Конец времени. Том 1

Габриэлла слегка повернула голову вбок, и её золотистые глаза на мгновение встретились с взглядом Ли-Суна. Лёгкий, едва заметный кивок – и хранитель понял без слов. Он сделал шаг назад, готовый последовать за слугами, и остальные двинулись за ним, хотя Торин ещё на секунду задержал взгляд на командующей, словно колеблясь.

Когда они удалились, Сын Ночи повернулся к Габриэлле и жестом, исполненным странной, почти ритуальной грации, указал на массивные двери перед ними. Его пальцы коснулись поверхности, покрытой мхом и серебристыми листьями, – и створки, несмотря на их очевидную тяжесть, распахнулись с удивительной лёгкостью.

Не было ни скрипа, ни гула – только лёгкий вздох воздуха, будто дворец сам приоткрывал свои тайны перед избранной гостьей.

Габриэлла шагнула вперёд – и двери так же бесшумно сомкнулись за её спиной, словно пелена между мирами, ненадолго приоткрывшись, вновь сжалась в непроницаемую завесу.

Последнее, что видел Сын Ночи перед тем, как створки полностью закрылись, – это её силуэт, растворяющийся в полумраке тронного зала, где её уже ждал Брат Ночи.

Тронный зал дышал простором и сдержанной мощью. Высокие квадратные окна, лишённые украшений, пропускали внутрь рассеянный свет, который не столько освещал помещение, сколько подчёркивал его глубину. Пол, отполированный до зеркальной гладкости, не отражал ни стен, ни потолка – лишь мерцал, как застывшая ночная гладь, в которой тонули звёзды. Каждый шаг по нему казался шагом по небу, но небо это было холодным и бездонным, лишённым привычных созвездий.

У дальней стены, в самом центре, стоял двойной трон. Он не был вырезан или выкован – скорее, казалось, что его вырастили, позволив древним корням сплестись в нужной форме. Древесина, красно-коричневая, словно пропитанная закатным светом, переливалась серебряными прожилками, будто по ним всё ещё текла живая сила. Подлокотники извивались, как реки на старинной карте, а спинка уходила вверх, растворяясь в тени. Ни резьбы, ни инкрустаций – только мощь и простота, как у самого старого дерева в мире.

На одном из сидений, в позе, балансирующей между небрежностью и царственностью, восседал Эльдриан.

Он не был высоким – лишь на пару пальцев выше Габриэллы, – но в его стройной, подтянутой фигуре чувствовалась скрытая сила, как у натянутого лука. Черты его лица были мягкими и в то же время отточенными: слегка приподнятые внешние уголки глаз придавали взгляду лёгкую загадочность, а скулы, плавно переходящие в узкий подбородок, напоминали линии, выведенные тушью на шёлке. Кожа, тёплого медового оттенка, казалась гладкой, будто отшлифованной морским ветром.

Он полулежал, полусидел, перекинув одну ногу через массивный подлокотник, и в этой позе была не вызывающая расслабленность, а скорее уверенность хищника, знающего, что его территория неприкосновенна. Широкие штаны, цвета песка в первые мгновения рассвета, свободно ниспадали складками, подчёркивая лёгкость его движений. Пояс, тёмно-оранжевый, почти как спелая хурма, охватывал талию, поднимаясь почти до груди, оставляя торс обнажённым. Мускулы не бросались в глаза, но были видны при каждом дыхании – не как у воина, а как у танцора или лучника, чья сила скрыта в точности, а не в грубой мощи.

В левом ухе сверкала маленькая серьга – отпечаток лапы хищного зверя, будто вырезанный из самого света. На правом предплечье, ближе к локтю, обвивался браслет из полупрозрачного металла, матово-белого, как лунный камень, с чёрными вкраплениями, напоминающими звёзды в туманности.

Он был красивым, но не в том смысле, в котором красивы статуи или портреты. Его красота была живой, непринуждённой, как у реки, которая тысячелетиями точит камни, не задумываясь о своей форме.

Когда Габриэлла вошла и замерла в центре зала, её силуэт чётко вырисовывался на фоне звёздного пола. Эльдриан лениво повернул голову в её сторону, словно пробуждаясь от лёгкой дремоты. Его лицо, обычно столь непринуждённое, теперь выражало едва уловимую надменность – не грубую, а скорее игривую, как у кота, наблюдающего за мышью. Он окинул её медленным взглядом, скользящим от ног до головы, будто оценивая не столько её саму, сколько её выбор явиться сюда в таком виде.

Габриэлла слегка склонила голову, не опуская глаз, и её голос прозвучал ровно, без тени подобострастия:

– Приветствую тебя, Эльдриан.

Тот медленно выпрямился на троне, его движения были плавными, как течение глубокой реки. Лёгкая улыбка тронула его губы, но в ней не было тепла – только тонкая, почти незаметная издёвка.

– Ну что за вид, Габриэлла, – произнёс он, растягивая слова, будто смакуя их. – Так не пойдёт.

Прежде чем она успела ответить, он вытянул вперёд правую руку. Его пальцы, изящные и гибкие, совершили лёгкое движение – пол-оборота кистью, словно он перебирал невидимые нити воздуха. Пальцы изогнулись, как волна, разбивающаяся о берег, и в тот же миг её облик начал меняться, не резко, а постепенно – волной, перекатывающейся от макушки до самых пят. Казалось, будто невидимые чешуйки света скользят по её коже, оставляя за собой новый образ.

Её волосы, прежде собранные, распустились, как шёлковый шлейф, ниспадая на плечи и спину до самого пояса. Они переливались, словно живые, улавливая отсветы зала.

Платье, появившееся вместо прежнего наряда, было цвета изумруда – глубокого, насыщенного, словно вырезанного из самой сердцевины драгоценного камня. Оно оставляло плечи и шею открытыми, обтягивая фигуру изящным корсетом, который подчёркивал каждую линию её тела. От пояса спускалась лёгкая, почти невесомая юбка, струящаяся до самого пола, как водопад из зелёного шёлка. Обувь исчезла, оставив её босые ноги касаться холодного, звёздного пола.

Из прежнего образа остался лишь один элемент – тонкий серебряный браслет-обруч, охватывающий её плечо, как единственное напоминание о том, кто она есть на самом деле.

Когда преображение завершилось, Эльдриан откинулся на спинку трона, его улыбка стала шире, почти довольной.

Габриэлла медленно, с явным неудовольствием, оглядела себя. Её пальцы слегка сжали складки юбки, будто проверяя, насколько это всё реально. Затем она подняла взгляд на Брата Ночи, и одна её бровь едва заметно дрогнула вверх.

– У тебя ужасный вкус, – произнесла она сухо.

Эльдриан лишь рассмеялся – тихо, как шелест листьев на ветру. Затем, без спешки, поднялся с трона и подошёл к ней, остановившись на расстоянии шага. Его глаза, тёмные и насмешливые, изучали её лицо.

– Жду с нетерпением твой захватывающий рассказ о причине визита, – сказал он, – и о твоих спутниках. Старинный выбор… ну, кроме симпатяги Ли-Суна.

Габриэлла открыла рот, явно собираясь возразить, но Эльдриан поднял руку, прерывая её.

– За ужином, – произнёс он, и в его голосе внезапно появилась твёрдость. – Не желаю сейчас ничего слышать. Да и моей сестрёнки тут нету.

Он сделал шаг назад, и его тон снова изменился – теперь в нём звучала не игривость, а лёгкий, но неоспоримый оттенок приказа.

– Иди отдохни.

Габриэлла замерла на мгновение, её губы сжались в тонкую линию. Но она не стала спорить. Молча, с выражением явного недовольства на лице, она развернулась и направилась к выходу.

Двери зала распахнулись перед ней сами, будто чувствуя её настроение.

И тут снова раздался голос Эльдриана, теперь уже с откровенной издёвкой:

– И, командующая… не забывай, ты в моих владениях. Так что платье одеть не забудь.

Габриэлла не обернулась. Она лишь слегка вскинула подбородок и продолжила свой путь, её зелёный шлейф колыхнулся за ней, как всплеск воды в тёмном озере.

Двери закрылись за её спиной с лёгким, почти насмешливым звуком.

Глава 4

Покои, выделенные Торину и Лире, оказались светлыми и просторными, но без излишней роскоши – такими, какими их могли предоставить не самым важным, но всё же уважаемым гостям. Стены, выложенные из гладко отшлифованного камня теплого песочного оттенка, отражали мягкий рассеянный свет, льющийся из высоких арочных окон. Они были настолько большими, что почти сливались с потолком, и через них открывался вид на вечернее небо, окрашенное в нежные персиковые и лиловые тона.

В центре комнаты стояла широкая кровать с низким изголовьем, вырезанным из тёмного дерева с едва заметными серебристыми прожилками. Постель была застелена простыми, но качественными покрывалами из плотной ткани цвета охры, а у изножья лежали две аккуратно свёрнутые шерстяные накидки – на случай, если ночью станет прохладно.

Рядом, за невысокой аркой без двери, располагалась небольшая смежная комната для омовений. Её главной особенностью был неглубокий бассейн, выложенный гладкими речными камнями молочного оттенка. Вода в нём была кристально чистой и слегка дымилась, источая лёгкий аромат горных трав – видимо, её подогревали каким-то незаметным, но действенным способом. На каменной полке у края бассейна лежали глиняные кувшины с маслами, деревянные гребни и сложенные полотняные полотенца, мягкие на ощупь.

В этот момент в покои бесшумно вошёл слуга – высокий и стройный в наряде цвета глины. В его руках была аккуратная стопка одежды: просторные штаны из льняной материи, лёгкая туника и широкий пояс, всё в приглушённых коричневых тонах.

– Для вас, – произнёс он нейтрально, протягивая вещи Торину. Затем его взгляд скользнул в сторону Лиры, и он добавил, слегка склонив голову: – За вами придут, чтобы сопроводить на ужин.

Пауза.

– Оружие не брать, – закончил он, и в его голосе не было ни угрозы, ни просьбы – лишь констатация факта.

Прежде чем кто-то успел что-то сказать, слуга так же бесшумно исчез за дверью, оставив обоих наедине с тишиной комнаты, тёплым запахом воды и предвкушением того, что ждёт их дальше.

***

Двери покоев бесшумно сомкнулись за спиной Габриэллы, словно сама тишина поглотила звук их движения. Пространство, в которое она вошла, дышало сдержанной роскошью – ни лишних украшений, ни вычурной мебели, только безупречная гармония линий и оттенков. Большое окно, занимавшее почти половину стены от самого пола до потолка, наполняло комнату мягким светом угасающего дня. За его стеклом уже зажигались первые звёзды, но их холодное сияние не могло соперничать с теплом, исходящим от каменных стен, оттенённых золотистыми бликами.

Кровать из чёрного дерева, полированного до зеркального блеска, стояла в центре, её изголовье напоминало сплетение древних корней, застывших в вечном изгибе. Белоснежные простыни, сотканные из тончайшего льна, казались ещё белее на фоне тёмного дерева – как первый снег, упавший на чёрную скалу.

Габриэлла шагнула к арке, ведущей в смежную комнату, и замерла в проёме, прислонившись плечом к своду. Её взгляд скользнул по овальному бассейну, выложенному идеально круглыми камнями голубых и лазурных оттенков. Вода в нём была кристально чистой, чуть подёрнутой лёгкой дымкой пара, а её поверхность мерцала, словно усыпанная тысячами крошечных сапфиров.

Но её внимание привлекло не это.

У дальнего, более узкого края бассейна, в воде по грудь, полулежал Ли-Сун. Его руки были раскинуты на низком бортике, пальцы слегка касались гладкого камня. Голова чуть откинута назад, обнажая линию горла, по которой стекали капли воды, оставляя влажные дорожки на коже. С коротких волос лениво скатывались капли, падая на плечи и борт бассейна, словно нехотя расставаясь с их теплом.

Его лицо выражало умиротворение и тихое удовольствие – веки опущены, губы чуть приоткрыты, дыхание ровное и спокойное. Казалось, он растворился в этом моменте, забыв обо всём, что было за пределами этой воды.

Но даже в таком состоянии он почувствовал её присутствие.

Его голова слегка опустилась, веки приподнялись, и золотые глаза встретились с её взглядом. Лёгкая улыбка, ещё не успевшая сойти с его губ, сменилась сначала лёгким удивлением, а затем – едва уловимым недовольством.

– Что за наряд? – произнёс он спокойно, но в его голосе прозвучала лёгкая нота раздражения.

Габриэлла закатила глаза, словно и сама была не в восторге от ситуации, хотя так и было.

– Это всё братец Ночи, – ответила она, слегка раздражённо проводя ладонью по ткани платья, будто пытаясь стряхнуть с себя его влияние.

Ли-Сун слегка наклонил голову набок, изучая её новый облик. Его губы сжались, а в глазах мелькнуло что-то, что можно было бы назвать лёгким отвращением.

– У него ужасный вкус, – произнёс он уже с оттенком недовольства, подчёркивая каждое слово.

Габриэлла резко развела руки в стороны, словно демонстрируя всю абсурдность ситуации. Зелёный шёлк платья колыхнулся, отражая свет, но в её жесте не было ни капли грации – только раздражение.

Ли-Сун снова прикрыл глаза, откинув голову назад, но на этот раз в его голосе прозвучала уже не критика, а совет, высказанный с невозмутимым спокойствием:

– Тебе стоит его снять.

***

Вода взметнулась серебристыми брызгами, когда Габриэлла вынырнула в центре бассейна, подобная нимфе, рожденной из морской пены. Её ладони скользнули по лицу, отбрасывая хрустальные капли назад, в водную гладь, где они растворились в бесчисленных кругах. Мокрые ресницы дрогнули, открывая глаза, в которых плескалось торжество и тайна – и тут же её взгляд наткнулся на Ли-Суна, уже стоящего перед ней. Вода стекала по его торсу, очерчивая каждый мускул, как дождь по древней мраморной статуе.

Её левая рука медленно поднялась из воды, оставляя за собой сверкающий шлейф. Пальцы коснулись его щеки – легкое прикосновение, словно крыло ночной бабочки. Затем они вплелись в его густые, недлинные волосы, тёмно-русые и тяжелые от воды, но всё равно упрямо держащие форму. Он позволил ей вести себя, слегка наклонив голову, будто древний дух, покоряющийся призыву. Его губы начали неспешное путешествие к её шее, и в воздухе повисло напряжение, густое, как мёд.

Но прежде чем его дыхание коснулось кожи, правая рука Габриэллы вырвалась из воды, изящно заведя себя за собственное плечо – движение, полное грации и странной целеустремленности, будто она ловила невидимую нить судьбы.

И поймала.

За её правым плечом возник ещё один хранитель – точная копия Ли-Суна, капля в каплю, от мокрых волос до капель, застывших на ресницах. Её пальцы так же впились в его волосы, повторяя жест с левой стороны. Двойник наклонился в унисон с оригиналом, их движения зеркальны и совершенны, как отражение в абсолютно ровной поверхности.

И вот уже двое – нет, двое и одна – слились в странном, гипнотическом танце. Их губы одновременно коснулись её шеи с двух сторон: один – там, где пульс бился, как крыло пойманной птицы, другой – чуть ниже, где тень ключицы образовывала соблазнительную впадину. Габриэлла слегка откинула голову, подставляя себя этому двойному прикосновению, и её губы растянулись в загадочной улыбке, полной власти и обещаний. Потом веки дрогнули, закрываясь, будто под тяжестью наслаждения, слишком острого, чтобы смотреть на него открытыми глазами.

И тогда они начали погружаться. Медленно. Синхронно.

Как три ствола одного дерева, сплетенные корнями где-то в невидимых глубинах. Вода сомкнулась над их головами, оставив на поверхности лишь легкие круги, которые вскоре успокоились, вернув бассейну зеркальную гладь. Пузырьки воздуха, словно жемчужины, поднялись вверх, лопаясь о поверхность – последние свидетели их исчезновения в лазурном мире, где не было ни командующих, ни хранителей, только тепло, тьма и бесконечное падение в объятия друг друга.

***

Тронный зал встретил Торина и Лиру безмолвным величием. Высокие своды, словно выточенные из самой ночи, уходили вверх, растворяясь в полумраке, а пол, мерцающий, как застывшая река под звездным небом, не отражал их тени. Трон, пустующий в центре, казался сейчас не местом власти, а лишь частью пейзажа – могучие корни, застывшие в ожидании.

Слуга, сопровождавший их, молча направился к огромному оконному проему, который от пола до потолка разрезал стену. Приблизившись, стало ясно – это не просто окно, а врата на просторный балкон, высеченный прямо в скале.

Круглый стол из чёрного дерева, отполированного до зеркального блеска, стоял в центре балкона, накрытый на шесть персон. Ни излишеств, ни показной роскоши – только изысканная простота, где каждое блюдо было словно частью природы, а не творением поваров.

В центре стола возвышалось блюдо с жареным фазаном, покрытым хрустящей золотистой корочкой, а вокруг него, словно спутники, расположились остальные угощения. Чаши с фруктами, но не обычными – здесь были плоды, знакомые лишь Детям Ночи. Мякоть, переливающаяся от розового к лиловому, кожица, тонкая, как лепесток, и аромат, напоминающий одновременно мед и дождь после грозы. Хлеб, испеченный в виде круглых лепешек, но не грубых, а воздушных, с хрустящей корочкой и мягкой сердцевиной, пропитанной оливковым маслом и травами. Сыр, завернутый в виноградные листья, его текстура нежная, почти тающая, а вкус – дымный, с оттенком чего-то дикого, будто его готовили не в кухне, а в пещере под открытым небом. Кувшины с вином, темным, как сама ночь, но с искрами рубинового оттенка, когда свет факелов падал на его поверхность.

У парапета балкона, грубого и неотесанного, словно его оставили таким намеренно, стояли двое.

Габриэлла, всё ещё в том изумрудном платье, что создал для неё Эльдриан. Ткань облегала её фигуру, подчеркивая каждую линию, а открытые плечи и шея демонстрировали загорелую кожу. Её поза была расслабленной, но в ней чувствовалась скрытая сила, как у кошки, наблюдающей за приближающейся добычей.

Рядом с ней – Ли-Сун. Его широкие штаны, цвета светлого пепла, свободно ниспадали, подхваченные широким поясом более тёмного оттенка. Босые ноги, казалось, не чувствовали холода камня, а мощная грудь, обнаженная и покрытая красивым ровным загаром, дышала ровно и спокойно. Его волосы, тёмно-русые, были слегка растрепаны, будто он только что вышел из объятий ветра, и это придавало ему шарма, которого так не хватало ни Торину, ни Лире.

Торин, одетый в просторную тунику и штаны каричневых тонов, чувствовал себя рядом с ними… не лишним, но и не равным. Не из-за одежды, нет – а из-за той легкости, с которой они существовали в этом мире. Лира, чей наряд вторил его собственному, казалось, не замечала этого диссонанса, но Торин ловил себя на мысли, что его движения стали чуть более скованными.

С балкона открывался вид на скальную гряду, из которой, как скульптура из мрамора, был вырезан весь дворец. Камни, гладкие и неровные одновременно, переливались под лучами заката, а у их подножья раскинулся сад – не ухоженный, а дикий, где деревья и кусты росли так, как будто их никто никогда не трогал.

На небе уже зажигались первые звёзды, их свет холодный и чистый, в отличие от тёплого мерцания факелов, освещающих балкон. Эти факелы, изящные и тонкие, будто выкованные из самого воздуха, горели ровным пламенем, не коптя и не дымя, а лишь отбрасывая длинные тени на каменный пол.

Воздух был наполнен ароматами еды, трав и чего-то неуловимого – может, запахом самой ночи, а может, дыханием тех, кто жил в этом дворце веками.

Тихое мерцание факелов внезапно ожило, словно встрепенувшись от незримого дуновения, когда в проеме балкона возникли двое.

Эльдриан, Брат Ночи, ступил вперёд с той же непринужденной грацией, что и прежде. Его свободные штаны, белоснежные, как первый иней на траве, мягко шелестели при каждом шаге, а широкий пояс, такого же ослепительного оттенка, подчеркивал узкую талию. На правом предплечье белел браслет – матовый, словно выточенный из лунного камня, с чёрными вкраплениями, напоминающими звёзды, пойманные в молочную дымку. В левом ухе сверкала крошечная серьга – отпечаток звериной лапы, будто оставленный на серебре невидимым хищником.

Рядом с ним шла его сестра – Фреяна.

Она была чуть выше брата, её стройная фигура казалась выточенной из древнего фарфора – белого, но не холодного, а будто хранящего в себе отсветы давно угасших костров. Её волосы, огненно-рыжие, как пламя в чертогах подземного царства, крупными волнами спадали до ключиц, и лишь одна прядь, заправленная за правое ухо, открывала небольшую серьгу в форме птичьего крыла. Оно сверкало при каждом движении, будто вот-вот взметнется ввысь.

Её платье, ослепительно белое, облегало фигуру, как вторая кожа, подчеркивая каждый изгиб. Широкий пояс, перехватывающий талию, и узкий подол, струящийся до самого пола, завершались небольшим овальным шлейфом, который плыл за ней, как лёгкое облако. Ткань была полупрозрачной, и в игре света угадывались силуэты её стройных ног – намек, но не откровение. На левом плече, выше локтя, обвивался тонкий обруч из чёрного металла с серебряными вкраплениями – словно ночь опоясала её руку россыпью звёзд.

Когда они появились, воздух словно застыл.

Габриэлла слегка склонила голову – жест уважения, но не подчинения. Ли-Сун опустился на одно колено, его тёмные волосы слегка колыхнулись. Он опустил взгляд в знак уважения их высокому положения. Торин, спохватившись, склонился до пояса, а Лира, словно зеркало, повторил движение Ли-Суна.

Дети Ночи прошли мимо них без слов, их босые ступни не издавали ни звука на каменном полу. Они заняли свои места за столом, и остальные последовали за ними.

Габриэлла села рядом с Эльдрианом, её изумрудное платье контрастировало с его белоснежными одеждами, как листва на фоне снега. Ли-Сун сделал шаг к своему привычному месту возле командующей, но Фреяна остановила его легким движением руки.

– Сядь рядом, хранитель, – произнесла она, и её голос был тихим, но в нём звенела сталь.

Ли-Сун на мгновение замер, затем бросил взгляд на Габриэллу – не за разрешением, а скорее из любопытства. Как она отреагирует? Но лицо командующей оставалось невозмутимым, будто высеченным из того же камня, что и стены дворца.

И тогда он развернулся и занял место рядом с Дочерью Ночи.

Факелы заколебались, будто затаив дыхание, а звёзды над балконом мерцали чуть ярче, словно став свидетелями этой маленькой, но значимой игры.

Трапеза началась в гнетущей тишине, нарушаемой лишь легким звоном кубков и едва уловимым шорохом пальцев, скользящих по блюдам.

Торин ел осторожно, словно каждое его движение проходило через строгий внутренний контроль. Он сидел за одним столом с тремя правителями, и это осознание одновременно восхищало и подавляло его. Каждый кусок, поднесенный ко рту, казался ему слишком громким, каждый глоток – слишком заметным. Его глаза то и дело скользили по сидящим напротив, словно он пытался уловить негласные правила этой странной трапезы.

Лира не притрагивался к еде вовсе. Его руки покоились на коленях, а взгляд, отрешенный и холодный, был устремлен куда-то вдаль, будто он присутствовал здесь лишь телом, а ум его витал в иных сферах.

Габриэлла, напротив, казалась совершенно невозмутимой. Она откинулась на резную спинку стула, и её поза была настолько расслабленной, что граничила с демонстративной скукой. Изящные пальцы лениво отщипывали кусочки сыра, которые она отправляла в рот с медлительностью, достойной королевы, наблюдающей за неинтересным представлением.

Ли-Сун же ел так, будто это было его последней возможностью насытиться перед долгим постом. Он не чавкал, не торопился, но каждый его жест был наполнен целеустремленной энергией. Кусок хлеба, обильно смазанный маслом, исчезал во рту, тщательно пережевывался, запивался вином – и тут же его пальцы уже тянулись к следующему. Фазан, фрукты, сыр – ничто не ускользало от его внимания. Это не было обжорством дикаря – скорее методичным опустошением всего, что стояло перед ним, как если бы он считал своим долгом не оставить ни крошки. И все его движения были точны и изящны.

Фреяна сидела вполоборота к нему, наблюдая за этим процессом с нескрываемым удовольствием. Её тонкие пальцы, изящные и бледные, как лунный свет, медленно подносили ко рту кусочки фруктов, но еда, казалось, интересовала её куда меньше, чем сам хранитель. В уголках её губ играла загадочная улыбка, а в глазах читалось что-то тайное, словно она знала нечто, чего не знал даже он.

Эльдриан, в отличие от остальных, ел неторопливо, с достоинством, присущим тем, кто привык растягивать удовольствие. Каждый его жест был отточен, каждый глоток – обдуман. Время от времени его взгляд скользил по собравшимся: то на Торина и Лиру, в которых он видел лишь пешки в чужой игре, то на Габриэллу, чье показное равнодушие, казалось, лишь подогревало его насмешливый интерес. Ему явно доставляло удовольствие заставлять ждать ту, что не привыкла ждать.