Горностай в Туманном Краю

Горностай шагнул внутрь.

В просторном полутемном и сыром помещении было довольно многолюдно. Квадратные кирпичные столбы поддерживали крышу, а под ними за исцарапанными столами местные жители пили чай, играли в игры и обсуждали последние новости. Журчали струи чая, стукали по столу пиалки и камни и звонко щёлкали по доскам черные и белые камешки, создавая особую музыку, простую и непостижимую.

Тем не менее свободных мест хватало – во многом из-за привычки местных жителей кучковаться и тесниться.

Подошла служанка, молодая и степенная, в синем платье. Поклонилась, скорее формально, и замерла в ожидании распоряжений.

– Мне посоветовал это место один северный варвар по прозванию Северный По, – заметил Горностай. – Но вы, скорее всего, уже и не помните этого человека.

– Я отлично помню, что никогда не слышала про человека с таким именем, – с достоинством ответила девушка.

– Вы могли помнить его под другим именем. Северный По сменил себе имя, потому что оно совпадало с именем одного из мятежных полководцев, и удалился в степи, чтобы жить кочевым укладом, вместо того чтобы состоять на службе.

О том, что Северному По было настолько не по душе то, что он видел в Поднебесной, что он сбежал не просто в степь, а в монастырь, Горностай уточнять не стал. Если это имя притягивало проблемы – пусть оно притянет их только к нему. Северный По и так уже навоевался.

– Сейчас многие стыдятся своих имен, – последовал ответ. – Я вот слышала, что в прежние времена, когда было яснее, кто правит, а кто подчиняется, особым законом запрещалось писать иероглиф, который был частью имени правящего императора. В те времена еще жило достаточно магов, что практиковали магию каллиграфии и были достаточно сильны, чтобы использовать даже просто записанное имя против его хозяина. Но пострадали тогда не колдуны, а придворный историк из-за того, что работал ночью, потому что в ту ночь император умер и тут же, еще до рассвета, чтобы предотвратить возможные мятежи, взошел на престол его принц-наследник. Так что запретным стал уже другой иероглиф. И вот с утра придворный историк вошел в зал аудиенций, чтобы доложить о результатах своих изысканий, положил у ног нового императора страницы с недозволенными знаками – он был настолько охвачен мыслями о делах древности, что даже не обратил внимания, кто, собственно, на престоле. Тут-то его и схватила бдительная стража!

– Этот прискорбный случай может многому нас научить, – Горностай не был уверен, что понял намек до конца, но на всякий случай посоветовал сам себе быть поосторожней.

– Скажите, какой чай вы бы хотели сегодня отведать?

– Вид у меня варварский, а вкусы тоже варварские. Дайте-ка мне добротного и ароматного красного чая, если он у вас есть. Я слишком устал для тончайших бирюзовых улунов. Это северный город, я знаю, здесь должны водиться темные чаи.

– Вам, варварам, следует все же уделять больше внимания тонкому зеленому чаю. Ваш дух необуздан, а чувства грубы. Все из-за разлада в жизненных соках. Приведите соки в норму – и вам не придется больше странствовать.

– Странствовать – это то, для чего мы рождены. И люди, подобные нам, бывали во все времена – ведь начал же кто-то делать красный и черный чай. А значит, были и те, кому такое было по вкусу.

– Я слышала, красный чай появился из-за того, что у одного купца перепрела забытая всеми партия чая. И он догадался высушить эту массу в печи и продавать варварам, выдавая за чай изысканного вкуса.

– Кто знает. Быть может, мы, варвары, тоже появились по какой-то случайности. Вот почему нам по вкусу этот случайный чай. Варвары находят свое место в Поднебесной, а за красным и черным чаем мы готовы идти через реки и перевалы. А значит, за этим стоит своя гармония. Я готов платить за красные чаи не меньше, чем за голубые.

– Если так, то мы можем вам подать чай на самой лучшей воде из горных источников. С темными чаями сорт воды ощущается не так сильно, но в древности, когда сортов чая было меньше, а времени – больше, подлинные любители искали особую воду, а не особый сорт чая.

– Это как раз то, что мне нужно.

Служанка ушла, ступая с хозяйским видом. А Горностай еще раз огляделся.

Голые стены с деревянными перекладинами и грубые из пестрого кирпича, между ними старые столы, а за ними – пестрый народ. Служанка, которая тоже нахваталась ученых цитат. Крики с улицы, варварски-черный чай в древнем чайнике, который ему сейчас принесут. Во всем этом было какое-то очарование старины – не самая лучшая чайная даже в этом городе, но точно одна из лучших.

Его внимание привлек другой варвар, что сидел по другую сторону от центрального прохода.

Был он неопределенного возраста, где-то между тридцатью и пятьюдесятью, обожженный солнцем и обветренный ветрами сотен дорог, в серо-коричневом путевом халате и с короткой щетиной на не так давно выбритой голове, а над ушами можно было разглядеть синие татуировки. Не толстый, а скорее кряжистый, с брезгливым выражением на губастом лице, он пересчитывал монеты. Наконец, видимо, довольный результатом, он ссыпал их в мешок. И, даже не обращая внимания на старинный глиняный чайник с иероглифом, который как раз ставила перед ним та самая служанка в синем платье, достал здоровенную трубку и принялся ее разжигать.

– Простите, но у нас не курят, – заявила служанка. – Запах влияет на вкус чая.

Варвар в коричневом как ни в чем не бывало выпустил первое колечко и, прислонившись спиной к кирпичной колонне, положил босые грязные ноги на стол.

– Что вы делаете?!

– Пьяная, что ли? – проворчал варвар, не выпуская трубки.

– Нельзя ноги на стол ставить!

– Ты иди, не стой, тебя другие клиенты ждут, – и выпустил ей в лицо кольцо едкого, как деготь, дыма.

Служанка так и замерла столбом. Похоже, с такой наглостью ей сталкиваться еще не приходилось.

Варвар с татуированной головой смотрел на нее чуть насмешливо и ноги со стола не убирал.

Они бы еще долго так разглядывали друг друга, но тут в воздухе послышался свист и прямо по затылку татуированной головы ударил бамбуковый посох.

Варвар, очевидно, этого не ожидал и попросту свалился набок, стукнувшись трубкой о пол. Послышался треск, на каменные плиты посыпались искры, а сам варвар вскрикнул.

Потом сплюнул чубук трубки, поднялся и рукавом халата вытер с подбородка струйку крови.

– Кто ты такой и что тебе надо? – смог спросить он.

– Я предположил, что в ваших родных местах принято курить за чаем и класть ноги на стол, – спокойно ответил Горностай, между тем продолжая держать посох наготове и чуть отодвигая левую ногу, чтобы стоять устойчивей. – Так вот, я вспомнил обычай моих родных мест – размахивать посохом, ожидая, прежде чем мне принесут чай. Это тоже никому не мешает. Но я все равно прошу прощения, если мои безыскусные движения все-таки помешали вам насладиться здешними чаями. Вы можете продолжать курить, а я пока буду продолжать танцевать.

Варвар посмотрел угрюмо, а потом одним движением выхватил из ножен, что лежали под тем самым вещевым мешком, длинный, но легкий клинок.

– Мое имя Бунди, – сурово произнес он. – Ты знаешь, что сейчас ты умрешь?

– Меня называют Горностаем, и я знаю, что я все еще жив, – отозвался Горностай и приготовился отражать ответную атаку хамовитого варвара.

3. Поединок двух варваров

Разговоры в чайной постепенно затихали – словно вода, которая стекает из откупоренной бочки. И только теперь Горностай ощутил, насколько просторно в чайной. Здесь было где разгуляться…

Стихали разговоры, игры остановились.

Все посетители чайного дома у Шепчущих Сосен оставили свои развлечения, потому что появилось развлечение более интересное – схватка Горностая с наемником Бунди.

Никто не заметил, с чего началась их распря, и едва ли они понимали, кому из варваров надо симпатизировать. Было ясно одно: им будет на что посмотреть.

Но даже в эту напряженную минуту все вели себя тихо и относительно благопристойно. Все-таки публика здесь собиралась с достатком и немного респектабельная: мелкие чиновники, торговцы, справные ремесленники. И все-таки это здесь пили чай из чашек, а не дешевое вино из кувшинов, соревновались в стратегических играх, а не в пьяном кидании стрелами в кувшин, и сам чайный дом располагался в месте скромном, но привлекательном, а не за поворотом гнилого топкого переулка.

Почти каждый из тех, кто был в публике, что-то слышал о великих мастерах боевых искусств и, особенно, когда сам был подростком, мечтал когда-нибудь таким стать. Самое интересное (и обидное) было в том, что энергия – одна на всех и каждый, даже варвар, мог оседлать ее потоки. А значит, у каждого был шанс войти в эту силу.

Но это требовало и полной самоотдачи.

Тонкое искусство мордобоя и зарубания насмерть в чем-то подобно письменности: установленные знаки были одни на всю Поднебесную, однако их было так много и их связи были настолько сложны, что между человеком образованным и необразованным была настоящая пропасть, хотя сколько-то самых простых знаков умел разобрать почти каждый.

Для среднего человека идти дальше особого смысла не было. Здесь, в Поднебесной, многие напрягают силу, немногие напрягают ум – и те, кто напрягает силу, служат тем, кто напрягает ум. А значит, можно прожить, пускай и на дне общества, даже не зная ни одного иероглифа. Вести учет имуществу зарубками, завязывая на память узелки, развлекаться историями бродячих сказителей, а мудрость черпать у Земли, Неба и бродячих бритоголовых монахов, что одеты в варварские оранжевые одежды. И не рисковать случайно прочитать что-то, что предназначено для чужих глаз, – и лишиться головы, просто для верности.

Применения в работе на земле и ремеслах у этих познаний все равно не находилось, а вот проблемы так и слетались на голову человека, который узнал лишнее.

Поэтому тот, кто действительно брался за дело, посвящал этому годы и годы, можно сказать, выстраивал жизнь вокруг избранного искусства либо до конца своих дней скрывал свои знания.

Потому что профана, который стал бы хвастаться силой перед настоящими мастерами боевых искусств, немедленно поставили бы на место – хватило бы пары ударов. И профана, который стал бы хвастаться знанием двух тысяч школьных иероглифов перед теми, кто был способен управлять погодой одним искусством каллиграфии, немедленно подняли бы на смех – хватило бы двух взмахов кистью.

Почти все те немногие, кто был по-настоящему грамотным, служили чиновниками или были бывшими чиновниками, что удалились на покой и подрабатывали, обучая чужих детей.

И почти все те немногие, кто действительно что-то стоил в боевых искусствах, состояли в обществах, которые называли на старый манер ю-ся – боевые союзы решительных удальцов, что искали себе применение в лабиринтах больших городов или, напротив, как говорили в те времена, «странствовали среди рек и озер» в поисках приключений и наживы. Обычно они нанимались к влиятельным кланам или просто брали под охрану целый квартал, защищая его от произвола богачей, глупости чиновников, но чаще всего – от других таких же ю-ся, как они сами.

Этот Бунди, несомненно, был одним из ю-ся – либо достаточно сильным, либо достаточно наглым, чтобы разгуливать в одиночку. А значит, публике будет на что посмотреть!

Пусть мастерство осталось мечтой, но интерес все равно жил, где-то на самом донышке сердца. И сейчас эти люди готовились смотреть на то, кем они могли быть, готовые увидеть то, что ожидало бы их самих, если бы они выбрали другой путь: решительный триумф одного и сокрушительное поражение другого.

Потому что, как любил говорить легендарный разбойник Хан, когда его еще не успели нанизать на копье: «Вы оказались здесь потому, что сами выбрали, кем вы станете».

Итак, Бунди стоял с клинком наготове. Клинок довольно дорого выглядит, он бы сгодился молодому аристократу. Но не особо вязался с крепкой, но не слишком впечатляющей походной одеждой. Видимо, этот человек из всех наук ценил только убийство и готов был по-настоящему тратиться только на оружие.

Горностай решил для начала оценить противника.

Такой может быть очень опасен даже для искушенного бойца. От него можно ждать и совсем неожиданных, подлых приемов. Также он может применить в бою какой-нибудь старинный прием, забытый в школах больших городов, но сохранившийся среди варваров, – может, это будет прием не самый лучший, но зато непредсказуемый. Таким не выиграть войну, но дуэль – можно.

Однако так вышло, что Горностай уже видел, как ведет себя этот человек, когда не берется за оружие. И, кажется, нащупал трещину в его стратегии.

Для Горностая было уже очевидно, что бунтарство этого варвара очень низкое и банальное. А значит, и мастерство у подобного дебошира всегда будет с изъяном.

Да, он был из тех, кто не боится сражения. Уже это давало Бунди серьезное преимущество. Однако этот довольно быстро понял, что окружают его люди, которые сражений боятся. И вместо того чтобы их оберегать, он пошел путем человека низкого: начал добиваться своего, сознательно вызывая на стычку. Он знал, что противник, скорее всего, уступит, потому что он-то сражения боится. А даже если не уступит – Бунди был готов к драке. Упорные бойцы вроде Горностая во все времена встречались редко.

Как было сказано в несравненном Трактате Девяти Мудрецов, который Горностай читал еще в монастыре, «когда коварные замыслы гнездятся внутри, то и чистейшая белизна оказывается нечистой, а разум и благо утрачивают цельность». Не было сомнений, что этот Бунди склонен к коварству – а значит, его разум утратил цельность. Для искусного придворного интригана это не проблема, но в бою – смертельно опасно.

Именно поэтому он пропустил удар Горностая – и все равно был уверен, что не пропустит другой, смертельный удар.

Какую стратегию он применит? Было очевидно, что человек вроде Бунди живет на энергии Молнии, действует всегда импульсивно и нередко смертоносно. Главная сила таких людей – в их непредсказуемости. Удары таких бойцов редкие, но точные и кинжально-острые, в них выбрасывается вся сила.

Но он в то же время низок и коварен. А значит, мог вильнуть в любую сторону, кроме, пожалуй, Дерева – стихии, которая противоположна и недосягаема для людей Молнии. Впрочем, как раз этой стихии они как раз и не боятся, потому что уверены, что Молния подожжет любое Дерево, а на территории стихии Огня они уж с противником точно разберутся.

Поэтому Горностай не искал в поведении Бунди большой стратегии, а просто принял стандартную оборонительную стойку с посохом, выставленным как копье.

– Где ты подобрал эту палку, бродяга? – осведомился Бунди с таким презрением, как если бы сам происходил из императорской семьи и, сколько себя помнил, брал еду только серебряными палочками искусной работы.

– Ей пользовался один древний герой. И я одобряю его выбор.

По клинку Бунди поползли волны энергии. Похоже, этот головорез что-то понимал в культивации. Причем был настолько уверен в своем понимании, что готов был показывать это случайным зрителям и использовал даже в кабацких драках.

– Еще не поздно драться на кулаках, – напомнил Горностай.

– Для тебя все уже поздно, длинноволосый, – прорычал наемник и, еще не закончив фразы, бросился на Горностая.

Внезапность и энергия, что бежала по клинку, – это были главные его преимущества. Потому что только так он мог достать противника – посох или копье, как ни фехтуй, длиннее кинжала, и просто так их перерубить не получится.

Но у Горностая были наготове свои хитрости.

Сначала он действительно сделал вид, что собирается остановить Бунди посохом. Но как только наемник был уже так близко, что можно было пытаться его уколоть, Горностай вдруг поддел ногой стол и швырнул его вместе с пиалками недопитого чая прямо под ноги своему противнику.

Бунди споткнулся, чудом удержал равновесие, а потом с размаху рубанул по столу.

Дерево под ударом вспыхнуло, запахло гарью и дымом. Стол развалился на две половины с тлеющим краем, а чашки звонко сыпались на пол.

Но Бунди даже не посмотрел в их сторону. Одним прыжком он перемахнул через разрубленный ствол и продолжил атаку.

Оружие у него, конечно, было мощное. Горностай пустил по бамбуковому стволу еще больше энергии, стараясь заворачивать ее в структуру Металла. Сделал выпад, словно собираясь пронзить противника, а потом вдруг прыгнул в другую сторону и приземлился на посох, как это делает прыгун с шестом.

Бамбук изогнулся, потрескивая пропитавшей его энергией. Сияющий клинок бесполезно просвистел в воздухе как раз на том месте, где Горностай был мгновение назад. А уже в следующее мгновение Горностай вдруг распрямил тело и врезал подошвами прямо в грудь обескураженного Бунди.

Наемник явно не ожидал такого удара. Сработала и накопленная сила самого Горностая, и то, что ноги, которыми ходим, будут неизбежно сильнее рук, которыми мы только работаем. Бунди потерял равновесие и кубарем полетел на пол, изрыгая ругательства на неведомом варварском наречии и чудом не выпустив из рук свой клинок. Всего после одного удара его положение сделалось безнадежным – Горностай уже оттолкнулся и летал следом за ним, поднимая над головой свой смертоносный посох.

Публика отпрянула, освобождая место.

* * *

Горностай мягко приземлился на ноги и замахнулся посохом для решающего удара. Бунди еще надеялся как-то отбиться, но теперь даже ему было ясно, что один из ударов все-таки достигнет цели.

– Именем императора, остановитесь! – послышалось за спиной.

Горностай так и замер, словно статуя, с посохом, занесенным для смертоносного удара.

В глазах Бунди сверкнул злобный огонек. Он замахнулся, и по клинку опять побежала радуга.

Горностай по-прежнему стоял неподвижно и спокойно смотрел, как приближается к нему клинок, пульсируя радугой. Оставалось не больше двух пальцев, прежде чем лезвие прорвет одежду и войдет в плоть – и тут щелкнул арбалет, зазвенела тетива и короткий толстый арбалетный болт хлопнул Бунди прямо в грудь, оставляя за собой синюю спираль и пронзая насквозь.

Бунди охнул и захрипел. Он выронил клинок и схватился за грудь в надежде вырвать проклятое древко, но болт был слишком короток и вошел слишком глубоко.

Горностай не знал, что это был за болт. Но не сомневался, что для стражи такого большого города могли закупить что-то серьезное. Крови было немного, она просто чуть брызнула, как из лимона, когда сдавишь его чуть-чуть. Но внутри наверняка все органы оказались смешаны в кашу.

Бунди уже оседал. Он явно испытывал боль, но она была настолько сильной и смертоносной, что он уже не соображал, что творится. Наконец, он все-таки прохрипел что-то неразборчивое и рухнул лицом прямо в пол.

Это было неожиданно громко. Чашки на столах так и звякнули.

Горностай решил, что теперь можно немного сменить позу. Он медленно опустил посох, развернулся к входу и вежливо поклонился.

Там стоял незнакомый капитан с тяжелым и длинным чиновным веером, окованным бронзой. Такой штукой можно не только командовать, но и убивать. За ним – пятеро солдат из патруля. Судя по их внешности, в здешних туманных краях варваров охотно принимали на военную службу.

Трое были с пиками и еще два арбалетчика. Один как раз перезаряжал свой новым болтом, уперевшись в пол, а второй так и стоял с оружием наготове и смотрел на Горностая глазами охотника, который вот-вот упустит вкусную дичь.

Его счастье, что он подчинился приказу! Болт из второго арбалета мог достаться и ему. Горностай, конечно, немного дальше продвинулся по пути культивации, но он бы не стал испытывать на себе, пережил бы он такое попадание.

– Что здесь происходит? – спросил капитан.

– Этот варвар попирал обычаи и вел себя непотребно… – начал объяснять Горностай.

– Ты тоже варвар.

– Однако я достойно себя веду.

– В ваших краях драки считаются делом достойным?

– Я просто призывал его к порядку. Это чайная, здесь не принято оскорблять хозяйку. Я предлагал решить дело миром! Я готов был драться даже голыми руками – хотя, как вы знаете, направляя энергию нужным потоком, можно много чего наломать и одними голыми руками.

– Тебе известно, что внутри городских стен дуэли запрещены?

– Нет, но я об этом догадывался. А вот он, даже если и знал, то, увы, все равно попытался дуэль устроить.

– Похоже, ты претендуешь на то, что знаешь законы и даже сам судишь и сам наказываешь.

– Соблюдать законы – это важный для меня принцип, – с достоинством ответил Горностай. – Если я соблюдаю законы – значит, страже не о чем волноваться. Я сам себе стража, и суд, и палач. Но если я по незнанию нарушил какой-то из малых законов – прошу, озвучьте его, чтобы я не оступался впредь.

Капитан нахмурился. Он все постукивал веером о ладонь левой руки и, кажется, не мог прийти к однозначному выводу.

– Что, если ты уже нарушил такой закон, за нарушение которого положена смерть? – наконец поинтересовался он. – Пусть даже случилось это и по незнанию.

– Я приложу все усилия, чтобы больше его не нарушать. Всю дорогу отсюда до места моей казни.

– Похоже, именно такого ученика искал учитель Кун, когда собирался, разочарованный, ехать на запад просвещать варваров… Однако чиновники нашей провинции обучены в традиции учения Наместника области Шан. Поэтому, увы, мы не можем сообщить вам закон, потому что еще Наместник учил, что населению не нужно знать законы. Ему достаточно знать, что за их нарушение положено строгое наказание.

– Но как же они тогда живут, не зная, чего от них требуют?

– С этим все просто. Законов неизбежно много, они сложны, люди в них путаются. Шанс в них разобраться найдется только у человека, у которого есть слуги и государственное содержание. Но в то же время всякий знает, что есть добро, а что зло. От человека требуется лишь творить добро, избегать зла и подчиняться приказам людей вышестоящих. Даже ребенок поймет.

– Даже ребенок поймет, но даже искушенному старцу будет сложно исполнить.

Капитан рассердился еще сильнее.

– Ты что, из этих – монахов? Нет спасения от варварских учений в наше время!

– Я готов следовать за вами к человеку, который стоит достаточно высоко, чтобы знать законы, – ответил Горностай и протянул свой посох капитану. Тот удивился, но взял.

Горностаю связали руки за спиной и вывели прочь из чайной. Следом за ними один из копейщиков утащил труп злополучного Бунди. Стражник тащил тело поверженного наемника без малейшего уважения, словно мешок с репой, а его клинок, который еще продолжал немного светиться, передал капитану как вещественное доказательство.

Когда дверь за ними вернулась на прежнее место, внутри помещения по-прежнему царила такая тишина, что было слышно, как метелка хозяйки сгребает глиняные черепки, оставшиеся от пиал, что сыпались с разрубленного стола.

4. Брат Взирающий и Брат Стерегущий

Его провели в один из павильонов, что был пристроен к дворцу губернатора.

В просторном зале, где стены были обшиты панелями из узорчатого дерева, возле дальней стены располагался низкий столик под парадным императорским стягом, очень дорогой на вид, лакированный и с великолепными резными узорами. Остальное свободное место ничем не было занято. Видимо, оно олицетворяло величину и важность государственных дел.

За столиком восседал широкоплечий человек в черном с серебром кафтане первого советника городского наместника. Сложен он был необычайно крепко для чиновника, а лицо было каким-то на удивление знакомым.

Хотя Горностай был совершенно уверен, что никогда прежде не видел этого человека, в лице и даже телосложении неизвестного чиновника все равно было что-то знакомое.

Странное дело.

Горностай решил, что волноваться рано. По сравнению с тем, что с ним могут сейчас сделать за то, что он устроил, еще одна нерешенная загадка была сущей мелочью. Так ли много значит, что какой-то человек похож на какого-то другого человека?..

– Это ты устроил схватку в чайной? – осведомился чиновник.

– Да, это сделал я.

– Как ты объяснишь то, что ты сделал?

– Я знал, что в городе запрещены бесчинства, и решил навести порядок.

– Порядок – забота городской стражи.

– Стражи в чайной не оказалось. И никто не смог бы сказать, как скоро она явится.

– Многие из тех, кто тебя видел, заметили, что фехтуешь ты искусно.

– Это единственное из искусств, которые я неустанно практикую.

– И ты устроил дуэль прямо в чайном доме?

– Мы люди неравные, некультурные и не состоим на военной службе. Правилам мы тоже не следовали.

– То есть вы просто учинили бесчинство.

– Полагаю, будет правильнее назвать то, что там произошло, поединком.

– С точки зрения военной науки, может, это и был поединок. Но у закона на этот счет одно название: бесчинство.

– Поединок – острие меча в искусстве фехтования. К тому же мой противник и подал повод к поединку, и напал на меня первым.