Рики-Тиви-Тави!

Танкисты заглушили двигатель, поэтому стало слышно, как ветер шелестит листьями высоких пальм, как заходятся в крике многочисленные чайки и фрегаты, носящиеся в воздухе. До сих пор не могут успокоиться, вспугнутые звуками боя. Послышался звук раздвигаемой травы, и капитан Андреев перекатился под левую гусеницу. К машине шли три человека, впереди – худощавый улыбающийся негр, команданте Хуан Альмейда Боске. Он непосредственно руководил действиями семи батальонов FAR. На капитане Андрееве было общее руководство и управление усилением.

– Алекс, это я! Где Фидель?

– Здесь, Иван, проходи.

– Команданте! Мы закончили. Осмотрели позиции. Шесть гринго. Мертвых, к сожалению. И восемьсот двенадцать живых гусанос. Пятьдесят восемь прибрал Господь. Это здесь. На Плайя-Ларга триста девяносто пленных и пятьдесят шесть покойников. Всего пленных тысяча двести два. Это расходится с данными разведки, три батальона ведут прочесывание леса. Похоже, что человек триста рассосалось по окрестностям.

Фидель пожал руку Хуану и похлопал его по плечу.

– Очень славно, что управились в три дня, Хуан! Наши потери?

– Тридцать шесть человек в результате штурмовых ударов их авиации. И восемнадцать потеряла милиция в первые сутки.

– Их надо будет особенно отметить! Они защитили революцию! – Фидель был прирожденным оратором и агитатором, и очень любил выступать перед публикой.

Они обошли вместе с Хуаном Боске позиции, которые успели оборудовать высадившиеся десантники. Гусанос сумели их быстро и качественно подготовить, а вот стреляли артиллеристы кубинской армии совсем не точно! Что и отметил Александр Андреев.

– Алекс, ведь это были первые их выстрелы! – ответил Хуан.

– Иван, я ругаю не твоих ребят, а своих. Слабо контролировали, что делают их подчиненные.

А начиналось все два года назад и не здесь, а в Буэнос-Айресе. В апреле пятьдесят девятого в гараже посольства в большой «ЗиС» военного атташе село три человека, одного из которых укрыли пледом. Он расположился на полу представительского автомобиля. В салоне сидел сам военный атташе подполковник Травин, а на полу лежал первый секретарь посольства Владимир Иванович Андреев, который по роду своей, не совсем официальной, деятельности руководил советской разведкой в этой части земного шара. Вообще-то он находился здесь в почти официальной ссылке. Звание у него было генерал-майор госбезопасности. В разведке со второй половины тридцать шестого года, взят туда еще Артузовым. До этого работал в третьем, контрразведывательном отделе с 1921-го. Так вот, в тридцать четвертом году он, тогда еще лейтенант ГБ, вербовал второго секретаря Московского городского комитета ВКП(б). Тот был связан с известной троцкистской группой во главе с Зиновьевым и Каменевым. ОГПУ требовались доказательства, что они продолжают агитационную работу, и было предложено использовать для этого несколько человек, входивших в близкий круг известных троцкистов. Тщательно просмотрев дела, лейтенант выбрал одного из них. Вербовка прошла успешно, и в декабре тридцать четвертого Зиновьев и Каменев были арестованы. А теперь «вербуемый» руководит Союзом Советских Социалистических Республик. Историю он эту не забыл, и через некоторое время после его прихода к власти генералу КГБ было сделано предложение, от которого он, зам начальника Управления, отказаться не мог. Возглавил резидентуру в богом забытом Буэнос-Айресе.

Впрочем, скучать не приходилось: во-первых, законного президента Перона в пятьдесят пятом «слегка потеснили» военные, которые пришли к власти с помощью, как вы догадались, военного переворота. Опирались военные на правых, в методах особо не стеснялись. Помогали им в этом бежавшие из Европы бывшие эсэсовцы, гестаповцы и прочие недобитые нацисты и фашисты. Резко активизировалась так называемая «Такуара», одно из ответвлений «Испанской фаланги» генерала Франко. Именно его режим и методы правления пытались скопировать аргентинские военные. Им активно помогали деятели из ЦРУ. Но желающих поруководить страной было предостаточно, поэтому властители душ в Аргентине сменялись, как в калейдоскопе. В городах и прериях страны тихо шла партизанская война. Перонисты и марксисты хоть и недолюбливали друг друга, но военных они не любили больше.

В пятьдесят восьмом окончательно разорившуюся страну вернули гражданским. Новым президентом стал Фрондиси из партии Гражданский радикальный союз непримиримых. Несмотря на провозглашенные свободу и социальное равенство, запретил Компартию, продолжил репрессии против левых политических деятелей, провел девальвацию песо, приватизацию государственных предприятий, сократил расходы в социальной сфере. А главное, резко увеличил добычу нефти и газа, но на кабальных условиях, поддержанных МВФ. Но тем не менее при Фрондиси произошла индустриализация Аргентины, появился рабочий класс, прослойка которого достаточно быстро увеличивалась. Опасаясь роста марксистских настроений, в том числе и из-за революции на Кубе, в 1960 году в одностороннем порядке президент денонсировал все договоры со странами социалистического лагеря. В 1955-м, сразу после переворота, тогдашний президент генерал Арамбуру создал Секретариат государственной информации, SIDE, который исполнял роль разведки и контрразведки и держал под своим колпаком все, включая и самих президентов.

Вот и сейчас за машиной военного атташе немедленно пристроились две машины сопровождения. Однако водитель «ЗиСа» исколесил пол-Европы, доставляя по грунтовым дорогам боеприпасы для полковой артиллерии. Потом возил оперативников «СМЕРШ» в Прибалтике, а после курсов на полигонах в Дмитрове и в Бронницах попал сначала в Берлин, а затем в Рио-де-Жанейро, теперь возит первого секретаря и военного атташе в Буэнос-Айресе. Через пятнадцать минут он оторвался от преследователей и тормознул на небольшой улочке, четко напротив проходного двора в районе Барракас, неподалеку от Центрального вокзала, где первый секретарь и покинул его машину. Отсюда до цели поездки резидента всего около километра, но требуется подойти туда незамеченным.

Улочки здесь узкие, пересекаются строго под углом девяносто градусов. Борода-эспаньолка и довольно длинные усы плюс легкая хромота и широкополая шляпа делали его похожим на отставного военного. Картину дополняла увесистая трость, не совсем простая. В нее был вмонтирован бесшумный пистолет и довольно длинный стилет. У него было еще два часа до рандеву, это время он оставил на случай, если отрыв от наблюдения займет больше времени и не удастся высадиться в районе Барракас. Но все прошло штатно. Поэтому он заглянул в небольшой ресторанчик «Хеладас», уверенно ткнул пальцем в толстый край висевшей перед входом свежей полутуши небольшого бычка и заказал асадо, и достаточно дорогое испанское вино «Риоха».

Хозяин небольшого кафе расстарался! Чимичурри к мясу был просто восхитительным! Расплатившись новыми песо и пообещав заходить еще, Владимир Иванович вышел из гостеприимного дома. Улица была пустынной, лишь под некоторыми фонарями наблюдались отдельные фигуры дам строго определенной профессии, которой нет в списках номер один и два закона о труде в СССР. Район был портовым, довольно глухим. Пройдя шестьсот метров до авениды дон Педро де Мендоза, генерал постучал «семеркой» (дай-дай-закурить) по борту небольшого катера, стоявшего у причальчика на реке Матанза.

– Дон Пабло! Рад вас видеть! – из кубрика на корме поднялся пожилой бородатый аргентинец.

– Салюдо, камарада Парсио. Вы готовы?

– Конечно, дон Пабло, отдавайте конец!

Не зажигая огней, катер выскочил на рейд залива Ла-Плата, увалился вправо под берег и пошел по направлению к городу Ла-Плата. Проскочив стоящий на рейде старенький эсминец времен Первой мировой войны, лег на курс тридцать пять градусов и двинулся в сторону Монтевидео.

К таким ухищрениям стали прибегать с прошлого, 1958, года, так как порты Аргентины были закрыты для судов под флагами социалистических государств. Соседний Уругвай не стал прибегать к таким крайностям, и Монтевидео было местом, где суда из Одессы, Мурманска и Ленинграда могли пополнить запасы воды и продовольствия. И неподалеку от него почти постоянно находился новенький плавучий рыбзавод типа «Андрей Захаров», 398-го проекта. Так сказать, гордость добывающего флота СССР, который, выполняя решения XXI внеочередного съезда КПСС «Догнать и перегнать Америку к шестьдесят пятому году» и принятый семилетний план развития народного хозяйства, в массовом количестве вышел во все уголки земного шара собирать жатву с бескрайних океанских полей, которые советские ученые объявили бездонной бочкой белков, жиров и углеводов. Сюда же прибегали за продовольствием и водой китобойные плавбазы «Восток», «Советская Украина» и «Советская Россия». Но сейчас катер устремился на перехват старого германского парохода «Вале», который восьмой год ходит под названием «Памяти Ильича», порт приписки Мурманск. Он должен отойти от причалов в Монтевидео через два часа.

В точке 35°21’S и 56°00’W катер и плавбаза должны были встретиться. Катер принадлежал старому опытному контрабандисту Парсио Херересу. Два двигателя Daimler-Benz DВ-501, по три тысячи сил каждый, плюс двигатель тихого хода «Мерседес-Бенц» 600 л/с позволяли развить скорость свыше тридцати шести узлов. Комбинированный корпус состоял из обшитого дубом дюралюминиевого несущего корпуса и бронированной надстройки. До переделки это был знаменитый «S-100» – «шнелльбот». Его чуточку изменили для выполнения узкоспециализированных задач, например, для доставки оружия и боеприпасов, в том числе и по многочисленным рекам. Он посещал и плантации коки в Амазонии, вывозил оттуда необработанные алмазы и изумруды, добытые старателями без лицензий. Мастер дон Парсио не был бедным человеком, но он уверял всех, что в его жилах течет кровь настоящих пиратов и конкистадоров, и с помощью таких операций поддерживал себя в тонусе – тем более имел жену вдвое или втрое моложе себя. Политических пристрастий не имел, но лучше относился к марксистам, ибо они давали самые опасные и трудновыполнимые задания. С доном Пабло его познакомил сеньор Родольфо Гиольди в Рио-де-Жанейро шесть или семь лет назад. Ему не очень нравилось с ним работать, так как риск в этих операциях практически был сведен к минимуму, но тот хорошо платил. Глупых вопросов, само собой, старый контрабандист никогда не задавал. Люди делают свое дело и платят за это, значит, это кому-то необходимо.

Вот и сейчас он прибавил до полного ход, уточнил курс молодому мулату у руля, а сам включил свет в штурманском закутке и занялся какими-то вычислениями. Дон Пабло подошел к стоящей радиостанции и настроил ее на другую волну. Сел, и после обмена позывными быстро отработал на ключе. Левой рукой покрутил настройку приемника и принял ответ. Еще раз перестроил передатчик и отдал квитанцию. Затем сбил настройки.

– Место переносится восточнее, в точку 54°27’, дон Парсио. В точке крутится неизвестное судно.

– Понял вас. Возьмем южнее и восточнее. А там довернем, – и что-то сказал на гуайкуру, по-индейски, вызванному им звонком матросу. Всего на борту было пять человек, не считая гостя.

Когда через два часа мастер показал рукой на выход на мостик и пригласил дона Пабло подняться туда, Владимир Иванович увидел стоявший на миделе счетверенный фирлинг «Эрликон». Его похлопал по плечу дон Парсио, показывая рукой на трап. Катер уже сбросил ход, почти неслышно работал один «автомобильный» двигатель, выхлоп которого после глушителей уходил под воду. На ходовом мостике находился большой немецкий стационарный прицел-бинокль. Были на месте и кнопочки для пуска «угрей», но самих торпедных аппаратов не было видно, вместо них стояли какие-то коробы, с крышкой наверху, обтянутые брезентовыми чехлами.

Около двадцати минут крутились в точке рандеву, но никаких огней не было. Наконец, на горизонте появились топовые огни. Капитан отвернул еще южнее и начал маневрировать так, чтобы встречное судно прошло севернее его. Все пристальнее он осматривал горизонт. Похоже, что никого вокруг больше не было.

– Через пятнадцать минут он будет в точке, – и перевел единственный работающий двигатель на холостой ход. Пропустив на восток идущий корабль, прибавил ход и начал сближение.

– Да, это «Vale», судя по силуэту.

Через десять минут бортовой огонь погас, и загорелся несколько раз подряд, подав условный сигнал.

– Они, к правому борту! – сказал дон Пабло. Двигатель заурчал быстрее, и катер двинулся вперед, подойдя на пару кабельтовых к идущему на малом ходу пароходу, несколько раз моргнули топовым. С мостика замигали фонарем. Суда поравнялись, и катер подошел к штормтрапу, свесившемуся на миделе. Владимир Иванович помахал рукой в сторону мостика катера и начал подниматься. Коротко рявкнул ревун, и левый главный двигатель дал ход. К моменту, когда Андреев перевалился через планширь, катера уже не было видно.

– Саратов, – услышал пароль резидент от одетого в форму рыболовного флота человека в фуражке.

– Перемышль. Здравствуйте!

– Добро пожаловать на борт. Пройдемте! Первый помощник капитана Богданов.

– Иванов, Иван Иванович. Приятно познакомиться.

Вкруговую, мимо ходовой рубки, поднялись на третью палубу, там первый помощник открыл одну из кают и пригласил «Ивана Ивановича» пройти.

Уже в каюте Иван Иванович попросил принести ему рабочую робу и перевести его вниз, к матросам.

– Не рекомендую этого делать, товарищ Иванов. Экипаж новый и довольно шумный пока. Процентов тридцать пошли в рейс в первый раз. Здесь в рундуке форма. Думаю, что подойдет по размеру, для всех вы – первый помощник капитана из Одессы, с «Советской Украины». Заболели, фронтовые болячки преследуют. Наш врач это подтвердит. Сейчас пройдем к нему. Мы сами домой идем, поэтому все будет нормально и объяснимо для экипажа. Не в первый раз такое происходит.

– Ну, хорошо, – согласился с помощником Владимир Иванович. – Как бы попасть в радиорубку?

– Если по поводу того, что сели, так мы это по своим каналам сообщили. Будет что для вас – радист сообщит.

Полчаса провели у медика, молодого щекастого парня с фиксой во рту, затем Андреев добрался до своей каюты, закрылся и уснул.

Быстрорастущий рыболовный флот создал большой кадровый дефицит, но о заработках рыбаков ходили легенды, поэтому отбоя от желающих попробовать себя в этом каторжном труде не было. Экипаж состоял из «северян» по большей части, но было много и людей из других регионов. У всех на поясе разделочные ножи, с которыми не расстаются, нож – ценность, от него зависит выработка. Случались и разборки. В засолочном, пресервном и разделочном цехах до сих пор кипит работа. Из камер достают брикеты с рыбой, принятые с других судов, размораживают и подают на разделку и сортировку. Пароход в пятьдесят втором переделали из сухогруза в сельдевый плавзавод в Ростоке, и он ушел на север. Исландия ввела квоты и увеличила территориальные воды вокруг острова, вот их и послали к берегам Африки. Пришлось осваивать новые виды рыб: ставриду, хека, берикса и тунца. Заработки упали, в сравнении с заработками на селедке, жаркий климат очень непривычен для северян.

Все это пришлось выслушать в кают-компании от капитана Хохлина. Звали его Михал Михалыч, на флот пришел еще до войны, ловил окуня, треску, пикшу и палтуса, затем перевели на сельделов. Формально – план выполнен, но предстояло сорок два дня перехода, и финансовый план трещал по швам. Что очень беспокоило старого капитана, и он проклинал плановиков, пославших его из Мурманска в эти дикие места. Да и отовариться здесь нечем – вот, набрали дубленок в Монтевидео, теперь жди неприятностей на таможне. То ли дело было, когда дальше Ньюфаундленда не посылали.

Восемнадцать дней Владимир Иванович слушал эти рассказы, пока однажды ночью пароход не стал сбрасывать скорость и не вывалил парадный трап по левому борту. К нему подвалила небольшая надувная шлюпка с мотором, на которой сидело три человека в оранжевых спасательных жилетах и с автоматами АКС за спиной. Уловив момент, когда шлюпка и площадка трапа уравняются по высоте, Владимира Ивановича подхватили под руку и чуть поддернули, и он оказался сидящим на бакелитовой банке несущегося куда-то в темноту катера. Через полчаса ухватился за пеньку штормтрапа, вываленного неподалеку от черной рубки подводной лодки 613-го проекта. Ему протянули руку и помогли преодолеть последние ступеньки трапа.

– Кап-три Усов, командир С-188.

– Генерал-майор Андреев, позывной «Сова».

– «Салехард». Здравия желаю, товарищ генерал. Прошу!

«Прошу» – это девять стальных балясин, ведущих в ходовую рубку, затем четыре балясины вниз. Можно пройти по волнолому рубки, отдраить кремальеры на лбу рубки и войти через прямоугольный люк, напоминающий дверь. Впереди когда-то стояла спаренная зенитная установка, и люк остался с тех времен. Но времена те кончились в пятьдесят шестом.

Генерал перебросил ногу через комингс рубки. Дальше, по земной традиции, следовало развернуться и спускаться, выставив задницу на посмешище морякам. Они спускаются по трапу в другом положении. Но это требует определенных навыков. Владимир Иванович попытался выполнить спуск по «правилам», но опыта не хватило, поэтому чуть ли не мешком свалился в ходовую рубку. Тем более что и волна помогла. Его, однако, поддержали, прислонили к переборке и вежливо показали на еще один трап, который вел куда-то вниз в темноту. Аккуратно нащупывая ногой выступающие балясины, он несколько минут спускался в третий отсек по двум трапам. Следом за ним туда буквально спрыгнули четыре человека подряд. Трое сразу ушли через люки во второй и в четвертый отсеки, а последний оказался капитаном третьего ранга Усовым. Пока генерал Андреев спускался в ЦП (центральный пост), лодка успела дать ход.

– Товарищ генерал, ваши документы, пожалуйста.

Андреев чуть ухмыльнулся, расстегнул молнию на куртке и достал из внутреннего кармана прорезиненный личный пакет морского пехотинца США. Щелкнул застежкой, зажимающей двумя пластинами из нержавеющей стали уплотнение горловины, чуть сжал ее с торцов и достал оттуда дипломатический паспорт и удостоверение первого секретаря посольства СССР в Аргентине.

– Такие устроят?

– А генерал-майор, извините, по какому ведомству?

– Госбезопасность.

– М-да, извините!

– Да ничего, ничего. С вами должна идти группа наших сотрудников. Они здесь?

– Здесь, но в данный момент в четвертом и седьмом отсеках и, наверное, спят. Вас должны были снимать утром, через три часа.

– Да, капитан Хохлин жаловался на невязку.

– Мы шли по пеленгу, который давал радист «Памяти Ильича», и вышли на них чуть быстрее, чем предполагалось. Высвистывать ваших людей я не стал, они бы только мешались. Ужинать или завтракать будете?

– От чая с бутербродами я бы не отказался. Но в первую очередь требуется радиосвязь.

– Одно другому не помешает. Прошу! – Командир отдраил кремальеру и прошел во второй отсек. Там находилась и кают-компания, и радиорубка. Самостоятельность Усова генералу не понравилась, но тот был здесь бог и царь – на переходе, естественно, боевую задачу будут отрабатывать люди, присланные из Москвы. Через несколько минут в радиорубку принесли чай и бутерброды, даже с черной икрой, коньяк в граненом стакане. Старшина-сверхсрочник аккуратно поставил поднос на столик слева от ключа и спросил, требуется ли его помощь.

– Нет, старшина, ничего не нужно.

– Мичман, мое звание – мичман, извините.

– Ну, я к флоту практически отношения не имею, у мичманов вроде буква «Т» на погонах была. Но мичман, значит, мичман. Вы свободны.

Недовольный начальник службы «Р» вышел из радиорубки и спросил у командира:

– А что за гусь?

– Командир похода, генерал из «конторы глубокого бурения», и те ребятки, что живут в четвертом и седьмом, вовсе не морпехи, а его люди. Чувствую, что по возвращении ждут нас особенные пряники в виде клизм с патефонными иголками.

– Понятно, а чё он звания флотские не знает?

– Он в другой стране работает. Не знает и не знает. Твое дело – связь!

– Так-то оно так, но обидно, когда тебя старшиной называют.

– А меня как ни назови, хоть горшком, лишь бы на огонь не ставили.

Через некоторое время дверь в радиорубку открылась, вышел Владимир Иванович со своей тросточкой и передал мичману несколько записок карандашом.

– Через тридцать минут выйдите на связь с Ватутинками, будет важное сообщение в ваш адрес. Спасибо за чай! Командир, где мы можем обсудить наши дальнейшие действия? Без свидетелей.

– Без свидетелей? Нигде. Это лодка, товарищ генерал. Можно пройти на корму, погода позволяет.

– Ну, давайте туда.

Путь оказался несколько короче, чем предполагал Владимир Иванович. После первого трапа наверх командир отдраил какую-то дверь на левом борту, они прошли вдоль рубки, и кап-три остановился у ее кормовой оконечности. Здесь довольно сильно грохотали выхлопом дизели. Оставив генерала у рубки, Усов поднял кормовой релинг, чуть набил его и рукой подозвал генерала.

– Итак, задача: скрытно подойти к острову Куба в районе города Варадерос и высадить группу на остров Кайо Мачо. ГПН «Сирена» вам должны были погрузить в Либаве.

– Есть такое. Вместо шести торпед приняли перед выходом в поход.

– Теперь: в доме на берегу, он называется Дюпон-хаус, покажу на карте, пройдут переговоры. Время тебе передадим. Если что-то пойдет не так, то получишь от нас сигнал и веером выпустишь шесть торпед по берегу. Цели я укажу перед высадкой. Этим ты прикроешь наш отход, и если через полтора часа после этого от нас не будет сигнала, то уходи. Остальное ни тебя, ни экипаж не касается, и об этом случае будет лучше не вспоминать. Совсем. Так остальным и объяснишь. Потом!

– А как же… – Командир лодки замолчал. – Все понятно, товарищ генерал. Наше дело доставить и прикрыть теми способами, которые вы указали.

– И обеспечить связь! Кроме как через вас у нас связаться с Москвой не получится.

– А если понадобится помощь?

– С трапов вы, конечно, лихо прыгаете, но в бою на земле этого не требуется. У вас свои задачи, а у нас – свои. Все, время! Радист, наверное, уже портянку принял.

Шифрограмма из ГШ ВМФ подтвердила полномочия нового командира похода, желала успехов экипажу во время выполнения задания особой важности и разрешала применение оружия в ответ на действия любой стороны, пытающейся сорвать исполнение. Давалось несколько точек рандеву с кораблями снабжения в случае необходимости. Особое внимание указывалось на действия американского флота в районе. Командование напоминало об особенностях гидрологии района действий ПЛ «С-188». Через двое суток назначалось дневное всплытие для приема грузов с оборудованием для непосредственных исполнителей задачи.

Во втором отсеке Владимиру Ивановичу предоставили отдельную каюту, можно сказать люкс. Размер: один метр десять сантиметров в глубину и 170 см в длину. Чуть выше свесилась еще одна койка, намертво принайтовленная к переборке. На стенке часы с 24-часовым циферблатом. Пищит сельсин курсоуказателя, есть глубиномер и пульт «каштана» с микрофоном и громкоговорителем. Небольшой столик и шкаф. Довольно крупный генерал не очень помещался на койке, приходилось лежать на боку и подгибать ноги. В 15:00 корабельного времени пригласили на обед. К этому времени Владимир Иванович успел выспаться и даже почитать книгу, взятую из шкафчика на переборке. Вентилятор бестолково гонял горячий воздух по каюте. Тело покрывал тонкий и липкий слой пота. Было душно. Температура в каюте больше тридцати градусов. Нацепив легкую рубашку и светлые брюки, он вышел из каюты. У переборки между первым и вторым отсеком стоял матрос в белой куртке, рядом с ним находились три армейских термоса, горкой стояли белоснежные тарелки двух видов. За столом на диванчике у правого борта сидело четыре офицера в бежевых рубашках и в галстуках. Стол был покрыт серой скатертью, которую прижимало к бортикам стола специальное устройство. Под подволоком висело сооружение, похожее на люстру, но оно не светилось.

Офицеры встали при его появлении. Командир представил командира похода, и офицеры по очереди тоже представились. Это были старпом, замполит и стармех, так сказать, первая смена. Еще будет вторая и третья. Обед идет четко по распорядку. На борту девять собственных офицеров и пять человек прикомандированных, но их кормят в четвертом. Посадочных мест в кают-компании шесть. Кроме офицеров здесь же питаются корабельный фельдшер и командир службы «Р» мичман Булыгин, в третью смену, вместе с бычком-два и командиром группы движения-два. Объявление об этом висит на переборке. На обед холодный борщ из маринованной свеклы с копченой говядиной и «фрикасе из дятла» (котлеты по-киевски) с картофельным пюре, все тоже из больших железных банок, разогретые на камбузе, а картошка – сушеная, разведенная сгущенным молоком без сахара. Вкус специфический, из-за молока. Да и вообще гадость! Свежих продуктов в походе не предусматривается. Главное украшение обеда – компот из сухофруктов с плавающим внутри льдом. К обеду полагается 250 граммов «тропического» вина. Это «Каберне» грузинского разлива, произведено и разлито в Гудаути.