Рабы бессмертия

– Яшка, назад!

Но крики были бесполезны. Медленно, но верно дробящие и крошащие броню очереди поднимались от живота бойца к маске, холодно смотрящей на мертвецов круглыми окулярами. Брызнули осколки стекла, маска еще держала, еще несколько попаданий, хруст и кровавые брызги, выбивающиеся через выбитые стекла оптики.

– Яшка-а-а-а!!!

Обороняющиеся вскочили, один пулемет заряжен, трое на автоматах. Один без привода ног на руках подполз к противнику и, схватив его за ногу, приставил УДП Компакт к пояснице, выстрел за выстрелом в одну точку, бронебойными разбивал броню, добираясь до контрольного модуля управления ногами. Искры и дым вырвались из отверстия. Экзоскелет противника замер в ногах, ему в маску ударили две злые автоматные очереди, разбивая толстое бронированное стекло и вбивая стальные сердечники внутрь. Минус. Хотя бы на время.

Внутри базы включился свет прожекторов, теперь, когда противник был внутри, нечего было скрывать. Свободовцы вели огонь с крыши, из окон и дверных проемов, встречая проникших в здание, валя их из подготовленных укрытий на землю и отступая. Атакующие частично уже вошли в обороняемое здание, но каждый из них был несколько раз уронен на землю. Еще одна вышка, уже центральная, разлетелась вдребезги, с трех оставшихся вышек стрелки вынуждены были спуститься, предварительно кинув гранату и отстрелив таящегося мертвеца на лестнице, после чего временно обездвиженного, не поддерживаемого огнем других мертвецов связывали веревкой и, заняв укрытие, вели огонь по противнику, которого уже выкидывали в рукопашной из окон здания. Вся база Свободы стала черной. Черные деревья, трава, кусты, мертвая земля. На этой земле валялись, вставая и вновь падая, мертвецы, лежали затихшие раз и навсегда люди, красными пятнами крови отписав свою жизнь Зоне. Свободовцы в здании схватились в рукопашную и сошлись на пистолетах, ударом и ярким огнем. Ранее безмолвная человеческим голосом картина огнестрельного боя, страшная отсутствием криков, и с той и с другой стороны теперь наполнилась руганью и проклятиями живых в сторону мертвых. Все чаще мастера ножевого боя, сражаясь с замедлившимися зомби, врезались в незащищенные места противников, срезая броню с креплений, нанося глубоки резаные раны в прочном, словно покрышка, теле мертвеца, заставляя того терять силы. Упавшего мертвеца выбрасывали в окна, где оставшиеся несколько человек, спустившихся с вышек, расстреливали их Кордами и автоматами. У центрального входа в базу тоже закрутилась рукопашная, оружие было выведено из строя, руками экзоскелетов. Бойцы, словно огромные механические роботы, боролись друг с другом, ломая друг другу механические суставы, разбивая маски и утопленные в броне гидроцилиндры ударами железных кулаков. Восстановившиеся два экзоскелета нападающих никак не могли дойти до дерущихся. Разместившиеся позади них снайперы Свободы роняли их вновь и вновь, выстрелом в затылок, каждый раз заставляя лежать и черными кляксами показывая весь их путь. Живые и мертвые боролись из последних сил, никто не желал сдавать позиции, отступать.

Но вдруг что-то изменилось в воздухе, ветер зашумел в живых деревьях, небо вздрогнуло и зашлось извивающимися молниями, стегающими непокорные облака огненными плетками. Распахнувшись, тучи опрокинули на землю потоки воды. Бетонное ограждение разлетелось дырой от выстрела РПГ неизвестного стрелка, оставшегося снаружи. Зомби дрогнули. Они не смогли. Они не смогли забрать себе этих людей, потеряв связанными несколько. Оставшиеся в силах зомби вырывались из рук живых людей, сами выпрыгивали из окон и спешили к образовавшемуся отверстию в стене, убегая из последних сил, неся на себе остатки брони и прожигая землю черными пятнами. Экзоскелеты распечатались, из них истощенное поверженное братство, спеша и сотрясаясь при каждом шаге, уходило обратно, откуда пришло, словно гигантская мистическая улитка оставляя за собой широкий черный след. Оставшиеся в живых немногочисленные бойцы Свободы, шатаясь от усталости, держась за раны, шли к вышкам за артефактами, чтобы сохранить уходящее здоровье и жизнь. Разведчики уже были на территории и, вскрыв аптечки, кололи тех, кто не мог подняться и просил о помощи. Дождь, льющий небывалыми потоками на землю, смывал остатки черных погибших растений, красно-желтые разводы мертвецов и кровь погибших.

База Свободы выстояла, потери были огромны. Гипс, потерявший один глаз, сунув артефакт за пазуху, с трудом поднимался на крышу здания, в его руке был зеленый флаг с изображенной на нем головой волка в оскале. Он гордо выпрямился, повернувшись в сторону ушедших мертвецов, и одним рывком развернул знамя. Налетевший порыв ветра подхватил и распрямил знамя, а перекрестье молний на фоне черного ночного неба осветило его невысокую фигуру, гордую и непокорную, словно высеченную из камня. Несколько молний ударило по широкой черной тропе, осветив последних уходящих зомби. Последним шло высокое с несоразмерно длинными ногами и руками, несущее РПГ существо. Почувствовав взгляд, оно обернулось и секунду смотрело на Гипса, чью фигуру в потоках воды оно не могло видеть физически, но оно все равно знало, кто и что находится на этой территории. Еще одна огромная молния, сделав круг по небу, ударила всей своей силой по стоящему рядом с существом черному дереву, расколов его и рассыпав трухой до самой земли. Существо дрогнуло, отвернулось и быстро пошло за своими братьями.

Глава 11. Лука

Трофим спускался вниз по лестничным пролетам, за плечами у него был всего лишь отощавший рюкзак с остатками провианта для него. Местные обитатели восстановили освещение. Шума генератора или других механизмов он не слышал, но равномерное свечение редких электрических ламп давало сносный вид пустых длинных коридоров, иногда перегороженных решетками. Юрок сам вел его. Аномалий стало меньше, ученый не ошибся в первоначальной оценке. Очевидно, когда отсюда вышел носитель нового вируса, уничтожающий все живое, даже микроорганизмы, местная среда стала возвращаться в первоначальный вид, по крайней мере неестественное скопление аномалий разрядилось.

– Можно спросить? – обратился ученый к ведущему его зомби.

Молчание. Восприняв это как согласие, Трофим продолжил.

– А где остальные? Вас тут должны быть сотни.

– Нас… – негромко сказал Юрок. – Нас тут много. Те, кто слаб и разрушен, сейчас лечатся. Это долго… Нужно много еды.

– У вас есть еда?

– У нас. У нас есть еда. Мы открыли старые запасы, все испорчено, непригодно, только зерна. Работает скважина, есть вода. Мы варим зерна, – голос был бесцветен.

Юрок пошел вдоль коридора. Трофим увидел в некоторых комнатах стоящих плотно друг к другу мертвецов, пошарканных, в рваных одеждах, с грубыми наростами вирусных тел, похожих на большие бородавки. Невольно приостановившись, он привлек этим внимание Юрка.

– Хочешь посмотреть на нас? – тихо спросил он.

– А мне можно? – неуверенно и робея, словно он спрашивал о чем-то непристойном, спросил Трофим.

– Нам можно, – ответил зомби, развернулся и открыл полностью дверь.

В комнате с тусклым освещением стояло, закрыв глаза, восемь объектов, как определил бы их Трофим, первой В категории. Видны было грубые наросты на местах шрамов, сходящие на нет, некротические пятна и язвы. Рядом с ними стоял другой объект, в хорошей, цельной одежде, очевидно, местной, взятой в лаборатории. По нему ученый безошибочно определил третью категорию. Практически живой человек, смотрящий на него голубыми, но все равно кукольными глазами.

– Что тут происходит? – негромко спросил Трофим.

– Так мы вспоминаем, становимся сильнее, возвращаемся, – прошелестел голос. – Ты можешь снять костюм, он тут тебе не нужен… Здесь чистый воздух, – Юрок сделал паузу, ожидая реакции Трофима. Трофим, понимая, что забрало в его случае действительно уже не поможет, открыл его, вдохнув сухой пыльный запах помещения. – Чем лучше мы вспоминаем, тем больше становимся похожими на себя, когда жили. Тут мы воскресаем. Обязательно должен быть тот, кто поможет вспомнить…

– Я называл этот процесс синхронизацией, – негромко сказал Трофим.

– Синхронизация… – повторил Юрок. – Можно и так. Нужно много времени, некоторые очень давно не могут вспомнить себя, мы им помогаем, они все вспомнят.

– А ты? Ты помнишь, кто ты? – не удержавшись, спросил Трофим.

– Да. Я помню. Я хорошо помню себя тут, в Зоне, и плохо помню там, на той земле, – Юрок повернулся, вышел из комнаты и пошел дальше по коридору. Серые стены, покрашенные в светло-серый цвет, с растрескавшейся краской вновь двинулись. – Я читаю книги и вспоминаю свой город, свою семью… Я хочу к ним, но это было так давно… Они не вспомнят меня.

– Но может быть, ты сможешь попасть в свой город? Сейчас многое можно решить. Может быть, ты станешь совсем… – ученый запнулся.

– Совсем как живой? Как ты? – спросил зомби.

– Да, – опасаясь, что задел его за нечто хрупкое, что не стоило затрагивать, подтвердил Трофим.

– Может быть… когда-нибудь.

– Ты сможешь, – неожиданно громко уверенно сказал Трофим, заставив мертвеца обернуться на него. – Когда я попал сюда первый раз, я… мы, наткнулись на одного профессора по фамилии Одинцов, он был совершенно как живой.

– А где он?

– Он… – Трофима невольно прошиб пот. – Он почти убил сталкера на расстоянии, моего друга…

– И ты убил его? – спросил впереди идущий Юрок, остановившись, но не оглядываясь.

– Не сам, но… иначе… он был слишком испорчен, он был как человек, но не вел себя как человек. Он мог сделать очень много хорошего, но начал с плохого, поэтому я решил, что ему нельзя появиться на поверхность.

Юрок молчал, мерно продолжая ход. Наконец он остановился возле лестничного проема.

– Это все, чем он отличался? – спросил зомби.

– Да.

– Там, ниже, кабинеты и лаборатории, – вдруг сменил тему зомби. – Потом ты расскажешь мне все.

***

– Ну что, уроды, разговаривать не разучились еще?

Гипс, поливаемый ночным дождем, стоял возле нескольких железных клеток, в которых лежали связанные зомби с ржавыми пятнами на лицах. Сейчас разглядеть, кто есть кто, было сложно. Их лица в свете направленных на них прожекторов, раны и сломанные лицевые кости затягивались очень медленно. Вышедшие из подвала свободовцы держались на очень большом расстоянии и рассматривали пленников в бинокли и оптику оружия. Несколько человек из переживших сражение стояли или сидели рядом на ящиках.

– Калмык? Где Калмык? – позвал Гипс.

– Тут…

Держа сломанную руку на повязке, он, стоявший поодаль, вынул из-за пазухи «душу», передал рядом стоящему бойцу с перемотанной головой и, немного скривившись от боли, подошел к Гипсу.

– Вот это вроде наш. Леший… Нет? – спросил лидер группировки, указывая на одного из зомби.

Калмык приблизился к клеткам, в которых всего за толстыми железными прутьями сидело семь пленников.

– Вроде Леший… – сказал он с сомнением. – Нет. Точно Леший.

– Вытащите его, – скомандовал Гипс.

Два бойца в экзоскелетах, изрытых разбившимися и засевшими в них пулями, открыли клетку и выдернули одного из зомби, поставив его напротив Гипса. Руки мертвеца были связаны за спиной, ноги перехвачены пластиковым хомутом.

– Леший, брат ты наш, помнишь меня? – спросил Гипс, заглядывая ему в глаза.

Мертвец посмотрел на него. Глаза с желтыми прожилками, пятнистое, перекошенное ударом приклада и все еще не восстановившееся лицо делали его чужим, но все равно узнаваемым.

– Зачем приходили, может скажешь? Напоследок по-братски, – попросил Гипс. – Мы тебя тогда Доку нашему на опыты не сдадим. Если хорошо говорить будешь, оставим, может, вылечим как-нибудь. Домой отпустим, денег-то ты много накопил. Ты же за этим в Зону приходил. А?

Зомби продолжал без эмоций смотреть сквозь свободовца.

– Неужели все мозги перешили ему? – спросил Гипс у всех сразу и ни у кого.

– Не перешили, – хрипло ответил Леший.

– Говоришь, – оценил, кивая головой Гипс. – Давайте под навес, – скомандовал он бойцам, и те, приподняв Лешего, протащили его несколько метров под натянутый брезентовый полог. – Сигаретку будешь? – спросил он, протягивая ему сигарету фильтром вперед. Леший никак не отреагировал. – Так зачем пришли-то, скажешь? Может, не надо было приходить? Только друзей своих, товарищей да братьев попортил.

– Мои братья все там, – ответил хрипло зомби.

Гипс вздохнул. На душе у него было так же тяжело и черно, как и эта черная убитая мертвецами трава и деревья. Одно дело – терять товарищей в бою, а другое дело – видеть, как что-то повернуло твоих однополчан против тебя, окончательно, бесповоротно сделав из них твоих врагов.

– Как вы зоветесь? Кто главный? Можешь сказать? Ты же знаешь, мы с Зоной не воюем, мне понять надо.

– Нам до Зоны нет дела. Все мы братья, вы не наши братья. Отпусти. Старший Брат не оставит нас здесь, – ровно, механически произнес он.

– Старший Брат? Это, наверное, тот, что с РПГ последний ушел? Долговязый мужик такой?

– Да.

– Леший, давай не дури. Хочешь есть? Мы тебя покормим, ты только в себя приди, – не сдержался рядом стоящий боец в экзоскелете.

Зомби повернул голову к нему.

– Валек? – спросил он.

– Да! Я Валек! – обрадовался боец в экзоскелете.

– Нет, Валек, ты не понимаешь… Мы должны быть вместе. Мы должны быть со Старшим Братом, он вернется сюда за нами. Ты можешь пойти к нему, он примет тебя.

– Блин, – разочарованно протянул Валек.

– Ясно, – сказал Гипс. – Давай его обратно к остальным. Все продезинфицировать, хлорки не жалеть. Хлорки сколько у нас, кто знает?

– Сколько хлорки, Жук? – крикнули в толпу.

– Шестнадцать бочек, – крикнул неразличимый в толпе Жук.

– Шестнадцать бочек, – доложил Валек.

– Слышу, не глухой, – пробурчал Гипс, с трудом поднялся и пошел к толпе. – Так, народ, слушаем мою команду. Кто отвоевал, на мойку и на боковую. Остальные, надеваем броню, защиту. Дезинфицируем все, помещение моем, крышу моем, воды полно, вон Зонушка посыпает. За забором тоже посыпьте, – он вздохнул. – Этих пятнистых братьев не трогать, не подходить, для особо одаренных охрана только с «кристаллами», забор чиним, завтра минируем. Старший… Где Лехан?

– Нет его, – подсказал кто-то. – Не успели.

– Твою душу, – процедил Гипс. – Гусь живой?

– Живой я, – ответил Гусь, сидящий на ящике в обнимку с Кордом.

– Как самочувствие? Не зацепило?

– Нормально, командир, ни разу не чиркнуло, – улыбнулся он.

– Молодец. За ночным проследишь?

– Да, – он вытащил откуда-то из недр своего бронекостюма «снежинку». – Теперь порядок, все сделаем, Гипс.

Гипс подошел к Гусю, туда же подошли еще несколько человек.

– Потери сколько? – с тревогой спросил командир.

– Четырнадцать человек. Остальных успели откачать, – ответил один из сталкеров.

– Давай ребят сфотографируй и в последний путь. Ждать нельзя до утра, поднимутся еще. Нехорошо будет, – отдал распоряжение Гипс.

***

Тем временем Ржавый шел со своим отрядом обратно в Рыжий лес. Люди, которых он недооценил, оказались сильнее. Его бойцы хоть и действовали слажено, но люди оказались организованнее, они роняли и роняли его посланников через каждые несколько метров, и скоро сил на восстановление не осталось. Еще немного, и его братья могли просто лечь без подпитки, поскольку оказалось, что жизненные силы этих противников не были досягаемы для них. Это было опасно. Они потеряли семерых обездвиженными, это не много, поскольку другой отряд из двадцати его посланников должен был привести еще людей, ходящих в другой местности, которую они называют Темной Долиной. Что ж, он оставит на время эту упрямую базу, которую они называют Армейские склады, он будет осторожнее, разведает другую базу, а потом соберет все силы в кулак и двинет к ней. На Росток. И на этот раз он будет действовать умнее. Также он займется бандитами, этими легкодоступными целями, у него есть тот, кто знает верную дорогу, и, да, он вспомнил свое имя.

***

Трофим спустился на один уровень вниз. В тишине тусклых коридоров были видны следы давно затихшего побоища. Разбитые двери, выцветшие, практически не заметные, но все равно определяемые старые пятна крови на полу, на стенах, черные кучки сожженного, торчащие из-под мусора фрагменты скелетов. Коридор, простирающийся впереди, напоминал больше хаотичный склеп, у входа в коридор он увидел торец решетки, утопленной в стену, открывающейся скольжением внутрь стены, которая, очевидно, открылась недавно с подачей электричества. Оглушенный увиденным, он замер, боясь переступить через невидимую черту, за которой открывалось прошлое. Страшное прошлое этой секции подземной лаборатории. Выдохнув, он переступил желоб для скользящей решетки в бетоне, рядом с которым лежали громоздкие металлические трубы и баллоны. Коридор, длину которого из-за недостатка освещения трудно было определить, был закидан хламом, обрывками ткани и, к тревоге Трофима, золой. Черной бумажной золой, очевидно, здесь были или был человек, который находил в себе силы поддерживать освещение и ждать помощи. Ученый наклонился к угадываемому черепу под грязным обрывком лабораторного халата. Аккуратно потянул за ткань, которая начала отходить с черными длинными свалявшимися с пылью и тленом волосами, похоже, что женскими. Череп был проломлен в нескольких местах, а голова отрезана, это было видно по нескольким зарубинам на позвонках, оставленных металлом. Чудовищно. В нескольких метрах от Трофима лежали по отдельности серые, покрытые пылью ребра. Он аккуратно подошел и, включив налобный фонарик, осмотрел их. На некогда мягкой хрящевой ткани, кровотворительной части кости видны были следы зубов, человеческих зубов. Безумие. Глупо было думать об этом, но сейчас Трофим был бы спокойнее, если бы в руке у него был пистолет, но он не стал идти на поводу эмоций, понимая, что здесь никого относительно живого и опасного не может быть, по крайней мере, в том состоянии, в котором оно было. Аккуратно переступая мусор, он двинулся дальше, заглядывая в открытые дверные проемы, в которых грудилась непонятная, покрытая пылью громоздкая древняя аппаратура. Все, что можно было сломать и разбить, было разрушено. Везде были видны следы борьбы, рваные одежды, разбитая мебель, мелкие части которой были сожжены, стекла, мусор, едва заметные остатки крови на углах острых железных столов и стенах. Жуткое запустение, тишина и отчаяние поселились среди этих серых молчащих стен. Где-то в середине коридора, другой конец которого теперь был виден с этого места, ученый обнаружил просторную комнату со стулом, матрасом на полу, большой кучкой пепла и сейфом, на котором было нацарапано число 6996. Сердце ученого забилось от волнения, в центре этой галактики разрушения он увидел признаки живого, разумного человека, который жил здесь, держался за надежду, выживал… Какой ценой? Оглянувшись, Трофим подошел к старому, небольшому кнопочному сейфу и набрал несложный код. Механизм легко негромко щелкнул, словно обрадовавшись, что его наконец нашли и он теперь не будет здесь в одиночестве хранить тайны и тишину подземелья.

На нижней полке находилось множество паспортов СССР, прочно державших цвет, и фотографии людей. Трофим открывал плотные корочки, и оттуда на него смотрели совсем молодые, иногда улыбающиеся лица мужчин, женщин, несколько фотографий умудренных жизнью пожилых людей, также легко и светло улыбающихся ему, своей неповторимой улыбкой человека прошлого. Года рождения… Рожденные до Великой Отечественной войны, рожденные во время, рожденные после войны, у всех неуловимая улыбка светлой веры, веры в будущее, и той великой цели, которую они приближают своей работой. Знали бы они, как сильно будет отличаться их будущее от планируемого. Десятки разобранных скелетов со следами человеческих зубов… Это не то, что они могли себе представить даже в своих худших кошмарах.

На верхней полочке лежал толстый коричневый ежедневник с закладкой и простой карандаш. Трофим аккуратно достал его, сел на стул, сдул тонкий слой пыли и открыл. На колени ему выпала небольшая черно-белая фотокарточка с улыбающейся девочкой с туго заплетенными косичками, белыми бантами в школьной форме и пионерском галстуке. Сзади надпись: «Дочь Дарья 09.09.1985, 7«А» класс. Гомель. Солнечно». Трофим аккуратно положил фотографию во внутренний карман, настроил свет налобного фонаря и погрузился в ежедневник. На первых страницах, там, где и положено, было написано в строке имя – Лука, фамилия – Псарас, отчество – Агапитович, дата рождения – 12.04.1946, национальность – грек, место работы – прочерк, должность – прочерк, город – прочерк. Несколько первых страниц было выдернуто, еще часть залито какой-то жидкостью, не похожей на кровь, но размывшей чернила, которыми писались строки, а затем появились следы карандаша, неярко, но цепко зафиксировавшего буквы и плотный почерк пишущего. Почерк часто менялся, менялся нажим карандаша, то он вдруг был нервным и отрывистым, то вдруг спокойным и ровным, то вдруг заглавные буквы вырисовывались с особой тщательностью, какими-то вензелями, то вдруг они становились просто чуть больше строчных, но, без сомнения, это все принадлежало одному и тому же человеку.

«Несколько первых страниц залило водой, чернила размыло. Не вижу смысла, чтобы все описывать с самого начала, поэтому буду писать, как получится.

26.04.1986. Нас обесточило. Согласно протоколу аварийной ситуации все сотрудники должны покинуть лабораторию. Я как начальник службы безопасности организовал срочную эвакуацию персонала, но на поверхность успели выбраться не все. Часть сотрудников, думаю, вышла отсюда, но другая, так же как и я, осталась. Почему-то аварийная система блокировки этажей сработала практически сразу после сигнала, и тут же прекратилась подача аварийного электропитания. Лифты заблокировало, коридоры заперты решетками, резервная линия подачи электричества больше не включилась. Нас осталось пятьдесят человек, вместе с теми, кто работал на нижних уровнях. Тридцать шесть мужчин, четырнадцать женщин. Ждем помощи.

27.04.1986. Вода есть, но еда только на верхних этажах, а оттуда все ушли. Я собрал всех на этом уровне. Людей с нижнего уровня мы подняли по шахте лифта, сам короб лифта заблокировал выход наверх. Застрял на тормозах насмерть. Пытаемся разбить его, но это также и грузовой лифт, очень толстое дно, потратил все патроны на то, чтобы перебить трос. Тросы перебили, но не помогло. Ждем помощи.

28.04.1986. Положение ухудшается. Несколько человек разбились, пытаясь пролезть на свой страх и риск между коробом лифта и стеной. Они упали вниз, и мы не стали их поднимать. Женщины плакали, товарищи пытались что-то сделать с решеткой. Выбить или распилить. Я знаю, что это бесполезно, и не тратил силы, решетка сделана из очень хорошей стали, нашли два полотна по металлу, одно сломали несколько раз, второе почти допилило один прут, но потеряло все зубы, а нам нужно было хотя бы два разреза. Вытяжки практически нет, задымление очень высокое, поэтому мы редко жжем костры. Ждем помощи и еду. Экономим силы. Сверху пока тишина.

30.04.1986. Там внизу в шахте, куда упали наши товарищи, начали происходить непонятные вещи. Это нас пугает. Кто-то чавкает и вздыхает, иногда мы слышим обрывки человеческой речи. Батарейки на фонарях разрядились давно, поэтому мы иногда скидываем горящие листочки бумаги вниз, но ранее лежащих товарищей там уже нет. Товарищ Малинков сказал, что, возможно, это их утащили восстановившие функционирование экспериментальные образцы. Я никогда не вникал, что именно тут делают ученые, это не моя работа, но, я так понял, что те, над кем они работали, теперь могут ходить и перемещаться самостоятельно. Да, забыл указать, что на самом нижнем этаже у них был холодильник, но я считаю его моргом. Несколько женщин не выдержали, забились в истерике. Одна из них, тов. Аксенова, сломала себе шею, с разгону ударившись о железную решетку. Мужчины приготовили ножки стульев и забаррикадировали шахту лифта от этих образцов. Мне сложно называть их образцами. Будет ли помощь? Все хотят есть. Начинаем варить в химической посуде кожаные ремни.

02.05.1986. Труп женщины начал невыносимо пахнуть, мы решили бросить его вниз… Наверное, это была плохая идея, потому что там внизу его ждали. Когда он упал, мы отчетливо слышали, как они начали его есть. Мы сбросили им на головы пару сейфов, по-моему, никого не убили. Положение очень серьезное. Трудно признаться, но мне кажется, что нас забыли. Я, конечно, говорю обратное, но, наверное, мне уже не верят.

04.05.1986. Один из этих образцов забрался к нам на этаж. Он укусил товарища Савина и товарища Гузеева, медицинская помощь была им оказана, но товарищ Самруков сказал мне отдельно, что инфекция у них уже есть и скоро они станут такими же, как и образцы. Мы решили скинуть их в шахту лифта. Было сложно, женщины плакали и прятались в углах, сил у нас уже было мало. Мы сбросили их вниз, у них уже начинался жар, и они бредили. Они плохо понимали, что мы с ними делали, потому и не сопротивлялись. Те, кто был внизу, не стали их есть.