скачать книгу бесплатно
– У меня в жизни все очень просто. А вот в твоей жизни явно чувствуется какой-то большой секрет. И это настораживает.
Я тоже зевнул. Кошка подняла голову и недовольно посмотрела мне в глаза.
– Если я расскажу, то ты не захочешь больше со мной общаться.
– Пожалуй, лучшего способа создать интригу еще не придумано.
– Ну хорошо, ты знаешь, кто такие инкубы?
– Ты что, инкуб? – она хмыкнула.
– Думаешь, это смешно?
– Ну… это так… я бы сказала, очень самоуверенно и немного хвастливо. А как ты это понял?
– Меня натолкнули на эту мысль. Впервые инкубом меня назвал друг, сказав, что ко мне все слишком хорошо относятся, а я этим пользуюсь и не замечаю. Я думал на эту тему, думал… и додумался. Да, он прав, инкуб, как есть. Ну что, не боишься больше со мной общаться?
– Ага, боюсь, – Шаманка переложила голову пониже, – То есть друг тебе сказал, что ты инкуб, и с тех пор, ты инкуб?
– Возможно «инкуб» не совсем верный термин, но более близкого я пока не придумал. Но без секса я точно не могу жить.
– С ума сойти – протянула она, – без секса мало кто может жить. А тех, кто может – стоит пожалеть.
Кошка легла на бок так, чтобы иметь возможность смотреть мне в глаза, вытянула переднюю лапу и положила мне на подбородок.
– Ну хорошо-хорошо, хочешь почти правдивую легенду?
– О тебе?
– Конечно.
– Тебе ее тоже друг рассказал или сам выдумал?
– Сам выдумал. Честное слово. Зато об инкубах. Будем считать ее сказкой на ночь.
Шаманка потерлась носом о мой бок и кивнула. Женщина с фотографии продолжала за мной подсматривать. Амулеты, замерцали, когда мимо окон по двору проехала машина, светом фар невольно их высвечивая. Ощущение легкой духоты сохранялось. В общем, атмосфера была самая что ни на есть подходящая для сказки на ночь.
– Если вкратце, то я верю, что инкубы уже давно живут среди людей. Но, понятное дело, не рассказывают об этом. Выглядят они точно также, как и все остальные, имеют сходное строение – ни один врач никогда не догадается о том, что с ними что-то не так. Кроме эндокринологов и психологов. Но инкубы к ним и не ходят. Их даже можно было бы назвать мутантами, но вся разница заключается в психосоциальном уровне и сочетании гормонов.
– Это не сказка, а лекция на ночь… но здорово, – Шаманка перевернулась на спину и теперь смотрела в потолок.
– А как тебе иначе рассказать правдоподобную историю обо мне? Ты, я смотрю, уже заочно сомневаешься в том, что я существую, хотя причин не верить мне пока еще нет.
– Я ведь не сказала, что мне неинтересно слушать. Продолжай, очень интересно.
– Мне сложно сказать, как они появились. Думаю, ни один инкуб точно об этом не знает. Мы вообще друг с другом стараемся не общаться. Опять же из-за гормонов и особенностей поведения. Как у животных, которые сходятся вместе только для того, чтобы спариться, а в остальное время живут каждый на своей территории. Хищники-одиночки. Для людей же они, как я уже говорил, выглядят точно такими же, как и все, за тем лишь исключением, что в инкубах сильно развито то, что называется привлекательностью. Иными словами, инкубы – это люди, которые очень нравятся другим. Один человек улыбнется другому, незнакомому, и тот через полминуты об этой улыбке забудет. А инкуб, даже некрасивый, улыбнется и тот человек, потенциальная жертва улыбки, будет об этом думать день за днем.
– Ты знаешь, люди не так уж и часто улыбаются друг другу. Я говорю о незнакомых людях.
– Я к тому, что инкубы знают на уровне подсознания, когда и как нужно улыбнуться так, чтобы произвести максимальный эффект. Не потому что хотят, а потому что для них это естественно.
– То есть они еще и эмпаты? Смотрят на человека, улавливают по жестам, взглядам и прочему их состояние, а потом говорят и делают то, что нужно, чтобы человек потянулся к ним?
– Можно и так сказать, только не все так просто. Все таланты имеют свою цену. Например, инкубы с трудом выносят друг друга. Представляешь – два существа, которые могут друг друга очаровать и которые знают об этом. Это просто сводит с ума, поэтому они предпочитают не общаться. И поэтому избавляются от своих детей, отдавая их в детские дома. Или просто сбегая из роддомов, предварительно подделав документы. Видишь? Все сходится.
– А еще, вероятно, сами инкубы страдают от своего обаяния? – спросила Шаманка, – как романтические герои – прекрасные и печальные?
– Да нет, это другие страдают. У инкубов все куда хуже обыкновенных моральных дилемм. Если они не могут никого обаять, то быстро выгорают изнутри и превращаются в пустых невзрачных людей. А пустой инкуб – это очень страшно. Представляешь – снаружи человек, а внутри пустота. В метафизическом смысле, конечно. Поэтому, инкубы не могут остановиться. Ну и люди, которых инкубы касаются, начинают страдать… от ревности, например, ведь их партнеры не специально нравятся всем вокруг, а поклонников у них очень много. А может быть, все дело еще и в том, что люди, во время секса делятся с инкубами своей силой и оттого сами выгорают. Но остановиться не могут ни те, ни другие.
Я замолчал и прикрыл глаза, слушая дыхание Шаманки. В тот момент, когда я решил, что она уже спит и пора останавливаться, Шаманка вдруг сказала:
– Ты эту историю давно придумал?
– Кое-что придумал прямо сейчас, но, если честно, основная часть выдумывалась в несколько этапов. В детстве, с другими детдомовцами, мы постоянно сочиняли разные байки о родителях. Мало кому хотелось верить в то, что его родители просто себя любили больше, чем детей, или что муж убил жену, а потом повесился, пока их сын был в детском саду. Или, что родители были наркоманами, поэтому ребенка у них забрали сразу из роддома, чтобы обеспечить ему хоть какое-нибудь будущее. Те, у кого с фантазией был порядок – сочиняли разные истории о чудесных родителях, которые были вынуждены оставить нас тут. Конечно же на время. Так появились родители-шпионы, короли, миллиардеры. Даже ходила легенда о том, что один из нас избранный маг, вроде Гарри Поттера и что его вот-вот позовут в волшебную школу. И каждый втайне надеялся, что это он.
– Я почти уверена, что ты и затеял эту эпопею с историями… – сонно сказала Шаманка.
Вообще-то это был не я, но решил не разочаровывать ее.
– Так или иначе, а у меня тоже была красивая история, а уже потом, в консерватории, когда меня впервые назвали инкубом, модифицировал ее до нынешнего уровня. Однажды с похмелья, пока таращился в темноту в общежитии, так как выспался за весь день.
– Все с тобой понятно, – уже почти неслышно пробормотала она, – ты меня, наверное, настраиваешь на что-то плохое.
И уснула раньше, чем я успел придумать ответ. И хорошо, что так, от ее вопроса мне стало не по себе, настолько в точку она попала. Я лежал, дожидаясь, пока Шаманка уснет достаточно крепко, переглядывался с женщиной с фотографии, да гладил кошку, выпускавшую в меня когти от удовольствия, а когда дыхание Шаманки стало глубоким встал и осторожно вышел в другую комнату.
Сквозняк из полуоткрытой форточки заставлял трепетать перья, стоявшие рядом на полках. В пяти метрах от этого окна, по ту сторону, над мусорным контейнером стоял фонарь и его свет проникал в комнату, очерчивая четкие границы между черными углами и почти призрачно-белым светом с той стороны. Тени от трепещущих перьев дрожали. Медальоны и подвески покачивались на сквозняке.
Я встал возле окна и посмотрел на улицу. От свежего воздуха снаружи стало чуть легче, я вдруг понял, что все это время чувствовал себя не очень хорошо. Пространство словно давило на меня: медальоны, перья, сладковатый запах, фотография женщины и спящая Шаманка, которая должна была умереть…
Уютно, сказочно, но очень тяжело.
Я нахожусь в квартире у человека, который, если верить другу, уже стоял одной ногой в могиле. Рассказываю ему сказки из прошлого, занимаюсь сексом, глажу его кошку. Что, черт побери, происходит?
Что мне надо было ответить Шаманке, если бы она не уснула?
А я ведь ей мог еще рассказать и другую правду, например о том, что в консерватории меня считали приносящим несчастье, спасибо бывшей девушке с отделения вокала. А еще была девушка-терапевт…
Я почувствовал себя неважно в тот момент, когда, возвращаясь к кровати, подошел к почти полностью сгоревшей ароматической палочке, на столе, рядом с фотографией женщины на стене и дунул. Тонкая струйка дыма, как на последнем выдохе, протянулась вверх, коснулась меня и, в тот же момент, пол ушел из под моих ног. Женщина с фотографии внимательно смотрела за моей реакцией. Оглянувшись, словно в замедленной съемке, я не сумел найти ни одного стула и сел прямо на ковер, прямо в центре комнаты, а потом, когда понял, что комната начинает вращаться, лег. Над моей головой висел провод от гипотетической люстры, на котором, вместо светильника, кружился берестяной журавлик. Я сосредоточился на нем, чтобы остановить вращение комнаты, но стало только хуже. Журавлик покачивался, как маятник в руках гипнотизера.
В лицо ткнулся холодный и мокрый, осторожный кошачий нос.
Глава 5. О врачах, склонных к загадкам и том, как правильно приносить несчастья
Родители моего друга – жаждущего обогащения в рекордные сроки, владеют собственной частной клиникой. Точнее говоря, владельцем является отец, несмотря на полное отсутствие медицинского образования. Друг рассказывал, что он даже пластырь не мог налепить на себя самостоятельно. По образованию он был юристом и долгое время работал в городской администрации кем-то тем, кто не красуется перед камерами на очередном публичном мероприятии, но при этом без него ничего не решается. Таков был его статус на момент окончания нами школы. Мама друга тоже был юристом и работала в больнице, занимаясь тем, что проверяла договора и искала повод отказать жалобам пациентов на некачественную врачебную помощь.
В тот год, когда друг пошел по стезе экономики, а я закреплял за собой статус никому не нужного музыканта, родители решили объединить усилия, результатом которых стало совместное медицинское учреждение. Как оказалось, во всяком случае для меня это было удивительным, для того, чтобы управлять клиникой – медиком быть необязательно. Нужно быть хорошим организатором, иметь нужных знакомых и серьезную подкованность в правовой сфере. И того и другого, и третьего у них хватало, поэтому клиника быстро пошла в гору и процветает по сей день.
Сейчас она разрослась до двух филиалов и обзавелась таким оборудованием, которому государственные больницы могут лишь позавидовать.
Мне это было на руку, так как пользуясь хорошим отношением этой семьи, двери в клинику мне были открыты всегда. Началось это на третьем курсе, когда я, зайдя в гости к другу, попался на глаза его отцу.
– Ты какой-то бледный, – сказал он, – все в порядке?
На самом деле не в порядке была моя бывшая девушка, учившаяся в той же консерватории, только на кафедре сольного пения. Полторы недели назад она заявила, что от меня одни беды и добавила, что со мной встречаться нельзя. Мама девушки тоже была против нашего возможного союза и регулярно рассказывала ей о том, какой я неперспективный.
– Мама сказала, что сироты неспособны любить, – говорила девушка, внимательно заглядывая мне в глаза, в ожидании реакции. А я не знал, как реагировать на такое.
– А кто нам, если что, оплатит свадьбу? У мамы столько денег нет, – говорила, хотя в ближайшие годы я и не собирался жениться.
– Мама говорит, что подкидыши – это люди с отрицательным балансом и потому они вытягивают силы из других.
И, вероятно, за глаза говорила еще много другого, о чем я не слышал.
Эту пресловутую маму я видел всего один раз – школьная учительница с поджатыми сухими губами и большими очками. Тогда она пила крепчайший чай и читала газету о здоровом образе жизни из тех, где рассказывалось, как с помощью подорожника лечатся опухоли. При виде меня, а я в тот день просто зашел за девушкой домой и увидел ее мать, сидящей на кухне, она скривила губы в подобии улыбки и сказала:
– Здравствуйте. А что-то вы к нам не заходите. Я уже начала подозревать плохое.
Что плохое она подозревала – я тогда не понял, но все последующие пятнадцать минут, пока моя девушка собиралась, я слушал о том, какая у ее матери замечательная и талантливая дочь и сколь многого она достойна. Я кивал и со всем соглашался, потому что по-другому было нельзя. А на следующий день девушка сказала:
– Мама сказала, что люди с твоим цветом глаз способны сглазить кого угодно.
Обычные карие глаза. Такие глаза встречаются у каждого третьего.
Потом девушка начала кашлять. Кашель был сухим и начался без видимых причин, но так сильно, что, казалось, ее легкие вот-вот вывернет наизнанку. Кашель продолжался минуту-две и проходил сам собой. До следующего приступа.
Врачи говорили, что все от нервов и предлагали сходить к психиатру.
– Видишь, до чего ты меня довел? – говорила девушка как бы в шутку, хотя за все время свиданий мы ни разу не поругались, – вампир чертов.
Впрочем, в шутку она это говорила лишь вначале. Не знаю, с чего девушка это взяла – то ли мама продолжала свою пропаганду, то ли подруги, то ли сама себя постепенно убедила, но в итоге она сказала, что мы расстаемся, иначе я, рано или поздно, отправлю ее в могилу.
С того момента она каждый день звонила и спрашивала о том, как мои дела, хотя раньше никогда не звонила первой, а если мы встречались в коридорах консерватории, начинала кашлять так ужасно, что оглядывались все.
И вот, спустя полторы недели, отец друга спрашивает, ничего ли не случилось.
Я честно ответил, что в последнее время чувствую себя очень усталым и плохо сплю.
– Приходи к нам в клинику на медобследование. Мало ли что? – сказал он.
Я попытался было вяло откреститься, сказав, что нет денег, но мне ясно дали понять, что деньги – это не то, о чем стоит беспокоиться в данной ситуации и, решив, что я все равно ничего не теряю, через день явился обследоваться. Уточнил у охранника на входе куда мне обращаться в первую очередь, под его бдительным взглядом напялил бахилы на кроссовки и пошел в регистратуру.
Отец друга слов на ветер не бросал. Вбив данные моего паспорта в компьютер, девушка из регистратуры сообщила, что я записан на полное медицинское обследование и извинилась за небольшую очередь, словно это она была в ней виновата.
Все медобследовние заняло два часа. Хирург, спросив о прошлых травмах, сказал, что я в полном порядке. Окулист и лор сказали, что мне можно позавидовать. Невропатолог посоветовал больше спать. Кардиолог нашел небольшие отклонения, но сказал, что это случается у всех, кто мало спит. Врач, с безумными названием «гастроэнтеролог» – на деле маленькая сухая старушка, сказала, что мне требуется продолжать обследования.
– У вас гастрит, – сказала она очень неразборчиво, так как у нее не было половины зубов и тут же добавила, – но знаете, – если он вас не беспокоит, то ничего страшного в том нет. Просто… последите за ним. В конце концов, у кого из нас нет гастрита в наши дни?
Я покивал.
Психиатр – чересчур аккуратно одетая женщина, странно посмотрела на меня, когда я, в ответ на ее просьбу рассказать о том, как проходит мой обычный день, сказал, что целыми днями играю на фортепиано.
– Можете дать определение музыки? – спросила она.
– Музыка – это четырехмерная семантическая математика, – оттарабанил я словами одного из преподавателей, за что заслужил еще один странный взгляд. Но, в итоге, в карту медосмотра было вписано, что здоров.
Средних лет мужчина, ответственный то ли за эндокринную систему, то ли за что-то еще, спросил, когда я в последний раз занимался сексом. Я сказал, что две недели назад. В ответ мужчина грустно покивал головой и что-то записал в компьютере.
– У вас низкое давление, – бодрым голосом сказала терапевт – темноокая улыбчивая молодая девушка, – у вас нет проблем с щитовидной железой?
– Ваш эндокринолог не раскрыл мне этой тайны, – улыбнулся я ей в ответ.
– Я бы вам назначила дополнительное обследование, – она протянула градусник, спустя несколько минут показавший еще и пониженную температуру, – вы жалуетесь на усталость? Может быть вам следует назначить какое-нибудь успокоительное или снотворное? Неседативное? Никаких наркотиков.
Я только пожал плечами, разглядывая плакат за ее спиной.
– Могу отправить вас на углубленное изучение по второму кругу. Подумайте, может быть вам в самом деле стоит на это пойти. Хотя, конечно, скорее всего все решается обычным хорошим сном и кофе.
Я кивнул, не зная, чем ответить.
– Можете понаблюдать за собой еще несколько дней, и, если лучше не станет – приходите и будем лечить вас уже по полной программе.
Позади девушки-терапевта висел рекламный плакат с очередным чудодейственным лекарством, занимающимся профилактикой всех распространенных заболеваний. Солнечный свет падал на него, отражаясь от блестящей глянцевой бумаги, но пока я слушал о собственной усталости, где-то за окном, в небе, невидимая мне туча наползала на солнце и пятно медленно тускнело, отражая все больше и больше деталей и, среди прочего, знакомого мне человека.
– Я думаю, что если есть возможность не употреблять лекарства, то лучше попробовать обойтись без них, – добавила терапевт, – Это не совсем вписывается в общую политику нашего заведения… вы меня слушаете?
– Дело в том, что меня недавно бросила девушка, – сказал я, – и, несмотря на то, что восстанавливать отношения она не собирается, продолжает названивать каждый день. Спрашивает, как дела и рассказывает о том, как ей повезло избавиться от меня. Наверное, это и действует угнетающе. Только и всего.
– О…
– Это, скорее, к психологу. Правда, уверен, со временем все пройдет само.
– И вы так переживаете, что не можете ее вернуть?
– Мне хочется, чтобы это переходное состояние поскорее прошло. Выматывает. К тому же, она говорит, что я ее сглазил, или что-то вроде того. Она кашляет, – пояснил я, поймав недоуменный взгляд терапевта, – и говорит, что причина тому я. А поскольку учится она на вокале, то, сами понимаете, это очень важно.
– В смысле, вы ее сглазили и потому она все время кашляет и не может петь?
– Она так считает. А я и врачи, думаем, что в этом есть что-то нервное.
– Мне кажется, что я разделяю позицию других врачей, – сказала девушка-терапевт, – а с другими девушками, простите за любопытство, у вас тоже так было?
Я покачал головой.
– Нет конечно. Да и, по правде говоря, я особой вины за собой тоже не ощущаю, а, получается, на меня складывают ответственность неизвестно за что.
– Понимаю, – сказала терапевт, – но, боюсь, что записать это в карточку я не смогу. У вас там будет значиться переутомление и стресс и стандартные рекомендации, если вы не против, конечно.
Она взяла стандартную белую ручку, которыми писали, похоже, все в этой клинике, и я, проследив за ее рукой, увидел, что на безымянном пальце у нее светлый незагорелый след там, где у других есть обручальное кольцо.
