Горностай в Туманном Краю

– И в этом поединке ты убил своего противника.

– Увы, но именно в этом – предназначение фехтования, – как ни в чем не бывало отозвался Горностай. – Колодец нужен, чтобы добывать воду, палочки – чтобы брать еду. Искусство кузнечное – в изготовлении вещей, искусство фехтования – в убийстве противника. Все прочее – не больше чем украшения, как резные палочки или колодец, раскрашенный письменами.

– Неплохо для варвара. А теперь ответь-ка мне, раз ты настолько преуспел в фехтовании, – чем отличается меч царский от меча удальца?

– Этого я знать не могу, – ответил светловолосый, – потому что никогда не держал в руках меча царского.

– Лезвием царского меча служат мужи знающие и отважные, – заговорил чиновник, – острием – мужи бескорыстные и честные; тупой стороной – мужи достойные и добрые; чашкой эфеса – мужи преданные и мудрые; рукоятью – мужи отваги и доблести. Рубанешь этим мечом прямо – никто перед тобой не устоит, взмахнешь вверх – никто вверху не удержится, вниз – никого внизу не останется, поведешь кругом – никого по сторонам не окажется. Наверху он уподобляется круглому Небу, чтобы послушны были все три рода светил; внизу уподобляется квадратной земле, чтобы послушны были времена года; в центре согласуется с желаниями народа, чтобы был покой во всех четырех сторонах. Только пустишь меч в ход – поразит словно удар грома, и каждый во всех четырех границах явится в парадной одежде, чтобы повиноваться указам государя. Таков царский меч!

– И этот меч вручен вам указом самого императора, – догадался Горностай.

– Меч удальца предназначен для тех, – продолжал все тем же тоном командир, – чьи волосы всклокочены, борода торчит вперед, шлемы с грубыми кистями надвинуты на глаза, платье сзади короче, чем спереди. У кого сердитый вид, а речь косноязычна, кто вступает передо мной в поединки на поле ипподрома, сверху – перерезает горло, перерубает шею, снизу – рассекает печень и легкие. Таков меч удальца, что не отличается от драчливого петуха. Жизнь удальца может прерваться в любое утро.

– И этого я не отрицаю, – произнес Горностай. – Это тем более очевидно после того, как только что одна такая жизнь прервалась.

– Итак, в моих руках меч царский, и он принадлежит мне по праву. Положи к моим ногам, удалец, свой меч прежде, чем царский меч снесет твою всклокоченную голову!

Горностай поклонился, сложив руки на груди, покосившись на стражников, но они не шевельнулись.

– Я бы положил мой посох к вашим ногам, – сказал он. – Но посох у меня отобрали.

Брат Взирающий не тронулся с места – только посмотрел сначала на светловолосого, потом ему под ноги, словно там действительно лежал посох.

– Почему ты уверен, что я не прикажу тебя немедленно казнить? – осведомился он.

– Я слышал, что в Трактате Девяти Мудрецов сказано: «Если одни упрочняют щиты, а другие в ответ точат клинки, одни возводят оборонительные стены, а другие строят тараны – это все равно что кипяток заливать кипятком же, от этого кипение только усилится!» Ваш облик – облик мужа великих познаний, которого терзает неизвестная мне беда. Вы, я думаю, ищете помощь, а не отмщения.

– Ты не только ловок, но еще и осмотрителен. А еще обучен какой-то грамоте. Кажется, с тобой можно иметь дело.

– Если вы скажете мне, что вас так сильно встревожило, что вы готовы обратиться за помощью даже к варварам и бродячим воителям.

– Мой брат – капитан городской стражи, – внезапно сообщил офицер. – Ты с ним уже общался. Меня прозвали Брат Взирающий, а его – Брат Стерегущий. Так что моя семья узнала о тебе еще прежде, чем ты вошел в город. Могло быть и так, что ты затерялся в городе без следа и мы о тебе больше не услышали. Однако этого не случилось.

Вот тайна и разрешилась.

А проблема осталась.

– Я не хотел напоминать о себе, – ответил Горностай. – Я всего лишь призвал к порядку злодея, который этот порядок нарушил. И защищался от него, когда он пытался нарушить порядок уже окончательно.

– Слыхал я, что где-то в далеких варварских землях, что лежат за жаркими пустынями, был великий учитель по имени И, – заметил Брат Взирающий. – Он учил, что на зло надо отвечать добром и этим его побеждать. Напротив, учитель Кун, которого особым указом признали наставником Поднебесной, утверждал, что на зло следует отвечать справедливостью. Ты хоть и варвар, но тебе определенно ближе позиция учителя Куна. Ты увидел зло и сразил его одним ударом.

– Я согласен с великим учителем Куном, – губы Горностая тронула легкая улыбка, – однако я не думаю, что учения великих наставников отличаются очень сильно. Они просто смотрели на одно и то же с разных сторон. Учитель Кун ходил по земле и мечтал возродить ритуалы древнего государства. А учитель И был, как говорят, одним из небожителей и даже на смерть смотрел по-хозяйски. Многие стремились идти путем учителя И. Но земля держала их крепко и со временем забрала в свои неутолимые недра. Однако быть небесным бессмертным все-таки веселее, чем жить даже в самом благополучном государстве. Поэтому у учителя И так много почитателей, а у учителя Куна – так много учеников.

– Небожители, конечно, заслуживают всяческого уважения, – чуть ехидно отозвался Брат Взирающий. – Но я не доверял бы им просто потому, что они служат на облаке и являются с докладом к самому Владыке Небес. И в небесных канцеляриях хватает недостойных служащих, а то и вовсе духов дрянных и низких. Я часто читаю сообщения о буйстве духов и вынужден принять, в небесную службу набирают вообще кого попало. Как будто там, на небе, расположена наша собственная дворцовая Палата Административных Дел.

– С этим я согласен. Но мне все равно кажется, что учитель И просто смотрел с высоты и видел больше. Он был уверен, что привычное синее небо очень скоро сменится желтым небом справедливости и каждый достойный сможет жить безбедно, как живут бессмертные в стране Персикового Источника. Напротив, злодеев ожидает суд Небесного Императора, скорый и беспощадный. В таком положении можно уже не беспокоиться о мелкой справедливости и суде над жалкими разбойниками. Справедливость, согласно учению И, и так грядет, безупречно-белая и неумолимая.

– Ты хорошо обосновал странные советы учителя варваров. Но я замечу, что небо у нас над головой по-прежнему синее.

– Разумеется, синее. Здесь оно еще долго будет синим. Ведь учитель И жил не просто за горами и пустынями. Он жил по ту сторону Небесных Ворот. На той земле, где другие города, континенты и даже Поднебесная отличается. На той земле, откуда пришел к вам я, много похожего, но вместе с тем всё по-другому.

– И как у вас там, на той земле? Небо сильно уже пожелтело?

– Небо у нас такое же синее, как и тут. Но со времен учителя И прошло не больше двух тысяч лет. Я полагаю, для небожителя это срок небольшой. В моих странствиях я видел обелиски и волшебные башни, которым не меньше десяти тысяч лет.

– Если ты также восхищаешься учителем Куном, я бы хотел услышать, что ты думаешь об одной истории из его жизни, – лицо Брата Взирающего снова стало суровым. – Ты, должно быть, слышал о том, что однажды учителя Куна пригласили организовать церемонии на встрече двух князей. Когда заиграла музыка четырех сторон света, учитель Кун рассвирепел – разве уместны здесь мелодии варваров? Тогда позвали акробатов и танцоров. Но учитель Кун рассвирепел еще больше и велел казнить акробатов за непристойное поведение. Разве можно скакать и веселиться на важной государственной встрече?.. История эта вызывает споры. С одной стороны, эта история не приводится в Канонах, но пересказывается у некоторых историков. Поэтому вполне может быть, что ее просто выдумали и чужие выходки просто приписали учителю Куну. С другой стороны, учитель следовал Ритуалу, а акробаты – нет. Мы же знаем Ритуал намного хуже, чем даже тогдашние акробаты. Кто знает, насколько верным или неверным было его решение?.. Еще с детства не дает мне покоя эта история.

– Вас смущает решение учителя Куна?

– Смущает, даже если вся эта история – вымысел.

– По-моему, для любого акробата важнее знать, склонны ли вы сами поступать подобным образом. Если она вам не близка, вы, я думаю, не будете так поступать, даже если эту историю запишут на шёлке и повесят над вашей постелью. Если же она вам близка, вы будете поступать таким же образом, даже если вы бы за всю жизнь ее не услышали.

– А разве повесить над постелью – не означает приблизить?

– Одни истории близки к телу, а другие – близки к сердцу.

– И какая же история близка к твоему?

– Мне близка история о том, как учитель Кун посетил Старого Мудреца. После беседы учитель сказал ученикам: «Бегающего можно поймать в капкан, плавающего – в сети, летающего – сбить стрелой. Что же касается дракона, то я еще не знаю, как его поймать! Старый Мудрец не человек, он – дракон!»

– Почему же эта история так близка тебе?

– Я тоже предпочитаю быть драконом.

– Ты не можешь допустить, чтобы тебя разгадали?

– Может быть, и так, – ответил Горностай. – Но даже этими словами вы не разгадали меня до конца.

– Уж не осмелился ли ты, варвар, претендовать на то, чтобы сравниться с величайшим Старым Мудрецом? – сурово спросил Брат Взирающий.

– Всего лишь усердствую.

– И ты думаешь, что от усердия неуча вроде тебя есть какая-то польза?

– Один из учителей объяснял мне, что в те времена для слова «мудрец» и слова «младенец» использовали один и тот же значок. Древние, конечно, были очень мудры. Так и я, неотесанный варвар, могу иногда быть полезен.

– Хорошо, – Брат Взирающий поднялся из-за столика и подошел к Горностаю. Только сейчас варвар смог разглядеть, что офицер немного ниже его ростом, но шире и крепче в плечах.

Шаркая подошвами, Брат Взирающий подошел к Горностаю и сказал вполголоса:

– Светловолосый варвар! Мне нужна твоя помощь, чтобы спасти от гибели мою семью. Твое мастерство – это моя последняя надежда, – Брат Взирающий сделал паузу, а потом добавил: – И твоя, кстати, тоже.

– В каком смысле? Мне тоже грозит опасность?

– Именно так. Это не та опасность, что нависла надо мной. Но если ты справишься с моей бедой, то отведешь и свою.

Горностай немного подумал, а потом спросил:

– Вы намекаете на то, что, если я не справлюсь, вы прикажете меня казнить?

Брат Взирающий попытался сдержать удивление, но все-таки быстрота реакции была в нем сильнее скрытности.

– Для варвара ты очень проницателен, – заметил он. – Где ты увидел подсказку?

– В сокровищнице моего опыта. Вы не первый, кто ставит мне подобное условие и предлагает либо победить, либо умереть вместе.

– Но ты еще жив. Значит, ты преуспел в подобных делах.

– Я готов взяться за ваше дело, но хочу прежде уточнить одну небольшую деталь.

– Если ты хочешь сказать, что тебе будет намного проще попросту меня убить, а потом попытаться ускользнуть от стражи, то для варвара ты рассуждаешь очень последовательно. С моей смертью мои проблемы действительно исчезнут.

– Почему вы решили, что я хотел сказать именно это?

– Потому что у меня есть похожие случаи в сокровищнице уже моего опыта. И я хочу предупредить тебя заранее – я этого не допущу. Потому что беда угрожает не только мне, но и всей моей семье! А это, как ты можешь догадаться, совсем другое дело.

– Вы зорко видите любую опасность и всегда начеку, – ответил Горностай. – Но в отношении меня вы ошибаетесь. Блуждания и битвы закалили меня, они сделали мои пути прямыми, а сердце – бесстрашным. Я с радостью помогу вам в вашей беде, но не из страха смерти. Причина в том, что я потому и хожу по городам, чтобы помогать страдающим и набираться опыта перед Небесным Турниром. Так что вам не стоит беспокоить стражу и слишком уж внимательно за мной присматривать. Это только стеснит мои действия. А теперь, прошу вас, расскажите, что же случилось с вами такое ужасное, с чем не может справиться даже десять тысяч верных солдат? Я сразу догадался, что, раз меня сразу привели на допрос, у вас есть для меня срочное дело.

И Брат Взирающий начал рассказ о страшном проклятии, которое обрушилось на его семью по никому не известной причине.

– Прежде население Поднебесной было редким, а вместо грамоты и счета завязывали узелки. Варвары не соблазнялись нашими богатствами, потому что не было никаких богатств, инструменты были простые, колесниц не знали вовсе. Хватало одного значка, чтобы занести в хронику события целого года. Мужчина был главным под открытым небом, женщина – внутри дома. Среди детей не различали сыновей и племянников. О совершенномудрых предках знали только имена. Во всей Поднебесной царило спокойствие, и никто никуда не стремился.

– Эти времена, – заметил Горностай, – давно уже закончились даже в тех местах, откуда я родом.

– Потом наступила эпоха великих правителей древности. Обуздали потоп и обустроили каналы, стали восхвалять ученых и осуждать преступников, награждать и казнить, принимали законы и соперничали с соседями. Возникли первые города, но они были простые и правильные, как военный лагерь. Столица была спроектирована как круг, вписанный в квадрат, повторяя в совершенстве и простоте саму Поднебесную. В столице жителей было немного, а из важных зданий там только дворец императора и дворцы высшей знати. Простота была благородна: в ремесленниках не нуждались и торговли не было. Установили монополию на соль и железо, стали собирать в закрома рис и медь. Установили алтари в честь предков и защитные ширмы против злых духов. Такой была жизнь в те времена, куда каждый хотел бы вернуться.

– Насчет себя я не уверен, но допускаю, что крестьянам такая жизнь бы понравилась.

– Зато то, что теперь творится, не нравится никому.

Люди расселились до берегов Четырех Морей, дороги протянулись до Четырех Пределов, монастыри выросли на каждой из Восьми Гор. Государи покорили варваров или изгнали их с лучших земель. Начали торговать шелком, и стало не хватать еды, начали возводить стены, и варвары мечтают за них проникнуть, начали возводить крепости, чтобы утвердить власть, но крепости превращались в многолюдные города, где не уследишь за тем, о чем говорят в трущобах. Мы зашли далеко на север и нашли здесь много свободной земли, но здесь не растет рис и бесполезна ирригация. Выращивают в этих местах пять злаков, разводят лошадей и быков, нрав у переселенцев строптив и непокорен. Как мог управлялся я с ними. Но со временем хаос ворвался и в мой собственный дом.

5. Гусь с бумажными деньгами на перьях

Дом Брата Взирающего был достоин второго командующего городским гарнизоном. Этот большой особняк занимал целый квартал в западной части города, а спереди он был украшен лакированными ярко-красными колоннами с вырезанными на них цитатами из классической поэзии. Поэзия была настолько классической, что ни Горностай, ни даже сам Брат Взирающий уже не могли сказать, о чем в них говорится, и просто доверились искусству каллиграфов.

Однажды утром, когда Брат Взирающий отправился в ставку к правителю округа, его младшая дочь заметила, что через парадные ворота входит здоровенный серый гусь, причем среди перьев у этого гуся можно было разглядеть бумажные деньги.

Младшая дочь встревожилась – ей никогда не приходилось еще видеть такого, и она не могла припомнить, чтобы слышала о чем-то подобном.

Единственное, что пришло ей на ум, – гусь мог прийти из храма, ведь в память о покойном часто сжигают ненастоящие бумажные деньги.

Охваченная беспокойством, она велела слуге прогнать птицу. Но когда слуга вышел во внутренний двор, он увидел там вместо гуся взъерошенного старика с длинными седыми волосами и бородой.

Слуга сразу понял, что перед ним и не птица, и не человек, а злой дух. И с криком выбежал прочь, а вслед за ним из дома побежали и все остальные слуги, домочадцы.

Когда Брат Взирающий вернулся и увидел толпу домочадцев возле красных колонн, а потом узнал, что случилось, он страшно рассердился и вошел в дом.

Демон дожидался его во внутреннем дворе.

– Поди прочь! – велел ему Брат Взирающий. – Я здесь хозяин.

– Увы! – демон покачал волосами. – Я сам себе хозяин и не признаю запреты и церемонии. Я зашел к вам, когда захотел, и уйду, когда захочу. Придется вам привыкнуть к моему обществу.

Тогда Брат Взирающий рассвирепел еще больше, выхватил из-за пояса меч, положенный ему как человеку военному, и бросился на демона. Но когда он ударил мечом, то обнаружил, что пронзил лишь воздух, а демон сидит на галерее второго этажа и качает седой головой.

Словно коршун, Брат Взирающий взлетел на галерею, но старика там уже не было. Он был уже внизу – сидел на варварский манер перед колодцем и вертел напоказ отвратительной желтой пяткой.

С яростным боевым кличем Брат Взирающий соскочил во двор и быстрее ветра побежал в сторону демона. Он поразил его мечом раз, другой, третий – и сам ничего толком не смог разглядеть в этом мельтешении. На мгновение ему показалось, что черная кровь демона коснулась его сандалий, но, приглядевшись, он увидел, что возле колодца никого нет.

Только слышалось чье-то хихиканье.

Недоумевая, второй командующий обернулся и увидел, что демонический старик стоит у него за спиной.

– Боюсь, ничего у тебя не получится, – заявил старик и превратился в черный столб дыма. Второй командующий рубил его снова и снова, но дым лишь вился в воздухе и щекотал ему нос.

Потом дым внезапно растаял и вместо него возник свиток. На свитке было начертано:

«Я и здесь, и нигде. Тебе не по силам меня отыскать, не говоря о том, чтобы поразить своим жалким оружием».

Брат Взирающий попытался разрубить свиток мечом – и обнаружил, что никакого свитка нет и в помине.

Только сейчас он ощутил, насколько вспотел и устал. А еще как сильно он разозлился.

– Подожди, демоническое отродье! – воскликнул второй командующий. – Сейчас я пойду поем, а затем вернусь и сражусь с тобой!

Демон тотчас появился перед ним, подперев руками бока, и сказал:

– Это как раз то, что мне нужно.

* * *

Старшая дочь второго командующего осторожно вошла на кухню, чтобы нарезать кое-что к столу. Там было тихо и спокойно, все на своих местах. Она предположила, что демон не смог сюда проникнуть.

Она достала кусок мяса и взяла большой нож. Но вдруг мясо исчезло. Старшая дочь закричала от ужаса и бросилась прочь, размахивая ножом.

Но когда она выбежала из кухни, перед ней вдруг возникла черная рука.

– Пожалуйста, порежь меня, – сказала рука.

Тут старшая дочь, задыхаясь от бега, почувствовала себя дурно. Положила нож на край бочки с дождевой водой – и вдруг упала без чувств.

Решили не заходить в дом, а есть то, что получится добыть на рынке.

Младшая дочь, на правах хозяйки, несла с рынка ящичек с солью. Но когда она его открыла, оттуда внезапно выскочила белая обезьяна и уселась ей на спину.

Поднялся переполох. Обезьяна бросилась прочь, дочь гналась за ней до порога дома, и там обезьяна пропала из виду. Девушка тоже почувствовала себя дурно и повалилась без чувств.

Тогда второй командующий послал за искусным колдуном-заклинателем. Этот колдун-заклинатель принадлежал к некоему загадочному Учению Света и был весьма искусен.

Второй командующий не очень хорошо знал, в чем заключается это Учение Света, но среди семей его круга репутация у них была жуткая: похуже, чем у последователей Просветленного, но получше, чем у мятежных Красных Повязок. Говорили, что они сплошь вегетарианцы и поклонники демонов. Брат Взирающий рассудил так: раз они поклоняются демонам, то наверняка знают, как с этими демонами обращаться.

Колдун явился, одетый в варварские шаровары, зеленые с желто-зеленым, в небесно-голубом плаще и с длинной палкой из черного дерева. В левой руке он держал книгу с неведомыми варварскими письменами. И вид имел очень надменный.

Он немедля соорудил какой-то немыслимый алтарь из хвороста, зажег его особым огнем и принялся читать заклинания. Небо нахмурилось, земля загудела, лакированные красные колонны на фасаде дома затрепетали.

Дочери, которых положили неподалеку, вдруг начали глубоко дышать. Казалось, сейчас они откроют глаза.

Где-то вдали прогремел гром. Ветер стих. Но ничего не происходило. Девицы по-прежнему были в беспамятстве.

Колдун бормотал и бормотал, но ничего не происходило.

– Могу ли я чем-то помочь? – спросил Брат Взирающий. Колдун указал на крышу дома. Второй командующий посмотрел в ту сторону и увидел, что там поднимается черный столб дыма.

– Он уходит? – спросил второй командующий. – Когда мы сможем войти?

– О нет, все намного хуже. Это дым от его алтаря. Демон тоже соорудил алтарь и поклоняется там с таким рвением, что мои заклинания просто не доходят до небесных канцелярий. Та вредоносная сила, которой он поклоняется, сводит на нет все мои усилия.

– Так попробуй и ты заклять эту проклятую силу!

– О нет, это вовсе невозможно!

– Почему? Если это божество не желает тебя слышать, почему ты ему поклоняешься?

– Все дело в том, что и мы, и наш противник взываем к разным… принципам.

– Так потребуй от его божества, чтобы оно прекратило поддерживать этого злодея!

– Он нет, не говорите так! От тех, кто следует нашему учению, вы никогда не услышите, что мы признаем двух богов. Все дело в том, что в мире есть два принципа: Свет и Тьма, Бог и Материя, и вся благая сила – от Бога, а вся вредоносная – от Материи, или, как говорю я обычно и обыкновенно, «от злобного демона». Как могу я взывать к злу? Оно лишь посмеется надо мной.

– Так почему же твой Бог не приходит на помощь?

– Для него это весьма непросто. Ведь Бог – это покой, а Материя – вечное бессмысленное движение. Богу весьма тяжело прийти к нам на помощь. Ему тяжело вообще куда-нибудь прийти.

– Если твой Бог так слаб, почему ты к нему взываешь?

– Бог силен, Бог безмерно силен! Просто здесь, среди Материи, – не его вотчина.

И, словно отвечая на их слова, хлынул дождь, и священный огонь на алтаре захлебнулся и погас.

И всем стало ясно, что на этом месте, как говорится, осел из Гуйчжоу исчерпал свои возможности.

Колдун упал на землю, со слезами признал, что ничего не смог делать, и уполз прочь в свою обитель, отказавшись от любой платы.

А дом второго командующего так и остается вотчиной демона. И никто не в силах ему помочь или хоть что-то посоветовать.

Между тем его старшая дочь и жена умерли. Младшая была еще жива, но не приходила в сознание…

– Вы хотите, чтобы я изгнал демона из вашего дома? – осведомился Горностай.

– Я хочу, чтобы ты спас мою младшую дочь. Если для этого придется изгнать демона из моего дома – тем лучше. Но даже если для этого придется сравнять мой дом с землей – это будет неплохо.

– А если я не смогу это сделать?

– Тогда мне придется тебя казнить за дебош и нарушение общественного спокойствия, – совершенно невозмутимо ответил второй командующий. – Но судя по тому, как ловко ты направляешь свои энергии, у тебя есть шанс на победу в бою даже с этим проклятущим демоном.

* * *

Горностай задумался. Победа в бою с эдакой чертовщиной казалась почти невероятной.

Если честно, он не мог даже приблизительно представить, как собирается побеждать.

И тем не менее он ответил:

– Я обещаю вам, что приложу все усилия.

– Почему ты думаешь, что способен справиться с этим поручением? Знаешь ли ты способ победить зло?

– Я его не знаю, но рассчитываю узнать.

– То есть ты просто тянешь время? Если это так – признайся.

– И вы сохраните мне жизнь?

– Нет, но умрешь ты легко.

– Я думаю, для вашей дочери будет лучше, если я не умру, а одержу победу.

– Но почему ты так уверен, что у тебя это получится?

– Вы хотите знать, что это за упование, на которое я уповаю?

Второй командующий нахмурился.

– Откуда эти слова? Они слишком отточены, чтобы быть случайностью.

– Это слова одного древнего царя, покорителя многих народов, которые он бросил другому царю, осаждая его столицу. Но эти цари и столицы остались по ту сторону Небесных Врат. Я думаю, эта хроника могла попасть и сюда, как попало учение Просветленного. Но здесь она либо утрачена, либо еще не записана.

– О чем бы ни говорилось в той варварской хронике, – сурово заметил второй командующий, – это не имеет отношения к делам Поднебесной. Ни царь, который осаждал, ни царь, который был осажден, не придут к нам на помощь. Под моим началом десять тысяч солдат – с ними я мог бы легко уничтожить этот дом, но не в силах очистить его от чертовщины. А вот с тобой я могу расправиться даже сотой частью этих сил. Это указывает, что прямо сейчас демон намного сильнее тебя. Как ты собираешься это исправить?

– Я собираюсь наращивать мою силу и убавлять силу злого духа до тех пор, пока наши шансы не сравняются.

– Сколько же лет потребует эта культивация?

– Я рассчитываю успеть прежде, чем прервется моя жизнь – или жизнь вашей дочери.