Освобождение бессмертия

Вопрос был достаточно жесток, но для военного, имевшего дело со смертью и ее помощниками, он не казался издевкой или попыткой уязвить зомби. Это было прямой констатацией фактов, и Лука Псарас, также бывший военный, прекрасно это понял. Он отодвинулся от бочки. Его рваный и перепачканный остатками еды камуфляжный костюм в свете фонарей, ставший большим от худобы, был отвратителен. Лука, видимо, почувствовал нотку брезгливости, невысказанно повисшую в воздухе.

– Я переоденусь. У меня есть, во что, – сказал он.

Сумерки уже сгустились до той степени, когда следующим шагом будет ночная темень. Ветер шумно выдохнул в кронах Рыжего Леса, сорвав золотистые крупные листья с верхушек, качнул несколько оберток от шоколада, лежавших в траве, едва шевельнул лямки рюкзаков. Блестящий серебряный паучок раскинул свою небольшую прочную сеть между высокими стеблями полыни, недалеко от трамплина в надежде, что туда залетит крупная муха или комар. Легкая дрожь идущих людей в сторону большой земли, передаваемая через землю идущим отрядом, насторожила его, но они шли мимо в нескольких метрах. Он сжался, ощупывая лапками натяжение паутины, которая передавала ему сотрясение почвы. Отряд уже прошел было мимо, как неожиданно неведомая сила заставила его поджать лапки и вдруг сначала обесцветиться, а потом почернеть. Это произошло менее чем за секунду. Он остался его мертвым, сморщенным коконом в собственной ловушке. Лука Псарас сам шел к Большой земле.

Глава 11. Транспорт на северо-запад

Зомби уже проникли на территорию Иванково. Они разорили населенный пункт, легко подавив разрозненные отряды полиции, оставив зараженных, дав им возможность бежать из села в сторону Киева на автотранспорте. Это было на руку вирусу, который таким образом начал множиться. Единственное, что приказал не делать Дик, это заражать стариков и детей. Дети и старики не вынесут перевоплощения, а сейчас, при избытке питания в виде домашнего скота, для Братства их слабые жизни не имели ценности, но вот мужчины и женщины являлись ценным материалом для распространения. Двигаясь от здания к зданию, от дома к дому, от укрытия к укрытию, зомби безошибочно находили людей, залазили в окна, стучались в двери, иногда натыкаясь под крик и визг баб на бесполезные выстрелы охотничьих ружей. Тех, кто давал отпор, если это были физически крепкие люди, зомби грузили в машины, чтобы спрятать в болотах как наиболее ценных и активных носителей. Это продолжалось всю ночь и утро следующего дня. Мирные жители не понимали, что происходит, поскольку крайне редкие выстрелы и неразборчивые и кратковременные крики не слишком беспокоили других людей. Поэтому первые часы это все напоминало странные потасовки с окрашенными в нелепые коричневые пятна военными.

Опоздавшие стрекочущие вертолеты и невидимые на высоте беспилотники не приносили облегчения и ясности военным силам. Открывать огонь из артиллерии по населенному пункту, в котором проживали тысячи людей, не решалось ни одно ответственное лицо. По разъезжающимся в разные стороны автомобилям невозможно было выяснить, кто именно находится в них – спасающие свои жизни мирные люди или члены Братства, увозящие зараженных в укрытие лесов. Армия ждала решения министерства обороны, а те в свою очередь отгородили семидесятикилометровую зону от Чернобыля колючей проволокой, объявив эвакуацию мирных жителей из всех попадающих в эту зону населенных пунктов, расставили посты и надеялись, что ситуация будет стабилизирована стандартными методами.

Между тем время двигалось не в пользу человечества.

***

ЦВТПР «Ладога».

Сегодня двадцать седьмое августа началось для центра не так, как начиналось многие годы до этого. Мощные тягачи с военными номерами, гудя натруженными двигателями, груженные до проседания рессор, заезжали на территорию ЦВТПР. В их тентованных кузовах привозился, казалось, второй комплекс экспериментального производства. В кузовах было все: станки, как простые, так и ультрасовременные для создания электрических схем в стерильных условиях, готовые запчасти и легированные болванки, мощные генераторы и многое другое, наглухо запечатанное в деревянных ящиках с армейскими шифровальными номерами. Несколько автобусов с монтажниками, краны, орущие и подгоняющие все и вся, прорабы в военных одеждах. Все это дымило, пылило, толкалось, разгружалось, стукало, урчало двигателями, плевалось избытками воздуха с компрессоров, потело и орало в диком ажиотаже, создавая еще один завод прямо на внутренней территории «Ладоги» под наполовину возведенным тут же огромным навесом из профлиста. Стоит ли говорить, что на такое событие вышли, наверное, все сотрудники центра, включая двух грязных дворняг по кличкам Бетта и Гретта, живущих рядом со шлагбаумом. Работяги с экспериментального производства регулярно их то ли гладили, то ли вытирали о них руки, а потому собаки были постоянно грязными и теперь прятались за охранником, виновато помахивая хвостами, нюхали землю, отводя глаза от каждого, кто посмотрит на них.

Отдельным особняком стоял конструкторский отдел робототехники во главе с Тарасом Михайловичем. Его лицо, сияющее, как медный пятак, деланно хмурилось, а растягивающаяся противоречивая улыбка делала его гримасу устрашающей и напоминающей маску какого-то оскалившегося ацтекского древнего бога, но с портфелем под мышкой. На всякий случай с ним никто не разговаривал, дабы не нарушать его внутреннее переживание величественности момента. Другие сотрудники отдела гордо стояли кучкой чуть в стороне, имея лишь скромное представление о титанических усилиях министерства обороны, стянувших в мгновение ока непростые производственные мощности. Центр занимал площадь около двухсот гектаров, то есть около двух квадратных километров. В эту площадь входила куча мелких и средних построек, таких как корпуса гаражной техники, выставочные павильоны, вспомогательные мастерские вроде столярного цеха, также площадки для хранения отработанных и списанных по причине бесперспективности разработок в металле и другого обезличенного хлама. Если считать площадь по внешнему ограждению из бетонного забора с колючей проволокой наверху, то все триста га. Поэтому развернуться было где. Основной четырехэтажный корпус с наукой и конструкторскими отделами стоял особняком буквой Г метрах в пятистах от разбиваемого привезенного завода. Очевидно, что и куда ставить, было решено без главного конструктора отдела робототехники, поэтому Тараса Михайловича никто ни о чем не спрашивал, и он, постояв невостребованным с полчаса, удалился в основное здание.

Последний груз еще не был спущен на землю, как генераторы уже затарахтели мощно и ровно, а первые станки уже начали пробные пуски. Мощное освещение галогенными лампами, пока ненужное, уже включилось под навесом, и толпы сборщиков-монтажников со стремянками, проводами и инструментами расползлись по территории новообразованного завода, подключая, проверяя и тестируя оборудование. Очевидно, что уже к вечеру первая смена заступит за станки и будет полноценно работать.

***

Кордон. Один из восточных блокпостов Зоны.

Под утро в легком тумане, подав условный сигнал фонарями, появился отряд военных сталкеров. Странного высокого человека вели четверо бойцов, трое из которых были в комбинезонах «Сева», а третий – в бронекостюме «Булат». Троица в костюмах высшей защиты очень плотно держалась рядом с высоким человеком, чье лицо прикрывала тканевая повязка, а глаза скрывали зеркальные солнечные очки. Даже покинув пределы Зоны, они вопреки здравому смыслу не открывали забрала, чтобы вдохнуть вполне себе безопасный воздух Большой земли. Мало того, солдат, дежуривших на посту, попросили зайти в помещения, а после прохода несколько приезжих военных инженеров опрыскали дорожку из баллонов какой-то жидкостью до самого ожидавшего их армейского автобуса с тонированными стеклами и военными номерами. Конвой и конвоируемый скрылись в транспорте, и автобус, рыкнув неожиданно мощным двигателем, двинулся по грунтовой дороге, плавно набирая скорость. Через какое-то время перед ним и позади него встали на дистанции в несколько метров бронированные армейские внедорожники с включенными синими проблесковыми маячками.

Автобус изнутри был переоборудован. Одно кресло посередине и боковые сиденья по краям, обращенные лицом друг к другу. Поняв, что кресло посередине предназначается исключительно для него, Лука, предварительно осмотрев крепкую конструкцию кресла и подлокотников, сел на него, разглядывая, куда сядут остальные бойцы.

– Надеюсь, наручниками меня пристегивать не будете? – спросил он.

– Нет, не будем. Мы же договорились о добровольной помощи друг другу, – ответил Сагитай.

– Тогда, может, и оружие уберете?

– Уберем, – боец сделал знак товарищам и передал свой автомат и пистолет сидящему ближе к концу Якову, рядом с которым располагался сейф.

Показав обе ладони, Сагитай откинулся на спинку кресла.

– У нас все честь по чести. Договорились, значит, договорились.

Лука удовлетворенно кивнул. Возможно, что эта сторона действительно окажет ему помощь.

Между тем бойцы расселись по своим местам. Позади всех, покачиваясь вместе с автобусом на неровностях дороги, сидел Яков, сверху с потолка вниз узким лучом светил мощный ультрафиолетовый излучатель, отгораживая заднюю четверть автобуса от остальных. Излучатель предназначался для обеззараживания воздуха или по крайней мере ослабления возможного вируса. Также в автобусе, отделяя заднюю часть от передней, появилась складная прозрачная пластиковая перегородка. Яков снял респиратор и облегченно вздохнул. Рядом с ним под сиденьем стоял большой ящик. Он вытащил его одной рукой и открыл. Все знали, что находилось там. Десятки пайков, саморазогревающихся банок с кашами, мясом, консервированные овощи, напитки, включая отдельно припрятанную плоскую бутыль белой. Они сами складывали себе провиант в этот ящик и прекрасно знали, что и как там лежит. Выбрав несколько продуктов, он сорвал в указанных местах пломбы – по салону автобуса, набравшего к тому времени приличную скорость и мягко шедшего по проселочной дороге, поплыл приятный запах съестного. Бойцы, сидящие вокруг Луки – двое справа и Сагитай слева, завздыхали, все чаще и чаще оборачиваясь на Якова, невозмутимо расположившегося на заднем сиденье и начавшего размеренно есть. Первым не выдержал Сагитай.

– Яков, братишка, ты бы хоть чавкал потише – всю ночь шли, не ели. Имей совесть…

– Не зауидуй, – с набитым ртом ответил Яков, засовывая что-то в рот.

Занавеска не давала четкой видимости, что именно он ел, но при небольшой доле воображения и явно различимому хрусту свежего огурца было понятно, что он не скромничал.

– Вот поразит, – посетовал Сагитай.

Другие бойцы только вздохнули, поддержав его.

– Иди ешь, чего меня караулить. Наверное, не выпрыгну, – подал голос Лука.

Сагитай с сомнением посмотрел на него.

– А, – он махнул рукой. – Уже и пожрать нельзя, что ли? Сема, Дюша, пять минут, честное слово! – искренне прижав руку к груди, попросил он своих товарищей.

– Начинается… – буркнул Семен. – Дедовщина. Я буду жаловаться. В спортлото!

– Давай быстрее уже, Сага, и место освобождай, – нетерпеливо поторопил его другой боец.

– Ага, – суетливо кивнул Сагитай и бросился к занавеске.

Проникнув в заднюю часть транспорта, он быстро снял шлем, расстегнул комбинезон до середины, высунувшись торсом из «Севы», при этом пустая верхняя часть отогнулась назад, отобрал у Якова уже открытую банку тушенки, вилку и, поглядывая на остальные продукты, принялся быстро уплетать.

– Лука, – крикнул он, вспомнив что-то. – Ты сам-то как будешь? Может, воды какой-нибудь дать?

– Нет. Мне не поможет. Через час остановите, я так найду, – спокойно ответил Лука, чье лицо все еще скрывали тряпочная повязка и зеркальные очки.

Сагитай на секунду прекратил жевать, соображая, что нужно будет сделать, затем кивнул своим мыслям и продолжил есть.

– Сага, ну ты скоро там? Пять минут прошло уже, – нетерпеливо заявил Дюша.

– Щас, щас…

Он торопливо пил яблочный сок из маленькой бутылочки. Допив, облегченно выдохнул и начал напяливать комбинезон.

– Следующий, – подал голос Яков, открывая одну за одной сразу несколько саморазогревающихся банок.

Минут через двадцать бойцы, успокоившись и умиротворившись принятой пищей, сидели в расслабленных позах на своих места. Яков преспокойно работал на «кухне», убирая пустое в мешок, сметая небольшой щеткой крошки и укладывая то, что не пригодилось, обратно в ящик. Тишина, мерное покачивание, однообразный утренний пейзаж за окном успокаивал и усыплял. Конечно, бойцы не спали. Эти ребята были не того уровня, чтобы уснуть на посту, но сытый желудок и покой делали свое дело. Автобус, преодолев подъем кювета, вышел на асфальт и добавил скорости. Деревья, которые ранее были достаточно близко от маршрута, теперь значительно отдалились, и пшеничные поля, освещаемые пока еще низким оранжевым солнцем, приятно играли с легким ветром, волнами пробегавшим по созревающему колосу.

– Так куда мы едем, Сагитай? – спросил Лука.

– Ну… далековато. В Москву, Центр Бурденко.

– Через Гомель? – насторожился Лука.

– По объездной. Извини, останавливаться в населенных пунктах запрещено, – развел руками Сагитай.

– Когда приедем?

– Дай прикинуть. Всего почти девятьсот километров получается, часов двенадцать ходу, если все нормально будет. Сопровождение у нас имеется, трасса открытая, зеленый коридор. К вечеру будешь уже знакомиться с врачами, – боец хотел почесать лицо, но рука, не дойдя до забрала, остановилась и вернулась на место.

Снова воцарились покой и тишина. Равномерный шум покрышек по асфальту, нечастые встречные машины, пролетающие на скорости, краткими шумовыми всплесками обозначали свое появление. Через полчаса Лука подал голос.

– Мне пора, остановите где-нибудь.

Транспорт ехал по открытым просторам лесостепи. Пшеничные поля с почти созревшим колосом разбивались зелеными опушками деревьев, безмятежно пели птицы, пригревало солнце. Сагитай напрягся, что было видно по его движениям, но вывод конвоируемого для питания был необходим и предусматривался заданием.

– Понял. Сейчас все сделаем, – он взял лежащую рядом рацию и сообщил условный код водителю и ведущим их автобус машинам.

Через несколько минут колонна из трех автомобилей съехала с дороги на полевую и остановилась. Бойцы в комбинезонах «Сева» со встроенной системой регулирования температуры чувствовали себя сносно, а вот Яков, одетый в тяжелую армейскую броню, теперь, когда системы кондиционирования выключились, а солнышко начало нагревать через окна салон, недовольно ворчал что-то по поводу малоразмерных «Сев». Первым из автобуса вышел Сагитай, за ним, пригнувшись, чтобы не удариться головой, – Лука, за ним – уже остальные бойцы. Яков был при двух пистолетах, но в любом случае в машинах сопровождения были и стрелки, и снайперы. Сагитай отстранился, жестом предоставляя относительную свободу действий зомби, перед которым простиралось бескрайнее поле пшеницы. Лука прошел вперед, бойцы на расстоянии метра следовали за ним.

– Что у вас за артефакты? – спросил, не оборачиваясь, Лука. – Отойдите подальше, мешаете.

Сагитай сделал знак, и все отошли на три метра.

– Еще дальше, – потребовал зомби.

– Лука, давай без фокусов, мы же договорились, – предупредил боец, но тем не менее показал всем отойти еще на пару метров.

Охрана начала отходить еще, и, как только преодолела первый метр, перед Лукой полукругом, черной волной начал скручиваться и умирать пшеничный колос. Темная волна опустошения двигалась практически беззвучно и неотвратимо. Растения чернели и падали, словно от дикого жара невидимого огня без дыма и искр. Лука пошел дальше, простирая руки над чернеющим пространством. Один из бойцов, не выдержав, непроизвольно ругнулся, но тут же прикусил язык. Их предупреждали, что эти зомби, а точнее колония вирусов, питаются только так, но впервые они увидели это все своими глазами, а встроенные видеокамеры уже передавали это на экраны больших мониторов. Черное пятно, которое шло от начала поля, стало прямоугольным, по мере того как Лука проходил дальше. Пройдя пару десятков метров, он насытился, остановился и снял очки, глядя на золотистое поле пшеницы, ласковое солнце и слушая безмятежно поющих в высоте птиц, так разительно контрастирующих с леденящим душу воем кровососа, который услышит всякий, кто несколько дней побудет в Зоне. Никто не решался подходить к нему сейчас, только Яков положил обе ладони на рукояти пистолетов и, опустив подбородок, следил за каждым шагом объекта. Еще через мгновение Лука снова надел очки и, развернувшись, пошел обратно. Черная труха облачками пыли оседала на его обуви.

– Я закончил. Пошли.

В транспорт погружались в обратном порядке, разве что люди были подавлены и, откровенно говоря, боролись с холодной рукой страха, пытающегося пробраться к ним под рубашку и сдавить ледяным холодом сердце. Время было помолиться за них самих, за тех людей, которые оказались в пределах досягаемости Братства, за тех, кого эта зараза превратила в таких же противоестественных жизни существ. Единственное, что защищало их сейчас лучше веры и молитв, – это выкупленные за немалые деньги у группировки «Свобода», собранные в кустарных условиях артефакты «муха».

После того как автобус с машинами сопровождения снова выехал на асфальт и продолжил путь, на место их остановки приехала другая машина с военными номера. Из нее вышли люди в белых одноразовых комбинезонах. Одни были с распрыскивателями дезинфицирующей жидкости, другие, вооруженные колбами и рулетками, замеряли пройденный Лукой путь, ширину и длину пятна, копали ямы метр на метр прямо в поле, собирая грунт и черную труху в стеклянные колбы и алюминиевые бюксы.

Глава 12. Москва

Плавно покачиваясь на неровностях, иногда притормаживая перед ямами, колонна шла на Москву. Бойцы не спали. Очевидно, что тут не обошлось без армейской химии, но такова была их работа. То, что они везли и конвоировали, только внешне напоминало человека, и все меры предосторожности, которые были предписаны и принимались ими, были оправданы.

Лука просил об остановке приблизительно через каждые сто километров хода. В этой просьбе ему не отказывали. Он выходил, умертвлял в черное предоставленный ему участок, немного стоял, отдыхая и осматриваясь, и после садился на свое место. Бойцам было сложно говорить о чем-либо в его присутствии. Сама суть этого существа, которая проявлялась при его вылазках, была настолько противоестественной, что не позволяла расслабиться и отвлечься от страшных мыслей. Что будет, если их не остановить? Что будет, если ученые не смогут остановить этот вирус, превращающий людей в чистых вампиров жизни? Что делать остальным бойцам, которые вынуждены охранять новую карантинную зону юго-западнее Чернобыльской зоны? Ведь на всех бойцов внешних сил совершенно точно не хватит самодельных «мух» производства двух сталкеров, двух парней, еще почти подростков, чей талант и чутье сейчас обеспечивают сохранность их жизней. Но думы думами, а время шло, и солнце, прошедшее свой зенит, уже клонилось к закату. Трассу для колонны освободили, перекрыв движение, и таблички с надписями Е101, иногда появляющиеся среди заполонивших все рекламных билбордов, а также указатели населенных пунктов, таких как Внуково, Мешково, Картмазово, показывали, что они действительно приближаются к Москве. Лука не выходил уже два часа, поскольку в такой близости от Москвы плотность населенных пунктов была слишком высока. Бойцы знали, что ему уже давно пора было выйти, но строго выдерживали предписание. Наконец он не выдержал.

– Мне хотя бы на пять минут выйти… – негромко попросил он.

– Не положено, Лука, потерпи, – ответил Сагитай.

Автобус снизил ход. Идущая спереди машина включила сирену. Приостановленное движение, прижавшиеся к борту автомобили и общественный транспорт, срочно растащенные в стороны сотрудниками ДПС, несмотря на возмущение людей, несколько машин – участниц ДТП, преграждавших дорогу. Левый поворот на МКАД. Лука заметно осунулся. Протекавшие в нем процессы, в которых задействовалось все внимание, новые для него картины, виды и ощущения, требовали больших энергетических затрат. Он и сам не подозревал, как быстро уходят силы, когда он вспоминает, сопоставляет, читает все, что было для него новым. А новым для него было все – от автомобилей до красавиц и слоганов на билбордах. Для него как для человека, частично умершего в далеком тысяча девятьсот восемьдесят шестом году, такое обилие информации было огромным переживанием, и на обработку этой информации, на совладание со своими инстинктами и призывающими к действию рефлексами он тратил уйму сил и энергии. Вот и сейчас никогда не уходящий надолго голод требовал свое, вызывая мелкую дрожь пальцев рук, грозящую перейти в судорожные движения и спазмы.

Автобус тем временем свернул на Можайское шоссе, где вынужден был притормозить из-за психанувшего водителя старенькой ауди, решившего перестроиться, пользуясь тем, что все остальные машины замерли. Его тут же прижал стоявший на стреме патруль и через громкоговоритель, не стесняясь, обложил матом. Очевидно приоритет этой колонны был максимален. Конвой уже шел по Кутузовскому и, пройдя по развязке, вышел на третье кольцо. Голод был нестерпим, Луку начинало трясти.

– Вы меня мертвым довести хотите, что ли? – спросил он сквозь зубы, тщетно подавляя дрожь и начинающиеся судороги.

Сагитай и без того видел, что дело плохо. Встроенная в его шлем камера передавала картинку командующему центру, старшие офицеры которого ясно видели, что состояние единственного, кто может им помочь, приближается к критическому. Боец внимательно прислушивался к тому, что ему говорили по внутренней связи. Он встал, приблизился к Луке и аккуратно снял с него очки и маску. Глаза пораженного были полуприкрыты, лицо заострилось как после сильной голодовки, он и в общем стал выглядеть суше, худее. Пигментированная, йодного цвета кожа просвечивала черными сетками сосудов. Лука без сил запрокинул голову назад и, казалось, потерял сознание.

– Он сейчас концы отдаст, – тихо сказал боец. Затем, прислушавшись к голосу командующего, потрепал зомби за плечо. Лука открыл глаза, в которых было голодное безумие, которое он сдерживал силой воли. – Река подойдет?

– Да… – тихо ответил тот, – скорее.

– Тормози! – крикнул он водителю.

Автобус остановился на середине моста через реку Москва. Передняя машина уже командовала патрулям убрать весь гражданский транспорт, который, недовольно сигналя друг на друга, пятился задом, подгоняемый полицейскими. В начинающемся летнем вечере большого города, где уже включалось ночное освещение и шум транспорта отгоняемых машин постепенно сходил на нет, наконец вывели Луку. Он шел, с трудом переставляя ноги, к краю моста. С правой стороны возле зеркальных высоток на площадках вдоль реки парковались машины и шумела, смеясь и покрикивая, молодежь, а слева, возле театра «Мастерская Петра Фоменко», за которым далее был лишь зеленый косогор и деревья, было практически пусто, лишь пара бездомных собак лежали на земле, лениво поглядывая на происходящее. Лука, ведомый двумя бойцами в комбинезонах высшей защиты «Сева», с трудом перешагнул через двойной отбойник и сел на краю моста.

– Отойдите, мешаете, – хрипло сказал он.

Сагитай и Дюша отошли на несколько метров, понимая, что своими артефактами экранируют способность зомби. Лука протянул руку к реке и затих, медленно вбирая в себя жизнь, которая протекала под ним в десятке метров. Прошло пять минут, затем еще пять.

– Лука, ты скоро? – спросил Сагитай.

– Далеко до воды, мало жизни, – негромко ответил тот.

По голосу было слышно, что ему полегчало, но он все еще был далек от той формы, в которой он должен был бы быть.

– Мне ближе надо или к тем собакам, – сказал он, указывая на дворняг.

– Извини, дорогой, не положено. Давай собирайся, еще немного осталось, и в Центре Бурденко будем. А там уже все медицина наладит, – успокоил его Сагитай.

– Наладит… – повторил Лука.

Неожиданно его ноги распрямились, и он как есть прыгнул вниз в реку.

– Стой! Куда! – заорал Сагитай, присев от неожиданности, затем выхватил из специального кармана на голенище нож и щучкой прыгнул следом.

Другие бойцы в таких же комбинезонах, включив налобники, также выхватили ножи и без колебаний прыгнули следом. Яков, схватив автомат, присел на одно колено, целясь в воду. Прыгать вниз ему с его броней было равносильно самоубийству: если комбинезоны «Сева» хоть и были тяжелы, но все равно были легче воды и имели свой плоский баллон с воздухом, то его армейский бронекостюм «Булат» не дал бы ему никаких шансов на всплытие. Поэтому дикая, несвойственная Москве картина целящегося в воду из автомата бугая в полной армейской броне была больше похожа на снимаемое кино, чем на то, что может происходить в действительности.