инженеры с «Надежды» до него не добрались.

– Не добрались, я это точно знаю, – твердо заявил Павел. – Хотели, да не смогли. Ципинь сюань все еще там. Меня важные люди в правительстве заверили, что согласны на замену. А Патрисия меня спасает, понимаешь? Отцовский бизнес спасает, будь он неладен, и репутацию лаборатории! И если бы Жак Дюмон не обратился в ее фонд, мы бы тоже остались на бобах. Мы им всем обязаны в настоящий момент. Они могли бы сохранить это открытие для себя, для своей страны, но прикрывают наши огрехи. Так что французов не трожь! Ты меня слышал?

– Слышал, – мрачно сказал Грач. – Но согласись, Паша, у Белоконева информация тоже очень точная. Судя по подметным письмам, его ведут очень плотно. Он не просто любознательный школьный учитель, отправившийся на экскурсию, за ним целая сеть, организация. Что мы можем им противопоставить?

Однако Павел отреагировал совсем не так, как хотелось бы Грачу:

– Вот ты этим и займись! Выведи всех на чистую воду. Об этом Белоконеве ничего толком не известно: откуда он взялся, чего хочет. Судя по тому, что ты про него говоришь, он из детсадовского возраста не вышел. Но некто взялся ему помогать, а мне – вставлять палки в колеса! С какой стати?!

– Тебе он тоже помогает, если рассматривать то письмо не как угрозу, а как желание предостеречь, – справедливо заметил Грач. – Не поехал бы ты в Антарктиду, беды бы не знал.

– И заплатил бы неустойку по оборонному контракту! Ты хотя бы представляешь себе, какая там сумма?

– Лучше потерять состояние, чем голову.

Но Долгов отмахнулся:

– Мы сделаем проще. Найди мне эту сволочь! Перерой весь корабль, но найди! Никто не сойдёт на берег, пока мы не вычислим анонима и его сообщников!

Грач подумал, что задача будет не из простых, и пожалел, что в свое время не послушался Юрку и не послал этого авантюриста к чертовой бабушке. А теперь, на ходу с ледокола не спрыгнешь.

– И сними пальчики у всех, кто плывет на корабле! – продолжал сыпать указаниями Павел. – У тебя же есть с собой прошлые отпечатки, те, что на нашей записке?

Тут уж Володя не утерпел:

– Зато у меня нет полномочий!

– Плевать на полномочия! Аноним вот-вот припрет меня к стенке и вовсю насмехается! Слушай, Володя, не мне тебя учить. Используй посуду, стаканы… незаметненько, без скандалов. Если кому-то надо дать на лапу, то дай!

– Здесь несколько сотен человек, процедура займет время, а у меня даже нет нормального оборудования. Я все буду делать по старинке, сидеть с лупой… за сутки я не управлюсь, даже если добуду всю эту прорву отпечатков!

– Но у тебя же есть кто-то подозрительный на примете? Ведь есть? Начни с них. Кстати, ты с папкой этой ознакомился? – спросил Долгов, меняя тему. – С историческим материалом.

– Не успел.

– Тогда дай ее мне. Пока ты будешь искать злодея, я изучу, что нарыл историк. Возможно, так удастся установить мотивы анонима, и это нам поможет.

Скрепя сердце Грач отдал Долгову папку с файлами и, отпущенный взмахом руки, покинул каюту, костеря про себя всех вместе взятых.

⁂

После ухода начальника службы безопасности Павел Долгов сел на кровать и открыл папку Белоконева. Как бы он ни вел себя при посторонних, чтобы ни говорил, но антарктическое предприятие жены беспокоило его. Иногда он даже спрашивал себя, а не сделал ли он только хуже, поддавшись на ее уговоры?

Тема в папке была непривычная, сложная, но Павел заставлял себя вникнуть, пока ему никто не мешал. К сожалению, побыть одному удавалось сейчас редко, а обсуждать с Патрисией… В том-то и дело, что он ощущал ее заинтересованность и давление, а ему требовалось разобраться самому…

⁂Два полярника (материал из папки Белоконева)

«Слухи о том, что Гитлер на самом деле не покончил с собой, а подсунул врагам тело двойника, стали ходить сразу же после Победы. Их распространению способствовали еще и нацистские подводные лодки, всплывшие летом 1945 в аргентинском порту.[7] Их капитаны как под копирку сообщали, что находились в длительном автономном плавании, о поражении Германии узнали только что, а выполняли они спецрейсы по снабжению таинственной базы в Антарктиде, в реальных боях не участвовали, вражеские корабли не топили и потому рассчитывают на снисхождение.

Американское военное руководство эту информацию восприняло настолько серьёзно, что отрядило на поиски нацисткой базы целый флот во главе с компетентным полярным исследователем контр-адмиралом Ричардом Бёрдом. Это была четвертая антарктическая экспедиция прославленного адмирала, но в отличие от первых трёх она целиком и полностью финансировалась военным министерством, что предопределило абсолютную секретность целей и результатов. Операция получила кодовое название „Высокий прыжок“, что символизировало завершающий удар по недобитому Третьему рейху во льдах Антарктиды. Под командованием Ричарда Бёрда было 13 вооруженных до зубов кораблей и палубная авиация.

Целых восемь месяцев эскадра Берда должна была провести у побережья Антарктиды. Разделившись на три ударные группы и обогнув материк, американские военные планировали встретиться в районе Земли Королевы Мод. Попутно проводили аэрофотосъемку, чтобы составить подробные карты материка и застолбить за Америкой значительную часть территории.

В декабре 1946 года американская эскадра направилась к шестому континенту, однако уже через два месяца, в конце февраля 1947 Ричард Бёрд развернулся в обратный путь. Официальная причина: лето в Антарктиде не задалось, и корабли зажало во льдах. Один эсминец утонул, несколько самолетов и вертолетов трагически разбились, погибли люди. Продолжать операцию показалось бессмысленным.

Тут следует отметить, что вообще-то лето в Антарктиде всегда короткое, а экспедиция планировалась больше, чем на полгода (до июля включительно). Ричард Бёрд, не раз зимовавший в Антарктиде, был прекрасно осведомлен о тамошних условиях, и попытки все списать на коварную погоду выглядели немного наивными.

Сам Бёрд, уходя от неловких вопросов, характеризовал свою миссию как „относительно успешную“. Он упирал на то, что его авиация облетела за два месяца площадь в два раза большую, чем занимает США. Пилоты сделали 70 тысяч фотографий. Однако и здесь есть некоторая неувязочка: более 90 % снимков оказались совершенно бесполезными, поскольку на них не была нанесена сетка координат. Иными словами, Бёрд предоставил фотографии каких-то мест, покрытых снегом и лишенных всяческих ориентиров.

Последний гвоздь в крышку гроба, в котором хоронят „правдивость адмирала“, вбивает советская китобойная флотилия „Слава“[8], которая в эти же самые месяцы плавала неподалеку от Земли Королевы Мод и прекрасно себя чувствовала. Ни один сопровождавший ее эсминец, ни сама дизельная платформа-матка не были раздавлены льдами, столь подло обошедшимися с Бёрдом. По идее, американцы и русские обязаны были встретиться, так как предмет их интересов находился в одной и той же точке Антарктики, но об этой встрече почему-то обе стороны предпочли умолчать.

Поскольку тумана вокруг экспедиции Бёрда напустили много, стали плодиться бесчисленные теории. Договорились до того, что американцев напугали выныривающие из-под воды НЛО, а Четвертый Рейх вольготно себя чувствует в построенных подо льдом городах, летает на Луну и дружит с инопланетянами.

Как всегда, самые яркие и абсурдные гипотезы призваны замаскировать истинные и нелицеприятные причины. А вот если собирать не сплетни, а факты, история рисуется совсем другая.

Начнем с китобойной флотилии „Слава“.

Китобойный промысел рассматривался руководством СССР как важное подспорье для восстановления экономики. Добытые запасы применялись в пищевой, кожевенной, мыловаренной, текстильной и химической промышленности, в парфюмерии и косметологии. Из мяса китов производили колбасы, консервы, белковые концентраты, витамины (в частности, инсулин для диабетиков). Остатки добавлялись в корм животных и птиц. Ради истины отметим, что у СССР были и другие китобойные флотилии, помимо „Славы“, которые плавали гораздо ближе к дому.

В состав „Славы“, что совершенно точно, входил научный корпус, собиравший данные, на которые позже, в 50х годах обопрутся строители антарктических поселений. Сопровождали „Славу“ сторожевые вооруженные корабли (что также не опровергается фактами, ибо время было тревожное, всякое могло случиться). Однако на антарктических просторах эсминцы вполне могли выполнять еще и смежные военные задачи.

Что понадобилось Сталину так далеко на юге, да еще в самые первые послевоенные годы, это, конечно, интересный вопрос. Но наверняка его нужды были не менее значительны, чем у Трумэна, пославшего в аналогичный поход полярного волка Бёрда. И почему бы не предположить, что неизвестными силами, обратившими чертову дюжину американских кораблей (и потопившими один из них) были не мифические пришельцы с других планет, а военно-морские силы СССР?

Вопрос вот в чем: кто мог возглавить подобные силы в те годы? Первым именем, которое хочется привязать к Антарктиде, идет Иван Папанин.

Кто такой Иван Папанин?

Герой, полярник и бывший чекист, прославившийся подвигами во льдах. В Первую мировую Папанин заразился идеями большевизма, устанавливал советскую власть в родном Крыму, бился с Врангелем и на посту коменданта Крымской ЧК лично приводил приговоры врагам в исполнение. Но психика 25-летнего борца за всеобщее счастье не выдержала, и Папанин решил резко сменить поле деятельности.

Окончив Высшие курсы связи, экс-чекист отправился в Якутию строить радиостанцию. Затем последовало новое назначение: он уже начальник полярной станции на земле Франца-Иосифа. В Арктике в 1935 году под его руководством была построена обсерватория на мысе Челюскин. В 1937 году Папанина назначили начальником первой дрейфующей станции „Северный полюс–1“. Именно с этой арктической эпопеи, о которой подробно писали советские газеты, и началась его слава. По возвращении в Москву все члены экспедиции получили звания Героев Советского Союза, а Папанин стал доктором географических наук без защиты диссертации (и добавим: окончив несколько классов начальной школы).