скачать книгу бесплатно
Маруся взяла старое ведро и присоединилась к работницам.
– Ну что, девоньки, будем полоть наперегонки? – весело спросила она.
– Будем! – дружно ответили обе и быстрее заработали руками.
Маруся улыбнулась и приступила к прополке. Запах вырываемых трав унёс её мыслями в далёкое прошлое, когда они с Нюрой вот так же двигались по соседним бороздам, весело перекликаясь во время работы. Хорошая была пора. За родительской спиной, как за надёжной стеной живётся. Словно невидимый заслон оберегает от бед. А теперь уж и они с Егором заслоняют своих выросших детей. Немного уже им осталось подле родительского тепла согреваться, скоро полетят птенцы свои гнёзда вить. Не стоит жизнь-то на месте.
Она ещё не успела пройти до конца свою борозду, когда в огороде появился Тимофей и окликнул её. По выражению его лица Маруся поняла – что-то стряслось. Она внимательно посмотрела на парня.
– Поговорить хочу! – резко бросил сын и направился к скамейке.
Садясь, он со злостью ударил по сиденью кулаком. Маруся прошла к бочке с водой, стоящей под водостоком позади конюшни, помыла в ней руки и, вытирая их о передник, поспешила к сыну.
– Что такое случилось? – спросила она, усаживаясь рядом.
– Кто мой отец? – сурово спросил он.
– Тот, кто вырастил тебя и всегда любил, – постаралась как можно спокойнее отвечать Маруся, хотя внутри у неё всё сжалось в комок. Вот и пришло время держать ответ перед сыном.
– Это правда, что он мне не родной отец? – напористо спрашивал Тимоха.
– Правда. Но это ничего не меняет. Он всегда считал тебя своим сыном.
– Расскажи мне про родного отца. Я хочу знать правду! – всё так же сурово продолжал сын.
– А чего о нём рассказывать? Шрам вот этот видишь? – она повернулась к сыну, показывая щёку.
Тот кивнул. Этот шрам он с детства помнил.
– Вот тебе и весь сказ про твоего отца!
Они оба сидели молча, думая каждый о своём, вернее, об одном и том же, но всяк по-своему.
– Это Сано тебе сказал? – нарушила тишину Маруся.
Тимофей кивнул:
– На реке его встретили. Он обниматься полез. Здравствуй, мол, сынок, какой ты взрослый стал, всю жизнь тебя люблю, но разлучила нас твоя матушка.
– Понятно. Пьяный опять?
Сын снова кивнул.
– Почему ты мне раньше не говорила?
– Тебя эта новость порадовала бы? – резко спросила Маруся.
Он пожал плечами.
– Ты сейчас злишься.
– Ещё бы! – с вызовом произнёс Тимофей.
– Ну вот! А тебе ведь уже семнадцать годов, восемнадцатый идёт. А если бы ты мальцом это узнал? Как бы ты пережил?
Сын задумчиво молчал.
– Мы с отцом просто берегли тебя, пойми это и постарайся не серчать на нас. В жизни всякое случается. А если ты думаешь, что живя с другим отцом, был бы счастливее, то сильно ошибаешься. Посмотри на Сану и на Егора. И сравни, – спокойно продолжала Маруся.
Так же спокойно она рассказала сыну про своё первое замужество, как несладко приходилось ей в чужом дому, как ворчала вечно недовольная свекровь, как издевались золовушки, и лишь один человек встал тогда на её защиту. Не Сано, нет. Егор! У Сана кишка тонка на что-то стоящее. А вот пить да жаловаться у него хорошо получается. В этом он преуспел.
– Я чего ж ты за него пошла, коли он так плох? Почему сразу другого брата не выбрала? – спросил Тимоха.
– Нет, Тима, не так уж он плох. Просто он другой. Он может быть и добрым, и заботливым. Да и мастер хороший был, пока не запил. Видел розу железную у бабушки в вазе? Это он когда-то выковал для меня.
Сын кивнул. Этот цветок ему очень нравился. Он и сам однажды пытался сделать что-то подобное. А Маруся продолжала:
– Не такой уж он и плохой, просто слабый. До брата-то ему, ой, как далеко! А пошла я за него, потому что Егора в ту пору ещё не знала, жизни не знала.
– Не пойму я тебя, матушка, говоришь, что слабый он был, а он тебе вон какой шрам оставил!
– Глупый ты ещё, сын, хоть и большой вырос! – вздохнула Маруся. – Чтобы бабу побить, силы много не надо. А сдержаться да не дать волю рукам – вот тут она, истинная сила-то и проявляется. Это только слабые мужики на своих бабах отыгрываются. Дед твой, Прохор, крутого нрава был мужик, а я не помню ни единого разу, чтоб он матушку ударил. Так и прожили они всю жизнь в мире да в ладу. Ты норовом-то в него пошёл, такой же горячий. А лицом – в родного отца. Да и, слава Богу, что только лицом!
Девицы в это время пропололи до конца свои борозды и шагали обратно, держа в руках вёдра с сорняками.
– Пойду я, – молвил Тимофей, поднимаясь со скамейки.
Он не знал, что ещё сказать. Спокойный голос матери, поведавшей ему о прошлом, немного поубавил его пыл, но не остудил до конца. Хотелось спрятаться куда-нибудь подальше от людей и самому всё обдумать. Парень быстро поднялся на сеновал, плюхнулся спиной на остатки прошлогоднего сена, закинул руки за голову и закрыл глаза, перебирая в памяти картины детства. И в каждой картине рядом с ним был тот, кого он всегда считал отцом. Вот они играют «в лошадки» – отец становится на четвереньки, а Тимка с Никитой поочерёдно садятся ему на спину, изображая всадников, а тятенька катает их по избе. Вот он в своей кузне мастерит им санки, красивые, с витиеватым узором по бокам. А сыновья, затаив дыхание, следят за его движениями. Огненно-красная полоска железа послушно загибается в руках отца, становясь полозом. Как же они гордились своим тятенькой! Ни у кого из соседских ребят таких саней не было. У всех простые, деревянные, а у них – красивые, с кружевными бортами. Они тогда ещё в Нижнеисетском заводе жили и катались там с горки прямо к пруду. Хорошее было время! Беспечное. А сейчас той беспечности и след простыл. Мир разрушился.
Почему так случилось именно с ним? За что? Теперь до скончанья века Тимофею жить с этим. Обидно, что он оказался обманут. Обидно, что всё у него не так, как у других ребят. Сейчас он очень остро ощущал свою неполноценность. У него всё неправильно. Человек, которого он называл тятенькой, вовсе и не отец ему. А спившийся мужик, которого он считал своим дядькой, на самом деле оказался его отцом. И как ему теперь их называть? А матушка? Столько лет его обманывала. Она, конечно, в чём-то права, говоря, что оберегала его. Но ведь от этого не убережёшь! И что ему теперь со всем этим делать? Как жить? Эх, жаль, нет рядом Парамона, его нового приятеля. Тот всё знает о жизни: что правильно и что неправильно, что справедливо, а что нет. И главное – как с этим бороться. Парамон знает, как переустроить весь мир, а Тимофей не способен разобраться даже со своими бедами. Исчезнуть бы сейчас, раствориться, как сахар в чае, и ничего больше не чувствовать, не знать. Нет тебя и всё тут. И беды твоей тоже нет…
– Тимка! – раздался снизу голос Стёпки, вырывая парня их этих тяжких дум. – Тимка! Ты где?
Тимофей поднялся. Придётся спускаться, иначе братуха всех переполошит. А ему не хотелось сейчас привлекать к себе внимание.
– Чего орёшь? Иду я! – сердито отозвался Тимоха, спускаясь с сеновала.
– У меня к тебе дело, – начал Степан, едва только братец ступил на землю. – Дядька Сано сегодня говорил, чтоб ты к нему в гости заходил, дак ты… это, ты возьми меня с собой.
– Никуда я не собираюсь, ни в какие гости! Чего я там не видал?
– А у них девки красивые! Особенно Улька.
– А кто у них ещё есть? – заинтересовался вдруг Тимофей.
– Старшая у них Дашка, ей годов шестнадцать, вторая – Улька, она на год младше сестры, и Кузька ещё есть, тому лет двенадцать будет.
Тимка задумался. Он знал, что у отца живут в заводе ещё два брата и сестра, а значит, и у него есть сродные сёстры и братья, но родители меж собой не особо знались, и он никогда их не видел. Теперь-то понятно, почему отцова родня была у них не в чести?. Как же всё запуталось-перепуталось. Получается, что у него есть не только сродные, а, почитай, наполовину родные сёстры и брат. Душу раздирала досада, но сквозь неё вдруг начало пробиваться любопытство. А какие же они, его близкие родственники? Может, и впрямь, стоит познакомиться?
– Ладно, там видно будет, – буркнул он в ответ.
Вечером он всё-таки отправился к Кузнецовым, которые жили неподалёку. Стёпка шагал рядом. Тимофей искренне удивился, какой неказистой выглядит изба его новоявленного отца. Ворота перекошены и с трудом закрываются, во дворе худой сараишко да покосившиеся постройки для скота, прясло накренилось и едва держится, местами подпёртое толстыми палками. На крыльцо вышла хозяйка.
– Здрасьте, тётя Таня, мы к дяде Сану пришли, он звал нас, – сказал Стёпан.
Тётка недобро осмотрела гостей и остановила взгляд на Тимофее.
– А ты, никак, его сынок? – спросила она с ехидцей в голосе. – Рожа-то отцова, ни дать ни взять! Я вот только тебя и ждала! Всю жизнь мечтала этакого важного гостя принимать в своей избе!
Тимоха растерялся, не зная, что ответить.
– Дома дядя Сано-то? – спросил Степан.
– А куда он денется?! Дрыхнет! Пьяный, как всегда! – злобно ответила хозяйка. – Не упредил он меня, чтоб к дорогим гостям приготовилась, так что извиняйте, стол не накрыт!
Тимоха зло плюнул, развернулся и пошёл к воротам. Можно подумать, он напрашивался в гости. Жил столько лет без этого отца и дальше проживёт.
Глава 7
Стёпка хотел было пойти следом за братом, но на крыльцо вдруг вышла Ульяна и слегка кивнула ему головой в знак приветствия. Парень тут же встрепенулся, в глазах вспыхнули огоньки. Это не ускользнуло от цепкого взгляда Татьяны. Никак, кавалер выискался? Только этого ей не хватало! Опять эти Беловы встают на её пути.
– Чего ты выскочила? – заворчала она на дочь – А ну, марш в избу! И нечего тут глазки строить!
– А я и не строю, – надулась Улька, но не сдвинулась с места.
– Вижу, не слепая! – рявкнула мамаша, провожая взглядом незваного гостя, который шёл к воротам, то и дело оборачиваясь на девку.
– Чего оглядываешься?! – крикнула Татьяна вслед парню. – Забудь сюда дорогу! В другом дворе девок выглядывай, а моих не трожь! Не позволю!
Ульяна стояла, потупив глазки, но изредка, пока не видит мать, бросала на Степана робкие взгляды. Это, конечно же, не укрылось от него. Запирая ворота, он махнул девке рукой на прощанье, чем вызвал новый всплеск Татьяниной ругани. Ну и пусть поорёт тётка. Все знают, какой у неё скандальный характер. Стёпку это не остановит. Он же видит, как Улька на него поглядывает, и теперь он точно не отступится.
С довольной улыбкой Степан вышел за ворота. Поглядел по сторонам – Тимохи нигде нет. Во, даёт братец! Уже успел до дома добежать. Но дома его не оказалось. Встревоженная тётушка Маруся стала пытать, куда они ходили, где сейчас Тимка. Степан честно рассказал ей, что ходили они к дяде Сану. Тогда она решила, что парень у своего отца остался, и опять взялась расспрашивать Степана. Пришлось ему поведать, как неласково их там встретили и даже на порог не пустили. Этому она не удивилась, вполне в Татьянином духе. Но Тимка-то куда подевался? Стёпка только плечами пожимал.
– Как же так? – недоумевала Маруся. – Вы вместе вышли из Санова двора, а пришёл ты один? Не ври мне, Степан! Говори сейчас же, где Тимофей?!
– Да не знаю я! Он вперёд вышел, я думал, что он уже тут.
– Я тебе не верю! Что-то вы удумали! – не унималась Маруся.
Её терзала тревога за сына. Парень он норовистый, не приведи, Господи, натворит чего. Надо срочно что-то делать, искать надо. А где искать? Куда бежать? Стёпка божился, что не знает, куда Тимоха направился.
А Тимофей в это время шёл по берегу пруда. Выскочив из двора, он бросился куда глаза глядят и свернул в первый попавшийся заулок. Поплутал немного по улицам и вышел к пруду. Он узнал это место. На берегу стояла кузня, которая когда-то принадлежала его деду Петру Кузьмичу. Отец приводил его сюда в детстве и рассказывал, как они с братьями осваивали здесь кузнечное ремесло. Тимоха усмехнулся – оба его отца работали тут. И за что с ним жизнь так пошутила? Два отца! Он вздохнул и пошёл дальше вдоль берега. Солнце клонилось к закату, оставляя на воде красивую розоватую дорожку, которая переливалась и слепила глаза. На пруду плавали лодки. Видать, влюблённые парочки катаются, или кто с того берега из леса возвращается. Тятька сказывал ему, что пруд этот образовался, когда ставили заводскую плотину. Тут как раз сливаются две небольшие речки. В детстве отец с братьями, Ефимом и Саном, часто ходил сюда купаться. Дом-то их недалеко стоит. Однажды они пытались на спор переплыть пруд в самом широком месте, и младший, Сано, чуть не утонул тогда, а старшим потом сильно досталось от их батюшки. А теперь этот Сано вдруг оказался Тимохиным отцом.
Тимофей шагал и думал о своём. Он и не заметил, что пруд закончился, и идёт он уже вдоль устья реки, которая была тут ещё достаточно широка. Его внимание привлекла лодка, плывущая как-то странно, она дёргалась то в одну, то в другую сторону. На корме сидел незнакомый парень и грёб одним веслом, опуская его в воду попеременно с каждой стороны.
– Помогите! – услышал он вдруг слабый голосок и пригляделся повнимательнее. Голос вроде женский, а в лодке бабы не видно. И тут Тимоха увидел, что к берегу кто-то плывёт, в переливах играющей на воде дорожки виднеется голова. Из-за солнечных бликов он её сразу и не разглядел.
– Помо-ги-те! – снова раздался тот же голос.
Тимофей сбросил рубаху и кинулся в воду. Парень в лодке перестал грести, наблюдая за ним. Девица вцепилась в своего спасителя, лишь только он приблизился к ней. Тимофей, собрав все силы, потянул её к берегу. Когда они вышли из воды, лодка развернулась и поплыла прочь.
– Спасибо! – сказала девка, переведя дух, и смущённо опустила глаза.
Она была невысокого роста, с виду лет пятнадцати-шестнадцати. Лицо бледное, посиневшие губы мелко трясутся. Мокрый сарафан облепил стройную фигурку.
Тимоха протянул ей свою рубаху:
– На-ко вот, переоденься там, за кустами. Твою-то одёжу надо отжать хорошенько да подсушить немного.
Девица взяла рубаху и с благодарностью посмотрела на своего спасителя. Глаза у неё оказались огромные, серые, опушённые длинными чёрными ресницами. Парень невольно отвёл взгляд, а потом обернулся и смотрел ей вслед, пока её прямая спина с длинной косой не скрылась за кустами. В это время мимо проходил паренёк с удочкой, Тимоха спросил, нет ли у него спичек. Тот утвердительно кивнул, и вскоре на берегу был разложен небольшой костерок.
Когда девица вышла, возле костра уже лежал ствол старого дерева, подтянутый поближе к огню. Тимофеева рубаха едва доставала ей до колена, и она то и дело смущённо одёргивала её руками. Парень понимающе отвернулся, рукой указав ей на бревно. Она благодарно кивнула и, усевшись, натянула рубаху на колени. Он взял её одежду и повесил на длинную палку, воткнутую в землю тут же, у костра.
– Как тебя звать-то? – спросил он.
– Дарья Корнилова, – взглянув ему в глаза, бойко ответила девица. – А тебя я знаю, ты Аси Беловой брат, из Екатеринбурга. Только имя не помню. Мы напротив вашей бабушки живём. А Ася – моя подружка.
– Тимофей я, – сказал он, посмотрел на неё внимательно и добавил:
– Что-то я тебя там не видал.
– Зато тут увидал, – улыбнулась Дарья.
Она уже пришла в себя и немного повеселела.
– Как ты в воде-то оказалась?
– Ванька Кривов позвал меня на лодке покататься. Вот мы и катались. А потом он предложил выйти на том берегу да в лесочке погулять. Я отказалась, а он всё равно стал к берегу грести. Намёки всякие делал, мол, мы с тобой осенью всё равно поженимся, чего ты боишься, никто же не узнает. А вокруг, как нарочно, никого нет, все лодки там, вдалеке остались. Я сказала, что не выйду на берег, он начал тянуть меня за руку. Вот я изловчилась, выдернула весло из уключины, да и треснула его по спине. Он свалился, а весло-то о борт лодки лопастью задело и поломалось. Видно, я со страху-то долбанула со всей дури. А сама прыгнула в воду, да и поплыла на этот берег. Он очухался и за мной следом с одним веслом. Хорошо, что ты тут оказался, я, как увидала тебя, сразу кричать начала, иначе Ванька настиг бы меня. Вот и вся история, – улыбнулась смущённо Дарья.
Тимоха смотрел на девицу и удивлялся – с виду такая маленькая, беззащитная, а сколько же в ней силы. Сумела противостоять здоровому парню, да ещё и вплавь бросилась от него.
– А ты-то как тут оказался, спаситель мой? – спросила она с улыбкой. – Словно Господь мне тебя послал в нужную минуту.
Он сел рядом с ней на бревно и ответил:
– День у меня сегодня такой, что от всех убежать захотелось, одному побыть. Вот и забрёл сюда.
Может, и впрямь, Господь привёл.
Даша внимательно смотрела на него, словно ожидая объяснения, и Тимоха вдруг начал рассказывать ей свою историю. Он не знал, почему это делает, но чувствовал, что она его поймёт. Он то говорил, то замолкал, теребя при этом пальцы или сжимая их в кулаки, и снова продолжал говорить, словно выталкивал из себя свою боль.
И она поняла. Положила ладонь на его кулак и осторожно так погладила. А он свою ладонь поверх её руки и тоже тихонько погладил. И стало вдруг на душе его так легко, словно выплеснул он оттуда всё ненужное, освободился от обиды и боли и впустил взамен этого что-то хорошее и светлое. Так они и сидели, не разнимая рук. И молчали. И было в этом молчании какое-то дивное единение промеж ними. Никогда ещё Тимоха ничего подобного не испытывал.
Он и не заметил, как село солнце. Костёр почти погас, а они всё сидели, не замечая назойливых комаров, осмелевших с исчезновением дыма.
– Моя одёжка уже высохла, – сказала Дарья, отнимая свою ладонь. – Пойду, переоденусь, а то тебя без рубахи-то совсем заедят, эвон, сколько комарья налетело! Да и домой уже пора. Потеряли нас, поди.
Она сняла с палки сарафан с рубахой и удалилась в кусты. А Тимоха всё сидел и улыбался. Что-то хорошее коснулось его сегодня, окутало своим теплом, словно убаюкало, и так не хотелось, чтобы всё вдруг исчезло.
