Японские народные сказки

Говоря о японских народных сказках, нельзя обойти вниманием и такую важную проблему, как взаимодействие литературной и фольклорной традиций. Сколько истинно фольклорных сюжетов легло в основу литературных произведений и как сильно авторская литература трансформировала поздние народные повествования!

Фольклор и литература – это своего рода сообщающиеся сосуды. Уже в VIII в. мифы и предания Японии были собраны в двух исторических сводах: «Кодзики» («Записи древних деяний») и «Нихонги» («Анналы Японии»). В сводах велось повествование о богах и мироздании, а затем и об императорах: мифы сменялись историческими летописями.

К IX в. относится создание в Японии такого памятника, как свод буддийских легенд «Нихон рюики» («Японские записи о чудесах и удивительных происшествиях»), в котором прослеживается заметное влияние китайской традиции. Легенды, собранные в «Нихон рюики», получили название «сэцува», что значит «назидательные рассказы». И среди них было немало таких, которые основывались на фольклорных мотивах. Наблюдалась здесь и обратная связь – сюжеты некоторых сэцува со временем прочно вошли в японский повествовательный фольклор.

В IX – начале X в. увидела свет и замечательная классическая повесть «Такэтори-моногатари» («Повесть о старике Такэтори»), основанная на фольклорных сюжетах.

Огромную ценность для японской фольклористики и литературоведения имеют старинные записи народного сказа. Так, в начале XI в. был создан свод японских, китайских и индийских сказаний, получивший название «Кондзяку-моногатари» («Стародавние повести»). В жанровом отношении этот памятник разнообразен и пестр: здесь и буддийские легенды, и волшебные сказки, и бытовые новеллы, анекдоты, былички и т. д. И хотя в некоторых текстах заметно влияние церковной дидактики или куртуазного романа хэйанского периода (IX–XII вв.), «Кондзяку-моногатари» донес до наших дней бесценные сведения о традиционной культуре японцев, о мировосприятии эпохи. Много веков повествования, зафиксированные в этом памятнике, вдохновляли японских литераторов; именно из этого свода заимствовал Акутагава Рюноскэ (1892–1927) сюжет для своего всемирно известного рассказа «Ворота Расёмон».

Сборники сэцува создавались в Японии и в более позднее время. Так, в XIII в. появился еще один свод фольклорных сюжетов – «Удзисюи-моногатари» («Рассказы, подслушанные в Удзи»). В основу сборника были положены рассказы из разных собраний сэцува. Заметный отпечаток наложила на «Удзисюи-моногатари» буддийская мораль, но, несмотря на это, в сборнике сохранилась атмосфера волшебной сказки и даже запечатлелись элементы народного говора.

Эти и другие сборники такого рода имели большой читательский успех и потому дошли до наших дней. С течением времени в городах распространялась грамотность. Повысился спрос на дешевые книги. Литераторы нового времени, чьи имена затерялись в круговороте истории, охотно откликались на читательский спрос. В начале XVIII в. вышел в свет сборник коротких повестей «Отогидзоси» («Рассказы отоги»[2]), получивший огромную популярность. Хотя сборник появился в XVIII в., часть повестей была создана в XV–XVI вв. Кроме новелл, дидактических притч и героических преданий в сборнике были помещены волшебные сказки, в частности «Иссумбоси» («Мальчик-с-пальчик»), сказка о лентяе, который на поверку оказался самым мудрым и удачливым, красивая сказка о девушке с волшебной чашей на голове, напоминающая по сюжету «Золушку», сказка о войне с чертями, авантюрная повесть о скитаниях героя по далеким островам с фантастическими обитателями.

В конце прошлого столетия в Японии оживился интерес к сбору и исследованию произведений народного творчества, в том числе и сказкам. Так, например, известный писатель Ивая Садзанами задался целью создать книгу народных японских сказок для детей на разговорном языке, что для того времени было неслыханным. В 1893 г. появилась его знаменитая книга «Нихон мукаси банаси» («Японские сказки») с превосходными иллюстрациями художника Кэссю.

В своем литературном пересказе Садзанами сохранил поэтический строй японских сказок, их душевную теплоту и тонкий юмор, но придал некоторым из них черты официальной идеологии, столь чуждой фольклору. В последующие годы он неустанно работал над сбором и пересказом для детей мифов, легенд и сказок как японских, так и европейских. Книга Садзанами «Японские сказки» имела международный успех и была переведена на многие европейские языки, в том числе и на русский.

В XX в. в Японии стали формироваться системные и научно обоснованные методы записи и изучения сказок. В предвоенные годы была проведена огромная работа по теоретическому осмыслению фольклорного наследства. И в этом видную роль сыграли работы выдающегося исследователя японской традиционной культуры Янагида Кунио (1875–1962).

Японские ученые ставили во главу угла проблему генезиса японских народных сказок, стремясь выделить в них то «истинно японское», что дошло из глубины веков, и те культурные наслоения, которые возникли в результате исторических контактов с другими странами Восточной Азии и влияния фольклорного творчества этих народов.

Новая волна интереса к устному творчеству захлестнула Японию после окончания Второй мировой войны. История современной фольклористики знает немало примеров, когда в условиях политического или экономического кризиса этнос обращался к изучению своих истоков, исторических и культурных. Так возникали «фольклорные бумы». Один из них наблюдался в Японии после войны и капитуляции страны. Духовная нестабильность общества, ощущение культурного дефицита послужили толчком для сбора и публикации фольклорных текстов, в том числе и сказочных. Именно в этот период было собрано наибольшее количество сказок, мало известных широкому кругу японских читателей.

Так, в 1956 г. Мацутани Миёко начала сбор сказок префектуры Нагано. В своей книге «Мир народных сказаний» (Минва но сэкай, Токио, 1974) она пишет: «В каждой деревне любая старуха могла рассказать сказок сто, а то и двести. На основе репертуара одного сказителя можно было составить целый сборник сказок».

Перу Мацутани Миёко принадлежит и замечательная детская сказка «Таро – сын Дракона» (русский перевод Г. Ронской), созданная по мотивам волшебных японских сказок. Именно за эту книгу писательница была удостоена Международной премии имени Г.-Х. Андерсена.

Собиратели сказочного фольклора Номура Дзюнъитиро и Номура Кэйко записали в 1965 г. на севере острова Хонсю в префектуре Иватэ репертуар местной сказительницы Ясукура Фудзи и ее дочери Нобуко. Так был создан сборник «Месть воробья» (Судзумэ но адаути, Цуруока, 1976), в который вошло более ста сказок и легенд.

Читатели настоящего издания смогут познакомиться с некоторыми сказками знаменитой сказительницы, чье творчество, как отмечают собиратели сказок, было глубоко традиционно и эмоционально. Это сказки «Дед Кобутори», «Счастливый чайник», «Мышиный рай», «Сова-красильщица» и некоторые другие.

Наряду с профессиональными исследователями большую роль в сборе и пропаганде сказочного наследия играли местные культурные организации, объединявшие энтузиастов и страстных почитателей японского фольклора. Такие организации ставили своей целью изучение сказок определенной деревни или храма, а иногда и изучение одного-единственного сказочного мотива и истории его бытования. Благодаря усилиям японских местных организаций нашли своего читателя многие локальные сказки и легенды. Поиски и публикация сказочных текстов продолжаются в Японии и в наши дни.

Первое знакомство российского читателя с японским фольклором состоялось в 1773 г., когда в Москве вышла книга профессора Ивана Рейхеля «Краткая история о японском государстве, из достоверных известий собранная». В ней упоминалась знаменитая легенда о рыбаке Урасима.

Однако еще долгое время представления о народном творчестве японцев были обрывочными и смутными. Лишь с конца XIX – начала XX в. знакомство с японской литературой и фольклором приобрело черты системности. Японский повествовательный фольклор входил в быт российского читателя.

Особый успех выпал на долю сказочной повести «Такэтори-моногатари». Пересказы ее стали появляться во многих популярных журналах начиная с 1899 г. (например, в «Ниве») под разными названиями: «Принцесса Лучезарная», «Лунная девушка», «Дочь Луны» и др. В середине 30-х годов известный советский японист А. А. Холодович перевел «Такэтори-моногатари» с языка оригинала и озаглавил ее «Дед Такэтори». Он точно передал смысловое содержание текста, но в то же время попытался стилизовать перевод в духе старинной русской сказки.

В 1914 г. увидел свет и перевод сказок Ивая Садзанами, выполненный В. М. Мендриным[3]. Эта нарядно изданная книга была предназначена в основном для детского чтения. Однако приложенные к изданию комментарии были настолько глубоки и содержательны, что можно говорить о несомненном научном значении книги.

История изучения японских сказок в советское время связана прежде всего с именем замечательного японоведа Н. А. Невского. Его перу принадлежат интереснейшие материалы по фольклору айнов и рюкюсцев, им собран уникальный полевой материал, благодаря которому советские читатели смогли ближе познакомиться с традиционной культурой Японских островов[4]. Наследие Н. А. Невского – ценнейший вклад в советское востоковедение, в мировую японоведческую науку.

В 1956 г. издательство «Художественная литература» выпустило сборник «Японские сказки» в переводе В. Марковой и Б. Бейко, а в 1965 г. вышел сборник «Десять вечеров. Японские народные сказки» в переводе В. Марковой. В том же году советские читатели познакомились с книгой переводов Н. Фельдман «Японские народные сказки».

Предлагаемый сборник представляет собой наиболее полное собрание переводов произведений японского повествовательного фольклора. В нем читатель найдет сказки, уже известные по предыдущим изданиям, и познакомится с некоторыми их фольклорными вариантами, а также с произведениями устного творчества японцев, ранее на русский язык не переводившимися.

Для перевода были выбраны хорошо известные в Японии издания. Это прежде всего трехтомное собрание японских сказок, составленное одним из наиболее известных японских фольклористов – Сэки Кэйго[5]. Именно в его переложении воспроизведены в сборнике «великие» сказки Японии: «Момотаро», «Дед Кобутори» и др. Значительная часть переводов была сделана из сборника Янагида Кунио[6]. Особенностью этого издания можно считать глубокий анализ сюжетного и тематического разнообразия текстов, которым руководствовался составитель при подборе сказок и легенд, а также строгий системный научный подход к жанровой дифференциации произведений.

Особого внимания при переводе заслуживало фундаментальное многотомное издание издательства «Мирайся» «Нихон-но минва»[7]. Это одно из наиболее полных собраний произведений японского повествовательного фольклора. Издание было построено по географическому принципу, включало сказки и легенды разных префектур, районов, городов и деревень Японии и потому стало важным источником при отборе произведений префектуральной и локальной степени аутентичности. Издание «Нихон-но минва» в значительной степени показательно и в плане сопоставления сюжетных, тематических и языковых различий произведений устного творчества разных районов Японии. И это составитель и переводчик данного сборника пытался донести до советского читателя.

Кроме того, для перевода широко привлекалась уже упомянутая работа Номура Дзюнъитиро и Номура Кэйко «Судзумэ-но адаути» – «Месть воробья».

Настоящий сборник ставит своей целью познакомить отечественных читателей с ярким и самобытным устным повествовательным творчеством японцев, помочь ощутить и бойкий ум народа-творца, и глубину народной мудрости, чувствовать то общее, что испокон веков объединяет фольклор всех народов, – стремление к миру, доброте и свету.

В. Н. Маркова,

А. Р. Садокова

Японские народные сказки

1. Урасима-Таро

В старину жил на берегу Китамаэ[8] в селении Оура молодой рыбак по имени Урасима-Таро со своей старухой-матерью.

Однажды говорит ему матушка:

– Урасима, Урасима, возьми себе жену, пока я жива-здорова.

– Уж очень мал у меня заработок, нечем жену прокормить. Пока ты жива, матушка, буду каждый день рыбу ловить, и пусть все будет по-старому, – ответил Урасима.

Так шли годы. Как-то осенью подул северный ветер, и Урасима не смог выйти в море на ловлю. Нет рыбы, значит, денег нет. В доме нечего есть. Лег спать Урасима с такой думой: «Хоть бы завтра затишье настало!»

Поглядел утром – небо ясное. Живо вскочил он с постели, сел в свой дощатый челнок и вышел в море. Уже на востоке забелело, а он все еще не поймал ни единой рыбешки. «Вот незадача!» – печалился Урасима.

Вдруг клюнула большая рыба. Вытащил Урасима леску из воды, смотрит – а на леске висит громадная черепаха. Позволил он ей ухватиться за корму, но черепаха почему-то не торопилась скрыться.

– Думал я, что поймал рыбу-тай[9],– говорит Урасима, – а это ты, черепаха. Выходит, это ты всю рыбу распугала. Отпущу тебя, возвращайся в море.

Выкурил Урасима трубочку и снова начал удить. Нет, не клюет! Был уже полдень, когда леска вдруг сильно натянулась – будто большая рыбина попалась.

Смотрит Урасима – а это опять та же самая черепаха!

«Говорил же я ей по-хорошему: плыви прочь. Не ловится рыба, а привязалась какая-то черепаха… Несчастье, право!» – подумал он и в сердцах бросил черепаху в море. Но как вернуться домой без улова? Чем накормить матушку?

Набрался Урасима терпения. Удил он, удил еще битых два часа, как вдруг почувствовал: клюет.

– Уж на этот раз, наверное, рыба!

Вытащил леску, смотрит – опять, как назло, черепаха! И опять Урасима бросил ее в море. Той порой солнце на закат пошло, а улова все нет.

«Уже темнеет. Что я скажу моей матушке, как вернусь домой с пустыми руками?» – опечалился он и стал грести к берегу.

Вдруг перед ним, откуда ни возьмись, появился большой корабль. И поплыл он прямо к челноку Урасима. Повернет свой челнок Урасима направо – корабль туда же, повернет налево – и корабль налево. Наконец догнал корабль челнок Урасима, поплыл рядом с ним.

Кормчий говорит рыбаку:

– Урасима-сан, сделай милость, пересядь на мой корабль. Я послан тебе навстречу госпожой Ото-химэ, а она, да будет тебе ведомо, дочь Дракона – Повелителя морей. Должен я проводить тебя к ней во дворец Рюгу.

– Нет, это невозможно. Если я отправлюсь в царство Дракона, матушка моя останется без всякой помощи.

– Об этом не думай! Матушка твоя ни в чем не будет знать нужды. Садись на мой корабль, – ответил кормчий.

Урасима, сам не зная как, пересел на чужой корабль. А тот вдруг погрузился в глубины моря и поплыл к дворцу Дракона. Дворец этот был великолепен – на земле не увидишь такой красоты!

Ото-химэ-сама, прекрасная дочь Повелителя морей приветливо встретила молодого рыбака, спросила, не голоден ли он. В честь Урасима устроили роскошный пир.

Во дворце Дракона было множество красавиц. Облачили они гостя в богатые одежды, просят погостить хоть несколько дней.

И так ему понравилось в подводном дворце, что три года пролетели, как один день.

Но наконец стосковался он по родному дому. Стал прощаться с прекрасной Ото-химэ, а она подарила ему яшмовый ларец[10] с тремя ящичками:

– Если не будешь знать, как избыть беду, открой ларец.

Посадили Урасима на корабль. Выплыл этот корабль на белый свет и причалил к берегу возле родных гор.

Вернулся Урасима в свою деревню. Но почему все кругом изменилось? Нет знакомых примет. Даже окрестные горы выглядят совсем по-иному, а холмы облысели, деревья на них засохли.

Пошел он домой, раздумывая по дороге: «Всего три года прогостил я во дворце Дракона! Что же случилось здесь за это время?»

Видит: старик в хижине, крытой соломой, мастерит поделки из соломы. Вошел Урасима к нему в дом, вежливо поздоровался и стал расспрашивать, что о нем самом, Урасима, слышно в родных местах:

– Знавал ли ты рыбака по имени Урасима, дедушка?

– Когда еще жил на свете мой дед, в ту пору рассказывали, будто в стародавние времена молодой рыбак Урасима-Таро попал во дворец Дракона – Повелителя морей и живет там. Долго ждали его, да он не вернулся…

– Что же сталось с его старухой-матерью? – встревожился Урасима.

– А ее давным-давно на свете нет. Ведь сколько времени с тех пор утекло!

Пошел Урасима посмотреть на развалины родного дома. Немного же от него осталось: только каменная чаша для мытья рук да каменные плиты во дворе.

Призадумался Урасима: как же ему теперь быть? Вспомнил он о подарке Ото-химэ. Снял крышку с ларца и вынул первый ящичек. Смотрит – в нем журавлиные перья. Открыл второй ящичек – и вылетело оттуда облачко белого дыма. Окутало это облачко Урасима, и в единый миг превратился он в древнего старца. Открыл Урасима третий ящичек, а там зеркальце. Погляделся он в зеркальце и увидел морщинистое лицо и белые волосы.

«Что за чудеса?!» – изумился Урасима. А журавлиные перья вдруг прилипли к его спине. Взлетел он на воздух и стал кружить над материнской могилой.

А Ото-химэ превратилась в черепаху и вылезла на берег, чтобы встретиться с Урасима.

Говорят, тогда и появился танец журавля и черепахи[11].

2. Два брата

Говорят, что морской бог Нира назначает людям срок жизни и наделяет рангом.

В старину жили два брата. Младший был искусный охотник, а старший – искусный рыболов.

Пойдет младший на охоту – принесет много дичи. Пойдет старший ловить рыбу – столько наловит, сколько может унести.

Однажды стали братья толковать между собой:

– Давай поменяем сегодня удочку на ружье и посмотрим, кто больше добычи принесет. Побьемся об заклад.

Старший взял ружье младшего брата и пошел в горы. Младший взял удочку старшего брата и пошел к морю.

Выстрелил старший брат из ружья, но не попал в голубя, а угодил в дерево.

Младший поймал большую рыбину, а вытащить не сумел.

Заглотала рыба крючок, но сорвалась с удочки и уплыла вместе с крючком.

Рассердился старший брат:

– Правда, я птицу не подстрелил, но пулю достал из дерева. Вот она. А у тебя крючок рыба утащила. Выходит, ты проиграл заклад. – И потребовал он много денег.

А у младшего брата столько денег не было. Подумал он, что надо непременно найти крючок. Пошел к морскому берегу и бродил там три дня с утра до ночи напролет.

К концу третьего дня встретил юноша беловласого старца.

– Сынок, сынок, – спросил старец, – ты три дня бродишь по берегу, что-то ищешь. Поведай мне, в чем тому причина?

Младший брат все рассказал и попросил старца:

– Помоги мне в моей беде!

– Так садись ко мне на закорки, – сказал старик.

Младший брат сел ему на закорки, и оба в мгновение ока очутились в царстве морского бога Нира[12].

Там гремят барабаны – дон-дон! – тут гремят барабаны – дон-дон! – всюду юношу провожают в увеселительные места. Три дня пировал младший брат. Но три дня в морском царстве равны тремстам годам в мире людей.

Вспомнилась юноше его родина, и потянуло вернуться домой. Стал он прощаться, а старец дал ему маленький ящичек, в котором было заключено дыхание бессмертной юности.

– Не открывай этот ящичек, – сказал старец. – Если откроешь, беда случится.

Младший брат сел на спину старика и возвратился в родное селение.

Глядит: все изменилось кругом, не узнать. В доме живут незнакомые люди. В саду выросли огромные деревья.

Увидел младший брат, что возле деревни рвет траву какой-то дед лет семидесяти, и стал его расспрашивать.

– Говорят, в старину один юноша уплыл в море и не вернулся, – поведал дед. – С тех пор сменилось пять поколений.

В смущении и горе закурил младший брат трубку и, покуривая, открыл концом чубука ящичек.

Тут с шумом вырвалось из ящичка облако и унесло младшего брата на небо.

3. Юривака-дайдзин

Если Юривака-дайдзин ложился спать, то почивал семь дней подряд. А очнувшись от сна, семь дней бодрствовал, глаз не смыкая. Уж такой он был человек!

Однажды, когда он плыл на корабле в Эдо, море сильно разбушевалось. Волны понесли корабль на восток и прибили к необитаемому острову Акарэмуна.

Первым сошел на землю старший кэрай. Осмотрел он остров и говорит многочисленной свите:

– Высаживайтесь на берег, отдыхайте и развлекайтесь. А я постерегу сон нашего господина.

Перевез он на берег спящего Юривака-дайдзина. А через некоторое время сказал:

– Какой шум вы подняли! Не даете господину почивать спокойно. Ступайте же обратно на корабль и там веселитесь вволю.

Все телохранители и слуги вернулись на корабль, а дайдзин все еще почивал. Тогда старший кэрай взял его пояс и меч, взошел на борт и приказал отчалить.

Вернулся он во дворец своего господина и объявил его супруге:

– Дайдзин скончался в пути. Перед смертью он сказал мне:

«Поручаю тебе мою жену. Отныне ты ее законный муж». Я спешил сюда, чтоб совершить похоронный обряд по моему господину и выполнить его предсмертную волю.

Но супруга дайдзина ответила:

– Не может такой человек исчезнуть бесследно с лица земли. Пусть он умер, но душа его осталась. Не могу я стать вашей женой.

Другие кэрай поддержали ее:

– Надо, по обычаю, три года соблюдать траур.

Но старший кэрай прикрикнул на них:

– Молчать! Ни слова! – и принудил супругу своего господина согласиться.

У Юривака-дайдзина был великолепный конь. Старший кэрай вздумал сесть на него, но конь заартачился и никого не подпускал к себе. Построили железную конюшню и заперли в ней строптивого коня.

Семь дней спал Юривака-дайдзин на пустынном острове и наконец пробудился. Смотрит вокруг – ни души человеческой, нигде огня не видно. Понял он тогда, что спутники покинули его.

Каждый день собирал Юривака-дайдзин раковины на морском берегу и кинжалом вынимал из них мякоть. Так жил он долгое время в полном одиночестве.

Но однажды мимо острова проплывал большой корабль. Дайдзин стал махать руками, призывая на помощь, и с корабля его заметили.

Один из мореходов усомнился:

– Это ведь безлюдный остров. Уж не черт ли приманивает нас?

Но другой мореход, человек бывалый и сведущий, возразил ему:

– Нет, нет, смотри, он склоняет голову в мольбе. Надо причалить и на конце весла подать ему три сухих рисовых зернышка. Человек возьмет зерна в рот и станет жевать их, а черт разом проглотит.

Вот причалил корабль к берегу. Смотрят мореходы – перед ними какое-то диковинное существо, на человека не похоже. Космы во все стороны торчат лицо волосами заросло. Но все же подали они ему на конце весла три сухих рисовых зернышка.

Положил он их в рот и начал не спеша жевать.

Тогда с корабля спустили челнок и приняли дайдзина на борт.

Воротившись на свой родной остров, дайдзин первым делом пошел в дом к одному из своих соседей и сказал его слугам:

– Я – косарь. Наймите меня косить траву на корм для коней.

Слуги давай потешаться над ним – уж очень страхолюден, но наконец позволили ему один разок, куда ни шло, испробовать свои силы. Мигом выкосил он целый луг, так что все диву дались.

На другой день дайдзин отправился на работу с семью другими косарями. И говорит он им:

– Зря вы полдня теряете, чтобы скосить траву, где только приметите, и там и сям. Я все травяные заросли вместе сволоку, чтобы подручней было. Пусть каждый накосит одну корзину для себя и одну для меня.

И все травяные заросли мигом в одно место сволок с землей и корнями. Обрадовались косари. Быстро скосили траву, и каждый дал Юривака-дайдзину одну корзину. Стал он носить хозяину три раза в день по семь полных корзин скошенной травы.

Хозяин дома рассказал об этом своим соседям. А среди них был тот самый кэрай, что покинул своего господина на необитаемом острове, женился на его супруге и велел величать себя дайдзином.

– Одолжите мне этого силача на один день, – стал просить самозваный дайдзин.

– Не могу, – говорит хозяин косарей.

– Прошу вас, одолжите, на один день всего.

– Хорошо, но спросим раньше косаря, согласен ли он.

Косарь охотно согласился:

– Что ж, пойду.

Идет Юривака-дайдзин не куда-нибудь – в свой собственней дом, а по дороге свернул к железной конюшне.

– Берегись, – кричат ему, – не входи туда! Там бешеный конь, он тебя загрызет!

Но Юривака-дайдзин смело распахнул двери, вошел в конюшню и сказал на ухо коню:

– Неужели ты забыл своего прежнего хозяина?

У коня грива дыбом стояла, а тут сразу опустилась. Вывел Юривака-дайдзин коня во двор.

– Дайте мне седло, – попросил он. – Прокачусь-ка на этом коне.

Четыре человека еле-еле принесли седло, а он его одной левой рукой положил на спину коня.

– Теперь принесите мне бич.