Клуб грустных и потерянных

Она пригласила нас к столу, поставила чайник, мы вытащили свои печенинки и конфетки, которые Сакатов взял в дорогу, а Марина достала варенье, какие-то завитушки стряпанные. Куклу она достала из сумки и положила на лавку, рядом со столом. У Марины очень странная манера говорить, как-то с ленцой, без эмоций, ни одного намека на те переживания и события, о которых она нам рассказала. Но рассказ её, тем не менее, на нас произвёл очень сильное впечатление.

Марину воспитывала бабушка, Инна Андреевна, мама с папой приезжали только в отпуск, и то на недельку, не больше. Она всегда скучала по ним, писала длинные письма, но в ответ получала только коротенькие, буквально в несколько строк. Бабушка её успокаивала, говорила, что родители её любят, но только они очень много работают, и им некогда писать. Бабушка приехала работать на кирпичный завод ещё молодой, в голодные послевоенные годы, здесь же встретила свою судьбу, молодого парня из Молдавии, они поженились, первое время жили в бараке, таких бараков тогда много построили рядом с кирпичным заводом, назвав посёлок «Кирпичник». Там же появился её первенец, сын Лёня, а вот дочку Инна Андреевна родила уже в своём доме, который они с мужем построили в новом поселении, в километре от посёлка. К ним в то время приехала мама Инны Андреевны, и вчетвером стало невозможно ютиться в десятиметровой комнате. Многие тогда начали строиться в Осколкове, тогдашнее начальство помогало материалами, а дома строили всем миром, поэтому они вырастали быстро, и посёлок пустел, а деревня разрасталась, подойдя уже вплотную к первым баракам. Жили в деревне дружно, как, собственно говоря, и везде, в те тяжёлые, но такие счастливые годы. Название деревне дали в честь погибшего на фронте начальника геологоразведовательной экспедиции, открывшего глиняные залежи. Ребятишек в деревне было полно, в Кирпичнике построили школу, она размещалась с детским садом и яслями в одном доме, поэтому после уроков старшеклассники помогали одевать и выгуливать малышей, а иногда сами и домой их отводили к родителям, уставшим после трудовой смены. Вокруг посёлка и деревни, куда не кинь взгляд, раскинулась девственная вековая тайга, кишащая всяким зверьём и птицами. А уж про грибы и ягоды вообще нечего и говорить – вёдрами таскали их домой. Вскоре при заводе организовали подсобное хозяйство, часть лесов рядом с деревней вырубили, выкорчевали пни, вспахали и засадили огромные поля капустой, картошкой, репой. И стало жить веселее, сытнее. Лес отодвинулся от деревни, но всё также оставался для людей главным кормильцем. Марина, сколько себя помнила, с июля до самых заморозков, то с бабушкой, то с соседками, а потом и с подругами, ходили по грибы-ягоды. Она любила лес, он ей казался сказочным миром, который понемногу открывал ей свои секреты, показывал тайные тропы. Марина различала голоса разных его обитателей, и ей казалось, что они разговаривают с ней, и были те разговоры сокровенными, предназначенными только ей одной. Родители стали приезжать всё реже и реже, и она частенько выплакивала лесу свои обиды на них. Однажды, когда она с двумя своими подружками собирала ягоды, ей послышалась незнакомая, ранее не слышанная трель какой-то пичужки. Трель разносилась совсем рядом, и Марина решила взглянуть на сладкоголосую незнакомую певунью. Она прошла вперёд, раздвигая пушистые и тяжёлые лапы елей, и увидела, как быстро качнулась совсем рядом ветка от вспорхнувшей небольшой птички, но так быстро сама певунья скрылась, что мелькнул только коричневый её хвостик. Но птичка не улетела далеко, она запела снова рядом, выбрав себе другую сцену. Марина тихонько кралась за ней, старясь не шуметь, осторожно отводя ветви и замирая, чтобы не вспугнуть птицу. Лёгкая дымка стелилась между стволами деревьев, смягчая её шаги. Слева она увидела странного вида каменный столб, и побоялась подойти к нему, больно ненадёжным он ей показался. Она остановилась, и вокруг неё всё замерло, затихло, потемнело, словно наступил вечер. И голоса птички она больше не слышала. Марина постояла недолго и пошла обратно. Но лес вокруг неё изменился, стал чужим, незнакомым, и сколько бы она ни шла вперёд, но к полянке, где она собирала с подружками ягоды, она так и не вышла. Она крикнула, но звук её голоса звучал глухо, как-то по-особенному, и никто ей не откликнулся. Марина не боялась заблудиться в лесу, и всегда знала, в какую сторону надо возвращаться домой. Но в этот раз она себя ощущала так, будто стояла внутри шара, и куда бы ни направлялась, она снова и снова возвращалась на то место, где лес изменился. Она ещё несколько раз натыкалась на тот странный столб, но каждый раз поворачивала от него обратно. Сначала она медленно брела по загадочному лесу, но с каждым шагом тревога её всё разрасталась, убыстряя её шаг, и она уже бежала, не думая, в какую сторону надо бежать, лишь бы выбежать хоть куда-нибудь из жуткого места. Устав, она присела возле высокой сосны, прислонившись к ней спиной. И снова её укутала со всех сторон тишина. Марина так устала, что не заметила, как задремала. Кто-то гладил её по голове, но она не могла открыть тяжёлые веки, чтобы посмотреть, кто с ней рядом. Она слышала бормотание, тяжёлое дыхание, сверху на неё падали иголки, будто дерево кто-то тряс, а она вроде и явно слышала это, но и думала, что это сон. Очнулась Марина оттого, что среди всего этого бормотания расслышала своё имя. Кто-то звал её издалека, звал очень настойчиво, и она вздрогнула, отогнав от себя дрёму. Когда она открыла глаза, то первое, что она увидела перед собой, так это большую поляну с двумя каменными столбами. А позади них стояла изба, завалившаяся на один бок. Изба была ветхая, брёвна чёрные, внизу мохом покрытые, доски на двери рассохлись, а внизу все сгнили. Единственное крохотное окошечко, которое было рядом с дверью, светилось синим тусклым одиноким огоньком, бросая на поляну холодный неживой свет. Марина обрадовалась, увидев избушку, встала, но её повело в сторону, будто силы покинули её. Она оперлась рукой на сосну, переждав, пока перестанет кружиться голова, и сделала шаг к избушке. Голос, звавший её, вдруг стал пронзительным, тревожным, и она услышала: «Не ходи туда! Иди на мой голос!» Марина огляделась. Кто её зовёт? И почему она не должна идти к дому? Там горит свет, там люди, они помогут ей и покажут дорогу до дому. Но голос не затихал, и в нём прорывались нотки такого отчаяния, что Марина задумалась. Тот, кто звал её, не был ей врагом. Так отчаянно хочет помочь только друг. В это время дверь в избушке заскрипела и открылась. Хоть из окошка и струился синий свет, в распахнутой двери таилась тьма. И Марина почувствовала в этой темноте ещё что-то, и оно коварно поджидало её там, до поры до времени не покидая жуткую темноту. И Марине стало страшно. Она на нетвёрдых ногах развернулась и пошла, убыстряя свой шаг, прочь от зловещей избушки. Позади себя она слышала, как ломаются ветки, но она боялась даже повернуться назад, чтобы посмотреть, кто преследует её. Но лес всё не кончался, а голос, звавший её, становился всё тише и тише. Марина резко сменила направление и из последних сил рванулась через густые заросли, постоянно прислушиваясь, не станет ли голос громче. Она выскочила на небольшую просеку и с ужасом увидела, что каменные столбы снова перед ней. Марина повернулась, чтобы скрыться за деревьями, но ноги не послушались её. И она схватилась за тонкую колючую ветку, чтобы не упасть. Помимо своей воли, она вдруг сделала шаг к каменным столбам. И тут же закричала от страха. В глазах её замелькали серые капли, будто она смотрела на дождь. Марина в отчаянии закрыла лицо руками, и почувствовала, как снова непроизвольно сделала ещё один шаг к столбам. И вдруг, сверху, чья-то жёсткая чёрная рука схватила её за пальцы, оторвав их от лица, потом перехватилась за запястье и с силой дёрнула её вверх. От боли в руке, Марина потеряла сознание, но перед тем, как всё в её глазах потемнело, она увидела над собой чёрные бездонные глаза.

Марина пришла в себя уже дома, лёжа в своей кровати, рядом сидела бабушка и держала её за перевязанную руку.

– Бабушка, где я была? – Еле слышно спросила она.

– Далеко была, очень далеко. В опоне. Как ты меня напугала! Но сейчас всё хорошо, рука не болит?

Боль была слабая, но как только Марина пошевелила рукой, боль с новой силой отдалась в локте. Она подняла её и увидела над повязкой красную воспалённую кисть.

– Что за чёрная рука меня оттуда вытянула?

– Помощница моя, Прелага. Отдыхай, потом поговорим.

Марина закрыла глаза и провалилась в сон. Ей снились тёмные тени, они окружали её, загоняли в глубокую яму, и она каждый раз падала в неё, но не долетала до дна, а хваталась за корни деревьев, и они, мягко пружиня, выбрасывали её на выжженную землю.

– Когда геологи нашли это место, – рассказала ей бабушка, когда Марина поправилась и пришла в себя, – одному из них приснилось, что с ним дерево говорит. И оно предупредило, что нельзя тревожить эту землю. Да разве кто слушает предупреждения такие! Никто даже внимания не обратил, хотя сразу же стали преследовать первых строителей несчастья. Когда мы ещё жили в бараке, у нас за стенкой сосед был, Миша Тонкий, вот он мне как-то и сказал, что ему тоже во сне снится часто, как деревья между собой переговариваются, и каждый раз называют одно имя. И он заметил, что как только он услышит какое имя, так сразу же с этим человеком какое-нибудь несчастье происходит. Миша даже сначала пытался предупредить того, чьё имя слышит, да его на смех подняли. Даже то, что потом его слова сбываются, против него же это всё и повернулось, а последнее время даже ненавидеть его стали, говорят, что он накаркивает другим несчастья. Теперь он больше никому ничего не говорит, чтобы не раздражать людей. Миша потом уехал из посёлка, люди на самом деле начали его ненавидеть, перестали с ним общаться, обходить его стороной. А я ему сразу поверила, и всё так же хорошо к нему относилась, жалела его. Перед самым своим отъездом он вызвал меня в коридор и зашептал: «Инна, уезжайте с мужем отсюда, от греха подальше, не рады здесь людям. Не отступится то зло, которое здесь мы откопали, от людей!» А я ему говорю: «Да куда мы отсюда уедем! Дай бог, и всё успокоится тут, и заживём нормально». Он так грустно посмотрел на меня и сказал: « Зря ты не слушаешь меня. Хоть послушай то, что я тебе сейчас скажу. Если случится что плохое с твоими родными, иди в лес, проси помощницу, и если лес послушает тебя, то и помощницу даст и поможет тебе». Вот такие слова сказал Миша мне. А через несколько лет совет его мне пригодился. Однажды вечером отец твой, Володя, а тогда ещё твои родители здесь жили, не вернулся с карьера. Он на самосвале работал, глину с карьера на временный отвал и заморозку возил, и вечером не вернулся в посёлок. Сначала мы не особо этим обеспокоились, так как все здешние машины старые были, часто ломались, а на карьере вагончик стоял, и там можно было заночевать. Но когда на следующее утро к карьеру приехали два самосвала, то увидели, что там нет ни Володиного самосвала, ни самого Володи. К вечеру уже весь посёлок на ноги подняли, искали его. Я, как только услышала о том, что мой зять пропал, словно в ступор какой попала. Все ищут, а я будто уже знаю, что он в опоне. Я и сама не поняла, откуда слово такое узнала, словно пришло оно ко мне само. Дочка плачет, а ты тогда ещё только ходить начала, смотришь на неё, и тоже плачешь. И вспомнила я тогда слова Миши, вечером пошла в лес, а куда идти, кого просить, сама не знаю. Вот и бегала, как сумасшедшая, от дерева к дереву, просила, чтобы зятя вернули. Да только никто мне ничего не отвечал, лес стоял глухой к моим просьбам. А я, как вспомню слёзы дочки, сама слезами уливаюсь, иду, не разбирая дороги, и плачу. Куда забралась, уже и не видно ничего, темно стало. Я рухнула возле сосны на колени, обняла её и так и застыла возле неё, кора уже мокрая от моих слёз, а я не в силах встать. А потом будто всё встрепенулось, лес заговорил, и я почувствовала под своими ладонями тепло от дерева. Убрала я руки от дерева, а на моих ладонях два чёрных глаза появились, будто угольком нарисованные. Я смотрю в эти нарисованные глаза, а сама зятя зову. А в ушах гул стоит, в глазах тёмные круги плывут. Очнулась я утром, всё тело ломит, еле на ноги поднялась. Побрела домой. А там радость – зятя нашли, только в больницу сразу увезли, трясёт его всего, словно в лихорадке. Пролежал он там недели две, домой вернулся. Только в глазах его застыл такой страх, такое отчаяние, будто он с того света вернулся. После этого родители твои уволились с завода и уехали, а тебя оставили со мной, так как собрались скоро, и уехали в никуда. Говорили, что заберут тебя, как устроятся. Да только всю жизнь с места на места переезжали, нигде толком устроиться не могли, нигде так и не обжились.

– Да, интересную Вы нам историю рассказали. – Сакатов потёр лоб. – А как кукла у Вашей бабушки появилась, та, которая Вас из опоны вытащила?

– Когда я попала в опону, бабушка тоже сразу это почувствовала. И побежала в лес. Только в тот раз не на её ладонях появились глаза, а в руках её оказалась чурка, на которой были два сучка, как глаза. Бабушка принесла её домой, вырезала на чурке две руки, как смогла, покрасила их чёрной краской, и глаза на месте сучков тоже чёрной краской накрасила. Говорила, что будто кто её рукой водил, помогая Прелагу делать. Пошла с этой куклой в лес, и стала звать меня. А потом я словно вывалилась из воздуха, говорит, меня всю трясло, так же, как и моего отца тогда. Пока мы не установили эту куклу на каменную горку, бабушка меня в лес не отпускала, говорила, что теперь меня там ждут. И ещё она рассказала, что теперь наказание за это обязательно будет. Когда она папу моего спасла, ей ночью приснилось, что кто-то ей сказал, что уголёчки, которыми глаза на её руках были нарисованы, с её дома подобраны. А потом вот пожар случился, и сгорел наш дом подчистую, одни уголёчки и остались.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.