скачать книгу бесплатно
Не нашли!
– Мама, нету дырочки, – чуть не плачет Кларка.
– Блин, как же я писала всю свою жизнь?! – недоумевает Миранда.
– Тут есть, но другое. Я отсюда родилась! – деловито хмуря брови, исследует Клара сложный объект.
– Да вы с ума сошли! Машина не убила, вы меня доконаете! – Миранда уже всерьез страдает.
Извелись все трое, но катетер каким-то чудом засунули, и бедная пациентка счастливо освободилась; однако это компромисс – надо добиваться самостоятельного процесса без помощи приспособлений.
Единственное, чем она могла шевелить безболезненно, – левой рукой, все остальные части тела при малейшем движении беспощадно болели. Пришлось ухаживать за ней, как за настоящей тяжелобольной: ставить утку, кормить бульоном с ложечки, расчесывать волосы, без конца поправлять подушки и ни на секунду не оставлять одну.
– Девочки, как бы мне помыться, а? – жалобно сказала как-то утром Миранда.
Мы с Кларой переглянулись.
Тащить больную через весь коридор в ванную – как?! Положить на кафельный пол и поливать из чайника?
– Надо мыть прямо тут, – придумала находчивая Кларка.
И закипела работа! Постелили на весь матрас огромный кусок целлофана, осторожно перекатывая стонущую Миранду, притащили ведро с горячей водой и тазик, раздели больную и принялись намыливать ее с двух сторон губками.
– Щекотно! Ах-ха-ха!
– Мама, не дрыгайся, – деловито шмыгала носом Кларка.
– А голову как мыть?!
Голова в самом деле была наиболее сложным этапом: волосы губками не промокнешь!
– Так, – осенило меня. – Бери ее и разворачивай!
– Стойте! – беспомощно выпучила глаза Миранда. – У меня в тазу трещина! Вы меня доломаете!
Скользя по мыльному целлофану, мы вдвоем мастерски развернули закоченевшую пациентку, как часовую стрелку, поменяв местами ноги и голову.
Бережно потянули за голову, чтобы та свисала над тазиком. И очень шустро вымыли длинные волосы, полоща их в мыльной воде, как половую тряпку!
Миранда лежала счастливая и умиротворенная, как тюлень, пока мы ополаскивали ее чистые скрипучие волосы из чайника.
– Дай вам Бог здоровья, девочки, – охала она, пока мы сушили ее полотенцами и кутали в чистое, как младенца.
Но на этом наше веселье не закончилось.
Такое-то число такого-то месяца.
Бордель
В очередной раз выкупав Миранду, расчесываем ей волосы и точим лясы, и вдруг слышим равномерный скрип с потолка.
Долгий, непрекращающийся, время от времени меняющий ритм и скорость.
Кларка первая предположила, что это акт.
– Да иди ты, – не поверила я. – Откуда ты столько знаешь?!
Перешли в другую комнату – а там тоже скрип! Только в другом ритме.
Перешли в третью – там вообще кони скачут!
– Слушайте, там же бордель, наверное! – завизжала в восторге Кларка.
– Я давно это подозревала, – деловито отозвалась Миранда.
Мы с Кларкой стали перебегать из комнаты в комнату и делать ставки, кто быстрее завершит процесс.
Миранда так хохотала, что описалась без всякого катетера.
– Вот и проблема решилась, – обрадовалась Кларка.
– Так вот что за девицы в подъезде шастают! – осенило меня.
Таким образом, разъяснились изредка попадавшиеся в подъезде странно одетые гражданки, не умевшие здороваться.
Через пару недель мы попали в историю: в один прекрасный вечер клиент верхних спьяну ошибся этажом и постучал к нам.
– Это, наверное, Зойка хлеба принесла! – крикнула я и, не глядя, отперла дверь.
Ввалился пьяный мужик в черной турецкой дубленке и с самого порога увидел возлежащую одалиску.
Помытая Миранда в очках имела вид строгий и соблазнительный.
Клиент протянул к ней руку, споткнулся о ковер, напоролся ладонью на деталь дессау (я там всю мебель выучила) – колючую красивую фигню в форме пальмы, и гневно заорал, что «эти суки» хотят его убить!
Мы с Кларкой прозрели, вышли из столбняка и в четыре руки вытолкали его обратно на лестницу.
Клиент полночи бился в нашу дверь и требовал компенсации за ободранную руку и обманутые надежды.
Мы через дверь убеждали его, что бордель – этажом выше! Он не слушал и грозился сломать двери, а также изуродовать нас пальмой.
Миранда поправляла очки неработающей правой рукой, поддерживая ее левой под локоть, и перечисляла стоимость пальмы, дессау и ковра, а также требовала позвать «мамашу» сверху, чтобы та забрала своего клиента.
Следующие сутки мы провели как мыши в норке и никуда не высовывали нос.
Господи, что это была за жизнь!!
В этом городе полно представительниц первой древнейшей профессии, и при этом основу общества составляют самые чопорные матроны с безупречной репутацией. Вы можете относиться только к одной из двух категорий: третьего не дано.
Такое-то число такого-то месяца.
Журналюга
Вообще-то я еще и работаю!
Платят пачкой кофе и блоком вонючих папирос. Выменять на них можно разве что буханку хлеба. Недавно приносили к нам в отдел – кирпичик с запеченной внутри гайкой.
И что нам с этим делать? Писать обличительный материал? Тогда хлебные магазины внесут нас в черный список и мы умрем голодной смертью.
Или сделать на последней полосе рубрику «Ужасы нашего городка»?
Но самая главная часть моей работы – совсем в другом месте. Не так я представляла себе карьеру журналиста.
Уж очень я приглянулась важной шишке по кличке Леонсио: кусок сала в дорогом костюме. Каждую неделю дает интервью.
И не отвертишься!
Кабинет гигантский, как аэродром, по нему раскидана роскошная мебель, среди которой Леонсио теряется, как изюмина в булке, и сучит коротенькими ножками, поминутно вызывая прислугу с разнообразными приказами.
– Кофе нам с журналисточкой!
Чтоб ты подавился, меня уже мутит от стольких кофе. С утра голодная, и сидеть тут дотемна.
Торчу у него в кабинете по полдня, пока он выпендривается и засоряет мне мозг, а напоследок дарит большую упаковку турецких макарон. Там много, двадцать четыре пачки. Рабское, униженное состояние, плюнуть бы на этого Леонсио и прибить сверху упаковкой. Но дома нечего жрать, говорю спасибо и уношу.
– Я тебя вижу по утрам, как в бассейн идешь, – плотоядно поблескивая глазками, утопленными в жире, сообщает Леонсио. – Такая ты стройная, прелесть!
Конечно, стройная. Надо его ознакомить с самой эффективной диетой: чай, хлеб, сыр, и так три раза в сутки. А в перерывах – чашечка кофе. Можно раз пять.
И очень много вонючих сигарет.
Я – как странствующий рыцарь: все свое ношу с собой в котомке. В любой момент могу заночевать где придется и нигде не забываю своих вещей. Каждая из них мне совершенно необходима, это магический набор, как в сказке: если тебя преследуют, кинешь за спину зеркало – и разольется река, бросишь гребень – вырастет частый лес, швырнешь кремень – и загудит пожар.
Я не я и жизнь как будто не моя. Чопорная девочка под вечным пристальным присмотром выросла в пилигрима, которого никто нигде не ждет. Если бы во время учебы мне показали, как я буду жить, сбежала бы со скоростью сайгака за тридевять земель.
– Ты небось замуж хочешь, да? – хихикает Леонсио. – А я вот жениться не хочу, мне нужна такая, знаешь ли, непритязательная девушка из простых! Ты непростая, да?! У тебя запросы?
Он наваливается на огромный, как футбольное поле, письменный стол и вполголоса добавляет:
– Могу подарить однокомнатную квартиру. Больше – никак!
Молча смотрю на него и представляю, как избиваю эту склизкую тушу железной палкой с крюками. Он визжит, истекает кровью, хрюкает и молит о пощаде. Когда-нибудь этот день наступит, я верю.
И ведь могла бы сейчас жить в Италии или учиться в аспирантуре, если б не была размазней. Попробовала убежать отсюда – но не вышло.
Лика закрыла блокнот, повернулась к приокрытому окну и вспомнила день, когда в последний раз летала на самолете.
Бирюзовый зонтик
В последний Ликин приезд в соседний город С. рейс был вечерний, прилет примерно в семь, и до ночного поезда оставалась уйма времени – часа три.
Сухой теплый октябрь заканчивался, уже темнело, и сумерки отдавали фиолетовыми чернилами, размазанными в остатках яичного желтка.
Наверное, это было красиво, но в тот момент такой густой контрастный фон сразу дал ощущение нависающей тревоги.
Лика путешествовала одна, как почти всегда, со своим битым чемоданчиком на колесах, в этот раз он был заполнен трофеями из польских магазинов Минска.
Никто ее не встречал и не провожал: она возвращалась нехотя, уехав на неделю под предлогом свадьбы подруги Маришки и застряв на месяц.
Дома ее ждали пожилые растерянные родители, деревенский дом и унизительная работа техническим секретарем в надувательской конторе на окраине курортного местечка. Исчерпав все возможности остаться в городе своего студенчества, с безумными друзьями и большими перспективами, после десятка папиных телеграмм в динамике crescendo Лика все-таки возвращалась домой, поникшая, но несломленная.
Все планы были профуканы – раньше надо было думать про аспирантуру, а теперь уже все, год пропал.
Зато в числе несомненных приобретений был ярко-бирюзовый зонт-«винтовка» с изогнутой ручкой: он не влезал ни в одну сумку и мешал хозяйке как мог, привлекая внимание легкомысленным и слегка сумасшедшим видом.
Оглядевшись, Лика не увидела привычной радостно-возбужденной картины аэропорта. Было очень мало женщин, детей и стариков – мирной, уютной публики, среди которой можно расслабиться и глазеть по сторонам. В здании и вокруг него кружили напряженные небритые мужчины с упорными взглядами, которых Лика старательно избегала. Воздух был так наэлектризован, что, казалось, потрескивал.
Вокруг слышалась разная речь – любая, кроме родной. Лике нигде не было трудно сойти за свою, но сейчас она чувствовала себя как заяц в вольере, окруженном волками.
Не сказать что до сих пор Лика жила в мире розовых бантиков: во время ее путешествий в течение пяти лет студенчества встречались разные люди, но всегда было ощущение неуязвимости. Она шла, глядя всем в глаза, быстро находила какого-нибудь подходящего покровителя, укрытие в виде старушки, мамаши с ребенком или мужчины вроде папы, и скользила, как серфер на волнах.
В этот раз с окружающего мира как будто содрали защитный слой.
Вокруг не было видно ни одного вероятного покровителя. Вообще ни одного. Подходили, вертя ключами, таксисты-частники, но вбитый мамой великий ужас перед ними заставлял лаконично и твердо отказывать и искать глазами якобы встречающих ее старших.
Автобус до города уже не ходил, и надо было как-то выбираться. Сесть в машину вместе с другими пассажирами, чтобы прикрыть спину? Она не решалась выйти из здания: все-таки тут были служащие, которые в случае чего могли защитить одинокую девушку.
А впереди еще хуже: вокзал и ночное путешествие. Срочно нужны свои, родные люди, поэтому Лика взяла монетки и с телефона-автомата позвонила Кристинке.
– Обара, ты тут?! – истошно завопила та, рядом с ней визжали ее сестры. – Езжай к нам! Останешься у нас, а утром тебя папа отвезет на автобус. Слышала меня?!
Лика выдохнула и уже гораздо увереннее пошла искать такси.
Выбрала чистую машину и водителя-соплеменника с бейджем на бардачке: показалось, что так безопаснее.
Он погрузил вещи в багажник, подчеркнуто галантно распахнул переднюю дверь, и это Лике не понравилось. Какой-то он был излишне суетливый.
Но пути назад не было, и она села. Сзади.
Предстоял довольно длинный путь до города – чужого города, с незнакомым мужчиной, Лика одна, и единственное оружие у нее – зонтик и слова, что на Дзержинского ее ждут родственники.
Путь из аэропорта сначала шел прямо, а потом делился надвое, и Лика очень хорошо знала, что в город – налево.
Водитель поминутно оглядывался и заботливо спрашивал, откуда она приехала, почему одна, куда едет. И ловко свернул направо.
– Куда вы едете? – сжимая вспотевшей ладонью ручку зонтика, спросила Лика, и глаза непроизвольно расширились, как будто она могла водителя напугать или загипнотизовать: она видела такое у кошек в момент опасности. Ей не хотелось показывать страх: это как с хищным зверем, пока его не боишься, есть шанс уйти целым.
А тем временем машина катила в неизвестном направлении – вокруг благоухающая южная зелень, придорожные ресторанчики, пустыри и ни единого человека.