MCM

На сей раз зрелищным оказался бакборт: там давали неизменно пользовавшееся спросом у определённой публики представление «Кровавое полнолуние», хотя Михаилу было всё равно, он даже и не подумал поворачиваться. И было оно, к сожалению, частичное подобно успеху операции. И так же внезапно для задумавшегося Михаила прерванное поворотом на юг, после которого неудивительным ввиду маршрута образом сюрприз вновь преподнёс штирборт.

Сначала Михаил ничего не заметил, но всё-таки начал вглядываться в чернильное пятно ночи:

– Господа, да там же пожар! В Нёйи!

– Ох, разгорелось так разгорелось!

– Неистовое пламя!

– Адское! Под стать Луне.

– Стоит ли нам телеграфировать об этом?

– Да, сообщите на землю, а те пусть свяжутся с пожарной частью. Как бы на другие дома не перекинулось, – и телеграфист «офанима» принялся отбивать сообщение.

– Доигрались, – выдохнул и сплюнул один из старших унтер-офицеров, которых нанимали в экипаж за умения и верность, а не за манеры.

– В смысле?

– Да, поди, те малолетние уголовники! Сначала толстосумы подкармливают их да пускают поближе, а потом те жгут их поместья, а то и хуже – неповинные души. Они ж вон, на том острове развратничают!

– А не том, что севернее?

– А мобыть и так, всё едино рядом. Дикари осатаневшие. Что те, что эти.

Михаил поднял подбородок с кисти руки и выпрямился – ему в голову пришла одна мысль. А точнее даже не какая-то одна: он понял, как выманить незнакомку. К сожалению, он не смог осуществить задуманное прямо сегодня – всё-таки требовались некоторые приготовления, да и злоупотреблять доверием Сергея Аполлоновича не считал позволительным. Нет, придётся побыть сухопутными крысами. Но ого-го какими крысами! Михаил вновь мысленно поблагодарил Анри из «République ІІІ» за блестящие биографические репортажи. Он знал, что нужно было делать.

13

Селестина собралась с силами и мыслями. Она была решительна, но не стремительна. Она всё взвесила и отмерила. Ну, насколько вообще понимала в весах и мерах… Как бы то ни было, она была уверена в том, что собиралась сделать.

Сёриз говорила, что не стоит приводить себя в соответствие с координатной сеткой Совета, а Саржа – что Директорату нельзя идти на поводу у выставляемых ему условий. Ведь всё это – лишь авторские ремарки к актам пьесы. Но в том и слабость сценария: каждый акт – законченная мысль, каждому участнику полагается совершить некое действие в строго отведённый промежуток времени, причём отсутствие действия также может считаться действием. Но Селестина выждала. Мо-ожет быть, не благодаря силе воли и мощи интеллекта, но из-за форс-мажора с минорами… Ладно, это было уже непристойно. Однако факт остаётся: даже если сценарист не переписывает сценарий и также выжидает, к чему это всё приведёт, то суфлёру предстояло попотеть, ведь за него перелистнули добрую часть страниц. Что же это означало? Если сценарист не просчитал подобного резкого перехода, то в ближайшее время Совет либо выпадал из игры с объявлением антракта по техническим причинам на одной из важнейших сцен, – а до последнего момента и единственной известной, – либо продолжал пытаться доиграть акт с сюжетными дырами. Вот только одно важное «но»: если до этого сценарием предусматривалось постепенное, но неотступное пробивание четвёртой стены со смешением актёров и зрителей, то для кого-то постороннего, уже как-то введённого в зрительские ряды, через те трещины, через те разломы появлялась возможность влезть на сцену и сыграть свою опережающую, неуместную, диссонансную партию, внося смуту во всю постановку. Да, это работает в обе стороны. Этого-то Селестина и Сёриз помимо прочего и пытались добиться. Плохо, что всё сделали за них – и весьма неопрятным образом, – но зато появилось временное окно, когда всеохватные правила сценария переставали работать. Противнику нужно было вновь засинхронизировать все части, механизм вряд ли остановили и, соответственно, отступили. Осталось только в более приземлённой форме донести свои идеи до папá.

Впрочем, сначала нужно было собрать команду. Коллективное посещение комнаты с медными дверями будет нарушением традиций, но если это знает суфлёр, то, что ж, пусть ему добавится ещё заботка. Селестина провела предварительную работу: она уже рассказала Сёриз и Сарже то, что они не знали, но должны были знать, и просила променять частные визиты на один, общий для всех, которому суждено случиться сегодня. Саржа был на месте, а вот Сёриз пропадала в западном крыле штаба Директората – единственного доступного людям не из цеха.

Там и сейчас кипела работа. Телефонные коммутаторы только и успевали переключать, встречи тет-а-тет проходили вереницей, а где-то, похоже, устраивали и встречи комитетов. Директорат всячески уверял посетителей, что у него всё под контролем, как и прежде. Конечно, Директорат не совсем лишился, что называется, флю-вю, иначе бы это сразу поняли, но снижение активности по исполнению обязательств было заметным. Поэтому сейчас, чтобы заполнить лакуны, похоже, что-то доставали из запасников, что-то – из долгого ящика, а что-то просто продавали по второму кругу.

«…Да, подобная высота позволяет выдерживать соотношение в диапазоне 1,2–1,25», – сообщили благоприятную новость кому-то на том конце телефонного аппарата. «…Всё ещё остаётся зазор между линиями более чем в половину километра, что превышает оптимум», – просили кого-то пересмотреть планы. «…Тальвег дороги менее 4‰, сток затруднён», – вынесли предупредительное заключение. «…Подъём в 5,2% допускает использование брусчатки», – пришли к соглашению с кем-то. «Особняк с обратным уклоном и глубоким залеганием коллектора, находящийся в верховьях канализационной сети, причинит неудобства ввиду повышенных расходов по прокладке труб», – убеждали ещё кого-то.

«…Нет-нет, мы проверили, тенденция на увеличение спуска свыше рекомендуемых 6% – и это для одиночных вагонов, а если на маршрут выйдут вагоны-прицепы, то норма безопасности сокращается до 3% и выходит двукратное его превышение. В связи с чем рекомендуем класть пути в обход участка либо изменить уклон дороги. В противном случае придётся или ограничивать скорость движения, что не соответствует духу реновации, или готовиться к последствиям удлинения тормозного пути. Вот, посмотрите на формулу предельной величины спуска: d = (t+f) – v2/2gl, где (t+f) – совокупный коэффициент сопротивления пути и тормозов, числитель привязывается к скорости, знаменатель учитывает силу тяготения и протяжённость пути», – готовился город к переходу с пневматической системы Мекарски на электротрамвайную.

«…Хорошо, позвольте выписать ордер на избавление от выпуклого продольного профиля улицы», – предпочёл кто-то умбринженерные услуги Директората традиционным. «…Итак, на указанном участке нам удалось установить поперечный уклон тротуара в соотношении 1:44, то есть привести к показателю, характерному для остальной улицы, а также выровнять просевшие фасады», – отчитывались об исправленных возможностями Директората эстетических недочётах перед представителем мэрии. «…К нам поступают сообщения о внезапном снижении площади, в среднем приходящейся на одного жителя. Мы рекомендуем проверить дом №71 на незаконное заселение», – извещали другого представителя.

«…Послушайте же, в ближайшее десятилетие на территории Двадцати округов останутся незастроенными только 4,5% площадей, при этом смертность от туберкулёза по нашей оценке превысит 5%! И это с учётом как санитарной политики Отель-де-Виль и окружных мэрий, так и мероприятий с нашей стороны. Нами установлено существование отрицательной корреляции. По нашим ожиданиям, в том же Лондоне свободных земель останется 14%, а чахоточная смертность не приблизится и к 2%. В Лондоне! Диккенс бы над нами посмеялся. А с ним – Гюго и все критики дела барона Османа. Все мы помним девиз города, но можем ли мы позволить, чтобы испытующими его волнами были болезни, которых можно и должно избежать при нынешнем развитии медицины и понимания устройства городского хозяйства? Мы как ни одно другое городское правительство имеем власть над вверенной нам материей, а через неё – на умы. Мы используем недоступные другим знания и возможности. Так какова же природа болезней, имеющих целью подточить и размыть основание, отвратить лучших людей эпохи? И что в соответствии с ней мы – и вы, и Директорат – можем предпринять?» – увещевал слуг народа один из помощников папá Блеза. О да, уже недолго оставалось до упоминания необходимости пересмотра некоторых соглашений и договоров, регулирующих деятельность Директората, – разумеется, также без особой надежды на изменения, а просто чтобы рассеять внимание контрагентов.

Вот и Сёриз пришлось поучаствовать во всём этом: из-за нехватки людей и флю-пассивного дня её привлекли к роли клерка с самым широким спектром полномочий – от томных взглядов при разносе отчётов до копошения в архиве. Кого-то из архивариусов точно не хватало. Но по каким причинам?

– Пс-с, гражданка Сёриз? Я из профсоюза ОПТ – офисных пчёлок-тружениц. Кажется, вы оптово поставляете гадким эксплуататорам личную переработку. Мы вынуждены её изъять, поделить между всеми, а вас – привлечь к поклейке эн-геля на марки с…

– Извини, но выходит очень дурная игра слов.

– Не волнуйся, на встрече с папá такого не будет.

– Что, уже пора? Мы это и вправду сделаем? – вопросительная форма, но утвердительный кивок тут же последовать за Селестиной. Фактически её смена и в самом деле уже закончилась.

– Да, а что такого? Если упрощать, то это всего лишь рапорт.

– Если упрощать, то это всего лишь неприятности.

– Ну, и что нам сделают? Отправят расхлёбывать заваренную кашу? Так у нас хоть ложки будут.

– Угу, с вилками. Серебряными. И такая же нить для чистки между зубов.

– Эй, не выдавай мою доказательную базу раньше времени!

– Да, кстати, – вспомнила Сёриз, когда они проходили мимо отдела тимологии – как там продвигается работа по этому твоему дому в квартале де ла плен Монсо?

– А, №11 на рю Симон Крюбелье? Отрабатываем схемы по очередным логико-математическим моделям и правилам. Как понимаешь, этим сложно заниматься, не зная, насколько сфальсифицированы каналы – так бы уже наверняка вычислили корректирующий сдвиг. Приходится получать данные на месте. Слу-ушай, а ты случайно не знаешь, к чему снится огромное, похожее на паука существо, возможно, что из чугуна или бронзы? И ещё чтоб при этом на уме вертелось слово «мать»?

– Скажи ты «папá», я бы просто приподняла руку и указала в направлении северного крыла, в которое и идём. А так… Учитывая, что свою ты едва знала… Страшноватый образ, конечно, но, быть может, то своеобразная попытка придумать недостающие воспоминания о той защите, том воспитании и укутывании заботой, какие она могла бы дать, будь ты из семьи идеалистично-типичных буржуа? Ох, чувствую я, куда сейчас сверднёт разговор…

– Нет-нет, мы уже всё давно выяснили, всё хорошо. Это точно не какой-то приступ детской зависти. И всё же что-то в твоём толковании есть. Но не понимаю – что.

– А она не ткала серебряную паутину?

– Н-нет, м-моя дорогая.

– Ай!

– Ай!

Вот и храм коммуникаций в северном крыле, вот и Саржа. Похоже, происходило что-то важное, что-то, заставившее его оторваться от стула и пойти лично разговаривать с флю-мируистами – Полем, Мишелем, Феликсом и Жилем, если Селестина верно запомнила. Хотя какой толк от них был сейчас? Неужели новый всплеск-но-не-всплеск? Селестина и Сёриз дождались окончания разговора.

– Саржа, что-то не так?

– На фоне общего «не так»? Пожалуй. Тот пожар в Нёйи. Там действительно были миноры. Сто два подтверждённый минор и ещё около сорока других неопознанных тел, среди которых большинство, если не все, были эмпатами, не зарегистрированными в нашей базе.

– Да это же, – прикинула в уме Сёриз, – где-то каждый двадцатый!

– И каждый был готов туда добраться. Похоже, по воле случая или по чьему-то умыслу сорвалось восстание. Можно счесть, хм, вигинтимацией. Так себе полумера. Но проблема не в этом.

– Кто-то всё же так счёл и выдвинул обвинения против Директората?

– Нет. Если, конечно, не считать парочку любителей строчить жалобы по любому поводу, которые и впрямь обвинили нас в халатности. Странные. У них ошейник то жмёт, то хлябает.

– Тогда что же?

– Мы стали отмечать исчезновение других миноров. И это действительно проблема, а не повод для радости от того, что нам же легче.

– Что же, они в страхе стали покидать город?

– На флю-мируа мы не нашли следов подобной миграции. Границу они не пересекали.

– Может, им до того успели шепнуть на ушко, что где-то образовался неотслеживаемый проход?

– А вот тут ты, Селестина, подобралась к истине ближе, чем думала, формируя вопрос в голове. Только тебе стоило развить мысль. Попробуй.

– Если кто-то может покинуть город незамеченным…

– Хотя всё ещё остаётся открытым вопрос, зачем бы им это делать, разве что только их основательно запугали или в чём-то убедили. Но какой же город их примет?

– …То кто-то может незаметно и проникнуть в него.

– Именно. Поскольку мы до сих пор твёрдо не знаем, какие сети работают корректно, а какие выдают результаты в пределах погрешности в угоду противнику, нельзя понять, где этот лаз находится. До этого мы думали, что всё дело в блокаде Директората, в посеве анархии – и как-то совершенно игнорировали маячившую перед глазами возможность и необходимость поддержки извне. Здесь даже я признаю свой кретинизм. А ведь было понятно, что ключевые игроки или очень хорошо окопались в иле городского подполья, или же пришли извне. Как этот ваш Бэзи. Похожего на него человека в нашей картотеке просто нет.

– Притормози. Иначе я сейчас забуду три вопроса, которые у меня возникли по уже сказанному тобой.

– Должно быть, измотал тебя труд в западном крыле, Сёриз. Обычно ты более собранна.

– Ты меня не собьёшь с мысли. Вопрос первый. Мы знаем, что становится меньше отслеживаемых миноров. А что с эмпатами?

– Если у вас для сравнения нет в достаточном количестве удобных объектов для наблюдения, причём у каждой и так, чтобы группы не были перекрываемыми, то мне не из чего делать выводы. Они пассивно-восприимчивы, не как миноры, штабу их не отследить. Но из известных нам почти все на месте, появляются в обществе. Вопрос про «почти» можешь не задавать: мы не тайная полиция, чтобы приставлять к каждому по агенту наблюдения. У нас всё-таки курс на свободу-равенство-братство. Несмотря на эмпирические детерминизм-неравенство-селекцию.

– Мило. Вопрос второй. Можно ли судить о степени добровольности их исчезновения?

– Очень хороший вопрос, Сёриз. Рад, что ты не подхватила плоскомыслие. У меня есть такие опасения, но подтвердить их прямо я не могу. Возможно, когда пойдём к папá Блезу, тебе, Селестина, стоит это учесть в своей речи. Если противник приложил усилия к созданию подобной, весьма интересной ячейки, можно предположить, что она должна была сыграть важную роль во всей постановке, а значит, отказаться от сцен с ней он не может. Продолжая выражаться предложенной вами театральной риторикой, я бы сказал, что сценаристу – к слову, почему вы не пользуетесь словом «драматург»? – всё-таки придётся вновь прикоснуться к перу. Либо же кому-то из иерархов санкционировать их подмену. В постановке они всё ещё сыграют героев, но голоса не будут принадлежать им. Как этого добьются – не ведаю, но вряд ли воспользуются какими-то изысканными методами. Что сложного в отделении тела от разума человека, если удалось провернуть то же со всеми сетями Директората? Впрочем, конечно, это куда любопытнее и занимательнее того, что мы делаем с этантами.

– И вот тут третий вопрос: почему бы не предположить, что та тропа контрабандистов берёт начало в Нёйи?

– Скорее уж «брала», если так и было. Теперь там канал окончательно выжжен. На территории Нёйи остался только один резервный, который точно под нашим контролем, и – нет, вы не хотите знать, как мы это выяснили. Мы сейчас больше сосредоточены на речных потоках. С нами, похоже, не стали спорить за Бьевр и цепь Бэсан-де-ль’Арсеналь – Каналь-Сен-Мартен – Бэсан-де-ла-Вилетт / Каналь-де-Сен-Дени, а вот с проверкой Сены возникли сложности, нужно будет приглядывать. И не к слову говоря, Сёриз, на самом деле должен быть задан и четвёртый вопрос.

– Как заезжей труппе удалось всё так ловко разыграть?

– Ты правильно поняла. Тут одного суфлёра-дирижёра мало. Нужно и самим понимать город, а без миноров-союзников это непросто. Или очень хорошо понимать, какой образ понимания от них требуется. И не привлечь к себе наше внимание до определённого момента. Да они могли бы и дальше оставаться безвестными, но что-то побудило их необычным образом использовать вас как посланников. Или того хуже. Честно говоря, я бы провёл обстоятельную беседу с Корнелией, да вот только она то занята, то якобы перемещается, то ещё что. Хотя, конечно, это часть её прямых обязанностей.

– Прямо как архивариус, которого я сегодня подменяла помимо прочих дел.

– А что, позвольте узнать, он так и не оправился от болезни?

– А он болел?

– Интере-есно.

– Но ни один из них на должность суфлёра, если честно, не подходит.

– Нет. И это заставляет задуматься, не находятся ли их жизни под угрозой. Не станут ли они первыми в цепочке тех, от кого позже избавятся? Обвинить их успеем позже – если найдём живыми и вернём под защиту штаба.

– Ты всё-таки продолжаешь считать, что была диверсия.

– Возможно, не прямая. Возможно, их использовали для добычи и передачи информации, чтобы не выдавать себя. Бэзи нет в нашей картотеке, но, возможно, был? Равно как документация по тому особняку? Кажется, от нашей беседы Селестина впала в каталепсию.

– В каталепсию впали наши сети, – не сразу откликнулась она, но зрачки её были расширены, а речь убыстрялась. – И насколько мне помнится, каталепсия – часть кататонического синдрома.

– Мы от театральной риторики переходим к психиатрии? – приподнял бровь Саржа.

– А мы разве до этого описывали ею сам канальный коллапс? Нет, только то, как это обставили, – парировала Сёриз.

– Справедливо. Итак?

– Сейчас штаб не в состоянии регистрировать добрую часть производства и воспроизводства урбматерии, и в основном, как я поняла, ориентируется по косвенным признакам, сопоставляя с данными от тела-скриптора.

– Да, и устанавливает параллельные коммуникации в выявленных зонах.

– Но это первая часть – ступор. Его может – и наверняка сменит – возбуждение.

– Не демонизируем ли мы противника? И потом, так закон равновесия не срабатывает.

– Закон равновесия, может, и нет, но что мешает кому-то запасаться умбрэнергией, пока мы этого не видим? Аккумулировать достаточно умбрэнергии – и окончательно затопить все линии коммуникаций, разорвать их избыточным давлением.

– Чтобы что-то запасти, это нужно где-то запасти. А все компенсационные резервуары мы проверили.

– Да, но оцени затею: к затмению мы были готовы, а так…

– …А так это сделают, когда мы не этого не ожидаем. Ладно, я понял. И нас тогда накроет дважды, если не трижды: по сетям, считающимся сфальсифицированными, по действующим, и по тем, что мы устанавливаем поверх прежних.

– А это уже никакая не прикрытая театральностью попытка недобросовестного поглощения.

– Обязательно ли это воплощать? Оставить в качестве угрозы.

– Нелогично. Сообщит ли противник сам, догадается ли Директорат, – что мы сейчас и сделали, – оба варианта предполагают знание и порождают готовность. Если удар и не будет отражён, то уж, во всяком случае, смягчён.

– Чувствую, мы можем добраться до ещё какого-то, более глубокого уровня, но я не понимаю, какого.

– Да. Давайте пока не усложнять и представим хоть какую-то концепцию. Ну, я надеюсь, что наш очередной маленький акт насилия над мозгами не сыграл против нас.

– Нет, мне даже удалось заполнить часть пробелов. Идём.

Коллективный визит в комнату с сиренариумом – экстраординарное событие, по меркам этикета Директората даже грубое, если только папá Блез сам того не желал. Но иначе в состязании было не победить. Вот и папá, кажется, готовился к противостоянию: вход в кабинет сторожил отряд преторианцев, – в последнее время совершенно не покидавших пределы здания Директората, истово ими обмаршированного вдоль и поперёк, и, как подозревал Саржа, в этом смысле караул был для них заменой отдыху, – а на нём самом была красная форма, каковой ни один из вошедших, скорее всего, в своей жизни не видел. Было в ней что-то… маскарадное? Пожалуй, что так. Должно быть, он собирался к выходу куда-то, но Саржа об этом не упоминал, да и сейчас в подтверждение тому жал плечами.

– Папá Блез, – начал он как старший в цепочке. – Простите наш совместный визит, однако, как вы убедитесь, его суть не терпит отлагательств, а подобная форма – оправдана.

– О, сыновья и дщери, я и не надеялся, что вы устоите пред искушением нарушить правила, пускай неписаные. Слушаю вас. Слушаю, поскольку не вижу в ваших руках ничего для уединённого чтения.

– От нашего имени говорить будет Селестина.

– А, моя целеустремлённая Селестина. Что же обнаружила? Что же соединило вас?

– Папá Блез, Директорат в ближайшее время ждут испытания, всё ныне происходящее по отношению к которым – лишь препарация, расстановка сил. И всё действительно берёт начало в апреле и мае. Всё ещё не знаю, как взорвали мост, но я могу с уверенностью сказать, что Большая небесная сфера использована как запасник умбрэнергии. Назначьте ревизию, и да послужат её результаты подтверждением моему предположению. И коль скоро верно оно, верно и другое: это не единственная подобная батарея, в городе расположены ещё несколько подобных объектов. И расположены они, я уверена, в районах, где мы испытываем проблемы с коммуникациями регистрации. Теми проблемами, что открылись перед нами на вторые постэклипсические сутки. И здесь я вывожу, что одно состоит в связи с другим. Это не единичный акт, но развёрнутый план, каждый из элементов которого имеет строгую направленность – против Директората как структуры и как источника власти. Более того, есть опасение, что и лично против вас, папá Блез. Организаторы этого дерзкого проекта смогли даже привлечь на свою сторону каждого девятого минора… К сожалению, все они погибли при пожаре в Нёйи-сюр-Сен. То, что Директорат всё ещё принимает за свою неосмотрительность, за свою недальновидность или своего рода аллергическую реакцию урбматерии и тела-скриптора и в связи с чем раскалывается на группы, таковым не является. Всё это злой умысел, дабы мы растрачивали силы и увязали в неконтролируемом настоящем. А меж тем следует готовиться к будущему: если верно, что существуют несанкционированные Директоратом резервуары умбрэнергии, то в один день затаённую в них мощь непременно выпустят. Мы считали себя несокрушимой доминантой, но вот перед нами сценарий, кульминацией которого полагают уничтожение Директората или подчинение его себе. Мы полагаемся только на свои силы, мы зажаты в тиски навязанных нам и нами границ, в то время как заговорщики стремятся границы разрушить. Они и сами, по нашему предположению, ведут своё происхождение вне городского вала. И они считают, что после всего смогут контролировать выпущенный ими хаос. Нам следует перестать искать ответы в собственной исключительности и её неидеальности и признать, что есть равный нам по силе и по владению умбрэнергией.

«Вот это и была твоя речь, Селестина?» – промелькнуло в голове каждого из присутствующих в кабинете, включая Селестину. Нет, а чего они ожидали от полуэкспромта? И потом, вряд ли бы папá оценил все эти театральные сравнения и совсем уж гипотетические построения. Ему сейчас ни к чему было знать об иерархии и прочих подробностях, которые всё же стоит выдавать порциями по мере поступления вопросов. Если они вообще будут. Сейчас цель – убедить его поменять отношение к происходящему.

– Есть ли тому доказательства, моя дотошная Селестина? – «Получилось?!» – Кроме как снова заглянуть на Сюфран?

– Папá Блез, вы сказали, что в руках у нас ничего нет. И вам наверняка известно, что я и Сёриз были в Нёйи-сюр-Сен. Вот, от сгоревшего особняка, где проводилось собрание, к нам под колёса прилетело это, – и Селестина, никогда не умевшая играть в карты, вынула козырь. – Так вот, пожалуйста, посмотрите.

– «…танут светочем…»? Нужны пояснения, моя запасливая Селестина.

– Кто бы стал заказывать печать плакатов, – а это когда-то было плакатом, – если бы дело того не стоило? Это даже не просто агитационный плакат, а приглашение на представлени-йе, – получила Селестина укол пальцем от Сёриз.

– Вот как? Полагаю, кто-то попал на предпремьерный показ?

– Конечно, папá Блез. И мы надеялись попасть на оба, однако во второй раз у факиров что-то не заладилось. К-хм. Если кратко, то задумкой было сокрушить тенёта некоего Зверя, обвившего ими весь город, обернуть против него ловушки. Стоит полагать, что речь – о Директорате и его коммуникациях. Окончившееся трагедией собрание же, скорее всего, должно было разъяснить, как этого собирались добиться, причём приглашение на него ещё нужно было получить. Мы отбор не прошли, так что узнали всё в последний момент.