Вторая жизнь Нолика

саду вдвоём, держась за руки и наслаждаясь каждым мигом, проведённым вместе. А дальше стояли деревянные качели, которые он собственноручно сделал для своего первенца Андре. Андре готов был целыми днями качаться на них, и чем выше взлетал он, тем звонче звенел его смех. Но дед даже не остановился рядом, не подтолкнул их, чтобы они подлетели вверх, чтобы в этот миг у него зазвучал в ушах смех Андре. Он прошёл к пруду, сел на берег и сидел так весь вечер, потом всю ночь, очнувшись только тогда, когда жаркое полуденное солнце излило на него весь свой свет сквозь небольшой просвет между ветвями огромного вяза. Но он не встал, а продолжал сидеть, и первое открытие, которое он сделал, было то, что он сидел совершенно бездумно. Он был пустой. Это его озадачило. А потом пришло второе открытие, и это открытие было для него смерти подобно. Он не дышал. Это было настолько неправильно, дико, и не поддавалось никакому объяснению, что он заставил себя пройти в лабораторию и снова открыл оригинал книги. На этот раз все её листы открылись легко. Но лучше бы они не открывались! Когда он перелистнул страницу с рисунком инструмента, он застонал. Все следующие страницы книги были в каббалистических знаках, там были богомерзкие рисунки с отвратительными сюжетами, где действующими лицами были черти, неизвестные звери и люди. Он захлопнул книгу. Нет, они не получат его! Они получили его тело, но душу свою он им никогда не отдаст. После этого он пытался два раза повеситься, два раза утопиться, и один раз заколоть себя шпагой. Но каждый раз приходил в себя сидящим на своём кресле-троне, а рядом с ним лежал прибор. А после последней своей попытки он услышал голос: «У тебя осталось всего только три жизни, не будь дураком, наслаждайся, радуйся! Или ты так торопишься попасть ко мне?» После этого он и написал письмо мне. Я, признаюсь, тоже не обратил вначале внимания, что дед не дышит. А когда увидел это, то испугался. Я готов был тот час бежать от него, чтобы не видеть его неподвижной груди, его серой кожи, потухших глаз. Видя, как я испугался, дед мне сказал, что всё обдумал и знает, что нужно сделать. Мы прошли с ним в его лабораторию, где я впервые и увидел этот инструмент. Признаюсь, он на меня не произвёл никакого впечатления. Дед достал из сундука глиняный сосуд, наглухо запечатанный сургучной печатью. Он сказал, что это смола с дерева дьявола. Это дерево не просто так называлось деревом дьявола. Одна капля его сока сжигает дотла любое существо, на которое попадает, и оно сгорает, как спичка, не успев даже осознать это. Вместе с душой. Вместе с его бессмертной душой. Дед сказал, что пусть лучше впереди его ждёт вечное забвение, чем оказаться в когтях богомерзкого дьявола. Он не считает себя больше человеком, он не знает, кто он теперь, и боится, что жуткая трансформация, произошедшая с ним, может продолжаться и дальше, поэтому надо спешить. Он сказал, что сделал все необходимые распоряжения, написал письма своему стряпчему и готов теперь к последнему своему шагу. А этот шаг он не сможет сделать без меня.      Пока дед открывал сосуд и готовил инструмент, я спустился в сад, не в силах принять всё то, что узнал. Мне сначала казалось, что дед не в себе, и несёт ахинею, не понимая, что вообще говорит. Но факт того, что он при мне не сделал ни одного вздоха, оставался фактом. И этот факт перечёркивал все доводы науки, заставив сомневаться в них и поверить в тёмное мракобесие. И тут я подумал, а зачем он вызвал меня? Ведь если на самом деле одна капля этого дьявольского дерева может его уничтожить, то он мог это сделать и без меня. Это насторожило меня. И я решил, не откладывая в долгий ящик, прямо спросить его об этом. Он вздохнул и грустно сказал мне: «Если это сделаешь ты, мой мальчик, у меня появится маленький, совсем крохотный шанс, что я не исчезну совсем. Что глас божий в конце времен призовет меня, и я услышу его. Помоги мне». Я его спросил, а что же тогда ждёт меня, если я воспользуюсь этим инструментом и дьявольской смолой, чтобы лишить его жизни. Он ответил мне, что я после этого должен буду просто-напросто воспользоваться инструментом девять раз, а так как я медик, для меня не станет проблемой поиск тех, кто находится при смерти, чтобы подарить им ещё по одной жизни. Он начал меня убеждать в том, что это благо, и они мне будут только благодарны за выпавший им шанс. Я вздрогнул, представив, что девять бедолаг пойдут в горнило дьявольского искушения взамен одной спасённой души моего деда. Я спросил его, не очень ли высока цена его надежды. Он мне ничего не ответил, опустившись на лавку и повесив голову. Так мы сидели друг напротив друга за столом, и между нами лежала дьявольская игрушка и дьявольское снадобье. Он долго думал, и я рад был, что он больше не предпринимает попыток уговорить меня сделать это. Потому что я понимал, что очень сложно мне будет отказать ему в помощи, так как дед был всегда добр ко мне. Потом он решительно встал, взял инструмент, обмакнул острый конец его в кувшин с дьявольской смолой и сказал мне, что он сам это всё сделает, что не хочет, чтобы его грех потянул за собой ещё больший грех. Я был согласен с ним. Как бы я ни любил его, но понимал, что никогда не смогу обречь невинных людей на такие адские муки, даже если эти люди будут смотреть в глаза смерти. Он глядел на янтарную каплю на инструменте, улыбаясь. «Прости меня, что я заставил тебя быть свидетелем всего этого» – сказал он, и подозвал меня к себе, чтобы попрощаться. Я, ничего не подозревая, подошёл к нему, он обнял меня, и я почувствовал, как он крепко схватил меня за руку, и положил её на ручку инструмента. Я попытался отдёрнуть руку, но хватка у него оказалась просто нечеловеческая. Он вывернул мою руку, в которой оказался инструмент, и со всей силы загнал тонкую трубку себе между рёбер. Тело деда вспыхнуло сразу, но напоследок я увидел жёлтый хищный блеск в его глазах. Через пару секунд я уже стоял один над кучей пепла и с инструментом в руке. И возле моего уха я услышал голос: « Ты всё понял? Не надо тебе объяснять?» Конечно, я всё понял.

– Вы им уже не первый раз воспользовались? – спросила поражённая Яра.

– Барон – восьмой человек.

– Почему вы мне это рассказали?

– Прости Яра, меня торопят! – Кавелье схватил Яру за руку и повалил её на землю. – Это не больно.

Но Кавелье не учёл силу русской женщины и, когда он наклонился над саквояжем, чтобы достать инструмент, Яра со всей силы толкнула его ногами в грудь, и он упал на землю. Он схватил её за юбку, когда она соскочила с земли, и раздался треск разорванной ткани. Яра развернулась и кулаком стукнула его по лицу, попав в глаз. Он взвыл, упав на бок, а Яра стремглав бросилась к ближайшему лесу. Вслед ей неслись проклятья Кавелье, но Яра уже скрылась в густых зарослях, и от всей души благодарила бога, что Кавелье не попытался проткнуть её в лагере, где она не смогла бы скрыться от него. Через шесть дней она вышла к расположению нашего Астраханского гренадерского полка, где и рассказала о своих злоключениях. Записано мною, писарем Афанасием Конюховым, со слов крестьянки Евтюгиной Яры, жительницы Покровской слободы, Белевского уезда Тульской области.

Прочитав последние строчки, Сакатов снял очки и отложил рукопись. Мы с Дениской сидели у него в кабинете летним субботним утром, и пили чай из тончайших фарфоровых чашек китайского сервиза. Дениска – мой племянник, студент третьего курса Уральского университета. Хозяин кабинета Сакатов Алексей Александрович – руководитель и мозговой центр нашей небольшой компании. Заниматься делами, связанными с магией, мы начали четыре года назад, и теперь дела сами находили нас, каждый раз принося в нашу привычную жизнь невероятные события и удивительные встречи.

– Оля, ты что молчишь, не говоришь, что я вас опять пугаю? – спросил он меня.

– История интересная, спору нет, но ведь она произошла триста лет тому назад, – сказала я. – Этот француз давно уже собрал свои девять жизней в уплату долга.

– Не знаю, – пожал он плечами. – Может, его самого прихлопнули при отступлении, и он так и не смог отработать долг своего деда. Я попытался отследить историю его семьи по фамилии, но безрезультатно. Фамилия его достаточно распространенная во Франции, а точного адреса поместья в этом документе нет. Списка студентов, учившихся в Болонском университете в девятнадцатом веке, в открытом доступе тоже нет. Сама понимаешь, интернета тогда не было, никто не запостил. – он улыбнулся и развёл руками.

– Так у него же дед был знаменитым доктором, – напомнил Дениска, – неужели никаких следов его деятельности не осталось?

– Вопрос, собственно говоря, не в Кавелье и его деде, – ответил Сакатов, – а в этом необычном инструменте, извлекателе пуль, дающем девять жизней.

– Какая связь между извлечением пуль и оживлением мертвецов? – спросила я. – Деда Кавелье никто не застрелил, он топился и вешался, а пять жизней всё равно получил.

– Изначально инструмент был изобретен для раненных воинов, чтобы они могли после извлечения пуль снова занимать место в строю. Вот откуда такое название.

– Неужели извлекатель появился у нас здесь? Далековато от Франции! – удивилась я.

– Да, и не просто появился, а уже собирает первую жатву, – Сакатов открыл свой блокнот и прочитал: – Нолик Семён. Именно у его семьи этот извлекатель тихо и мирно лежал в ящике с инструментами долгие годы. Как он к ним попал, откуда, это ему неизвестно.

– А это именно тот самый извлекатель? – уточнила я. – Может, просто похож?

– К сожалению, это именно он. Сомневаюсь, что таких удивительных инструментов было несколько. Очень уж экзотические у него свойства. Семён должен подъехать к нам с минуты на минуту, – Сакатов посмотрел на часы. – Я его пригласил к одиннадцати.

– С извлекателем? – спросил Дениска.

– Нет, – Сакатов отрицательно покачал головой. – Если коротко, то с ним такая необычная история вышла. Семен нашёл объявление в интернете с описанием инструмента, и под ним подпись, что некто готов заплатить за него внушительную сумму. Семен вспомнил, что видел такой у бабушки. Поехал к ней в деревню, нашёл его там. Позвонил по телефону в объявлении, и к нему сразу приехал молодой человек, представившийся Львом. Семён ему отдал инструмент, но вместо обещанных денег этот Лев забрал Семёна с собой, применив к нему гипнотическое воздействие, – в это время раздался звонок в дверь и Сакатов встал. – Вот и наш главный герой приехал, сейчас сам всё и расскажет. Ему дал мой телефон Тимур Сухарев, которому я в этом году перевёл две статьи. Тимуру, судя по его звонку, Семён рассказал только часть своих приключений, не вдаваясь в подробности насчет не совсем обычных свойств прибора.

Он освободил стул, на котором лежала стопка журналов, и поставил его к столу. В кабинет заглянула мама Сакатова, Лидия Афанасьевна, и сказала:

– Алёша, там к тебе молодой человек.

– Пригласи, пожалуйста, мы его ждём. И принеси ещё чашечку чая, будь добра. Спасибо.

– Над ним, случайно, такой же эксперимент не провели, как и над бароном? – шепотом спросил Дениска. – Зачем его с собой взяли?

– Угадал, – кивнул Сакатов, – только пусть он сам об этом нам расскажет.

Сакатов шагнул к худому молодому человеку, появившемуся в дверях, и протянул ему руку:

– Ну вот, теперь и лично познакомились. Сакатов Алексей Александрович.

– Сеня Нолик, – парень пожал ему руку и взглянул на нас.

Сакатов нас представил:

– Это мои коллеги и друзья – Ольга Ивановна, я тебе о ней говорил, и её племянник Денис. Прошу любить и жаловать. У нас есть ещё один ценный член команды Илья, двоюродный брат Оли и отец Дениски, с ним позже познакомишься, сегодня он не смог прийти. Можешь совершенно откровенно говорить при них, они уже в курсе настолько, насколько в курсе и я. Проходи, присаживайся.

Он показал на стул и парень сел. Мы с Дениской, попирая все законы приличия, уставились на него. Он не дышал! Парень, заметив наше пристальное внимание к своей особе, усмехнулся и сказал:

– Это вы знаете, а так, на это народ вообще не обращает внимания.

Я подумала, что ему лет двадцать, не больше. Худое лицо с тонкими чертами, скорее всего, подошло бы утончённой барышне, чем мужчине. Серые глаза смотрели устало, под ними были тёмные круги, словно у столетнего старика, и они совершенно не вязались с его молодым обликом.

– Да, мы настолько привыкли к своему дыханию, – согласно кивнул Сакатов, – настолько оно неотъемлемо от человеческого существования, что мы его перестаём замечать и в себе, и в окружающих нас людях. Ну ладно, знакомство состоялось, перейдём к делу. Для начала расскажи нам о тех людях, у которых ты оказался. Кто они, что от тебя хотели, какие отношения у них друг с другом, ну и всё, на что ты обратил внимание.

– Да они не люди вовсе, я же Вам говорил, – вздохнул Сеня.

Глава 2. Рассказ Сени Нолика

Лёва ввёл меня в оцепенение, сразу же, как только я отдал ему извлекатель. Мы ехали с ним часов шесть, и я сидел всё это время, как истукан. Я всё воспринимал, слышал, видел, но на этом все мои работающие функции заканчивались. Сначала мы из Малышево выехали на трассу и по ней часа три, или около того, ехали. Потом он съехал на щебеночную дорогу, мы проехали мимо временного городка возле небольшой железнодорожной станции, потом свернули на грунтовую дорогу. По ней мы ехали долго, наверное, часа два. Мы подъехали к высокому забору из профлиста, откатились ворота, и мы заехали в небольшой посёлок. Совсем небольшой, там всего четыре дома. От ворот домов не видно, они все среди деревьев стоят, далеко друг от друга. Три дома деревянные, один кирпичный. Там ещё посреди посёлка колодец огромный, каменный, шестиугольный, высотой с метр, такое впечатление, что ему не меньше ста лет. Его я уже после увидел, когда мне разрешили по посёлку гулять. Я ещё тогда удивился, чего он прокопченный весь. Лёва оставил машину прямо у ворот, так как дорог там нет, одни тропы, и вышел, захватив с собой этот злосчастный прибор, а я остался в машине. Его долго не было.

Потом чувствую, как отпустило меня, я пошевелиться смог. Вылез из машины, всё затекло, боль дикая в суставах, будто кто меня ломал. Лёва вернулся к машине с высокой женщиной, лет пятидесяти, как мне тогда показалось, седая вся, в чёрном балахоне. Взглянула на меня, и по мне пробежала дрожь, как от холода. Женщина меня спрашивает:

– Ты какие таблетки недавно принимал?

– А Вы кто, врач? – спросил я и тут же оказался прижатым к земле.

Никто ко мне не притрагивался, не приближался, а я лежу так, словно меня камнем придавили. Лёва сказал:

– Ответь, и впредь сразу отвечай, чтобы без таких вот эксцессов.

– От аллергии, не помню название, – ответил я.

– Отведи его к Трезору, пусть смотрит за ним! – женщина повернулась и ушла.

Лёва помог мне подняться и торопливо сказал:

– Это Сивила, тебе её лучше слушаться. Её все слушаются. Она у нас главная. Днём. – Он усмехнулся и добавил: – А кто тут ночью командует, тебе лучше не знать.

Мы с ним пошли по тропе вслед за Сивилой. Она зашла в дом, а мы его обошли, и он подвёл меня к лесенке, ведущей вниз, где была дверь в подвал. Там жил Трезор, и Лёва меня ему сдал. Лёву я видел после этого только пару раз, он привозил в посёлок мешки с продуктами, и каждый раз ко мне подходил, разговаривал, вроде как-то даже мне показалось, что он вину свою передо мной чувствует, что привёз меня туда. Не знаю кто такой Трезор, но на человека мало похож, здоровый такой, ручищи, как у медведя, голова какая-то квадратная. Говорит невнятно, я его про себя прозвал Му-Му. Он показал мне на угол, где из досок было сколочено что-то наподобие узких нар и тряпка на них брошена. Воняло там, как в псарне. Я сел в угол этих нар, а Трезор в своём углу начал строгать что-то ножом по дереву.       Целую неделю меня из этого подвала не выпускали, только Трезора я и видел. Он мне приносил два раза в день горячую еду. Пил я простую воду, её тоже Трезор приносил. Он днём обычно спал, просыпаясь только, когда требовалось ему что-то сделать. Зато иногда на всю ночь куда-то уходил. Я думал, что с ума сойду. Сто раз проклял тот день, когда решил продать этот прибор. Ведь чувствовал, что до добра не доведёт, так нет же, денег захотел!

Через неделю Трезор мне мычит, что, мол, иди к Сивиле. Я обошёл дом, поднялся по крыльцу к дверям, только хотел за ручку взяться, как двери сами распахнулись. У меня мурашки по коже побежали, я опять страх почувствовал, как и тогда рядом с Сивилой.

– Сюда иди, чего там мнёшься! – услышал я её властный голос.

Я прошёл через небольшой тамбур и очутился в огромной тёмной комнате, посреди которой стоял длинный деревянный стол, а в противоположной от входа стене ярко пылал камин, каменный, по верхнему пояску высечены какие-то знаки, некоторые закрашенные чёрной краской. Потолок мне тоже показался чёрным, на стенах полки кругом, там книги, банки. Посреди пола чёрный круг со стрелами нарисован. Гнездо ведьминское, иначе не скажешь. Сивила сидела за столом перед раскрытой книгой, а вокруг неё стояли корзины с травами, шнурки всякие вокруг них. На столе горели несколько свечей. Я обратил внимание на её пальцы – тонкие, скрюченные, но все в кольцах, видимо из простого железа, чёрные, а на указательном пальце кольцо со здоровенным жёлтым камнем. Она меня именно этим пальцем и подманила к себе. Я встал напротив неё, а она начала меня разглядывать, словно я вещь какая, и она собралась меня покупать. Я тоже её разглядел, подумал, что ей далеко не пятьдесят лет. Она вздохнула и говорит:

– Что дохлый такой? Пил, наверное, да курил? Или ещё каким порокам предавался?

– Не пил, и никогда не курил, – ответил я, – это я у вас тут отощал, света белого не видел, зачем вы привезли меня сюда? Что вам надо?

– Ты нас позвал, мы по твоему зову пришли, – она хищно улыбнулась своими тонкими губами.

– Вы хотели купить инструмент, вот я вам и позвонил, я не собирался к вам сюда ехать.

– У нас тут свои законы, – оборвала она меня, – если ты нас позвал, значит, мы пришли к тебе. Всё, хватит об этом. Потом спасибо скажешь, что мы тебя выбрали. Сегодня ночью ты у нас главный гость, ты приглашен на почетное место в первом ряду! – она захохотала, и погладила книгу перед собой.

– Меня будут искать, – сказал я ей. – Машину вашу по камерам вычислят.

– Никто тебя не будет искать, не придумывай. Будешь хорошим мальчиком, домой вернёшься, если захочешь.

– А если не буду?

Она так взглянула на меня, что у меня внутри опять всё похолодело, ну и взгляд у неё! И у меня так забилось сердце, что я схватился за него, а она мне говорит:

– Можешь погулять, воздухом подышать, обедать иди к Агате, она в соседнем доме. Если попросит тебя что по хозяйству помочь, не отказывай. Понял?

Я кивнул и вышел из дома. Перво-наперво я прошёлся по посёлку. Домов мало, а территория большая. Я вдоль забора по всему периметру прошёл, так больше километра каждая его сторона. Кругом лес глухой, тайга, что в посёлке, что за забором. Дорожек нет, пробирался сквозь дебри. Забор там высокий, но при желании я смог бы через него перелезть, только знал, что не получится. У меня внутри прямо красными буквами это горело, как приказ. Наверное, Сивила мне его навязала. Я ведь сразу понял, что ведьма она. Только не она там самая главная, правду Лёва сказал, это она только за порядком смотреть поставлена. А она такая же бесправная, как и все в посёлке. Только хорохорится, что будто делает, что хочет. Но о чём бы я ни думал, я снова и снова вспоминал слова Сивилы о том, что сегодня ночью что-то произойдёт, и не мог унять в себе дурные предчувствия. Я сел на землю и привалился к дереву. Вспомнил родителей. Наверное, думают, что у меня полно работы, и некогда даже заглянуть к ним или позвонить. Когда они поймут, что меня нигде нет? В лучшем случае через пару месяцев, так как я и раньше на два-три месяца, бывало, пропадал. Бабушке тоже редко звонил, значит, и она сразу не спохватится. Когда меня отсюда отпустят? И отпустят ли вообще? Силой мне отсюда не выбраться, даже нечего об этом мечтать. Только хитростью. Сделать вид, что мне здесь понравилось, помогать им буду, не задавать лишних вопросов, может и получится притупить их бдительность. Только когда я смогу притупить их бдительность? Через три месяца можно будет уже поставить крест на побеге – будет холодно и, даже если получится сбежать, недолго продержусь при минусовой температуре в футболке и летних кроссовках. И снова невесёлая мысль пришла мне в голову – а с чего я решил, что у меня будут эти месяцы? Неизвестно ещё, как я переживу эту ближайшую ночь, что они со мной собрались делать?

После того, как я до самого вечера по лесу ползал, я пошёл в соседний дом, к Агате. Агате примерно лет тридцать, полненькая такая, мне улыбнулась, только в глазах тоска, видать, тоже там не по собственному желанию живёт. Она не похожа на ведьму, но один раз я видел, как она на дрова в печке рукой махнула – и они зажглись. Она меня накормила. Попросила меня отнести мешок с какими-то тряпками в соседний дом, в котором я ещё не был. Я донёс мешок до того дома, там тоже все окна зашторены, как и в других домах, ко мне никто не вышел, поэтому я поставил его к самым дверям. Только я повернулся, чтобы уйти, как дверь открылась, и из дома выскочил мужик, тоже в возрасте такой, в таком же балахоне, как и Сивила, только лицо такое красное, рыхлое, будто его осы накусали, и как рявкнет на меня:

– Ты что, не видел, что я тебе из окна махнул, чтобы ты на крыльцо не заходил?

Он меня столкнул с крыльца, в это время у него в доме кто-то завыл, да жутко так, и он вместе с мешком быстро заскочил обратно в дом и двери за собой захлопнул. В это же время из продуха под домом кошка выскочила, и шмыгнула за угол. Я вздрогнул, когда увидел на её морде кровь. Чёртово место. Чёртовы обитатели.

Я был прав, назвав это место чёртовым. Просто в точку попал. Когда стемнело, я вернулся в подвал к Трезору. На удивление, он не мучил свою деревянную поделку, а сосредоточенно резал шкуру на тонкие ремни. Шкура была свежая, похоже, недавно с кого-то её содрал, вроде как с косули. После того, как я целый день дышал свежим воздухом, меня чуть не вытошнило, когда я спустился в подвал. Я опять сел в свой угол и стал ждать, когда меня позовут. Я к тому времени уже смирился, принял грядущие события, так как ничем не мог на них повлиять.

Незаметно для себя я даже задремал, и очнулся от окрика Трезора, он опять произнёс имя Сивилы и кивнул мне на дверь. Я попил водички и пошёл навстречу своей судьбе. В посёлке была полная темнота – не было света в окнах, и луны нигде не было, и ни одной звёздочки на небе. Только зловещие силуэты огромных деревьев на фоне жуткой мрачной темноты неба.

Когда я зашёл в дом, кроме Сивилы там было ещё двое – бешеный хозяин третьего дома, покусанный осами, и сухой сгорбленный старик с крючковатым носом в костюме, мрачный, кожа вся в пятнах. Старик сидел за столом, а Сивила с бешеным стояли возле камина. И ещё на столе я увидел тот прибор, из-за которого я и очутился здесь. Вот тогда-то у меня в груди по-настоящему ёкнуло сердце. Я понял, что то, что произойдёт дальше, разделит мою жизнь на две половины – до этой ночи и после. Я ещё не знал, как это будет. Но это будет очень плохо, безумно плохо, бесконечно плохо для меня. Но винить некого, я сам своими ножками сел в ту машину.

– Всё, Гибидий, сказала тебе, что это сделаешь ты, значит, это сделаешь ты! – прикрикнула Сивила на бешеного, и он втянул голову в плечи.

– Это для нас меньший риск, – тихо прошамкал старик – ты же понимаешь, что пользы от тебя никакой нет, вот и докажи, что не зря мы тут тебя держим.

– Если всё обойдётся, и ты сохранишь себя, следующий раз я сама буду это проводить. – Сивила отошла от него к столу и добавила: – Начинай. И без фокусов.

– Как прикажешь, Сивила, – Гибидий повернулся ко мне и критически посмотрел на меня. – Если будет у него следующий раз.

– Ничего, он крепкий, да и особого здоровья для этого не требуется, – успокоила его Сивила и взяла со стола прибор. – Только смотри, у извлекателя нет обратного хода, здесь отсутствует нижнее второе кольцо. На его действие это не влияет, просто тебе надо будет, как только почувствуешь, как начнёт через трубку выходить воздух, сразу же вручную прижать пружину и достать его.

Она показала Гибидию как надо пользоваться прибором и приказала мне подойти к Гибидию. На негнущихся ногах я подошёл к нему, и в тот же миг почувствовал резкую боль где-то в районе сердца, и всё поплыло вокруг меня, постепенно погружая в темноту и мокрый холод. Прямо передо мной замерцало размытое пятно, превратившееся в выплывающую маску, которая висела среди темноты, как луна на небе. Потом она стала чётче, и я увидел абсолютно круглую голову непонятно какого существа, похожую на тусклую луну. Вид её был странен, носа нет, вместо рта полоска, и только глаза, треугольные, с яркими жёлтыми зрачками внутри, с интересом, не мигая, смотрели на меня. Это от неё шёл холод, но я просто констатировал этот факт, потому что это меня совершенно не трогало и не пугало, я не чувствовал больше боли в сердце, не чувствовал обиды за то, что был похищен, только полнейшее равнодушие и отстранённость. Я был вне времени и вне человечества, став сторонним наблюдателем и действующим лицом одновременно. А ещё я понял, что тот, кто сейчас на меня смотрит, сделает меня сильнее, и это позволит мне вырваться из плена. Неожиданно раздался голос Луноликого, это я так про себя назвал висевшее передо мной существо, прервавший мои размышления: