скачать книгу бесплатно
– Она выглядела взволнованной. После. Говорила о… семье. И преданности.
Пальцы Джулии, запутавшиеся в моих волосах, бездумно распрямляющие кудри, наши тела, сплетенные вместе под легкими как пушинка одеялами, которые и не снились моей семье. «Ты бы всегда любил свою сестру? Даже если бы она тебя предала? Что бы ты сделал, если бы она предала тебя?»
Странная, неожиданная влага, появившаяся на моем плече, показалась настолько противоестественной, что поначалу я даже не понял, что происходит. Не понял, что Джулия плакала.
Радамантус барабанил пальцами по подлокотнику кресла.
– Думаешь, она писала Лео, кузену, который служит наездником узурпатора? Мы запретили ей общаться с ним после его последнего отказа.
Дело снова вступил в разговор, и его тихие слова прозвучали так, словно он только начинает осознавать, что происходит:
– Джулия хоть раз слушалась, когда ей что-то запрещали?
Его слова встретила тишина. Как будто все присутствующие тщательно взвешивали этот аргумент. А я по-прежнему стоял перед ними на коленях, как живое тому доказательство.
Безжизненный голос Иксиона донесся до меня, нарушая воцарившуюся тишину:
– А тебя не посещали мысли доложить об этом раньше, Грифф, а?
Я поднял голову, чтобы взглянуть на него. Лицо Иксиона – продолговатая, испещренная морщинами копия лица Джулии: с теми же угольно-черными волосами, горящими глазами на бледном лице и тонкими губами, с которых так часто срывался смех. Но если смех Джулии звучал жестоко из-за беззаботности, то смех Иксиона просто был всегда жесток.
«Не говори».
Но я не смог сдержаться:
– Я думал, мне не пристало рассказывать о делах Первой Наездницы с ее Альтернусом.
На мгновение единственными звуками в зале стали приглушенные крики чаек, доносившиеся сквозь окна, и эхо моих безрассудных слов, отскакивающих от стеклянных стен.
Иксион вскочил с места, и его мантия всколыхнулась в воздухе:
– Гаресона стоит выпороть за подобный тон.
Хотя мне следовало испугаться, но я чувствовал лишь ярость. «Сделай это, Иксион. Спустись на землю. Это единственное место, где ты сможешь победить меня».
Дело, стоящий рядом со мной, сделал полшага вперед, чтобы встать между Иксионом и мной. Еще одна ошибка: меньше всего Нестору нужны были новые причины подозревать, что его сын симпатизирует нижестоящим.
– Хватит, – заявил Радамантус. – Мы попусту тратим время. Необходимо организовать поисковые отряды и отправиться на юг.
* * *
Я не всегда считался оруженосцем Дело. Поначалу я служил Иксиону.
Иксион был весьма изобретателен в своей жестокости. «Хочешь знать, где я этому научился?» – спрашивал он. Ответ никогда не менялся, даже если был далек от истины. «В Дворцовый день. От простолюдинов вроде тебя, в Дворцовый день».
К тому моменту, как об этом прознали Джулия и Дело и сообщили отцу Дело, жестокое обращение со стороны Иксиона дошло до такой степени, что мои травмы начали мешать полетам. Нестору Небесной Рыбе не было дела до благополучия наездников смирения, однако его заботило благосостояние флота. Меня отправили в подчинение к Дело, посчитав, что Иксион не заслуживает оруженосца.
И Иксион так и не простил этого ни мне, ни Дело.
Покинув стеклянный зал, мы с Дело направились к пристройке изгнанников в Крепости, известной как Временный Дворец. У каждого из Трех Семейств имелась своя собственная оружейная с внутренним входом в логово драконов.
– Это было опрометчиво, – пробормотал Дело, увидев, что оружейный арсенал Небесных Рыб опустел и мы остались одни. – Не стоило тебе давить на него, пользуясь своим положением.
– Я не могу давить на него. И нет у меня никакого положения.
Наездники смирения не участвовали в турнире на звание Первого Наездника. Дело вздернул бровь. Словно знал, что я специально веду себя глупо.
– Джулии здесь нет, чтобы защитить тебя, – сказал он.
«Думаешь, я этого не знаю?»
Наше снаряжение было развешено на крюках вдоль каменной стены. Я отправился снимать доспехи Дело, пока он натягивал свой огнеупорный костюм. Совсем недавно я отполировал до блеска его доспехи, на которых сияют лилии рода Небесной Рыбы. Я уже несколько лет служил оруженосцем Дело, но спустя все эти годы помогать ему облачаться в доспехи стало куда более неловким занятием. Он практически всегда молчал. Я же говорил без умолку.
– Каким он был? – спросил я, защелкивая пряжки и затягивая ремни на его доспехах. – Лео? Вы, должно быть, знали его раньше.
Дело сосредоточенно рассматривал стену через мое плечо.
– Я всегда думал, – ответил он, и в его голосе послышалась боль, – что у Лео доброе сердце. Но до Дворцового дня я думал так и об Иксионе.
Когда он полностью облачился в доспехи, я отступил в сторону, и он немного расслабился. Я поспешно натянул свой огнеупорный костюм, доставшийся мне от Дело, который жмет в плечах и длинноват в ногах, но вполне пригоден. Затем я собрал все наше снаряжение и спустился следом за Дело по извилистой лестнице в высеченное в скале логово, куда из узких окон, выходящих на морскую гладь, пробивался дневной свет. Стойла наших драконов располагались рядом, и Дело всегда старался сопроводить меня вперед, к моему Спаркеру, хотя и приветствовал свою Гефиру, самку дракона породы небесная рыбка, щелкая языком.
Спаркер, как и все драконы норчианских наездников, был скован цепями и намордником.
Намордник – мера предосторожности. Мера предосторожности, принятая потому, что мы обычно вспыхивали. Я был бы польщен, если бы от этого мы со Спаркером не чувствовали себя такими жалкими.
Намордник снимать не позволялось, но цепи – да, ключ от них носил с собой Дело.
Я уже привык к этому, – хотя одному богу известно, сколько лет мне для этого потребовалось, – но, даже несмотря на это, вид Спаркера, пыхтящего в наморднике и задыхающегося от стягивающего шею ошейника, когда он пытался добраться до меня, по-прежнему причинял боль. И Дело, словно понимая это, всегда загораживал собой зрелище. Он отстегивал с него цепи, успокаивая ласковыми бормотаниями. А затем отпрыгивал в сторону, когда освобожденный Спаркер несся ко мне.
Спаркер – дракон породы грозовых бичей, мой грозовой бич, черный, словно ночь, огромный и чрезмерно энергичный, – так сильно прижался ко мне, когда я обнял его, что едва ли не сбил меня с ног. Размах его крыльев, гордость воздушного флота, уже был настолько велик, что когда он расправлял крылья, то они упирались в каменные стены по обе стороны от нас.
– Я тоже скучал, – пробормотал я.
Он рыкнул – единственное, что позволил сделать намордник, – и я крепче прижался к его телу, в который раз сокрушаясь, что не могу сорвать с него эту проклятую штуковину. Намордник не стягивал челюсти, чтобы он мог спокойно есть, но не изрыгать пламя. Я погладил местечко, где ремни намордника натирали чешую, отчего он издал едва слышный, умоляющий рык, от которого у меня все внутри сжалось от боли.
– Знаю.
Я часто раздумывал о том, как было бы проще для Спаркера, меня и Триархов в том числе, если бы он сделал Выбор в пользу другого наездника. Драконорожденного, а не норчианца. Тогда я жил бы жизнью обычного крестьянина: удил бы рыбу, как отец на судне полуаврелианцев, безвременно почивший во время шторма в Северном море. Тогда Спаркеру не пришлось бы носить цепи и намордник.
Но Спаркер, похоже, никогда не винил меня за это, и хотя он превращал мою повседневную жизнь в ад, я никогда ничего другого, кроме гордости, не испытывал от осознания того, что Спаркер принадлежит мне, а я – ему.
Большинство драконорожденных затаили на нас обоих обиду за это.
Дело наблюдал за нами, и что-то вспыхнуло в его глазах, но, увидев, что я смотрю на него, снова отвел взгляд.
Я молча оседлал Спаркера, подхватил копье с щитом и последовал за Дело к выходу из драконьих конюшен, а затем взмыл в воздух над бушующими снизу волнами.
Мы направились на юг на поиски Джулии.
2
Первый Наездник и Альтерна
ЛИ
Минуло пять часов, как я убил свою кузину.
В лазарете находились посетители. Крисса. Кор. Энни, чье лицо окружал нимб света из дверного проема, пробыла совсем недолго. Слишком много обезболивающих и снотворных. И вот я снова оказался один, но неизвестно где.
Шесть. Мы с Джулией играем в дворцовых садах. Наши отцы – Повелители драконов; весь мир лежит у наших ног, и мы не сомневаемся в том, что однажды станем столь же великими, как они. Когда мы хохочем, то делаем это до болей в животе. Когда кричим, то делаем это так громко, чтобы слышал весь мир. А когда изображаем убийство и притворяемся мертвыми, это кажется нам захватывающим, восхитительным и веселым.
Семь. Мы стоим в нашей семейной гостиной, и я наблюдаю, как кровь впитывается в ковер. Салон сужается до пространства, куда я могу смотреть, а куда не могу повернуть даже голову. Вокруг раздается так много воплей, что я их не слышу. Кто-то говорит мне на языке, который я едва понимаю: «Не отворачивайся. Смотри. Смотри, как они получают то, что заслуживают». Моя последняя сестра перестает бороться. Нож, занесенный для удара, сверкает. Доводы отца иссякают.
Отец стоит на коленях перед Атреем, умоляя: «Прошу тебя, сын мой».
Восемь. В приюте всегда стоит жуткий холод. Рыжеволосая девчушка, что слишком мала, чтобы справиться с детьми постарше. Я защищаю ее. Я знаю имя девочки. Энни.
Девять. Я стою на площади, наблюдая, как казнят дракона моего отца. Оказываюсь во дворе, где слышу слова Энни: «Тот дракон убил мою семью».
Десять. Дракон смотрит мне в глаза и делает Выбор в мою пользу. Атрей смотрит мне в глаза и видит лишь сироту-простолюдина. Энни смотрит мне в глаза и хранит секреты, которые мы доверили друг другу.
Вперед, вперед, вперед. Счастье, накатывающее волнами, когда ты чувствуешь, что мчишься в будущее, когда забываешь. Пока не исполняется семнадцать лет. Крылья на горизонте, моя семья, восставшая из мертвых, возвращение позабытых надежд. Кузина Джулия, что улыбается мне через стол в кабинке полутемного паба, рассказывая, как сильно я похож на мать и как она скучала по мне.
Энни, стоящая перед разрушенным отчим домом и падающая на колени, наглядно демонстрирующая, как раб склоняется перед господином, моля о пощаде. Ее пальцы обводят следы, оставшиеся от пламени дракона моего отца.
Джулия сюр Эринис в воздухе. Мы с Пэллором сражаемся против них.
Огонь.
Шлем Джулии валяется у моих ног на крепостной стене. Атрей, который положил ладонь мне на лоб, словно желая избавить меня от ран, прошлого, от моих преступлений.
«Встань, сын Каллиполиса».
– Ли?
Солнце давно зашло, но даже во тьме я распознал силуэт склонившейся надо мной Энни. Я узнал прикосновение ее ладони к моему лицу, аромат дыхания, теплого и родного. И непонятные мне звуки, как будто кто-то плачет. А затем я сглотнул вставший в горле ком, и звуки утихли.
Энни откинула простыни и свернулась калачиком на постели рядом со мной.
Кажется, будто кто-то пытался говорить за меня:
– Я вернулся к тебе. – Мой голос показался мне незнакомым, хриплым и натужным, словно я пьян.
Я услышал ее, почувствовал, впитал.
– Знаю. Я знала, что ты вернешься. – Она обняла меня, как когда-то обнимал ее я.
– Энни, тело…
Ее пальцы скользнули по моему лицу:
– Я собираюсь вернуть ее.
– Они позволили тебе?
В течение нескольких мгновений Энни не произнесла ни слова. А затем в ее голосе проявились стальные нотки:
– Не беспокойся об этом.
– Не знал, что ты такая… нарушительница правил.
Она шмыгнула носом, но этот звук больше напоминал фырканье. Я почувствовал, как ее губы коснулись моего лба.
– Ты и половины не знаешь.
После этого кошмаров становится меньше. Ароматы, тепло ее тела удерживали меня подобно якорю, когда течение начинало относить меня все дальше. Когда у меня не получалось вспомнить, зачем я сделал то, что сделал, и когда не получалось отыскать причины, благодаря которым я превратился в того, кто убил своего кровного родственника.
Ее губы коснулись моих губ осторожно, словно она просит меня что-то вспомнить.
«Мы монстры. Даже если они называют нас иначе».
Я ощущал сладость губ, языка, впитывал ее в себя, словно хотел утонуть в ней. Я поступил так ради этого. Ради нее. Ради Энни в моих объятиях.
Хватит ли этого?
Стоит ли той пропасти, преисполненной страданием, когда Эринис пронзительно оплакивала потерю Джулии?..
Лучи предрассветного солнца пробились сквозь занавески больничного окна, и Энни беспокойно зашевелилась рядом со мной.
– Пора. Я должна сделать это сейчас. Ли… есть кое-что. Я должна рассказать тебе, прежде чем уйду.
Она высвободилась из моих объятий и помогла мне сесть. Любое движение, даже самое незначительное и осторожное, обжигало подобно пламени. Мы держались за руки, ее лицо находилось так близко к моему, а примятые рыжие волосы мягкими волнами обрамляли лицо, где на щеке отпечатался след от подушки.
– Атрей появился там со своей Стражей, потому что… он не хотел, чтобы ты вернулся из Крепости.
Я взглянул на нее, пытаясь понять, почему она так считает или что все это значит, и она снова продолжила говорить.
Рассказывать о Дворцовом дне.
Ей пришлось повторить дважды, чтобы я ее понял.
«Атрей не спасал твою жизнь в Дворцовый день».
– Нет, он сделал это, он говорил…
– На каком языке он отдал приказ солдату, Ли?
Она посмотрела на меня в ожидании ответа.
