Моей дочери трудно. Как помочь девочке-подростку пережить переходный возраст

ХОТЯ ПРОЦЕСС ЭКСПРЕССИИ генов протекает в течение всей нашей жизни, существует два временных периода, на протяжении которых гены гораздо более уязвимы к сдвигам как в негативном, так и в позитивном ключе, – внутриутробное развитие и, конечно, подростковые годы. В первом периоде повышенной подверженности стрессу от пола ребенка зависит, насколько хорошо плацента защищает плод от любых средовых ударов.

– Точно так же, как женщины имеют две X-хромосомы, женская плацента имеет две X-хромосомы, – разъясняет Бейл. – Точно так же, как мужчины имеют одну X-хромосому и одну Y-хромосому, мужская плацента имеет одну X-хромосому и одну Y-хромосому50. В процессе эмбриогенеза X-хромосомы плаценты выполняют защитную функцию; они создают более серьезную буферную зону между миром матери и миром ребенка, чем Y-хромосомы. Почему? X-хромосомы несут X-сцепленные гены, которые служат по ходу развития регуляторами, или молекулярными тормозами, ограждающими женский плод от слишком глубокого влияния каждого средового стрессора, встречающегося матери.

Бейл предлагает такую простую аналогию: эта двойная мощная тормозная система у женщин подобна владению машиной с хорошо сконструированной ходовой частью – ваше тело не будет чувствовать каждой кочки, удара или выбоины во время долгой поездки. В свою очередь, формирующийся мужской плод имеет меньше молекулярных регуляторов.

– Меньшее количество молекулярных регуляторов похоже на машину с барахлящими тормозами и ходовой частью, которая заставляет вас ощущать каждую яму и поворот, – говорит Бейл. – Выбравшись из этого автомобиля после длинного пути по ухабистой дороге, вы, вероятно, обнаружите, что ваша спина болит и вас трясет и шатает. Таким образом, женская плацента лучше справляется с защитой от внешних стрессоров и не дает вредным раздражителям достичь развивающегося мозга женского плода, в то время как развивающийся мозг мужского плода подвергается большему риску. Поэтому в отличие от девочек на мальчиков средовые удары влияют чаще в утробе, до рождения.

На примерах животных Бейл продемонстрировала, что, когда беременная женщина переживает действие эмоциональных, физических и иммунологических стресс-факторов, мужской плод и мозг реагирует тысячами эпигенетических изменений в ответ на это напряжение, а женский плод не реагирует почти никак51. У людей происходит то же самое. По этой причине мальчики более уязвимы в период беременности (что подтверждается при рождении), и мы видим их в отделениях интенсивной терапии новорожденных гораздо чаще, чем девочек. Если девочки попадают в отделения интенсивной терапии, то выздоравливают и уезжают домой быстрее мальчиков. Также это объясняет тот факт, что, хотя мальчиков рождается больше девочек, уровень смертности мальчиков выше, и в результате к 10-летнему возрасту соотношение мужчин и женщин выравнивается до показателя 50/50.

И тем не менее, хотя в период гестации девочки пользуются этой короткой ранней защитой, после перерезания пуповины данное преимущество начинает исчезать. Всего через десять лет, или около того, девочки теряют любые преимущества перед мальчиками и становятся гораздо более уязвимыми к неблагоприятным воздействиям стрессоров в своей жизни. Женский козырь превращается в обоюдоострый меч, который переворачивается, когда наступает пубертат.

ВО ВРЕМЯ ПЕРЕХОДА Анны Моралис и Джулии Абернати в подростковый возраст и в течение подросткового развития их психика формировалась не только за счет событий повседневной жизни, но и прошлого каждой девочки, начиная с внутриутробного развития. С момента достижения Анной и Джулией пубертата все совокупные стрессоры, когда-либо встречавшиеся им, начали оказывать более мощное влияние на их благополучие. Поскольку именно в данный период женский мозг становится уязвимее перед лицом внешних стресс-факторов по сравнению с мужским мозгом. Неожиданно средовые удары вызывают более значительное биофизическое воздействие на развивающийся мозг и иммунную систему девочек. И во многом именно поэтому женская иммунная система снова попадает под влияние притока женских гормонов, включая эстроген52.

У девочки, подвергавшейся хроническому стрессу до пубертата, могут не проявляться признаки влияния этих факторов, пока не наступит половое созревание. Ибо только тогда, когда на сцену выходит эстроген, скрытые воспалительные процессы, спровоцированные хроническим стрессом, манифестируют в мозге. Где-то между 7 и 13 годами мозг девочки выделяет сигнальный гормон, который он посылает в гипофиз – эндокринный орган в виде горошины, расположенный прямо под мозгом. Гипофиз посылает в кровоток еще несколько сигнальных гормонов, дающих телу команду привести все механизмы в движение и начать процесс полового созревания. У девочек эти гормоны направляются в яичники и стимулируют их на выработку эстрогена, главного гормона, заставляющего тело и мозг девочки взрослеть и изменяться таким образом, чтобы в итоге подготовить ее к беременности и материнству. У мальчиков пубертат начинается с похожих процессов немного позже по временной шкале развития – в районе 12 лет, когда мозг дает сигнал семенникам начать производство тестостерона.

Старт полового созревания у девочек подобен спуску ручного тормоза на велосипеде. Велосипед и ездок начинают свое целенаправленное движение к пункту назначения: переход от подросткового возраста к превращению в женщину со взрослым уровнем женских гормонов. Сперва велосипед и ездок едут в неторопливом темпе. Но после достижения девочкой ранних этапов пубертата и повышения эстрогена педали, колеса и шестерни начинают двигаться быстрее.

По мере увеличения скорости нашей гипотетической езды на велосипеде эстроген оказывает влияние на каждую клетку в теле от головы до ног, усиливая сообщение между всеми системами и органами, включая мозг, где запускается процесс полового созревания. В мозге эстроген массирует, успокаивает и защищает нейроны и усиливает кровоток, помогая регулировать эмоции и состояние настроения, улучшает познание и память и обостряет ясность ума.

Как нам всем известно – поскольку мы все когда-то тоже были подростками, – и для девочек, и для мальчиков эмоции в данный период развития могут быть интенсивными и быстро меняться с негативных на позитивные и обратно в кратчайшие сроки, так как ранее ни разу не ощущавшиеся эмоциональные всплески затапливают тело и сознание. Трепет сексуального возбуждения, черный пес одиночества или отчаяния – все чувствуется сильнее (замешательство, гнев, печаль, эйфория), и часто подростки не понимают почему.

Под поверхностью таких эмоциональных сдвигов неустанно трудятся гормоны.

– Как только мозг запускает этот процесс взросления, работой эстрогена после его поступления становится контроль за созреванием всех систем и органов тела, – объясняет Бейл. – Сюда входит стимулирование роста нейронных связей в мозге, чтобы все его области коммуницировали друг с другом и функционировали синхронно.

Эта мастерская оркестровка – хаотичная, как может показаться переживающему ее подростку и его растерянным родителям, – имеет цель, и цель эта стара как мир. И здесь мы переходим от базового урока биологии, посвященного пубертату, к ответу на более важный вопрос: почему именно девочки внезапно, с началом подросткового возраста, в большей степени подвергаются влиянию социальных и средовых стрессоров в отличие от мальчиков?

– В конечном счете основной ролью гормонов, в том числе эстрогена, является обеспечение готовности вашего мозга и тела к одной и той же цели – будущему продолжению рода, – говорит Бейл. – И для подготовки вас как женщины к репродукции и материнству на биологическом уровне вашему мозгу сперва нужно учесть и оценить все стресс-факторы и трудности окружающей среды. Данный процесс включает анализ всех переживаний невзгод и травм, с которыми вы когда-либо сталкивались в своей жизни вплоть до текущего момента.

Это немного напоминает компьютерную систему, рассчитывающую шансы в настольной игре, основываясь на актуальном расположении фигуры игрока на поле и прошлых произведенных ей перемещениях. Посредством оценки таких шансов мозг пытается выяснить, как подготовить вас к любым грядущим угрозам, возможно, ожидающим вас и ваших детей. Задача состоит в уменьшении риска для вас и вашего будущего потомства, чтобы вы смогли безопасно выносить ребенка и оградить себя и младенца от всего потенциального вреда, появляющегося на вашем пути.

Поэтому вполне логично, что в течение данного чувствительного периода прошлые и настоящие переживания стресса и токсичные социально-средовые воздействия влияют на то, как программируется мозг и как он будет работать. Бейл предлагает еще одну полезную аналогию. Представьте: женский мозг – дом, стимулируемый эстрогеном пубертат – период его масштабной реконструкции и перестройки, а внешние стрессоры – мощная гроза.

– Вообразите: вы жили в таком доме какое-то время, – рассказывает эксперт, – и собираетесь сделать ремонт. Вы решаете обновить стены изнутри, электропроводку и базовую сантехнику. Вдруг по местности проносится сильная гроза и затапливает ваш дом. Молния ударяет в электрическую панель. После урагана вы начинаете ремонт, но обнаруживаете определенные серьезные повреждения труб, электросистемы, полов и интерьера. Пубертат – штормовой период, в ходе которого прошлые и настоящие средовые удары проявляются в реконструкционных изменениях, совершаемых с архитектурой мозга.

Затем, основываясь на поглощенной организмом информации, мозг, бывший ранее открытым и неуклюжим в подростковом возрасте, снова напрягается. Это другой мозг, учитывающий всю информацию, полученную им в процессе[11].

Решения, принимаемые мозгом с точки зрения того, чувствует ли себя защищенной взрослеющая девочка или нет, с учетом прошлых и текущих стрессоров, принципиальны для определения успешности подготовки мозга к поддержанию психического здоровья и благополучия на протяжении всей жизни. Когда Анна Моралис сталкивалась со множеством источников стресса в средней и старшей школе – будучи разлученной с матерью на долгие периоды времени, ощущая, будто она «была той, которая что-то сказала или сделала не так» при ссорах с отцом, все это привело ее к чувству, словно ее «просто бросили». Ее семья была разбитой и разобщенной; с детства она переживала влияние социальных сетей и экранных картинок женского идеала, пропитанных «повсеместным сексизмом», который заставлял ее стыдиться собственной внешности, подвергаясь остракизму от других девочек, считавших ее чересчур серьезной, и взрослея в мире, сотрясаемом разрушительными и смертельно опасными последствиями изменения климата, школьных расстрелов, расизма и столь огромного количества «социальной и экологической несправедливости». Ее мозг вбирал всю эту информацию день за днем, год за годом. Мозг Анны учитывал все эти стрессоры, точно рассчитывая, с каким миром девушке придется справляться после того, как она переступит порог полового созревания и репродуктивных лет.

Джулия Абернати в свои 11 лет столкнулась со стрессом из-за формирования груди, которую «остальные видели в первую очередь», из-за окружения с комментариями в духе «Лучше заприте ее сейчас же!», приставаний старшеклассников и игнорирования ее способностей в учебе. При всем этом она надеялась, что кто-то заметит: «с Джулией что-то происходит». Мозг девушки считывал, насколько непризнанной, незащищенной и одинокой она была.

С одной стороны, Анна и Джулия росли как девочки, наслаждавшиеся всеми преимуществами жизни в XXI веке. Но, с другой стороны, то, как мозг каждой девочки формировался под влиянием усиливавшегося врожденного чувства небезопасности в мире, коренилось в старейших и самых базовых принципах половых различий и нейробиологии.

По мнению Бейл, данное подростковое взаимодействие мозга, эстрогена и стресса – одна из причин того, почему девочки заболевают психическими расстройствами в два раза чаще мальчиков. Также здесь кроется причина того, что самый большой период развития депрессии, тревожности, биполярного расстройства приходится на подростковый возраст. Ранний стресс может привести к эпигенетическим изменениям в особых генах, помогающих контролировать реакцию на стресс, включая гены, способные запустить воспалительную стресс-реакцию53. Этот усиленный иммунный ответ, в свою очередь, может увеличить риск развития психических расстройств.

Исследования показывают, что какие-то из эпигенетических сдвигов в ответ на стресс происходят путями, специфическими для полов, причем большему влиянию подвержены девочки, нежели мальчики. Ученые из Школы медицины Джонса Хопкинса и Гарвардской медицинской школы на протяжении тридцати дней исследовали слюну у 75 людей и одновременно наблюдали за их уровнями кортизола – гормона, служащего посредником в нашей реакции на стресс. Используя кортизол в качестве индикатора совокупных уровней стресса, исследователи сравнили их с двумя другими факторами. Они проверили образцы крови участников на наличие изменений в определенном гене, ассоциированном с повышенной уязвимостью к стрессу, известном как FKBP5, и наличие корреляции между эпигенетическими изменениями в этом гене и повышением отмеченных кортизолом уровней стресса в жизни людей. Параллельно они отслеживали ощущения испытуемых: чувствовали ли последние тревогу, подавленность. Ученые обнаружили: когда повышался уровень ночного кортизола, ген FKBP5 претерпевал эпигенетические изменения, указывая на возросшую общую уязвимость к стрессорам. Эти два биологических сдвига были связаны – ожидаемо – с усугублением симптомов депрессии и тревоги. Однако данная связь уровней стресса по кортизолу, эпигенетических сдвигов в генах, увеличивающих восприимчивость к стрессу в долгосрочной перспективе, с усилившимися ощущениями отчаяния была отмечена только у женщин, в том числе у девочек-подростков54.

Наша нервная система всегда готова к обнаружению опасности в окружающей среде. Такой процесс выявления угроз, который вызывает выработку нейромедиаторов и гормонов, подготавливающих вас к борьбе, бегству или замиранию, столь же примитивный и неизбежный, сколь и автоматический – это наша исходная программа как людей. У нас пока нет всех ответов по поводу того, как половые гормоны смягчают стресс, накопленный в критические моменты детства и учиняющий хаос в подростковом периоде; науке еще многое предстоит выяснить. По-видимому, здесь задействованы другие гормоны помимо эстрогена, и сейчас в этой области проводится больше исследований. Но мы знаем наверняка одно: наша биологическая реакция на все стрессоры, пережитые нами в прошлом и настоящем, формирует нашу психику и то, как мы мыслим и чувствуем. И такое беспрерывное формирование у женщин представляется более тонко настроенным благодаря нюансам повседневной среды.

– Если во время взросления вы постоянно испытывали ощущение небезопасности из-за обстоятельств вокруг вас, все это влияло на программирование вашего мозга в данный период интеграции, стимулируемой эстрогеном, – объясняет Бейл.

Тем не менее она подчеркивает – это не всегда действует в худшую сторону. Точно так же, как мозг девочек тесно переплетается с негативными раздражителями своей среды, он подвергается глубокому воздействию и позитивных стимулов.

Наша биологическая реакция на все стрессоры, пережитые нами в прошлом и настоящем, формирует нашу психику и то, как мы мыслим и чувствуем. И такое беспрерывное формирование у женщин представляется более тонко настроенным благодаря нюансам повседневной среды.

Вначале женщины обладают биологически обусловленным преимуществом. Если мы сможем понять, какие средовые воздействия между рождением и пубертатом ликвидируют его и какие виды вмешательств оберегают женское благополучие, нам удастся переписать истории достижения девочками совершеннолетия, чтобы они смогли вернуть себе врожденную биологическую стойкость.

Глава 5

Сила социальной безопасности

Как ощущение угрозы и незащищенности влияет на девочек

НЕЗАДОЛГО ДО ТОГО, как пандемия COVID-19 изменила жизнь, которую мы знали, Делейси Грин стала лауреатом конкурса молодых поэтов Балтимора 2019 года. Ее выступлениям на поэтических соревнованиях по всему восточному побережью предшествовала большая часть ее детства, проведенная за сочинением стихотворений и хранением исписанных страниц под подушкой.

– Уже к десяти годам я испытывала настоящую подавленность, тревогу и одиночество, – рассказывает мне Делейси при личной встрече в небольшой кофейне на открытом воздухе.

Поначалу настрой девушки кажется позитивным, оптимистичным. Но когда мы устраиваемся на шатких стульях за нашим столиком, становится ясно: за круглыми очками в проволочной оправе ее теплые карие глаза скрывают какую-то ощутимую печаль.

По словам Делейси, ей трудно разобраться в своем детстве.

– Сейчас мне 21, и я спрашиваю себя: эй, неужели никто не заметил, что я была такой грустной? Кто-то должен был отвести меня к школьному психологу или психотерапевту. Никто этого не сделал.

Делейси родилась в городе Балтимор, но в ее шестилетнем возрасте они с матерью переехали в пригород.

– Моя мама не хотела, чтобы у меня завелись привычки, которые, как она видела, перенимают другие девочки в городе; она не хотела, чтобы я ввязывалась в неприятности.

Делейси понимает: для матери-одиночки это был смелый шаг. Но у него имелась и обратная сторона. С переходом Делейси в новую начальную школу ее стали травить.

– Меня травили на протяжении всех начальных классов, потому что я была пухленькой, – делится девушка. – Один мальчик начал называть меня Пончиком С Джемом, а другой – Биг Маком. Я пробовала подружиться с другими новенькими, когда они поступали в нашу школу, но затем они слышали, как меня дразнили, и тоже отстранялись.

Слегка иронично, но, по словам Делейси, «у мамы не было денег на еду вне дома; я никогда не питалась ни биг маками, ни пончиками с джемом». По мере взросления булллинг ранил девочку еще больше, так как дети начали общаться теснее и ходить на ночевки и вечеринки, но ее «исключали с вероятностью в 100 %».

Все это отражалось на ее успеваемости.

– Я не была лучшей ученицей. Я могла получить все пятерки и четверки, а потом тройку по математике. Мама обычно говорила: «В начальной школе так легко попасть на доску почета. Почему тебя там нет?»

Отчасти причина трудностей Делейси коренилась в том, что после школы, когда она нуждалась в помощи, ей было не к кому обратиться.

– У моей мамы нарушения обучаемости, и мне приходилось читать за нее всю ее электронную почту и помогать с оплатой счетов. Я возвращалась домой из школы и заботилась об этих вещах вместо нее. Затем я шла в свою комнату и пыталась справиться с уроками, но не знала, у кого попросить помощи. Я все время чувствовала себя такой грустной и одинокой. Никого попросту не было. У меня все чаще стали появляться мысли о суициде.

Издевательства в школе усиливались. Как и ощущение девочкой собственной социальной и академической бездарности.

– Мы все были в одних классах, а потом вдруг нас разделили на одаренных и неодаренных, и я не попала ни в один из одаренных классов.

Далее мама девушки встретила нового мужчину, и он переехал к ним.

– Вначале все было неплохо, – продолжает Делейси. – Первый год оказался почти нормальным. Мама уделяла ему больше внимания, чем мне, но для меня это не стало такой уж значительной переменой. Затем он начал изменять ей. К тому моменту она была уже финансово зависимой от него.

Делейси колеблется, словно ей больно рассказывать оставшуюся часть истории.

– Мама много плакала, они орали, кричали и проклинали друг друга. Приблизительно в то время одна старшеклассница стала травить меня, постоянно оскорбляя словом на букву «с». Я сказала об этом матери, ожидая защиты, но та ответила: «Эй, я слышу, что ты говоришь, но палки и камни не сломают тебе костей, поэтому смирись. Разве ты не видишь, через что я здесь прохожу?» С того момента та степень близости, которая между нами когда-то существовала, испарилась. Мама просто перестала меня поддерживать. Теперь я осознавала: мной действительно пренебрегали.

Потом отношения матери и ее мужчины «стали совсем плохими». Однажды вечером, когда Делейси было 11 лет, она услышала крик матери из кухни.

– Я собиралась принять ванну. Они скандалили. Я вышла в коридор, а он гнался за ней из кухни в спальню с молотком в руке. Я побежала за ними, но он захлопнул за собой дверь. Мама хранила маленький ключ над дверным косяком; я запрыгнула, взяла ключ и открыла дверь. Он повалил ее и занес молоток над ее головой. Она закричала: «Нет, Делейси здесь!» И он остановился.

Глаза Делейси наполняются слезами по мере того как она продолжает свой рассказ:

– Мне пришлось позвонить в полицию, оформить заявление. Спустя несколько месяцев мы пошли в суд, и я должна была давать показания.

С тех пор Делейси и ее мама больше никогда не видели этого мужчину.

– Я всегда чувствовала, будто цель моей жизни заключается в заботе о матери, как если бы ребенком была она. Это все, что я знала. Но даже оберегая ее, я ощущала себя более одинокой, чем когда-либо.

В 13 лет Делейси начала заниматься самоповреждением.

– Мне не нравилось то, как я выглядела. Мне не нравилась моя жизнь. Мое тело. Я сама себе не нравилась. Я начала резать себя. Это была ненависть, направленная на себя. И я не знала, что с ней делать. Моя депрессия чувствовалась как отсутствие всякой энергии и мотивации. Я только ходила в школу и убивала время. Я была родителем… В моей жизни не было ничего, кроме заботы о маме. Я просто постоянно лежала на кровати, без сил что-либо делать. Но параллельно меня переполняли беспокойство и тревога. Пребывание один на один с собственным разумом причиняло боль.

К концу средних классов Делейси стало еще хуже.

– Я ненавидела тот факт, что школа отнимает такую большую часть моей жизни. На тот момент у меня появилось несколько друзей, которые были амбициозными. Они начали говорить о желании поступить в колледж. Я спрашивала себя, почему я не отличалась такими же амбициями и стремлениями.

В ретроспективе она осознает:

– Многие мои друзья тоже получили немало травм. Родители или учителя все время говорили им, что они никогда ничего не добьются, либо же они подвергались вербальному насилию. И это заставило их стремиться дать отпор и утвердить себя. У меня было не так. Я как будто росла, отдавая всю свою энергию кому-то другому, ничего не оставляя себе. Я не думала, что могла делать что-нибудь или преуспевать в чем-нибудь. Пока все вокруг старались решить, кем они станут, когда вырастут, мне едва удавалось выбраться из постели. Мной пренебрегали так долго, что я научилась пренебрегать самой собой.

ВАЖНОСТЬ ОЩУЩЕНИЯ БЕЗОПАСНОСТИ ВСТРОЕНА В НАШИ ГЕНЫ

Чтобы лучше понять ситуацию Делейси – а на самом деле ситуацию каждой девочки – и осознать, какое чувство незащищенности и отверженности считывает их мозг и тело, нам нужно вернуться назад, в очень давнюю эпоху человеческой эволюции.

Во времена охоты и собирательства люди сталкивались с постоянными опасностями со стороны хищников и враждебных племен. Если вы не были бдительными и непрерывно настроенными на малейшие сигналы о надвигающейся опасности, то умирали молодыми. Однако под этим базовым инстинктом выживания лежит более глубокий биологический императив – пережить пубертат и остаться невредимым, чтобы произвести потомство и передать свои гены детям и далее. Это являлось верным и для мужчин, и для женщин, но для женщин ставки были выше. Женщины не только рожали – как матери они обеспечивали грудное молоко и материнское тепло, ресурсы, критически важные для выживания и здорового развития детей55. Женщины должны были жить достаточно долго не только для безопасного воспроизведения и рождения детей, но и их кормления, воспитания и защиты на протяжении уязвимых детских лет. Эти задачи требовали внимательности и находчивости.

Но, конечно, способность женщины считывать даже малейшие угрозы, которые могут подвергнуть ее детей опасности, не означает бдительность к внезапным или явным физическим опасностям. Она также требовала высокой чувствительности к социальным сигналам и эмоциональным угрозам внутри ее племени. Во многих человеческих сообществах обретение женщиной достаточного количества пищи и убежища для своего ребенка по большей части зависело от взаимодействия и сотрудничества в ее племени. Тысячи лет назад, когда люди были охотниками и собирателями, столкновение с социальными угрозами являлось физически опасной перспективой. Если члены вашего племени обходили вас вниманием или издевались над вами, вы также могли остаться в стороне, когда группа шла выкапывать корнеплоды или собирать урожай фруктов; или вы могли стать последним человеком, который получал свою порцию мяса, когда на общем костре жарили животное. Вам было бы не только труднее забеременеть и вырастить младенца, но вы бы оказались и уязвимы к болезням. Как и ваше потомство. Если приближался хищник, вы могли не услышать сигнал тревоги, поскольку жили бы не в центре племени, и на вас ему было бы легче напасть. В некоторых случаях вас могли совершенно изгнать либо бросить без еды, убежища или защиты группы.