скачать книгу бесплатно
– А человек способен соврать под гипнозом? – не унимался любопытный студент.
– Пациент зависит от воли гипнолога и от корректности задаваемых ему вопросов, вот почему так важно соблюдать протокол и формулировать вопросы нейтрально. Однако при глубокой сомнамбулической стадии соврать ни у кого не получится. Другое дело, что погрузиться в глубокий транс способны немногие. Запомните, что на 70% дар гипноза принадлежит гипнотизируемому, и только на 30% самому гипнологу. Смиритесь, если перед вами будет сидеть интраверт с критичным умом, с подобным пациентом результаты всегда будут скромными.
Уроки профессора Левадского не прошли для Ромашова впустую. Сегодня Евгения считали отличным гипнологом, да и сам он, без ложной скромности, полагал, что неплохо разбирается в вопросе.
По здравому размышлению он решил, что «цыганка» вполне могла погрузиться в самопроизвольный транс и что-то такое вытащить из мелких деталей, на которые сознание в обычном состоянии не обращает внимания. Имя «Таня» она угадала, а с «Василием» промахнулась – бывает. Про аварию девица читала в газете, там же – видела фото счастливо спасшегося Ромашова. Все это хорошо укладывалось в рамки транса, когда подсознание легко выдает забытые мелочи. А вот причитания про «беду», «смерть» и «проклятие» – это обычный набор салонной гадалки, как и монета-сувенир, в силу которой Евгений, конечно, никогда не поверит.
Монетку, впрочем, выкидывать он не стал, положил в портмоне, где уже пряталась миниатюрная мышка из Мышкина – подарок благодарной пациентки. Мышке полагалось периодически поглаживать спинку, «чтобы денежка в кошельке не переводилась», чего Ромашов, естественно, не делал, но сувенир хранил, редко о нем вспоминая. Теперь мышке составил пару крылатый дракон. Возможно, позже он придумает ему какое-то полезное применение.
И все же за нервной болезнью Татьяны стояла какая-то трагедия, и с ней Жене необходимо было разобраться. Свое расследование он начал с осмотра квартиры брата, куда отправился на следующий вечер, чтобы методично порыться в ящиках и найти… он сам не знал, чего.
Квартира выглядела нежилой: слишком аккуратной и лишенной запахов. Евгений вспомнил, как сразу после похорон мать пришла сюда и, засучив рукава, молча взялась за уборку. Она безжалостно выкидывала на помойку все, что казалось ей лишним или напоминало о сыне и невестке чересчур рьяно.
Евгений собирался помочь, но его возмутило, что мама сочла мусором Танины детские рисунки. Начертанные неуверенной рукой, они были наивными, незрелыми и где-то неудачными, но сама Таня их хранила, значит, ей они были дороги. Раиса Сергеевна уступила, запихнула рассыпающиеся листы в самый нижний ящик письменного стола, но Жене пришлось уйти, дабы избежать дальнейшего скандала.
Конечно, он понимал, что это не черствость, а всего лишь проявление характера. Не факт, что человек, шумно переживающий горе или впадающий в кататонию, скорбит больше, чем методичный аккуратист. Немытые тарелки, безумный взгляд и ступор не обязательные признаки страданий, как и музей, в который иной раз родственники превращают жилье погибших, не свидетельство большой любви. Плохо одно: после такой грандиозной чистки найти что-либо превращалось в безнадежное дело.
Евгений пропадал в квартире уже третий час, но ни на шаг не продвинулся. Девичий дневник, что вела Таня, был полон стихов, картинок и глупейших анкет, а последняя запись в нем была сделана за полгода до трагедии. Он пролистал его и отложил за ненадобностью. Писем, счетов, подозрительных чеков Ира не сохранила (или это мама постаралась). Санька держал в кабинете кипу бумаг, но все они касались исключительно работы и ничего не проясняли.
Впрочем, случилась и неожиданная находка. В верхнем ящике Таниного стола Евгений нашел старую семейную реликвию: курительную трубку, которую деду подарил на память фронтовой друг и побратим с заковыристым нерусским именем. Дед вроде бы рассказывал, что тот был родом из Сибири и служил на фронте снайпером, они не раз спасали друг другу жизни.
Трубку Женя сразу узнал, хотя она очень давно не попадалась ему на глаза. Посеревшая от времени, она все еще пахла табаком. Ее украшали искусно вырезанные символы солнца, луны и животных, а по мундштуку шли короткие и неглубокие насечки: так снайпер помечал число пораженных им целей. «На прикладе винтовки делать зарубки нельзя, – объяснял он деду, – винтовка, она ж казенная. Придут и спросят: зачем хорошую вещь испортил? А трубка – моя. Что хочу с ней, то и делаю».
Насечек было много. Женя повертел трубку в руках, погладил большим пальцем теплое дерево и решил взять себе как память о дедушке. Нечего ей в пустой квартире пылиться, подумал он. Мать собиралась жилплощадь сдать, и семейная ценность рисковала окончательно затеряться.
Шаря в комоде, Ромашов наткнулся на пакет с Санькиными вещами, переданными из больницы. Каким-то чудом они не отправились в мусорный бак, видно, мать сунула их в дальний угол и забыла. В пакете лежал телефон.
Евгений поставил его на подзарядку, попутно просматривая записную книжку. Очень быстро он обнаружил загадочный контакт – «Валентин. плитка». Саня перед смертью названивал по этому номеру все утро.
– Плитка… – вслух повторил Евгений и задумался.
У Сани было несколько хорошо укомплектованных бригад, работающих на разных объектах. Однако все мастера в записной книжке значились полностью: фамилия, имя, отчество, профессия (маляр, столяр) и номер бригады. В этом Санька был неизменно педантичен, и нелепая «плитка» резала глаз. Торопился записать? Проявил внезапную небрежность? Или лукавил…
Как оказалось, Саня общался с «плиточником» регулярно и не только в день смерти. Разговоры длились от половины минуты до получаса и больше.
В дверь квартиры внезапно позвонили. Ромашов взглянул на часы: половина десятого вечера. Поздновато для визитов.
Звонок повторился.
Евгений прошел в прихожую и отпер замок. На пороге стояла миловидная барышня. Именно «барышня», по-другому не скажешь: юбка с оборочками, рукава-фонарики, волосы выбились из пучка и красиво завиваются по бокам круглого личика, глазища большие – то ли от природы, то ли от изумления. Увидеть Ромашова девушка явно не ждала. Но – ни грамма испуга.
– Здрасьте, – проговорила она, хлопая ресницами. – А чего вы тут делаете?
Вопрос его позабавил, но играть в игры с ребенком (на вид барышне было лет семнадцать) Ромашов не стал.
– Я брат Александра Ромашова. А вы?..
– Ой, да я знаю, кто вы такой! Вы – Танин дядя. Но я не поняла, что вы тут делаете, и Таня где? Я домой шла, окна горят, думаю – вернулась. А тут вы…
Девица попыталась заглянуть через плечо Ромашова, что было проблематично, так как тонкая и невысокая девушка едва доставала ему до подбородка. Она поднялась на цыпочки и изогнулась, выворачивая шею.
Видя столь титанические усилия, Женя посторонился.
– Судя по домашней одежде, вы соседка, – сказал он.
– Ой, а вы меня не узнали, да? Зойка я!
– Зойка? – Ромашов припоминал, что у Тани была подруга детства с таким именем, но в последний раз он видел ее, когда девочке, наверное, исполнилось лет десять.
– Ну да, Зойка. Зоя Калашникова, я живу этажом выше. – Пробежавшись взглядом по его фигуре, по дорогому костюму, она широко улыбнулась, оставшись довольна увиденным: – Классный прикид! Кто галстук выбирал?
– А что с ним не так? – Ромашов уставился на свой галстук.
– Красивый галстук, подходит. У того, кто его купил, хороший вкус.
– Я сам его купил.
– Ага, – девушка с важным видом покивала. – Ну, так что, вспомнили меня? Мы с Таней подруги, учились в одном классе. И сейчас связь не теряем, хотя она на декоратора учится, а я на повара. Между прочим, я очень вкусно готовлю, все так говорят. И мне немного огорчительно, что вы меня совсем-совсем не узнаете.
– Узнаю, конечно, – пошел против правды Ромашов, – только вы с нашей прошлой встречи сильно… гм, изменились.
– А то ж, – Зоя кокетливо хлопнула ресницами. – Между прочим, два месяца назад мне исполнилось восемнадцать.
– Поздравляю.
– Спасибо! А встречались мы в последний раз, когда я была в седьмом классе. И тогда мы с вами на «ты» общались. Я вот думаю, может, продолжим традицию, перейдем обратно на «ты»? Не возражаешь?
– Не возражаю, – Евгений, изо всех сил сдерживая кривую усмешку, кивнул гостье, чтоб та заходила. – Ты-то мне и нужна, Зоя, проходи.
– Так где Таня? Ей лучше? Она заговорила? – тараторила неугомонная Зоя, пока Ромашов захлопывал дверь. – Когда можно с ней увидеться? Я скучаю. Неужели она меня вовсе не желает видеть? А что мы с тобой будем делать в пустой квартире?
Последний вопрос, выбивающийся из строки, показался Евгению самым важным, и он начал с него:
– У меня к тебе несколько вопросов. Надеюсь, ты не боишься остаться наедине с незнакомым мужчиной? Уверяю, у меня и в мыслях нет ничего такого, просто вопросы очень личные и их неудобно обсуждать на лестничной клетке.
– А чего это мне бояться? – Зоя фыркнула. – Тоже мне, незнакомец! Не такой ты и страшный, даже наоборот. Таня про тебя иногда рассказывала, ты доктор, психоаналитик.
– Психотерапевт, – поправил он.
– А есть разница?
– Есть.
– Какая?
– Давай потом. Сначала мои вопросы.
– Нет, сначала мои, а то забуду! – Зоя набрала в грудь воздуха и выпалила: – Меня к Тане не пустили!
– Почему? – опешил Евгений.
– Не знаю! Раиса Сергеевна не пустила. Сказала, нечего мне у них делать, Тане про прошлое напоминать.
Евгений нахмурился:
– Глупость какая.
– Так это не твоих рук дело? То есть языка. То есть я хотела сказать… – девушка слегка запуталась и с досады покраснела.
– Я совершенно ни при чем. Даже не знал.
– Это хорошо. Ты прикольный. Умеешь носить костюмы с галстуком и не смотреться в них похоронным агентом. Уважаю. Было бы обидно, если б ты вдруг оказался таким… э-э… таким… – она вновь вспыхнула и замолчала.
– Я ничего никому не запрещал, – отчеканил Ромашов. – Спрошу у Тани, надеюсь, это недоразумение уладится. А сейчас…
– Ты так и не ответил, как у нее дела, – вновь заговорила Зоя. – Если молчишь, значит, все плохо, да?
– Прогресс есть. Собственно, я здесь как раз поэтому. Хочешь ей помочь?
– Конечно, хочу! А как? Кстати, почему ты ее не загипнотизировал? Ну, вот прямо так – бац, и она уже спит! И ты ей внушаешь все, что нужно. Что у нее снова голос есть.
Евгений вздохнул:
– Она не хочет.
– Не может быть! Она бредила гипнозом, волшебством и колдовством. Да она сто раз на дню повторяла…
– Колдовством? – перебил Ромашов. – Шутишь?
– Ах, какие шутки! – Зоя всплеснула руками. – Ей срочно требовался колдун. Или ведьма. Она мне прямо так: «Зоя, найди настоящую ведьму, а то всяких шарлатанов полно, боюсь нарваться». Она и меня к ней потащила.
– Куда?
– Да к ведьме же! Знаешь, я сначала сильно сомневалась, но это была самая настоящая ведьма. Да-да, самая настоящая! Мерзкая такая, с бородавкой на лбу. Прямо в душу уставилась и все внутри у меня перевернула, – Зоя выкатила глаза, свела к переносице брови и сгорбилась, изображая ведьму: – Вот такая! Про меня все-все рассказала. А откуда? Я же не звезда, чтобы мою биографию люди наизусть знали. Мы ездили в подмосковный город Туманово, больше часа на электричке, потом на автобусе, потом пешком… такое приключение! Я всякий раз тряслась, страшно же, блин, но интересно! Трижды мы к ней ездили, последний раз незадолго до того, как… ну, как все случилось. Авария и похороны.
Евгений едва дождался возможности вставить слово.
– Зоя, зачем Тане понадобилась ведьма? Нераздельная любовь?
– Да не, какая еще любовь, – отмахнулась Зойка. – Таня натура возвышенная, ради себя и пальцем не пошевелит. Страдать будет, но навязываться не станет. Она из-за отца пошла.
– А что с ним?
– Много чего! Во-первых, проблемы серьезные: долги, кредиторы. А во-вторых, они разводиться собрались.
– Санька с Ирой?!
– Да, родители Тани собирались разводиться, – для убедительности Зоя активно покивала. – У них дня без скандала не проходило. Моя квартира сверху, и каждый вечер я их ор слышала сквозь потолок, а потолок-то бетонный. Таня, бедная, жила в самом эпицентре. Мне так ее жалко было, так жалко! А ты ни о чем не знал?
Ромашов, прислонившись спиной к стене, прикрыл глаза.
– Не знал, да? – Зоя резко притихла. – Ну да… такими вещами не хвастаются. Даже брату, даже психоаналитику…
Он взглянул на нее:
– Давно у них так? Скандалы.
– Да с год. Они на людях прилично себя вели. Если б я своими ушами не слышала… Ну, а Таня решила вмешаться. Восстановить семью. Я сказала ей, что, может, и ладно, пусть разводятся, если чужие друг другу стали. Мы же не дети, чтоб не понимать, чтоб ради нас брак сохранять, да и зачем? Но она на меня посмотрела, как… знаете, такими глазами недоуменными. «Покоя, – говорит, – хочу. Мира и тишины в доме. Но развод не выход».
– Адрес «ведьмы» знаешь?
– Не-а, но дорогу помню. А зачем?
– Хочу разобраться, – сказал Евгений.
Зоя сбледнула с лица, и черные ее глазища стали как два блюдца.
– Думаешь, это колдовство ее родителей убило? Таня просила тишины в доме и – получила?!
Евгений поморщился:
– Нет, конечно. Психосоматика…
– Ой, мамочки! – Зоя не слушала. – А я-то тоже, выходит, да? Я тоже виновата! Вот же влипла, черт!
– Ты-то при чем? – устало спросил он.
– Я же с Таней к той бабке ездила! Она мне будущее предсказывала, про жениха. Блондин, военный и форму носит. Ой, мамочки!
Маленькое происшествие
После рассказа Зои Евгения уже не удивило, когда по номеру «Валентин. плитка» ответил женских голос.
– Саша?
– Валентина? – спросил в ответ Евгений.
– Да, – голос звучал неуверенно, но почти сразу перешел в атаку. – Кто это? Почему вы звоните с номера Александра Ромашова?
Женя прислушивался к интонациям и дыханию собеседницы, планируя установить с ней обратную связь, чтобы лучше понять ее мотивы. Если понадобится, он хотел надавить на нее, используя приемы НЛП[2 - нейролингвистическое программирование]. Судя по сбивчивым нервным вдохам, одна только мысль о Саньке вызвала в душе Валентины бурю. И – это был его второй молниеносный вывод – о трагической смерти женщине не сообщили.
– Я его брат, Евгений, – имитируя ее напористый, агрессивный темп, произнес он. – А вы кем ему приходитесь?
– Это не ваше дело! Попрошу мне больше не звонить! И Саше передайте, пусть сотрет мой номер!
Чрезмерно эмоциональная реакция почти не оставляла сомнений, что Валентина была той самой «интрижкой на стороне», поставившей семью на грань распада. Кажется, в тот последний день они с Саней поругались. Брат психанул, и это спровоцировало приступ.
– Саня скончался три месяца назад, – Женя успел это сказать прежде, чем женщина бросила трубку.
