скачать книгу бесплатно
– Дядюшка, поклонниц у тебя, думаю, хватало… На виду всегда был.
– Хм, – дядюшка отправил в рот печенюшку, запил чаем и только после этого заметил. – Как тебе сказать…
– Скажи, как было.
– Было дело… Когда-то… Не пообижусь. Особенно, когда с молодежью работал… Да.. Я ведь, сама видишь, не из тех… Судьбой обделен.
– Скажешь, – я покачала головой.
– В том смысле, что, – он поспешил с уточнением, – комплекции… не то, чтобы… Ростом тоже не на зависть… В годы моей юности качаться как-то не в моде считалось. А девчонки, как прежде, так и нынче, гренадерской стати парнишек предпочитают.
Я заметила:
– Не телом богат мужчина, а мозгами и духом.
Дядюшка, рассмеявшись, подмигнул.
– Всё правильно, а сама? Вон, какого крепкого мужичка выбрала.
– Само собой получилось… Специально не выбирала…
– Гм… Все говорят… Значит, вот так… Конкурировать приходилось… Часто…
– Чую, обставлял конкурентов?
– Врать не стану: бывало… Вот случай такой…
– Это после какой женитьбы?
– После первой, племянница… Когда в разведенных какое-то время ходил… Вот… Познакомился с девчушкой: ей восемнадцать, а мне двадцать семь. Валюшкой звали. Белокурая, круглолицая. На лбу – чёлочка, в серых глазах – поволока. Спокойная. Вечно задумчивая. Штукатуром-маляром работала на стройке. После строительного училища. Словом, как говорит нынешняя молодежь, зацепила. Крепко. Думал, что навсегда… Да… Не о том речь… Знаешь, спортивный интерес зажегся после того, как узнал, что у Валюшки парень есть. Мастер спорта по вольной борьбе, между прочим. Призер чемпионата России. Так сказать, не мне чета.
– Почувствовал конкурента и…
– Особенный азарт проявился. Захотелось щелкнуть по носу соперника.
– Как, удачно?
– Нормально… Увел девчонку… Оставил на бобах борца. Только между нами, племянница: у Валюшки-то я стал первым мужчиной… Ну, понимаешь?..
Я рассмеялась:
– Трудно не понять.
Дядюшка вздохнул.
– Такие мои дела.
– Испортил девчонку и – в кусты?
– Думал жениться… после того, как всё случилось, однако не срослось.
– У Федорки – всю жизнь отговорки.
– Да… нет… Планировал серьезно.
– Что могло помешать? Может, первый сексуальный опыт пришелся девчонке не по душе?
– Вроде, все было в порядке… Мы еще долго встречались, с полгода, а потом… Не предупредив даже меня, исчезла.
– Как исчезла?!
– Обыкновенно… Тайком уволилась и испарилась.
– Странно. Не пробовал искать?
– Обиделся за ее выходку… К тому же времени тогда не было, чтобы дела сердечные решать.
– Осуждаю, – вынесла я вердикт.
– Не больше все равно, чем я. Хотел бы найти… Хотя бы встретиться… Поговорить… Спустя почти пятьдесят лет, услышать, почему так поступила.
– Что мешает? В Интернете…
Дядюшка сердито прервал.
– А, ерунда! Пробовал… Ни черта! Все говорят: кого угодно можно в Интернете найти. Я пошел и… фиг вам. Более того, племянница: даже друзей юности, с которыми утерял связь, не могу отыскать, а что говорить про женщину, которая могла несколько раз поменять фамилию?
– Да, тяжелая история, – сказала я и стала собираться домой, где меня ждали, в отличие от дядюшки, любимый муж и дети.
Правда подкосила
В райкоме КПРФ идет заседание бюро. У плотно прикрытых дверей стоят и волнуются – Михаил, Ефим и Семен: их сегодня должны принять в члены. Все – прохиндеи еще те. Им эта партия, если честно, – как корове пятая нога. Однако… Уж очень хочется стать авангардом, то есть стать тем, у кого шансов выбиться наверх невероятно много. А выбившись, будут близки к госкормушке. Желание естественное и понятное каждому российскому человеку.
Томление, похоже, закончилось.
Первым проскальзывает в заветный кабинет Михаил. Через пару минут он возвращается – лицо так и сияет. Доволен, значит, и счастлив.
Ефим и Семен – к нему.
– Ну и что?
– Как там?
– Все отлично! Приняли!
Ефим и Семен продолжают любопытствовать:
– А что спрашивали?
– Трудные, поди, вопросы?
– Да, разные.
– Например! – Вскричал один.
– Например! – Вскричал другой.
– Спросили, кто был мой дед… До пролетарской революции.
– А ты что?
– Правду сказал…
– А именно? – Настаивает Ефим
– Ну… Сказал, что… Мой дед владел заводом. Ну, не таким огромным заводом, как, допустим, «Уралмаш», а маленьким-маленьким сахарным заводиком. Меня похвалили за правдивый ответ и приняли единогласно.
Тут и Ефима, второго, пригласили за заветные двери. Вернулся тоже быстро. К нему с расспросами, что да как? Ефим охотно стал делиться:
– Спросили, каково же мое социальное происхождение? Понял сразу, куда удочку закидывают. Принял стойку, то есть насторожился. Прямо и выложил: дед, говорю, до революции владел магазином; не таким огромным, как центральный универмаг в Москве, а маленькой-маленькой лавчонкой.
– Ну и что?
– Приняли! Вы знаете, единогласно!
– Да, – тяжко вздохнул третий, Семен, значит, и взъерошил редкую растительность на затылке, – правильнее – говорить правду, – и скрылся за дубовой дверью.
Этот почему-то долго не выходил. Михаил и Ефим вконец изволновались. Появился наконец-таки Семен.
– Меня тоже единогласно, – грустно сказал он и чуть не заплакал, – не приняли.
– Но почему же, почему?!
Семен покачал головой.
– Не знаю. Я сказал им сущую правду. Как и вы, но… Как и вам, задали тот же вопрос: кем, мол, был мой дед до пролетарской революции?
– Ну и что? – Спросил, затаив дыхание, Михаил.
– Уж не ляпнул ли, что был белогвардейцем? – Спросил, покачав головой, Ефим.
– Я ответил: мой дед владел в Пензе бардаком. Ну, не таким большим бардаком, какой царил в Советском Союзе семьдесят лет, а маленьким-маленьким бардачком… И что райкому КПРФ не понравилось в моих словах – ума не приложу.
В самом деле, в правде-то иной раз и скрыто главное коварство.
Утешил
Похлёбкин с Похмелкиным – односельчане, к тому же дома рядом. Соседи, получается. С детства. Заскакивают на минутку друг к другу. Чаще Похмелкин, чем Похлёбкин. Потому что у того потребность возникает каждым субботним утром – традиция.
Вот и сегодня. Только-только Похлёбкин петух оторался, возвещая деревне о наступлении нового дня, как на пороге – он, Похмелкин, стало быть.
– Привет, соседушко! – излишне бодро выкрикнул Похмелкин. Не дождавшись чего-нибудь ответного, прошел вперед, к столу, сел и сложил руки на коленях. Жена Похлёбкина, баба неприветливая к таким гостям, покосилась, хмыкнув, отошла к печи, где неоправданно демонстративно загремела посудой.
В молчании прошло минут пять. Мужики сидели по разные стороны стола и смотрели друг на друга.
Паузу оборвал все-таки гость.
– Вчерась, слышь-ка, всенародный праздник труда был.
– Это, понимаете ли, не повод, – по-свойски проворчал хозяин, – по утрам шляться.
– Радуйся, слышь-ка, соседушко…
Похлёбкин проворчал.
– Радости, понимаете ли, полные штаны.
– Радуйся, слышь-ка, соседушко, – упрямо повторил Похмелкин и закончил присловьем. – Ранний гость, слышь-ка, – до обеда.
– Утешил, понимаете ли… Чего приперся в такую рань-то, а?
– Так… это… Сказал: праздник вчерась, слышь-ка, был.
– Набуздырялся, понимаете ли? – коротко хохотнув, несколько злорадно спросил Похлёбкин.
– И, слышь-ка, хорошо так… Теперь, – он постучал кулаком по башке, – трешшыт-гудыт. Будто тыща чертей шабаш устраивает… Может… Это… Слышь-ка, найдешь чего-нибудь, а?
Похлёбкин отрицательно мотнул головой.
– Э, милый: такое добро, понимаете ли, и у меня надолго не застаивается.
– Да?.. Беда, слышь-ка… Значит, не полечишь? По-суседски…
– Нет.
– Жаль… Ох-хо-хо… А головёнка-то трешшыт… Может, слышь-ка, плеснешь хоша бы капустного рассольчика? Хороший у тебя рассольчик… лечебный…
– Тыщу раз говорил: наваристая и густая, на мясном бульоне похлёбка – вернейшее, понимаете ли, средство борьбы с главным мужицким недугом. Выхлебаешь чашку – как рукой снимет. Может, налить?
Похмелкин резко отрицательно замотал головой.
– Не хочу! Не надо! Дай лучше рассольчика и поболе.
Похлёбкин принес полнёхонький литровый ковш и поставил перед гостем. Тот дрожащими руками схватил и одним махом выпил. Облизнувшись, крепко крякнув, встал.
– Хо-ро-шо!.. Я, слышь-ка, пойду, что ли… Баба, пожалуй, обыскалась.
– Иди с Богом. Но насчет похлёбки все-таки подумай, понимаете ли… Не в пример полезнее.
