Небо молчаливое

Эмма говорила долго и очень славно, почти как на лекции, и люди верили. Она вообще-то умела хорошо говорить, в университете кроме прочего был добровольно-принудительный факультатив риторики. Хоть как-то окупилось моё образование, смеялась ведьма, глядя на себя в пёстрых тряпках, в звонких позолоченных браслетах за столом, покрытым чёрной скатертью. Где твоя диссертация? Хотела ж первой с выпуска защитить.

Кверенты смотрели на неё точно на святую, и верили, и оставляли деньги, и Эмме хотелось спрятать лицо, а лучше спрятаться самой. На святую она походила мало. Неужто людям настолько не хватало опоры, что они готовы были уверовать в силу одной растрёпанной девчонки и её карт? Нет, она не хотела обманывать, она хотела денег и только. «И быть услышанной», – подумалось с болью. Как сильно, как долго она хотела, чтобы и её голос имел вес! Чтобы ни Эва, ни родители, ни Дэвид не имели власти над ней. И вот пожалуйста, все эти люди остались в пяти световых годах от тебя! Одно лишь чудо поддерживает связь между ядовитой Верной и твоим Новым миром. Сама ведь знаешь, что шанс снова увидеть их стремиться к нулю. От таких мыслей ей стало и очень тухло. «Ну вот зачем я так?» – спросила она, но даже хвалённые карты смолчали.

Следующими пришли девочки-подростки чуть младше Луи. Они улыбались смущенно, разглядывали карты, попросили потрогать кварц. Поинтересовались: «А правда ли, правда ли она, Эмма, не отсюда?». Эмма подтвердила, разжигая ещё большее любопытство. Они спрашивали о будущем, искали определённости. Хотели свалить куда-нибудь с Южной, от родителей, от фабрик, торговцев, вездесущих птиц вечнозелёных предосенних неменяющихся садов.

Эмма разложила по три карты для каждой, дважды простой расклад, а потом послала мальчика за кипятком и чашками, и принялась вытягивать из колоды старшие арканы. Таро, как многие древние практики, вмешало в себя мономиф – каркас всех человечьих историй, часть коллективного бессознательного, этим оно в когда-то и приманило аспирантку-Эмму.

Мальчик приволок чайник с таким видом, будто поймал дракона. Поставил чашки, белые с желтым налётом от заварки, совсем не волшебные. Эмма вытянула из сумки самодельные пакетики с душистым сбором. Оказалось, на Верне чайные пакетики изобретать не спешили – слишком много расходников, проще в чашку травы насыпать.

Все трое – кверентки и мальчик зачарованно глядели, как вода обращается в духмяное золото, почти что солнце пить.

На следующем мужичке Эмма совсем забылась: чужие тяготы, привычные запахи, весомость собственного голоса вычистили поликлиничные ужасы и белизной больше не пахло, и место укола под рубашкой не ныло. А главное о результатах пока можно не думать, а значит и не тревожиться. Люди приходили, складывали в деньги в шляпу, шляпу тоже выдумал Луи, он путал всё на свете: гадалок и фокусников, звёзды и луны, морковь и свёклу, а идеи его выстреливали одна за одной.

Южная напоминала Эмме нескончаемый старообрядческий, вероятно ещё языческий, праздник урожая. Здесь всегда было вдоволь еды, громадный овощной рынок был не меньше половины Портовой, сотни маленьких ресторанов, сети больших ресторанов, кофейни, питейные, винодельная и старый пивоваренный завод, несколько лет назад переделанный в художественную галерею. В галерее обычно давали балы раз в год. Бал колонистов. Рогач и пара ребят с экспедиции были там, ещё тогда, когда всё не закончилось, а только-только начиналось большим космическим приключением, до жути романтическим, невероятно высокооплачиваемым. Эмма не пошла, она любила приключения и космос, и деньги, но скопления людей не любила. Ей и без того было тесно среди двадцати человек в не запертом, но ограниченном корабельном мирке. Ей бы хватило Дэвида и Рогача и интересной работы, которой было тогда ровно столько, чтобы к вечеру приятно устать и смотреть с Дэвидом сериалы, которые дома смотреть не успевалось. Ни машинного, ни тревожных часов в рубке, только та работа, ради которой Эмма училась и летела сюда сквозь мириады звёздных километров. Не надо гайки крутить. Хотя она сейчас не так уж и часто крутила гайки. Гаек именно гаек, металлических шестиугольничков, почти звёздочек, почти; на корабле было немало, ну точно не мало, по-другому просто и быть не должно, но держались они плотно и крепко, в машинном стоило следить не за тем.

И всё-таки Южная была осенью, была людской памятью об осени, была лучшим, что есть в осени: кармином, пурпуром, переливом оранжевого, легкой дымкой перед закатом лавандо-невесомой, паутинкой над синью, золотой патиной, тыквами и шарлоткой, горячим и пряным. Была летом, которое ещё не случилось, уже отгремело, не проронив ни звука июльских громовых раскатов. Была зимой самой белой и снежно, которой ещё не будет, вообще не будет, никогда не будет, потому что времени на Верне на самом деле нет. Есть только память о времени. Всё кругом – это память колонистов, но тех, что придут на бал, а тех, что уже никуда не придут. Ожившая густо-оранжевая, карминовая, пурпурная, тыквено-пряная, покрытая золотой патиной людская память.

III

Складывалось ощущение, что по рынку они уже не меньше часа шатаются и всё без толку. Луи то к одному старику подойдёт, то к другому и с каждым минут по десять терпится и, если б по делу ещё!

– Какого мы тут вообще время теряем?

– Мы не теряем. Мы ждём. И алиби нарабатываем, – добавил Луи шёпотом и снова в ряды нырнул. Константину оставалось лишь следовать за ним.

Рынок дышал и жил своей особой рыночной жизнью не самой чистой, ох, не самой: Константину приходилось следить, чтобы не вляпаться во что-нибудь подозрительно вязкое и пахучее. Рынок шуршал, шептал, кричал, громыхал тележками, предлагал, торговался, выменивал.

– Давай Эмме заколку купим? У неё сломалась, – предложил Луи, просачиваясь между стойками с вялой рассадой.

Фет говорил, что пацан вырос в таком месте, до шестнадцати лет воровал и побирался. Скитался в торговых шаттлах между станциями. Не позавидуешь такому детству. Луи вернулся с тремя похожими деревянными заколками-гребнями длинными и очень острыми, можно и в глаз воткнуть, если потребуется. Эмма оценит.

– Ты же одну хотел?

– Одну и купил, – улыбнулся Луи.

– А эти?

– А эти… – Луи отвернулся.

– Стащил?

– Мм… – он помрачнел. – Привычка, – буркнул тухло. – Хочешь верну?

– Поймают. Пошли лучше отсюда.

– Да, кэп. Я стараюсь. Честно. Ты Фету не говори, пожалуйста.

– Не скажу.

– Спасибо, – Луи просиял, а его карман засветился. – От Эммы, – пояснил он, вытаскивая коммуникатор. – Ох чёрт!

– Что там? – поинтересовался Константин. – Пора уже?

– Да, нет. Я забыл. Сейчас! – он вернул потухший коммуникатор в карман, и вытащил из другого записную книжку. – Хм.. – сказал Луи, разнимая хитрый замок на книжечке. – Ну мы в принципе молодцы. – Осталось только… Рынок всё, – неизвестно как в руке у него оказался карандаш. Такое ощущение, что рук у Луи не меньше трёх. – Затем… – он кивал сам себе и зачёркивал. – Куртку тебе купить. Туда пойдём. Нет, в другое туда, которое слева.

– Но лево…

– Другое лево! Искусство любишь?

Константин промычал что-то неопределённое, говорить, что другое лево называется право, он не стал.

– А я люблю! – заявил Луи и хлопнул книжечкой, замок закрылся сам собой. – А знаешь, что на Верне бумага, – он погладил свою книжечку, – о-очень, – растянул Луи, – о-о-очень дорогая? Деревья для этого дела негде растить. У нас всё электронное.

– А это? – поднял бровь Константин. Он видел книги у Фета, в его каюте стояли книги, в раскладах старьёвщика валялись книги и книжечки как Луина, попроще Луиной.

– Это завозная из Старого мира, ей лет восемьдесят.

– Сколько?

– Ну может тридцать, – пожал плечами Луи. Подумаешь плюс минус полвека. —Здесь тоже печатают. За дорого. Целлюлозу производят из палой листвы.

– То есть деревьев нет, а листья есть?

Луи встал и глянул на него озадаченно. Что он так смотрит? Земли-то тоже нет.

– Что? Здесь ни садов, ни леса.

– Почему же? – удивился Луи. – Сады есть. Откуда, по-твоему, овощи? – Луи усмехнулся. Об этом Константин не думал. – И парков много. О, стой!

– Куртка? – Константин уже задумалась, так ли нужна ему эта куртка.

– Нет. Смотри какие бокалы!

– Какие бокалы? Зачем нам бокалы?

– Я быстро. Жди.

И он убежал. Константину оставалось только вздохнуть и пойти самому искать куртку. Луино быстро… Понятно теперь, почему доктор так охотно согласился, чтобы за покупками с Луи пошёл он. Всё обещанное и славно спланированное оказалось сплошным трёпом, фактически они просто шатались по рынку. Куртку Константин нашёл без проблем, придираться и выбирать нечто особенное, желания не было.

– Говорил же быстро! – Луи подскочил к нему сзади. – Всё. С рынком всё. Теперь по делам.

Дела располагались в более пристойном районе. Луи вывел их сначала к маленькой круглой площади, мощенной белым камнем, затем протянул по лестнице с такими же былыми ступенями по обе стороны от перил уставленной кадками с апельсиновыми деревьями. Константин протянул руку и с опаской сорвал недозрелый кругленький апельсин.

– А вот теперь… – Луи остановился. – Теперь… Теперь…

– Мы заблудились?

– Нет, у меня есть карта.

«Но ты не умеешь её читать!», – чуть не сказал Константин.

– Теперь мы заходим в это здание. И ты идёшь рядом и кажешься большим, сильным и молчаливым. Да?

– У меня есть выбор? – пробурчал Константин. Быть большим и молчаливым ему не нравилось. Да его только что назвали дураком!

Луи взлетел по ступенькам и замер у домофона.

– Не помню, какую жать, – признался он и тыкнул. Но ни гудков, ни пиликанья не последовало. Тогда он нажал следующую кнопку, и следующую. Секретность зашкаливала.

– Нас не… – хотел возмутиться Константин, но Луи наконец ответили, и он быстро затараторил в домофон. И Константин понял, что пустил бы его просто для того, чтобы этот поток наконец прекратился.

– Сейчас откроют. Нам не туда, конечно, но можем после зайти. Там художник живёт, я иногда с ним беседую. Он хороший. Правда нездешний. Кажется, из твоих краёв. Хочешь познакомиться? Ой, дверь заклинила. Это бывает. Надо подождать.

– Ага, – буркнул Константин. При всей логичности плана ничего не выгорит. С таким Луи только…

– Эй, кэп, а ты ж военный?

– Ну?

– А ты людей убивал?

Лучше б пацан его ударил.

– Лично, – он поморщился, ведь это даже не ложь, но всё же закончил – нет. Они умирали из-за меня. По моим приказам. – На черта он это спрашивает? – По моей глупости.

– Ух… Ну ты это… Открыли, смотри! Нам на седьмой.

– А лифт тут есть?

– Не знаю, – весело отозвался Луи. – Да не хмурься. Есть. Только он иногда застревает. Всегда. Но не страшно. Ты главное молчи и будь страшным.

Константину уже хотелось рычать.

На волшебном седьмом этаже Луи собрался. Их даже встретили, и предложили кофе, но Константина вместе с чашкой выгнали стоять за дверью. «А если я ею сопру?» – подумал он с досадой, но решил, что мокрая чашка в сумке – это больше проблема, чем трофей. Луи появился скоро и сказал ждать. Ждать он захотел не здесь, а двумя этажами ниже, потому что там уборная. Константин поплёлся за ним, оставив чашку на полу возле двери.

– Расскажи о Тирхе! – попросил Луи. – Всё равно сидим.

Пацан выглядел совершенно счастливым, то ли это утренняя булка на него так подействовала, то ли… «С таким настроем, – подумалось Константину,– на дело не ходят. Они ж проваляться к чёрту! Или их поймают, сдадут полиции». Хорош герой! От службы отказался, пошёл в воры. И Эмма с доктором ещё… «Я что боюсь?», – удивился Константин. Какого чёрта он боится? Луи вот не боится. «Приплыли», – подумал Константин. Мысли сделали круг.

– Ты был кем-то важным там? – напирал Луи. Нет, просто интересовался. Напирают по-другому. Было бы неплохо выпить перед… Где-то совсем близко слышался птичий клёкот. Так близко, что складывалось ощущение, будто эти чёртову птицы вот-вот сваляться им на голову.

– Был.

– А кем?

– Военачальником, – вздохнул Константин. Сейчас ему казалось, что всю свою жизнь он был идиотом и больше никем.

– Здорово! – восхитился Луи. – У тебя было войско и ты был начальником?

– Что? – Константин непонимающе глянул на Луи. Умный вроде бы парень…

– Что? Ну тебе ж… не знаю, ты не королевич сказочный, чтобы войско вести. У тебя прям меч был?

– И щит, – вздохнул Константин. – Нет. Я не королевич, но мой отец…

– Был королём! – усмехнулся Луи.

«Можно и так сказать», – подумал Константин.

– У нас демократия.

– Правда? – изумился Луи. – А она существует?

Где-то тут Константин понял, что над ним издеваются.

– Пошли уже к твоему художнику. По времени у него должен быть обеденный перерыв, – Константин точно не знал, бывают ли у художников обеднённые перерывы с часу до двух. Возможно, у них весь день перерыв.

– Да он не обедает, – отмахнулся Луи.

– И сколько нам тогда сидеть?

– Ну… тогда ты объясняйся.

– С радостью, – фыркнул Константин, поднимаясь. Луи подскочил вслед за ним. Единственная причина, по которой он ещё не свалил, заключалась в том, что этот художник был из Тирхи, предположительно. Предположительно, но если да? Если да, он может помочь связаться с домом. С кем именно он свяжется, Константин ещё не придумал, но у него будет время, пока он будет уговаривать художника.

– Добрый день! – объявил Константин с широченной улыбкой.

– Здрасьте, – повторил за ним Луи – Можно воды?

Мужчина в фартуке лениво кивнул. Вошедшие ему явно не нравились.

– У вас кулер есть! – Луи ломанулся на другой конец комнаты, споткнулся и едва не уронил пустой мольберт.

– Осторожно! – встрепенулся мужчина. Около кулера высился шаткий шкаф с хрустальными вазами, статуэтками и гипсовыми головами. Луи замер. Сама осторожность.

– Вы художник? – спросил Константин, потому что нужно было хоть что-то спросить, пока их не выгнали.

– Художник, – кивнул мужчина. Он был невысок, чуть ниже Луи, худощав, а профилем походил на гипсовую статую, которую сейчас трогал Луи: кудрявый, лысеющий с широким носом и бородой. С себя лепил что ли?

– Я забыл он математик или?.. – Луи щёлкнул голову по носу.

– Философ, – буркнул художник. – Не трогайте, пожалуйста, скульптуры. Они пачкаются.

– Д-да, – выдавил Луи, поглядывая на собственные пальцы на удивление чистые, не то что после машинного.

– У нас к вам дело, господин…

– Художник.

– Вас же как-то зовут?

– Художник, – он пожал плечами. – Я привык. На Верне не так много мастеров.

– А вы значит мастер? – поинтересовался Луи.

– Значит.

– Не дурно.

– Зачем вы пришли?

Луи растянул губы в ехидной улыбочке. И тут удача впервые за день улыбнулась Константину: Луи кто-то позвонил, с того загадочного седьмого этажа, и он ломанулся туда, позабыв о Константине. Художник тоже выдохнул с облегчением.

– Хороший парень, – сказал он, – но шума от него, – Художник устало покачал головой. – Так зачем вы пришли, вам-то явно что-то надо.

– Надо. Вы правы. Меня зовут Константин Кесаев я бывший генерал Тирхи. Был правой рукой, кулаком прокуратора.

– И вас сослали.

– Да, – признал Константин. – Мне нужно вернуться.

– Я жил в Тирхе, и в Полисе тоже. Я родом из Старого мира, Луи вам рассказал. – Константин кивнул в ответ на эти слова. – И сознательно покинул эти места. Сбежал сначала из одной страны, от одного диктатора, прокуратора как вы его назвали, к другому. И после понял, что к чёрту мне эти порядки не сдались. Я улетел сюда с контрабандистами и не жалею. Подумайте, господин Кесаев, так ли вам нужно обратно.

– Я думал, – процедил Константин. – Эта планета…

– Верна не так плоха, как кажется. Но… Но если вы настаиваете. Хм.. У меня нет контактов со Старым миром и с теми контрабандистами, я видел, как загорелись ваши глаза. Простите.

– Но?

– Но… – задумался Художник. – У меня есть приглашение на бал. Вы хорошо танцуете, господин Кесаев?

– Не дурно.

– Прекрасно. Не думайте, что я рехнулся. Это бал колонистов, там собираются… там вы найдёте людей с более свежими связями со Старым миром. Обычно в эту пору прилетают послы. Жуткий курятник. Но вам понравится. Подыщите костюм и дайте мне свои контакты.

– А когда?

– Через два месяца. Как раз будет время обдумать свои желания.

IV

С доктором они встретились у рынка, тот немного опоздал, устал и был несколько озадачен.

– Сложный день? – спросил Луи, поддался в его сторону, точно хотел то ли приобнять, то ли за руку взять, то ли ткнуть в бок локтем.

– Пойдёт, – отмахнулся Фет. – Всё купили?

– Всё, – ответил Константин, хотя так до конца и не понял, чем они занимались весь этот день. – Где мы с Эммой встречаемся?

– В парке под висячими садами. – Луи снова полез к коммуникатору. – Эмма тоже закончила, но ей доехать надо.

– Это далеко? – спросил Фет. Выглядел он неважно. И чем же таким он мог понравиться ведьме?

Пакет с едой немного мешался, острый край порвал целлофан и теперь колол бедро.

– Нет, – мотнул головой Луи, – это близко! – На доктора он не смотрел, косился куда-то в сторону. – Сейчас лампы… Смотри! – он ткнул Константина в плечо.

В память о солнечном мире свет к вечеру приглушали. На сколько это сохраняло биологические ритмы, он не знал, но электроэнергию заметно экономило, по крайней мере так объяснял Фет, а Луи поддакивал.

Место, куда их привёл Луи, напоминало амфитеатр, но вместо арены город, то есть станция. Хотя всё вокруг было станцией, подобием настоящего города, настоящих садов, настоящего мира.

– Красиво тут, – протянул Луи, распаковывая обед.

Они втроем устроились на ступеньках под самым куполом. Все уголки станции при желании можно разглядеть, а Эммы вот видно не было. Ведьма опаздывала. Фет время от времени поглядывал на наручные часы, высчитывая, сколько можно не тревожиться до отправления. Часы говорили: можно, спокойно сиди, а он сомневался. Есть такой приём для укрощения тревоги, назначить себе чёткое время, с которого можно нервничать, а до того заниматься своими делами. Фет об этом знал, но получаться у него это не получалось. А Эмма, напротив, так со многим сладила. Это Луи успел рассказать Константину, пока они дожидались не понятно чего.

– Красиво, – согласился Фет. – Но вы всё купили? – уточнил он ещё раз.

– Ты нам не доверяешь? – возмутился Луи, выбирая кусок побольше.

Доктор не ответил, и стало тише. В этом уголке станции было куда тише, чем на корабле. Константин почувствовал, что почти привык жить на борту Неба. Он довольно быстро наловчился управлять дирижаблем, привык к машинному, к обходам внутренних систем.

На часы поступило сообщение с незнакомого номера. «Художник», – понял Константин. «Надо готовить костюм», – решил Константин, но эти мысли не принесли покоя. Он всё ещё не знал, у кого во всей Тирхе может попросить помощи. Эмма пришла примерно тогда, когда они доели всё, кроме её части. Луи увидел её, поднимающуюся по ступенькам в самом низу трибун.

– А ты зоркий, – заметил Фет. Он что-то попутно читал со своего планшета. Луи просиял. Но Константин уже не обращал на них внимания.

– Привет! – сказал Константин. Боги, как он улыбался! С такой улыбкой императоры входят в побеждённые города, с ноги открывая ворота. Эмма лохматая и взмыленная вскарабкалась ещё на две ступеньки. Он уронил кусочек персика, и тот покатился вниз…

Луи приподнялся и помахал ей рукой. И Эмма ему помахала. Взятый город горел. Такие города не сдаются. Их генералы предпочтут сжечь крепость, сжечь, но не отдать.

– Долго ты, – заметил Фет.

– Так получилось, – она не оправдывалась, никогда не оправдывалась. Просто подошла и кинула сумку на ступеньку выше, и замерла, не знаю куда сесть. – Ужинаете?

– Ага! – подтвердил Луи.

– Мы и тебе купили, – Константин поднял оставшийся бумажный пакет. Пусть так, хоть так, посмотрит, заметит может наконец?

– О духи! – она смахнула локон со лба. – Спасибо. Жрать хочу.

– Кушать, – поправил Фет.

– Жрать, – покачала головой ведьма. – Не люблю твоё слово, оно какое-то мерзкое.

– Как знаешь, – пожал плечами Фет. Луи он за такое бы отчитал.

– Как ты сегодня?

– Сегодня хорошо получилось. – Она оправила юбку и села, действительно села к нему. Ничего не говоря, ничего не спрашивая, просто села как к другу. – Услуги гадалки набирают популярность.

– А то! – подмигнул Луи.

– Думаю, мы в плюсе. Процентов, – зажмурилась, точно подсчитывая в уме, – на сорок. На тринадцать.

Луи кивнул.

– Всё так.

Фет нахмурился.

– А расходы ты не считаешь?

– Считаю, – улыбнулась Эмма. – Мы математики, Фет, а ты доктор. Позволь нам считать, а то сворую градусник. Или Луи стащит. – Эмма подмигнула, и Луи ей подмигнул.

Тут-то он и понял – она знает, и знает больше чем он, может вообще сама спланировала. Хитрая ведьма. Конечно, она в курсе!

– Спорить не буду, – мрачно отозвался Фет. – Через два часа вылетам. Нужно ещё доставку принять.

– Как скажешь, – ведьма пожала плечами. – Но думаю, всё уже как обычно доставили к кораблю. Да, Луи?

– Да. Как обычно, Эмм. Там люди проверенные.

– Видишь? – улыбнулась она. Константин всё ещё ни черта не понимал.

– Вижу, но проверить всё равно надо. Так что долго не сидим.

Эмма кивнула. Луи протянул ей булочку. Она взяла и откусила, а потом продолжила есть салат. Ей, кажется, было не важно, что есть. Она почти не смотрела, завороженно глядела в станционную даль.

– С чем она? Тут семечки, изюм и какой-то творожный крем.

– Это кэп отхватил! – сообщил Луи. – Мне тоже понравилось.

Выбирал Луи, Константин только заплатил.

– Вкус у вас… – хмыкнул Фет. – Не буду комментировать.

– Правильно, – поддакнул Луи. – Не нуди.

Закончив свою сумбурную трапезу, Эмма спустила сумку, отряхнула её и легла, и тут же матерясь подскочила.

– Свечи. Шар…

– А ножи у тебя там есть? – усмехнулся Фет.

– Есть. А ещё отвёртка и разводной ключ.

Доктор помрачнел, приготовился сказать нечто нудное.

– Ложись ко мне, – ни на что не надеясь, предложил Константин. И она просто переставила сумку обратно, поправила юбку и действительно положила голову ему на колени. Константин замер, будто раньше женской головы не касался, и подумал, что она и просто на ступеньку могла бы лечь, что ничем его колени этого бетона для ведьмы не лучше. Может, хоть Фет разозлиться, но доктор отвернулся лицом к городу и продолжил читать.

Ведьма поерзала и немного приподняла голову, но не встала.

– У тебя, – она быстро провела рукой по его животу и груди, и мир закончился, – крошки тут, – закончила Эмма, мир вернулся, но Константин всё ещё не знал, что говорить.

– Время, – произнёс Фет и начал собираться. Луи тоже встал, и доктор вручил ему мусор.

– Я догоню, – сказала Эмма. – Мне встать?

Константин покачал головой.

– Долгий день, – пояснила она, – сначала анализы, потом кверенты. —Константин снова ничего не понял. Внизу доктор поторапливал Луи. – Не могу так, – она встала, – вроде бы наш корабль, а такое ощущение, что самолет, который вот-вот и без нас.

– Давай твою сумку, – предложил Константин, ему тоже уходить не хотелось, но вся магия правда распалась, и самолёт, который корабль уже готов отчалить.

Эмма оказалась на ступеньку выше, и они стали одного роста.

– Когда ты успел поседеть, капитан?

– Я? – удивился Константин. В двадцать четыре седеть объективно рано. Наверно. Но думал он совсем о другом. О холодных пальцах на его затылке, о приглушенном свете засыпающей Южной, о том, что Эмма стоит так близко и не собирается сбегать. – Почему? – спросил он, хотел спросить «почему теперь не уходишь, почему тогда злилась?», «я ведь хороший», хотел добавить.

– Чуть-чуть совсем. Не страшно. Хочешь закрашу?

– Нет, – он не понял о чём она. – Эмма?

Если бы именем можно было приблизить, можно было… Если бы имя было ключом, если бы. Но это не сказка, где за словами скрываются смыслы, скрывается магия. Он позовёт, а она ничего, только посмотрит испуганно.

– И правильно. Тебе так идёт. Капитан, – она усмехнулась.

– Константин.

Почему она ни разу не назвала его имени?

– Эмм? – спросил он тихо. Всё сила его и вся упертость точно волны о каменную твердь разбиваются. – Ты…

– Только не признавайся мне в любви… Боги, прости. – Она хотела пошутить, но смутилась. – У меня неважное чувство юмора.

– А если… – и у Константина сил шутить не нашлось, пришлось говорить правду: – Я хотел спросить, почему ты так не любишь меня.

– Не люблю?

– Я вижу, что неприятен тебе.