скачать книгу бесплатно
И сколь наиболее яркими, а также и безгранично во всем последовательными в деле как раз именно что всецело подобного тому, по-своему исключительно на редкость совсем неприглядно веского восприятия всей-то нас еще от века окружающей действительности, и оказались в 19-20 столетии некоторые изумительно блаженные духом граждане Российской империи.
Жили-то они в стране с тем самым нисколько пока никак вовсе ведь совсем до конца неизжитым феодальным прошлым.
Однако при всем том и впрямь-таки фактически сразу истинно же безутешно им захотелось в единый миг до чего стремглав ринуться в мир бытия столь от нас пока еще безнадежно, да и беспредельно далекого будущего.
Причем как раз именно такого более чем праведного грядущего, которому и впрямь-то вполне возможно и предстояло стать изумительно светлым временем новых дней в жизни всего рода людского.
И тут и сыграла роковую роль полнейшая оторванность от реалий тех праздномыслящих интеллектуалов, что живя в двух столицах империи, напрочь позабыли, что они едва ли, не более чем ничтожно малая часть от необъятного этноса, в котором никак не отмерло почти то же, что и тысячелетие назад довольно-то мало (в закутках душ) изменившееся язычество.
И это вовсе не одно крайне уж предвзятое мнение автора, вот чего пишет обо всем этом великий человек – царский министр финансов Витте Сергей Юльевич;
«Царствование Николая Второго»
«У нас церковь обратилась в мертвое, бюрократическое учреждение, церковные служения – в службы не Богу, а земным богам, всякое православие – в православное язычество. Вот в чем заключается главная опасность для России. Мы постепенно становимся меньше христианами, нежели адепты всех других христианских религий».
И разве то никому и никак не ясно – неграмотный человек, и близко сам не читавший ни единой страницы Евангелия, вряд ли что мог во что-либо на самом деле вполне оказаться поистине верующим, скорее уж быть ему считай, что одним лишь глухим отзвуком на весьма скорую руку, бездумно заученных им молитв.
Вот почему та официальная религия и являлась для большинства жителей той прежней России едва ли чем-либо хоть сколько-то большим, нежели чем та еще от века, так или иначе, совсем непреложно сложившаяся традиция, нечто, что как-никак, а издревле стало тем самым официально общепризнанным, а потому и полностью незыблемым положением вещей.
Ну, а посему если внутрь их души свет церковных служб даже и проникал, то не слишком-то он в них тогда глубоко оседал.
К тому же те церковные службы были занятием зачастую во всем безнадежно ведь обязательным, а между тем всякая обязаловка неизменно чревата довольно-то казенным отношением к делу и веры в Бога, она никому вот совсем явно не прибавляет.
И именно этакого рода людям, толком и по сей день не воспринявшим в душе светлое учение Христа, кое-кто из слишком воинственно настроенных либералов и впрямь от всей благодати своего широкого мировоззрения, как есть и возжелал разом всучить идею строительства общества принципиально иного, нового типа.
Того самого, что и впрямь было до чего безукоризненно основано как раз-таки на принципах абсолютно ведь никому и никак пока неведомых, а не просто и близко уж явно не досягаемых всякому тому более-менее элементарному логическому анализу, причем – это так даже и у человека во всем всесторонне начитанного.
И, кстати, могло ли вообще оказаться на всем белом свете, хоть чего-либо бессердечно худшее, нежели чем то самое донельзя вот прискорбное положение дел, при котором всяческие недруги и злопыхатели буквально на дух не переносящие «ретроградов», сторонников старого, долгими веками до того вполне безупречно сложившегося общественного уклада…
И они, надо бы то прямо разом совсем уж безупречно признать, были донельзя ведь бездумно искренни во всем их пламенно неистовом хотении буквально весь этот мир сходу фактически, что наспех всецело переиначить.
По всей наивности своей, они и вправду сколь донельзя так беспричинно подумали, что всего этого как есть явственно будет возможно добиться разом срубив во имя того под тот еще корень абсолютно всякое в нем угнетение, одних из нас некими, значит, другими.
И, кстати, наиболее скверным во всем их поведении было именно то, что они совсем же начисто при этом отрицали всякую свою духовную взаимосвязь с их никак доселе неумытой, и долгими веками барским кнутом до чего безжалостно забитой родиной.
Поскольку где-то глубоко в душе они явно парили в некоем том разве что чисто своем воображаемом мире сладостных и сколь окрыленно радужных ожиданий некоего и близко ведь далее уж вовсе никак совсем неминуемого грядущего счастья.
Легендарные (в советское время) либералы, наверное, ни сном ни духом и близко пока не ведали о той на редкость чудовищной цене, которою в том разве что лишь только последующем и грядущем веке до чего неизбежно явно придется заплатить и без них неимоверно так давно многострадальной России.
И все – это как раз из-за той чисто внешне верной, однако при всем том более чем безнадежно отягощенной всяческим тем донельзя излишним изяществом совсем непомерно безо всякой меры «пересоленной» и «переперченной» словесности.
А она между тем, хотя и впрямь-то являлась чем-либо более чем умопомрачительно поистине либеральным в ее чисто внешней, исключительно наружной, неистово одухотворенной всеми западными ветрами сути…
Однако где-то внутри себя все это необычайно так восторженно утопическое мироощущение неизменно таило сущий пожар чудовищно бесноватого средневековья, причем (опять-таки именно от самого полнейшего отсутствия на должном месте какой-либо вполне же светлой головы).
И это как раз эдакая «вопиюще болезненная заноза чрезвычайно спешного сокрушения всего того нечестивого зла» и несла в своем чреве тот самый смертоносный заряд, коим извечно-то всегда были напичканы (начинены) мозги всех тех тогдашних крамольников Раскольниковых.
А начинены они были той самой исключительно же донельзя изощренной жестокостью буквально ко всему тому еще издревле родному и сколь давно, кстати, им вконец до чего навеки совсем обрыдшему.
Причем то вовсе никак не пустые и праздные слова, следствие одного лишь крайне до чего недалекого ума, – вот оно то, что пишет обо всем этом великий Лев Толстой в его бессмертном романе «Анна Каренина»:
«Либеральная партия говорила, что в России все дурно, и действительно, у Степана Аркадьича долгов было много, а денег решительно недоставало»
А ведь и вправду самым же всеблагим задушевным настроем всех этих людей всенепременно так стала именно та еще европейская целесообразность, смертельным ядом всей своей ненависти вовсе-то бездумно косившая несчастных аборигенов далеких земель, однако в самой-то, как она есть, просвещенной Европе ее применять было доселе пока вот никак абсолютно не принято.
Но зато там, на неведомых дорожках, где и близко толком никак пока не укрепились все те исключительно естественные нормы европейской цивилизации, да и весьма изрядно затасканной внешне чисто уж поверхностно изящной культуры, разом все и было дозволено тем, кто нес ее мишурный и призрачный свет.
Правда, жизнь нисколько не безбрежна в ее тайных желаниях и намерениях, а свято место пусто никогда не бывает, так что если некий примитивный уклад жизни и уступает дорогу чему-либо очаровывающе идейному, то надо бы еще поглядеть, а не сулит ли – это горе, страданья и смерть для сколь многих простых людей?
Причем вовсе-то никак не для всех она действительно станет довольно-то ПРОСТОЙ И ОБЫДЕННО БИОЛОГИЧЕСКОЙ, зато для столь обезличенно многих она как есть, и вправду попросту окажется весьма же явной кончиной духовной и будет – это так именно вследствие «имплантации в уме и сердце народа» совершенно чуждых ему пришлых идеалов.
И то само собою всегдашне и проистекает от всякой той донельзя «великой» идеи насильственно революционного общественного переустройства.
Да и вообще от подобного рода благодушных веяний и впрямь безмерно ведь так и разило холодком сколь безбрежного океана леденящей логической правоты безо всяких же признаков хоть какого-то доброго человеческого сердца.
А, кроме того, революция еще изначально задумывалась именно для тех мест, где пролетариат был хоть как-либо развит, чтобы и вправду до чего ответственно иметь теоретически верную возможность действительно проникнуться духом идеи, а не всего-то что взять да словить, столь быстро тающую на губах сахарную вату той самой несбыточно светлой мечты.
Да и сама по себе та идея была весьма вот омерзительно догматичной, да и окрылялась она одной лишь кабинетной фантазией академика от опричных наук Карла Маркса, который украл все свои блестящие кораллы из мифов и снов порою излишне уж воинствующе либеральничающей левой интеллигенции.
Мысль Маркса, как и понятно, вьется и вьется вьюнком вокруг древа всеобщих наработок социологии его времени, но главные ее координаты – это как раз ведь тот еще деспотизм на гребне совершенно пустой фантазии о некоем земном рае после более чем явного и вполне полноценного уничтожения всецело же мнимых внешних цепей.
«Демосфен новых времен» язвил, как он мог, дабы людям и впрямь еще оказалось дано самим забрать себе все то, чего им не дал Бог!
А либералы «светлейших идей» просвещенного радикализма были и впрямь-то в сущем щенячьем восторге как от него самого, да так и от того совсем до чего еще безрассудного переиначивания общечеловеческих ценностей во всех тех псевдоинтеллектуальных потугах Маркса привнести в экономику вящие философские постулаты.
Маркс, он вообще в этом вопросе неизменно походил на всех тех философов, в сущих сколь утонченных думах своих так и живущих очень уж даже далече от всей той корыстной и эгоистичной братии полнейших невежд, что столь бездумно жуют и жуют свой хлеб всей той до чего весьма вящей их повседневности.
Ну а чересчур либерально настроенные радикалы, по всей на то видимости, попросту вот именно что сходу и захотели раз и навсегда безумно уж чувственно околдовать жизнь суровыми чарами своих помпезно возвышенных словопрений.
А смерть классов и вакханалию всеобщего дикого насилия они вполне однозначно при этом восприняли, словно бы то и впрямь была до чего совсем неизбежная плата за тот исключительно всеобъемлющий, самых же гигантских масштабов духовный прогресс.
И как это только иначе оно уж может ведь выйти у тех самых людей, что и близко не ведают никакого искреннего и глубокого чувства сострадания, причем ни сердцем и ни душой буквально-то ко всякому человеческому существу только за то, что оно, точно как и они, тоже передвигается на двух ногах.
Да и сам тот общечеловеческий двигательный аппарат их никак никогда вовсе не волновал, раз для них тот самый обыкновенный человек неизменно только лишь и олицетворял собой один лишь тот особый вид социального животного, одиноко и бесцельно бредущего вслед за всеми своими сколь обыденно отягощающими ему душу благостями и горестями.
Облегчить его страдания, дать ему свет и мысль (разумеется, что единую) и было стародавней «розовой мечтой» всех тех, кто попросту совсем погряз в безучастно осатанелом «грызении всяческих тех еще философских абстрактов».
И главное все это разве что лишь потому, что слишком те люди на редкость во многом довольно-таки далеко отошли от всяческой той и по сей день крайне ведь осоловело унылой – кое-кому чисто на зубах почти от рождения приевшейся повседневности.
А, кроме того, в те действительно наипоследние два-три века сколь немыслимо много поразвелось всех-то, значиться тех, кто непросто вот совсем отчаянно горою стоит за все то немыслимо спешное продвижение строго вперед, но и глядеть под те самые необъятно большие и широкие колеса технического прогресса вовсе этак совсем нисколько не желает.
У них теперь, понимаешь ли, буквально все однозначно, да и на редкость безапелляционно будет решать один лишь тот непогрешимо безгрешный математический расчет, что был и впрямь попросту ведь донельзя отныне всемогущ в его совсем беспардонной и сверхъестественной власти над буквально всяческим вполне реальным житием-бытием.
Ну, а отдельные люди в смете «усовершенствования всеобщего нынешнего мироздания», как некие те отдельные самостоятельно мыслящие индивидуумы вовсе-то никак далее значиться явно уж отныне не будут.
Ведь нет их (в качестве каких-либо отдельных разумных существ) на всем белом свете…
И вот чего пишет обо всем этом Федор Михайлович Достоевский в его великой книге «Преступление и наказание»:
«…Началось с воззрения социалистов. Известно воззрение: преступление есть протест против ненормальности социального устройства – и только, и ничего больше, и никаких причин больше не допускается, – и ничего!..
– Вот и соврал! – крикнул Порфирий Петрович. Он видимо оживлялся и поминутно смеялся, смотря на Разумихина, чем еще более поджигал его.
– Н-ничего не допускается! – с жаром перебил Разумихин, – не вру!.. Я тебе книжки ихние покажу: все у них потому, что "среда заела", – и ничего больше! Любимая фраза! Отсюда прямо, что если общество устроить нормально, то разом и все преступления исчезнут, так как не для чего будет протестовать, и все в один миг станут праведными. Натура не берется в расчет, натура изгоняется, натуры не полагается! У них не человечество, резвившись историческим, живым путем до конца, само собою обратится, наконец, в нормальное общество, а, напротив, социальная система, выйдя из какой-нибудь математической головы, тотчас же и устроит все человечество и в один миг сделает его же праведным и безгрешным, раньше всякого живого процесса, без всякого исторического и живого пути! Оттого-то они так инстинктивно и не любят историю: "безобразия одни в ней да глупости" – и все одною только глупостью объясняется! Оттого так и не любят живого процесса жизни: не надо живой души! Живая душа жизни потребует, живая душа не послушается механики, живая душа подозрительна, живая душа ретроградна! А тут хоть и мертвечинкой припахивает, из каучука сделать можно, – зато не живая, зато без воли, зато рабская, не взбунтуется! И выходит в результате, что все на одну только кладку кирпичиков да на расположение коридоров и комнат в фаланстере свели!
Фаланстера-то и готова, да натура-то у вас для фаланстеры еще не готова, жизни хочет, жизненного процесса еще не завершила, рано на кладбище! С одной логикой нельзя через натуру перескочить! Логика предугадает три случая, а их миллион! Отрезать весь миллион и все на один вопрос о комфорте свести! Самое легкое разрешение задачи! Соблазнительно ясно, и думать не надо! Главное – думать не надо! Вся жизненная тайна на двух печатных листках умещается!»
И эта та самая буквально все на этом свете совсем же бесспорно и бесслезно умертвляющая целесообразность и есть то исключительно так более чем всесильное порождение западноевропейской цивилизации, но все же во всей своей полноте применение данного глобального мировоззрения имело место разве что в одних ее разве что колониальных владениях.
Однако Россия – чем она не западноевропейская колония, только и надо было ее сколь бескомпромиссно и яростно как бы между делом расчленить на всевозможные самые отдельные ее составляющие части, ну, а затем почему бы и не колонизировать?
И вот он всему тому изумительно яркий пример, изысканный автором посреди слов, сказанных весьма же ярым идеалистом из числа наиболее отчаянных декабристов…
Святослав Рыбас, «Похищение генерала Кутепова»:
«Николай Трубецкой, словно заглядывая в наше "демократическое" время, написал: "Будущая Россия – колониальная страна, подобная Индии, Марокко или Египту". Правда, тут же добавил: "Азиатская ориентация становится единственно возможной для настоящего русского националиста"».
А между тем все те до чего строго же сверкавшие очечками своих пенсне немецкие инженеры, что довольно-таки многие русские железные дороги в том еще позапрошлом веке весьма усердно и активно повсюду вот понастроили…
И дело уж ясное, обильно проливая свой интеллектуальный пот, не в самых легких топографических условиях (вдали от фатерлянда) сооружая железнодорожное полотно они, небось, как пить дать, сколь еще благонравно заглядывались на широчайшие российские просторы, причем именно как на свою в некоем том последующем времени явственно же грядущую германскую вотчину.
Эти планы совсем и близко не то чтобы у всех их имелись, и лишь у некоторых из европейских правителей они и вправду могли вызывать в душе действительно более чем весьма значимый ответный отклик.
Да, и вообще коли тот тогда и был, то и впрямь весьма этак основательно предполагать, что и вправду было в нем, хоть чего-либо до конца полностью ведь на редкость явно так определенное…
Нет, совсем не надо бы думать, что буквально все в этом мире неизменно уж само собою всегда идет именно по тому кем-либо заранее, истинно до чего четко спланированному плану, а потому и на редкость всецело заранее оно разом предрешено.
А между тем слишком же необычайно много во всем том политическом мире довольно-таки часто сменяющихся игроков и сила их влияния все время, безусловно, меняется, чтобы и впрямь-то было возможно до чего смело заговорить о некой той доподлинно долговременной и, кстати, более чем весьма ведь реально и единодушно продолжительной последовательности.
Ну, а что уж вообще только еще могло быть касаемо некоего пресловутого еврейского заговора, то тут и говорить, собственно вот нечего…
Практически всегда и среди политиков подчас попадаются свои дураки-неудачники, ну, а тупым особям рода людского самих себя было ни в чем никак вовсе не обвинить по крайне мере без слез и сурового тыканья пальцем в кого-либо значит совсем другого.
И надо бы вместо того никогда на деле и не существовавшего еврейского заговора всенепременно узреть весь тот суеверный страх пред ужасающе быстро вширь разрастающейся Российской империей, а также и твердое нежелание иных «настоящих» европейских держав действительно предоставить ей, тот совершенно новый для нее геополитический статус по окончанию Первой Мировой Войны.
И тут вне всяких сомнений, что именно оно и впрямь было фактически до чего подробно еще уж заранее оговорено промеж тех самых весьма вальяжных чопорных западных европейцев.
Сущий развал Российской империи произошел именно что как раз по воле двуличного и коварного Запада или точнее никак не скажешь, а был он им до чего щедро полностью ведь заранее профинансирован, да и словесно полностью этак всесильно явно поддержан.
Однако вовсе тут не было ничего и впрямь сколь изначально на редкость осатанело зловредного, а всего-то навсего Россию попросту захотели (подобно Африке) расчленить на несколько маленьких царств, каждому из которых затем и должно было раз и навсегда беспрестанно находиться под самым неусыпным оком одного из западноевропейских государств.
Климат в России тот же, что и во всей Европе, никаких тебе лихорадок и сам мозг выедающей жары.
А надо бы тут еще и учесть, что кондиционеров в самом начале 20-го столетия никак не было даже в помине!
Ну а в чудовищно страшные времена Второй мировой войны речь до чего, несомненно, явно ведь действительно разом тогда уж пошла именно о почти полнейшем вот тотальном уничтожении абсолютного большинства россиян, чтобы затем обязательно еще заселить Россию всяческими западноевропейскими (или недобровольно) восточноевропейскими колонистами.
Однако снова бы надо о том чисто сходу заметить, что при всем том нет, и не было за всем этим какой-либо до чего злокозненно священнодействующей таинственной руки безудержно дергающей всех политиков за какие-то совершенно никакому глазу невидимые ниточки.
А имели место довольно-то боязливые опасения, всецело базирующиеся на том грядущем сценарии развития событий, при котором не далее чем завтра в России поспешно сменится правительство и место царя займет радикально настроенный блок ярых националистов, что смело, затем и поведет российских солдат на вовсе не столь хорошо укрепленные бастионы западноевропейской культуры.
При этом надо бы и явно так учесть и всю ту сколь существенную разницу между достаточно изнеженным цивилизацией европейским солдатом и ею пока нисколько никак не избалованным солдатом российским.
Атомного оружия тогда попросту пока еще не было, и никто не мог заранее того предсказать, что истинно вскоре оно уж будет ведь произведено на свет чрезмерно порою более чем излишне всемогущим человеческим интеллектом.
А потому тут сам собою до чего наглядно проглядывает сущий же факт того, что старушке Европе было, отчего в начале 20-го столетия и впрямь-таки мелко подрагивать при одном разве что упоминании о том великом властелине, что неизменно располагался на востоке от ее довольно-то часто и обильно помеченной российской кровью территории.
Да только все те долгоиграющие имперские планы всегда были более чем естественно крайне ведь донельзя исключительно неопределенными…
Европейские правители вовсе не были всегда уж разом только лишь за что-либо и впрямь всецело одно!
Да и сами российские либералы тоже совсем не всегда полностью так осознанно ведали, а чего это им самим от всей этой жизни было вот значится, собственно, надобно.
То ли полнейшей свободы или во всем безгрешной жизни безо всякой той русской волынки, да и той еще самой всегдашней безыдейной скуки.
Бездумное подражательство Западу или пренебрежительное отрицание всех его безнадежно утопических ценностей буквально рвало страну на куски, причем почище самых грязных и алчных планов каких-либо неведомых сил, что (для кое-кого совершенно определенно) и крутят все свое кино за спинами так или иначе имеющихся в этом мире политических элит.
Да еще, между тем, им это, оказывается, и вообще попросту как есть свойственно делать во всякое время, да и во всяком-то месте.
И уж в России, дело ясное, в самую первую значится очередь…
А между тем русский народ очень долго, хотя и вовсе бессознательно, рвался и рвался к великим благам общественных свобод, но его попросту никто не возглавил, поскольку этого никак не дозволила повседневно существовавшая сумятица и разобщенность, причем не только сугубо внешняя, но в том числе зачастую и в душах отдельных людей…
…а уж она-то попросту совсем никак не оставляла ни малейшей возможности действительно настоящего могучего лидерства.
Да и Федор Достоевский, тоже, зачастую яростно метался промеж двух огней, как между той еще самой средневековой российской дикостью, да точно так порою, несомненно, вполне как-никак и доводилось ему обретаться и близ той до чего утонченной всеми своими сколь яростно своекорыстными помыслами сущей же целесообразностью новых времен.
Его многолетняя скитальческая жизнь с семьей заграницей…
Он смешал все это в некое единое и впрямь-таки до чего еще донельзя же никак неразделимое целое, и вот именно этот вящий сумбур и был, собственно, прозван людьми «достоевщиной».
А между тем та довольно зыбкая почва, на которую некогда в сущем бессилии упали свежие семена светлых помыслов Федора Михайловича Достоевского, была, как есть, беспробудно проникнута всеобъемлюще же всеобщей вековой тьмой, а потому и представляла она из себя тот самый омут с весело и резво и копошащимися в нем бестиями-чертями.
Да и Чехов, пусть и не злонамеренно, но тоже ведь некогда обронил некое зерно во всем, безусловно, весьма сомнительной истины, которое между тем затем и проросло, и нашло свое место в виде колосьев на гербе новоявленного, рабовладельческого государства.
Русские классики общемировой литературы, как-никак породили на свет слишком много мишурного блеска сколь безмерно благих идей.
Причем, надо бы тут чисто уж сходу невозмутимо и веско разом заметить, что все эти их словесные излияния, обильно и яростно порицающие буквально-то всеобщую и всеобъемлющую безыдейность того еще дореволюционного бытия, его сущую аморфность и скуку, всенепременно при этом издавали бесподобно пряный дух на редкость радостно вскоре грядущей близкой свободы.
Да только, в конечном-то счете, оказались они вполне насущной предтечей века, в коем беспроглядно же наглядно фактически ведь преобладало именно то донельзя безусловное и принципиальное отсутствие всяческого гнета общественно проявленной совести, а также и стали те новые времена весьма значимым оплотом беспредельно яростного фанатизма.
Причем всему тому самым-то откровенно явным прологом, да и вполне уж зрело весомым нравственным обоснованием, сколь, несомненно, некогда и послужили именно те вовсе несбыточной красоты мечтания, что до чего неизменно попросту начисто с корнем отрывают, от всей естественной почвы довольно многозначительный пласт о чем-либо трезво думающей интеллигенции.
И уж тогда под вскрывшейся «почвой обыденности» действительно разом затем и начинают шевелиться всевозможные подземные черви, весьма активно и до чего крайне раздольно при всем том разом выползающие оттуда на весь белый свет.
Ну, а вслед затем лучи дневного светила и станут безнадежно, затем затмеваться яростным сверканием в грозных очах, и тогда днем с огнем разом окажется попросту никак невозможно найти себе хотя бы одного того безупречно здравомыслящего человека.
Причем тех еще самых простых людей при таких делах вполне уж запросто можно будет и впрямь-то сходу заставить более чем ответственно всех вот разом поверить даже и в то, что солнце неизменно восходит на западе, ну а заходит оно, как и понятно вовсе не иначе, а только лишь на востоке.
