Οβίδιος. Тайна золотого времени

Лусия поежилась. Ей вовсе не хотелось оказаться сейчас на дне океана. «Какой-то он странный», – подумала она…

Уже совсем стемнело, и там, на горизонте, умирали последние лучи уходящего солнца. Небо и океан – две стихии – стали одним целым, и казалось, что это та самая первородная бездна, из которой когда-то Бог сотворил небо и землю, сотворил птиц и животных, сотворил человека. Бездна была пугающей, но одновременно влекущей. Лусии стало страшно, и она невольно качнулась, словно невидимая сила подтолкнула ее к Дэвиду. От капитана исходило тепло и уверенность…

Опомнившись, Лусия вздрогнула и поспешно отстранилась от него. Чтобы унять дрожь, села в кресло.

– Сэр Дэвид, – сказала она едва слышно, – я благодарна вам за то, что вы спасли меня. Только я все-таки не понимаю, зачем вы это делаете?

– Что?

– Кто я здесь?

– Вы – моя гостья, и можете быть уверены, что никто на борту моего судна не причинит вам зла.

– И все же я не понимаю. Зачем вы это делаете?

– Что именно?

– Зачем вы помогаете мне?

– Вы же ответили сами… ваши родственники будут искать вас, и я получу вознаграждение.

– А если меня не будут искать? Если уже нет того, кому я нужна больше жизни? Тогда вы ничего не получите… Что тогда?

– Тогда вы останетесь со мной, – полушутя – полусерьезно ответил Дэвид. – И мы вместе будем изучать мировое дно… – Что?! Вы убьете меня? – О, боги, боги! Зачем вы только создаете прекрасных женщин глупыми?! Просто запомните, что я всегда получаю то, что хочу… И потом… что может быть лучше той награды, что есть передо мной?!

Лусию передернуло от возмущения. Теперь понятны стали истинные его намерения. Сэр Дэвид выкупил ее у Саида с тем, чтобы она… Боже, да как он смеет так думать! И непонятно, что больше ее возмутило: подобное смелое, совершенно беспринципное заявление или его нахальная усмешка и взгляд.

Его взгляд… Дэвид был слишком самоуверен и вызывающе дерзок! Да, это так и есть. Саид продал ее капитану! И все же она хотела отвести от себя самые худшие подозрения.

– Вы всем помогаете? – спросила она.

– Тем, кому хочу.

– А?

– Испанцам… Я помогаю испанцам.

– Зачем?

– Зачем я помогаю испанцам?! Это давняя история… Я бы не хотел об этом сейчас говорить.

– Судя по вашей внешности, вы не испанец. Скорее всего, англичанин, – продолжила наблюдения девушка. – Поэтому непонятно, почему вы нам помогаете. Хотя, конечно же, христиане обязаны помогать друг другу…

– Ваши наблюдения ошибочны, – он грубо прервал ход ее рассуждений. – Я – мусульманин. Мое настоящее имя Давид-ибн-Мулай бен Рашид. И я испанцам помогаю вовсе не из интересов вашей веры… У меня другие цели… Да, я знаю, о чем вы подумали сейчас… Посмотрите на меня и успокойтесь… Разве я похож на того, кто торгует красивыми женщинами?!

– Простите, – тихо сказала она, опуская глаза, словно в чем-то была перед ним виновата. – Наверное, я ошибалась… Но если вы – Давид Рашид, то как же в письме? Дэвид Мирр?!

– Да, – уже мягче добавил он, – Вы спросите, почему я так представился вам… Меня друзья-христиане называют Дэвидом Мирром[10]… Лусия, я хочу быть вашим другом… И я верю, что мы подружимся… Нам нечего делить… Для друзей я просто Дэвид… И для вас, если хотите… Вам же так привычнее, не так ли?! И вот вам моя рука в знак нашей дружбы…

Сэр Дэвид так просто и искренне протянул ей руку, что Лусия, не задумываясь, с готовностью приняла ее. Но как только маленькая женская ручка коснулась его ладони, пальцы Дэвида невольно дрогнули и резко сомкнулись.

– Ну что же, на сегодня беседа окончена. Спокойной ночи, сеньорита Лусия!

– Спокойной ночи, сэр Дэвид.

– Да, не забудьте. Завтра я жду вас к обеду!

С этими словами, не дав девушке опомниться и что-либо возразить, Дэвид быстро удалился.

Лусия с трудом перевела дыхание. Calamitas virtutis occasio[11] – произнесла она вслух и осенила себя крестом. Ее била мелкая дрожь. Духовный поединок на сегодня был окончен.

Глава 4

На следующий день Лусию разбудил стук в дверь. Солнце уже стояло высоко, освещая далеко, на сотни кабельтовых, сине-зеленую гладь воды. Водяная пустыня едва-едва приходила в волнение. Каюта нагрелась, и ничто, казалось, уже не напоминало о прохладной ночи… только… едва уловимый запах мяты и прекрасного, едва пробудившегося ото сна тела молодой девушки. Да, и еще – кто-то явно напрашивался в гости. Лусия неохотно открыла дверь.

Ярко-рыжая голова верзилы – старшего помощника Дэвида Мирра – уже неоднократно мелькала перед ней. Вот и теперь настойчиво требовала внимания.

Звали старшего помощника Фокс. Вероятно, свое прозвище он получил из-за рыжей копны волос. Симпатичное широкое лицо с прямоугольным подбородком. Казалось, улыбка не сходила с его лица никогда. Крупные большие руки, которыми Фокс выполнял самую трудную и, вместе с тем, самую тонкую изящную работу. У него было одно увлечение, о котором знали все, едва вступив на борт судна: он собирал раковины и делал из них кольца, бусы, разные украшения; мог вырезать из раковин фигурки животных, статуэтки девушек. Словом, имя Фокса не слетало с уст моряков и чаще других оказывалось предметом жесточайшего обсуждения.

Яркой была не только внешность старшего помощника. Его манера говорить через нос казалась девушке необычной, если не сказать смешной, но тот почему-то решил, что он француз (хотя французом никогда не был!) и, не зная французского, пытался интонацией, жестами, мимикой передать свое «французское» происхождение. На вид лет ему было столько же, что и капитану, но выглядел он, в отличие от Дэвида, неопрятно; одевался кое-как: мог надеть рубашку, турецкие шаровары и обмотаться кушаком, а мог вообще разгуливать по палубе без рубахи, чтобы все видели его широкий загорелый торс; за подобное поведение он неоднократно получал от капитана выговор. А обувь – девушка не знала, носил ли он вообще обувь. Но то был Фокс, и ему, в отличие от других, позволялось многое; он был любимчиком капитана и – всей команды.

– Прекраснейшая сеньорита Лусия, – важным тоном произнес старший помощник, – не собла… соблагли… тьфу … в общем, прошу вас в обеденный зал.

Девушка рассмеялась. Фокс был таким забавным! Но потом стихла. Она снова увидит капитана… То, что было вчера, то, что она услышала…

«Я – мусульманин». Дэвид был язычником для нее. А, значит, он не будет соблюдать условностей, принятых в христианском мире. И, по всей видимости, у него свои представления о нормах морали, правилах, запретах… Но, с другой стороны, он так настойчиво пытался убедить ее в том, что она в безопасности, что он друг для нее… И это пожатие руки…

Отказаться, сославшись на плохое самочувствие?! Нет. Кто знает, какие будут обстоятельства? Никто не поручится, что через какое-то время капитан не пожалует сам в каюту и не нарушит столь желаемое для нее уединение.

Нужно идти. По крайней мере, в обеденном зале она не будет с ним одна, и он не сможет снова «заболтать» ее.

Девушка почувствовала, как холодеют руки. Капитан внушал ей страх и трепет… «Бояться?! – подумала она. – Вот еще! Лусия Тенорио Вернадес де Сааведра ничего и никого не боится… Хм… Вероятно, там будет Фокс… он защитит ее…». (Лусии казалось, что рыжий верзила обязательно защитит ее). И, в конце концов, никто не смеет обвинить наследницу Кордобы в трусости!

– Хорошо, я буду готова через полчаса, – сказала девушка Фоксу и закрыла дверь.

Зачем она попросила полчаса, словно полчаса что-то решит? Ей все равно придется последовать за старшим помощником под пристальные взгляды и улюлюканье матросни. К тому же, ее ужасно раздражало турецкое красное платье, доставшееся в наследство от Фатимы. Одежда, которую выдали ей, казалась непристойной: она совсем не скрывала совершенные женские формы, а, наоборот, цепляла внимание. Девушка чувствовала себя глупо-неуверенно. И это улюлюканье за спиной. Знали бы все, кто она!

Да и Фокс иногда кидал на нее такие красноречивые взгляды, что приводил, мягко говоря, в смущение. Словно она самая последняя грешница на земле! А что говорить об остальных мужчинах на корабле?! Разве она виновата в случившемся?

Спустя отведенное для приготовлений время Фокс снова постучал в дверь, уже более настойчиво.

– Полчаса прошло, – напомнил он.

Бог ты мой, какой он настырный! Девушка страдала от потери отца, от перенесенной боли! А после болезни страдала еще больше. Зачем она здесь? Иногда Лусии казалось, что все, что с ней произошло и происходит до сих пор, происходит во сне. И она вот-вот скоро проснется… Разные мысли одолевали ее. То она хотела, чтобы ее высадили где-нибудь на необитаемом острове, чтобы она смогла спокойно молиться и благочестиво умереть; то, чтобы ее доставили обратно в Севилью, к родным; то ей хотелось отправиться на поиски отца; то она мечтала очутиться в Англии, в семье Готорнов; то она хотела, чтобы…

Впрочем, чего только не хотят и о чем только не мечтают девушки?! Конечно, хотелось бы, чтобы все, что произошло с ней в последний месяц, оказалось просто страшным, кошмарным сном…

А потом она вспомнила руки и глаза капитана, и словно какой-то бес нашептывал ей: «Дэвид, Дэвид Мирр». В конце концов, что за странное имя? Как там? Давид-ибн… Рашид?! И неужели правда, что он мусульманин? Язычник? Мулай аль… ибн… Как там дальше? То ли Рашид, то ли… Да, он мусульманин. Как странно! Никогда не видела, чтобы мусульмане были… «Такими красивыми», – нашептывал бес внутри нее. «Святая Дева Севильская, спаси меня!» – Лусия беззвучно читала молитву. Какое-то наваждение с этим сэром Дэвидом! И когда же наконец они прибудут в Кадис?!

А что если капитан просто использует ее в каких-то своих, возможно даже, политических целях? Что это он там вчера говорил про мир, про обстоятельства, про Ватикан?! Если он выкупил ее у Саида с тем, чтобы потом получить с Кордобы гораздо больше денег? Если он зарабатывает таким образом всякий раз, когда к нему попадают испанцы, точнее, испанские женщины?! Да уж, в галантности Дэвиду не откажешь. Явно, он имеет большой опыт общения с женщинами… От подобных мыслей у Лусии закружилась голова, и желудочный спазм вызвал очередной приступ тошноты.

«Святая Дева Севильская, дай мне силы», – шептала Лусия, целуя распятие. Запах ливанского кедра и молитва немного успокоили ее. Затем, вздохнув, она поправила волосы и распахнула дверь.

– Я готова, – сказала она Фоксу и гордо вскинула голову. Вид у нее был такой решительный, словно она шла на эшафот. Одобрительная улыбка старшего помощника внушала ей в ту минуту больше хладнокровия, чем слова вызубренных латинских выражений, которыми она собиралась при встрече «сразить» капитана.

Они прошли к полубаку, где располагались каюты боцмана, корабельного плотника, кока. Там же был и камбуз, откуда слышались ароматы вкусной еды и доносилось пение на незнакомом Лусии языке. Пройдя еще немного, они оказались перед кают-компанией.

Двери легко открылись от одного толчка больших влажных рук Фокса. Перед глазами Лусии предстало просторное светлое помещение с уже накрытым длинным столом…

– А где все? – удивилась Лусия. В кают-компании никого не было.

На минуту взгляд девушки задержался на столе, точнее на том, что там было расставлено. Такого изобилия она не помнила со времен Алькасара. «Гамбас а ла планча», гаспачо, «сопо дел пэскадо», паэлья, сладкий флан, «каламарэс а ла романа», гусиный паштет… Рядом с испанскими блюдами красовались кушанья, совершенно прежде незнакомые ей, и те, которые она уже пробовала в доме Саида: кебаб из рыбы, долма, различные закуски, пастирма. Стояли вина и сладкие напитки, вроде пекнеза (вываренного виноградного сока) и мухаллеби.

У Лусии кружилась голова. Она обернулась к Фоксу, но от того и след простыл. На какую-то минуту девушка осталась совершенно одна.

– Прошу, присаживайтесь, – услышала она знакомый голос и обернулась.

Капитан вошел неслышно, словно огромная дикая кошка.

– Разве никого больше не будет, сэр Дэвид? – вздрогнув, спросила она и присела на высокий стул из венге, обитый парчой и любезно придвинутый к ней.

– А кого вы хотели бы видеть? – полушутя, полусерьезно спросил Дэвид, беря в руки салфетку. – Я больше никого не приглашал.

– Но ведь стол…

– Это все для вас, несравненная сеньорита… Помните, как у Данте? «Такой восторг очам она несет, при встрече с ней ты обретаешь радость, которой не познавший не поймет…»

Лусия опустила глаза. Щеки ее алели. Капитан же, несмотря на ее смущение, продолжил:

Tanto gentile e tanto onesta pareLa donna mia, quand›ella altrui saluta,Ch›ogne lingua devèn, tremando, muta,Eli occhi no l›ardiscon di guardare[12]…

– Довольно, прошу вас. Иначе я сейчас же уйду! – воскликнула она.

Да, по ее виду можно было понять, что она даже напугана.

– Не гневайтесь на меня, прошу вас! Это все оттого, что я редко бываю в приличном обществе, – со вздохом произнес капитан. – Мне бы хотелось, чтобы вы чувствовали себя как дома.

– Зачем?

– Хм… в Испании, наверное, сейчас хорошо… цветут апельсины…

– Они уже давно отцвели! И прошу вас, сэр Дэвид, перестаньте! Может быть, для вас – это забава… но… я не знаю даже…

– Тогда не говорите того, чего не знаете! Женщине лучше молчать, чтобы казаться умной, – сухо сказал он, и костяшки пальцев, которыми он сжимал вилку, побелели.

Лусия сглотнула нервный ком. Почему простые, безобидные слова он воспринимает как оскорбление? Странные люди мусульмане. Но она должна была знать, что ее ждет.

– Ешьте, – сказал он тоном, не терпящим возражений. – Мой кок отлично знает, как полезное сделать вкусным и как из ничего сделать всё.

Лусия взяла вилку. Рука предательски дрожала. Она жутко боялась капитана, и сама не знала почему. Она с детства никого и ничего не боялась, а тут… Она даже не знала, как себя с ним вести, что и как говорить. Теперь она даже не могла смотреть ему в глаза, словно была в чем-то виновата. Поэтому красоты и ароматы кушаний как-то не очень занимали ее. И потом… тошнота…

– Почему вы ничего не пробуете? Или вас что-то не устраивает?

Сказать правду и признаться в том, что она испытывает приступы морской болезни? Или что она боится его? Нет, нельзя. Девушка опустила голову и попыталась попробовать паэльи, хотя в жизни никогда не ела паэльи. Дон Франсиско считал, что это еда бедняков, и не позволял дочери пробовать многое из того, что было сейчас на столе капитана.

– Я хочу знать правду, – наконец решительно сказала она.

– Какую?

– Кто я здесь?

– Я вам уже говорил.

– Но после того, что вы мне вчера сказали…

– Что?

– Нет, давайте только не будем играть в благородство… Может быть, это принято так у мусульман, – Лусия подбирала слова, чтобы найти подходящие.

– В благородство обычно играют христиане, – заметил он.

Лусия ожидала, что ее худшие опасения подтвердятся. Капитан словно прочитал ее мысли.

– Да, я выкупил вас у Саида. Вы это хотели услышать?

– Значит, я ваша наложница?

– Если хотите, да.

К горлу девушки снова подступила дурнота. А в голове звучала только одна нота с наигранным «Почему?». Жутко хотелось пить. Хорошо еще, что они сидели за столом так, что он не мог прямо на нее смотреть.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Дэвид, искоса взглянув на девушку.

– Хорошо, – ответила она неуверенно.

– Позвать кока?

– Нет, спасибо. Все очень вкусно, только я не голодна. Я бы, пожалуй, чего-нибудь выпила.

Дэвид позвонил в колокольчик, и кок тут же явился, словно вырос из-под земли.

– Чего изволите? Вина, воды, пекнеза или… ракы?

Почему-то Лусия выпалила «ракы», хотя она не знала, что это такое… Капитан нахмурил брови, но все же кивнул в знак одобрения. Лусия даже не успела нахмурить брови в ответ, как кок уже стоял возле нее с так называемым «ракы».

Лусия взглянула на кока и обомлела. Мужчина был весь как в саже: лицо, руки, волосы. Чернота его кожи еще больше контрастировала с белизной фартука. Это был … бес, выскочивший из преисподней, это был бес из ее сна. Желтые белки черных глаз, толстые губы, крупный подбородок, кудри, выбивавшиеся из-под головного убора, и массы всего этого было куда больше, чем вес его коротких ножек и несоразмерно длинных рук.

Лусии совсем расхотелось есть, и она одним залпом выпила то, что ей поднесли. В ту же минуту горло обожгло, будто она проглотила пламя; ей показалось даже, будто внутри нее взорвалась преисподняя. Лусия сильно закашлялась, чем только вызвала смех капитана.

– Возьмите, съешьте, – сказал он, протягивая яблоко. – Уж истинно Писание: خلق الله امرأة للمتعة [13] Вы никогда прежде не пили ракы, не так ли?! Так зачем попросили то, чего не знаете и не должны знать?!

Лусия не нашлась, что ответить, но после выпитого ей стало намного легче, тошнота ушла, и все произошедшее воспринималось уже как дурной сон. А происходящее… Если она наложница, то у нее нет другого выбора. Она должна откупиться или умереть. Может быть, для начала просто напиться?! Она посмотрела на пустой бокал, потом на капитана и сказала:

– Какой у вас странный кок.

– Вы находите? Он был рабом у Исмаил-бея, пока я его не выкупил. Талант не должен пропадать… Ну же, ешьте… Ешьте, и вам станет намного легче.

Лусия понемногу отведала всего, в том числе не погнушалась паэльи и турецких закусок. Оставалось теперь время для десерта. А уж, как известно, равных мусульманам по части сладкого нет. Щербет, халва, цукаты из каштана, айран, пекнез… Девушка никогда в жизни не ела так много и так вкусно. Но ее не покидала мысль, для чего все это? Явное противопоставление восточно-испанского не давало покоя. Капитан хотел этим сказать, что на Востоке все лучшее?!

В конце концов Лусия осмелела настолько, что неожиданно выпалила:

– Я согласна…

– На что?

– Я дам вам выкуп… больше того, что вы заплатили за меня Саиду… Сто тысяч подойдет?!

Капитан усмехнулся.

– Откуда вы знаете, сколько заплатил за вас я?

– Догадываюсь… Тем более, я слышала, что говорили ваши люди обо мне…

– Хм… Откуда же вы возьмете деньги?

– Если вы позволите, я напишу письмо, и мои родные отдадут за меня сто, нет двести тысяч, если нужно…

– Мне не нужны ваши деньги! – раздраженно бросил он. И спустя какое-то время уже неожиданно спокойным, ровным тоном добавил:

– Хорошие, добрые чувства не купишь ни за какие деньги.

Лусия посмотрела ему в глаза. Неужели это правда? Неужели этот человек, сидящий перед ней, так бескорыстен?! Значит ее подозрение, что он зарабатывает нечестным путем, ошибочно? И потом… Разве у язычников есть понятие бескорыстия?! Есть ли у них вообще понятие моралите, которое ей с детства внушали?! Но она смотрела ему в глаза, и ей так хотелось ему верить!

И все же капитан помогал испанцам не просто так. У него какие-то цели; цели, в том числе и в отношении нее. «А если он шпион? Если он таким образом передает сведения на Восток? Что он говорил вчера? Ну да, всему миру известно, между Испанией и Алжиром в любой момент может разразиться новая война…», – подобная мысль так сильно поразила ее, что это не ускользнуло от Дэвида. «Тогда и странности на корабле, очевидные странности в самом поведении капитана, в его словах вполне объяснимы».

– О чем вы думаете? – спросил Дэвид.

Сказать правду или промолчать? Молчание было бы благоразумным, но выпитое «ракы» делало свое темное дело.

– Знаете, мне почему-то кажется, точнее, я почти уверена, что вы – шпион, сэр Дэвид! – воскликнула девушка.

Капитан резко поднялся из-за стола.

– Подобные заявления оскорбляют меня! Пойдемте, сеньорита, обед закончен.

Лусии ничего другого не оставалось, как последовать за Дэвидом. И они покинули кают-компанию…

Ванты, такелажи, снасти рангоута и крепкие, тугие от ветра паруса… Перед глазами стоял туман. Она ничего не видела и упала бы, если бы ее вовремя не поддержала сильная рука… Почему-то она решила, что капитан не намерен с ней продолжать разговор, что она спокойно может следовать в свою каюту. Но вскоре девушка поняла, что в очередной раз ошибалась…

– Наложница, моя наложница, – произнес Дэвид Мирр, усмехнувшись. – Да вы вообще имеете представление о том, кто такие наложницы?!

– Да.

– Вот как?!

– Наложницы несут повинности до тех пор, пока не выплатят налог, если, конечно же, кто-то не возьмет обязательства по выплате их долга или если их не простят… Вы тоже назначите для меня работу?

– Вы это серьезно?! Это вы только что придумали? Иншалла! – воскликнул капитан, и глаза его засверкали. – Вы… вы…

Девушка не успела опомниться, как крепкие руки Дэвида подняли ее в воздух и опустили возле незнакомой прежде двери. То была каюта капитана. Лусию снова стала бить дрожь, но выбора не было: либо шагнуть за дверь, либо вновь очутиться в объятьях Дэвида Мирра. Видя ее неуверенность, он с улыбкой произнес:

– Не волнуйтесь, я не буду покушаться на вас. Вы не в моем вкусе…

Но поскольку Лусия еще пребывала в нерешительности и видя, как его люди с интересом наблюдают за ними, капитан поспешно добавил:

– Не бойтесь меня. Сегодня повинностей не будет…

– Я вас не боюсь.

– Вот и хорошо.

Лусия задержала вздох и шагнула за дверь.

Войдя, она первым делом осмотрелась. Каюта была уютной, довольно большой; стены, задрапированные светло-голубым гобеленом, позолоченный потолок, выше обыкновенного; дубовый пол, скрытый за старым, но довольно дорогим персидским ковром, – все это передавало ощущение бесконечного простора.

Посредине каюты стоял стол из сиамского палисандра, и солнечные блики играли с его причудливой резьбой. На столе были разложены карты, книги, перья, что создавало некую ауру творчества. На потолке, над столом, качалась старинная люстра с множеством подсвечников, напомнившая о временах рыцарей. И – изобилие всяких шкафчиков, полок, предназначавшихся главным образом для книг. А их, как она уже успела заметить, было сотни, десятки сотен…

В углу расположился массивный диван с потертой от времени, но весьма дорогой обивкой кофейного цвета. Напротив, на стене, скрытой за дверью, находилась коллекция холодного и огнестрельного оружия. Там были шпаги, кончары, мечи, сабли, модфа, петриналь, аркебуза, арбалет и кинжалы разных видов, собранные, вероятно, в разное время и разными людьми.

«Зачем ему все это?!» – подумала Лусия и поежилась. Однако теплые лучи солнца, падавшие на нее через раскрытые окна каюты, успокаивали, согревали надеждой…

Капитан стоял молча и в то время, пока девушка разглядывала каюту и не могла видеть его, любовался ею, ее роскошными черными волосами, спадавшими до тонкой талии, лучистыми черными глазами, взиравшими на мир с такой доверчивостью и любопытством; любовался ее красиво изогнутыми бровями, мягкими, напоминавшими экзотический цветок, девичьими губами, бархатистой белизной лица и тонкой длинной шеи… И алый шелк ее платья, к которому так и хотелось прикоснуться… «Совсем еще ребенок…», – подумал он, и, чтобы девушка не поймала его взгляд, неохотно отвернулся и подошел к одной из книжных полок.

– Вы читали что-нибудь из Овидия? – спросил он, нарушая молчание.

Лусия вздрогнула от его голоса. Она не расслышала вопроса и посмотрела на его руки, которые в ту минуту показались почти родными… Просто поразительно, насколько знакомы были его руки! А руки, действительно, были необычными: большие, сильные, с длинными цепкими пальцами, напоминавшими когти хищной птицы – орла или, точнее, ястреба. И во всем облике Дэвида было что-то ястребиное. Нет, своего он уж точно не упустит, – подумали бы вы.

– Вы читали Овидия? – капитан повторил вопрос.

– Нет. А что он написал? – девушке было неприятно от осознания того, что она может что-то не знать.

Франсиско Тенорио был очень разборчив в отношении того, что предназначалось его дочери, и поэтому античную литературу она почти не знала. В дом допускался только Сенека и Гораций. Поэмы Гомера и какие-то выдержки из сочинений Цицерона и Геродота Лусия тоже знала и с удовольствием цитировала их. В основном же ее чтение сводилось к духовной литературе: молитвам, агиографии, святочным рассказам. Кроме того, от своей кормилицы девушка восприняла многое из фольклора.

– Да, как же я посмел забыть, что католичке не пристало читать языческую литературу! – воскликнул Дэвид с усмешкой.

– Ваш корабль носит имя «Овидиос». Почему? – спросила Лусия, отступая от капитана на несколько шагов.

– Хм… Мой корабль назван так в честь римского поэта. Οβίδιος – это мой знак, знак моей судьбы… Как вам это? Варваром я здесь слыву: моя речь непонятна туземцам, Слова латинского звук смех вызывает глупцов… Οβίδιος был изгнан из своей страны, изгнан за правду… Ну а теперь… теперь я понимаю, что Οβίδιος был прав… Правда дороже жизни… Кстати, вы знаете историю Пигмалиона?! О, конечно же нет. Если на то будет воля Аллаха, я когда-нибудь расскажу его историю. Но, – с поспешностью добавил Дэвид, – вы хотели знать, кто я? Вы действительно полагаете, что я – шпион?!